Съежившись на тюремной койке, Криденс Бэрбоун не сводит невидящего взора с металлической двери. В первые дни после нападения Хьюго сердце у юноши точно разрывалось: он плакал от отчаяния, от тревоги за Персиваля. Теперь же в душе у него наступил странный «штиль» – лишь изредка в нее вторгаются какие-то эмоции, удивительно блеклые и отрывистые.
Все же, когда дверь камеры отворяется, Криденс выходит из состояния отрешенности. С мольбой он смотрит на приближающегося волшебника, и достаточно заглянуть в его блестящие глаза, чтобы понять: он хочет только одного – узнать хоть что-то о судьбе любимого человека.
Замерев подле койки, Грин-де-Вальд какое-то время изучает юношу. Борьба внутри него разыгрывается снова и – хоть со стороны это незаметно, ему требуются усилия, чтобы сказать:
– Хочешь попрощаться с Персивалем?
При этих словах Криденс содрогается всем телом.
Попрощаться? Что он имеет в виду? Ему что же, предлагают посмотреть на казнь? От этой мысли внутренности у него будто покрываются инеем…
Словно бы догадавшись о его потаенном страхе, Грин-де-Вальд поясняет:
– Персиваль умер вчерашней ночью. Ты хочешь сказать ему последнее слово?
Как ни странно, но при этом известии у Криденса точно сваливается с души камень. Значит, это случилось… теперь все – в его треволнениях больше нет смысла.
Утвердительно кивнув, юноша следует за магом к соседней камере. Уже в дверях им овладевает панический ужас – он вдруг представляет себе, что увидит не просто мертвое тело, а изуродованный труп. Ему требуется вся сила воли, чтобы выйти вперед и взглянуть на то, что доселе заслоняла строгая синяя мантия.
Персиваль Грейвс покоится на спине, расслабленно вытянувшись, чуть свесив с койки левую руку. Глаза у него закрыты, а на его бледном лице застыло выражение безмятежного покоя.
«Он словно спит», – думает Криденс, приближаясь к бездыханному телу.
Дивясь собственному спокойствию, он вытягивает ладонь и легонько касается щеки мракоборца. Она неестественно холодна… и бела – как будто вылеплена из снега.
Бледен, холоден, мертв. Но зато он больше не мучается, больше никогда не будет страдать…
Слышаться удаляющиеся шаги: не желая тяготить юношу своим присутствием, Грин-де-Вальд покидает камеру. Оставшись в одиночестве, Криденс целует Персиваля в лоб, а после – забирается на койку и ложится рядом. Боль пронзает его сердце, когда, обняв мракоборца поперек груди, он не ощущает ничего, кроме холода. Он ведь помнит, каким теплым было это тело, как билась в нем жизнь…
Но это безмятежное лицо – от него невозможно отвести взгляд. Действительно: он как будто спит и видит хороший сон… наверное, это лучшее, что они могут получить. В конце концов, они в руках врага – на что еще они могут рассчитывать? Спокойная, безболезненная смерть – не это ли он пытался вымолить для своего Перси?
И вот его мольбы услышаны… все – конец всему. Конец всем его мечтам, но и всем страхам, его любви, но и самым невыносимым его страданиям…
Уткнувшись в плечо мракоборца, юноша роняет на него беззвучные слезы. Умереть бы – вот здесь, прямо сейчас. Чтобы вечно лежать на этой койке, обнимать это тело – сливаться с его холодом, его белизной…
Криденс не замечает, как веки его смежаются, а рассудок засыпает, надеясь излечиться от душевных ран. Ему снится прекрасное надгробие, увитое плюшем – он видел такое на каком-то старинном кладбище перед церковью. Он подходит к нему, чтобы выбить на камне любимое имя…
В этот момент плеча его касаются чьи-то пальцы. Он не открывает глаза, но видение все же пропадает. Он снова чувствует холод и приятную шероховатость чужой рубашки, ощущает сумрак камеры.
Чья-то сильная рука тянет его за запястье. Потом – осторожно трясет за плечо, снова тянет… с ужасом Криденс понимает, что кто-то пытается разомкнуть его объятия. Конечно: Грин-де-Вальд пришел за телом…
Эта мысль наполняет все его существо леденящим ужасом. Ему хочется сказать: «нет! Пожалуйста, не забирайте его!», но он не смеет. Ведь он уже просил темного мага о милости – стоит радоваться тому, что хоть единожды он внял его просьбе.
И все же Криденс не может заставить себя расстаться с телом. Что есть мочи он сжимает его в объятиях, а когда живая рука касается его вновь, стонет, вкладывая в стон все невысказанные мольбы. Ладонь Грин-де-Вальда вздрагивает, будто в нерешительности, но не успевает юноша обнадежить себя, как виска его касается волшебная палочка. Розоватая вспышка озаряет его веки, и в то же мгновение он погружается в неестественно глубокий сон. Ему кажется, что он уснул лишь на долю секунды, но когда он открывает глаза, то видит, что Персиваль исчез, а его руки обнимают лишь воздух.
Чья-то тень наползает на опустевшую койку. Приподнявшись, Криденс встречается глазами с темным магом.
Лицо Грин-де-Вальда бесстрастно, равно как и его голос:
– Можешь покинуть темницу. В замке полно свободных комнат – выбирай любую.
С недоумением Криденс провожает взглядом подол синей мантии. Но когда та уже намеревается скрыться за поворотом, им резко овладевает новый страх. Встрепенувшись, он поспешно окликает чародея:
– Сэр!
Грин-де-Вальд останавливается.
– Сэр, скажите…, – Криденс сглатывает, – скажите, что мне теперь делать?
Полуобернувшись, Грин-де-Вальд смеряет его странным, ничего не выражающим взглядом:
– Что хочешь, – отвечает он и, шелестя мантией, скрывается во тьме коридора.
Постепенно шаги его стихают, заглушаемые толстым камнем. В камере повисает гнетущая тишина.
И тут только Криденс понимает,
что произошло. Персиваль мертв… он больше никогда его не увидит… он теперь один.
Упав на койку, юноша прячет лицо в ладони. Тело его бьется в рыданиях, и ничто более не заглушает его горе – ведь того безмятежного лица больше нет.
С болью Криденс думает о том, что случилось с драгоценным телом… что Грин-де-Вальд с ним сделал? Безжалостное воображение уже рисует ему ужасные картины – вроде тех, что можно увидеть на страницах позорной магловской истории… нет, этого не будет! Грин-де-Вальд не такой, он не варвар… быть может, ему еще удастся посетить могилу Персиваля – надо лишь узнать, где она.
Эта пусть и безрадостная мысль придает юноше сил. Вытерев слезы, он усаживается на край матраса и только теперь замечает, что его камера не заперта. Вспомнив слова темного мага, Криденс боязливо выглядывает в коридор. Тот встречает его пустынным сумраком.
Вздрагивая от звука собственных шагов, юноша покидает привычную камеру и начинает исследовать подземелье. Ряды одинаковых, пронумерованных металлических дверей, один конец коридора теряется в темной глубине, в другом маячит свет и вырисовываются ступени винтовой лестницы.
Поднявшись на первый этаж замка, Криденс слепнет от непривычно яркого света. Протерев же глаза, он с робким любопытством оглядывает украшенные барельефами стены и забранные ажурными решетками окна. До ушей его доносится какой-то шум – точно испуганный крольчонок, он ныряет в ближайшую входную арку и оказывается в маленькой гостевой комнате. Не будь он столь подавлен горем – наверняка не удержался бы от того, чтобы не занять одно из замшевых кресел и не поваляться на мягком узорчатом ковре.
В гостиной юноша не задерживается: бесцельно плутая по замку, он постепенно свыкается с его звуками и забывает о глупом страхе. В одном широком холле Криденс натыкается на незнакомого волшебника в голубоватой мантии. Тот бросает на него растерянный взгляд, но не говорит ни слова. В библиотеке юноша встречает изысканную колдунью в изумрудном одеянии – та смотрит на него с презрением, но опять же обходится только молчанием. Несколько сбитый с толку таким равнодушием со стороны сподвижников Грин-де-Вальда, Криденс продолжает изучать бесконечные помещения Фреймагихерца – до той поры, пока из его ажурных окон не вырываются закатные лучи. Когда же за ними загораются первые звезды, он находит пристанище в одной из многочисленных гостевых комнат и растягивается на диване.
Будильником юноше служит чувство голода – он не ел уже двое суток. Пожалуй, голод является и единственным, что заставляет его подняться с дивана, сбросив тяжелый хомут горя.
Внутреннее чутье подсказывает Криденсу, что кухня в замке должна находиться где-то внизу. И правда: когда он забредает на цокольный этаж с круглыми, расположенными под самым потолком окошками, ноздри ему начинают щекотать аппетитные запахи. Три из повстречавшихся ему дверей оказываются запертыми, за четвертой же ему открывается необычное зрелище.
В теплых отсветах шести огромных каминов блестят башни из полированных сковородок, мисок и кастрюль. На трех длинных столах громоздятся сырое и копченое мясо, мешки с крупами, караваи хлеба, разноцветные бутылки. Над ними суетятся, бегло переговариваясь на диковинной смеси английского, немецкого и латыни, забавные существа – они походят на хрупких карликов с огромными глазищами и ушами летучих мышей. Одеяниями им служат лишь чистые холсты, повязанные на манер тоги. Вспомнив рассказы Персиваля, Криденс догадывается, что это – домовые эльфы.
Как и чародеи, домовики никак не реагируют на присутствие юноши – только чуть поводят ушами, когда он приближается к столам. Взяв несколько ломтей хлеба и ветчины, Криденс устраивается на перевернутой кастрюле. Кухня кажется ему очень уютной, но безразличное отношение поваров точно бы наполняет ее холодом, который не способно разогнать даже жаркое каминное пламя.
Продолжив блуждания по замку, юноша встречает сторонников Грин-де-Вальда, следующих на завтрак – те отвечают ему тем же равнодушием. В одном тенистом холле он натыкается на того самого волшебника, что пытал Персиваля. От ужаса Криденс замирает как вкопанный, но яростный чародей лишь бросает на него уничтожающий взгляд и, бессильно сжав кулаки, резко заворачивает в какую-то арку… это ввергает юношу в полное недоумение. Что происходит? Почему никто не пытается ему вредить?
Эти мысли занимают сознание Криденса, когда он чувствует на своей щеке дуновение ветра. Это пусть и простое, но уже несколько позабытое ощущение заставляет его подпрыгнуть. Манимый свежим воздухом, юноша отыскивает балконную дверь и, чуть помучавшись с хитроумной ручкой, выходит на лоджию. Сердце его трепещет в порыве безумного ликования, когда он видит, что скрывали от него каменные стены.
Перед ним во всем своем великолепии раскинулись Альпы. Их заснеженные вершины блестят в лучах солнца, подножия поросли темно-зеленым лесом, в котором поблескивают серебристые ленты рек. Внизу – у той горы, что облюбовал замок, рассыпался черепичными крышами волшебный городок, вверху неистово синеет безоблачное небо.
Вдохнув полной грудью, Криденс чувствует, как в легкие ему врывается холодный, пьянящий воздух. Несмотря на всю тяжесть горя, он ликует при виде этой неприступной красоты… но уже спустя минуту горе обрушивается на него с удвоенной силой.
Как жаль, что Перси этого не увидел!
Понурившись, Криденс возвращается в замок. Этой ночью он находит приют в кладовой, растянувшись на мешках с крупами. Солнце поднимается высоко над горизонтом, когда он покидает свою невзрачную ночлежку – грустный, с опущенными плечами и все еще мокрый от слез.
* * *
Прожив в Фреймагихерце еще три дня, Криденс начинает понимать, что происходит. Похоже, всем обитателям замка воспрещалось его обижать – как действием, так и словом, но в то же время Грин-де-Вальд не принял его в свою «семью». Однажды юноше удалось повстречаться и с самим темным магом – тот тоже игнорировал его, словно бы он являлся мебелью. Даже гневный волшебник – из подслушанной беседы Криденс узнал, что его зовут Хьюго, и то перестал прожигать его взглядом. Для жителей замка он был не более, чем призраком… пожалуй, даже чем-то меньшим – ведь с привидениями хотя бы разговаривают.
Нет худшего одиночества, чем одиночество в толпе, и на четвертый день Криденс решает покинуть замок. Он отыскивает незапертую калитку и узкую серпантиновую дорожку, спускающуюся с горного склона. Но едва он добредает до ее середины, как задается вопросом: куда ему идти? Спуститься в город Грин-де-Вальда? Там ему точно не будут рады. Преодолеть Альпы? Невозможно…
С досадливым вздохом юноша взбирается обратно и, все же не желая возвращаться за замковые стены, начинает плутать по саду.
Сад темного мага – его недавняя находка. Он забрел туда, привлеченный диковинным ароматом колдовских трав, цветов и деревьев. Помимо них сад украшают беседки, искусственные ручейки, каменные мостики и усыпанные гравием тропинки.
В этот раз, петляя по ним, Криденс находит кое-что новое: на самой окраине сада выстроено некое подобие летней кухни. Крошечный деревянный домик с одной-единственной комнатой выглядит заброшенным – дверь его перекосилась, одна стена скрыта плюшем. Глядя на нее, Криденс вспоминает привидевшееся во сне надгробие Персиваля… не поселиться ли ему здесь? Тут его никто не потревожит, и он не будет страдать от чужого безразличия.
Из разведанного хранилища юноша крадет комплект постельного белья и кое-какую утварь. Теперь все свое время он проводит в сиротливом жилище, лишь иногда устраивая вылазки на кухню. Деревянный выступ – то ли скамейка, то ли низкий разделочный стол, служит ему кроватью. Лежа на нем, Криденс кутается в одеяло, обнимает подушку, представляя, что это Персиваль и рисует в воображении его лицо. В сумерках он нередко вспоминает свои ошибки и грустит о том, что не может их исправить.
«Если бы… если бы…», – эти слова всю ночь стучат у него в висках.
Неизвестно, сколько проходит дней – время потеряло для одинокого юноши всякий смысл. Постепенно он перестает видеть его и во всем остальном: во вкусной еде, свежем воздухе, красивых пейзажах и наконец – в собственной жизни.
В один особенно тоскливый вечер Криденса посещает внезапная страшная мысль: а не покончить ли ему с собой? Зачем ему такая жизнь? У него ничего нет, а там – где-то
там, он сможет вновь встретиться с Персивалем…
Подбадривая себя сладостными мечтами, юноша взбирается на скалу вблизи сада. Он не боится высоты, но все же с трепетом смотрит в разверзнувшуюся перед ним пропасть… наверное, это очень больно – вот так, с такой огромной высоты удариться о камни. И могилу Персиваля он так и не увидит, а когда умрет, то будет валяться на окровавленных камнях, а не лежать рядом с ним, в уютной мягкой земле.
Мечты и странные горькие желания вторгаются в сознание юноши, заставляя его цепляться за жизнь. Эта внутренняя борьба ввергает Криденса в отчаяние: застонав, он впивает пальцы себе в волосы и раскачивается на краю скалы, но так и не решается с нее спрыгнуть.
Ругая себя за свою нерешительность, Криденс отправляется в замок, на очередную вылазку за едой. По пути ему опять-таки встречаются сторонники Грин-де-Вальда, в их группе он замечает и Хьюго… и тут новая мысль осеняет его отчаявшийся разум: что, если ему спровоцировать этих людей? Они его ненавидят и только из преданности темному магу сдерживают себя. Если в их присутствии он как-нибудь оскорбит Грин-де-Вальда, то уж точно подпишет себе смертный приговор.
Эта новая мысль о самоубийстве покидает сознание Криденса даже быстрее, чем предыдущая. Неожиданно для себя самого он понимает, что не хочет умирать таким образом… о, нет: дело не в том, что он боится чужой ярости. Просто он хочет, чтобы его смерть была спокойной, чтобы ему сказали: «спи, Криденс Бэрбоун!» и отпустили с миром, а не осыпали проклятиями.
В эти сумерки Криденс как никогда ощущает свое одиночество. Оно кажется ему беспросветным и самое страшное – вечным… сколько еще он проживет? Он совсем юный – впереди долгие годы…
Бредя по тропинке обратно к своему жилищу, Криденс сутулится, точно бы сгибаясь под тяжестью мыслей. Уже бесчувственно, механически он утирает струящиеся слезы, даже не замечая то, что они стали черными…
* * *
Пригревшись в коконе из одеяла, Криденс погружается в сон. Ему снится берег ручья – вроде того, что протекает в саду темного мага. Он рыщет по этому берегу, что-то ища – кажется, что-то острое, что-то, чем можно было бы выбить надпись на камне.
Начинается дождь – капли неприятно текут ему за шиворот, рубашка промокает. Ручей делается все шире, выходит из берегов – вот вода уже подступает к его ботинкам… а вот ручей превращается в реку и уже готовится захлестнуть его…
Встрепенувшись, Криденс просыпается. Еще ночь – комната утопает во мраке, из сада доносится протяжное уханье ночных птиц. Странно: он не слышит шума дождя, а его одежда продолжает намокать…
Намокать? Но он же спит под крышей!
Вздрогнув, юноша ощупывает рубашку. Мокрая… какая-то темная жидкость стекает по его подбородку – похоже, пока он спал, из носа у него пошла кровь.
Закинув голову, Криденс зажимает пальцами ноздри, но уже скоро начинает задыхаться. Жидкость течет, не преставая – темные пятна уже появляются на одеяле, рубашка и вовсе промокла насквозь. Тут он с ужасом замечает, что подозрительная жижа течет у него и из ушей. К горлу подкатывает неприятная горечь – он харкает и ставит на постель еще одно пятно. Вся комната наполняется едким, до странности знакомым запахом…
В сознании Криденса встает картина прошлого:
сверкающий купол… ловушка… невыносимая боль… черная лужа… лужа!
Обскур!
От изумления он временно забывает о своем страхе. Обскур? Но он же уничтожен! Грин-де-Вальд лишил его силы…
Но тогда что это такое? Он будто растворяется: одеяло уже мокрое и по всему телу растекается какое-то странное ощущение – оно словно бы делается дряблым…
Страх Криденса сменяется животным ужасом. Угрожающее, противоестественное ощущение делается все сильнее… что ему делать? Как это остановить? Он даже не имеет понятия о том, что с ним происходит!
Находится в пропахшей комнате неприятно и жутко. Выбравшись из мокрой постели, юноша покидает жилище. Луна озаряет кроны фруктовых деревьев, слуха достигает хрустальное журчание воды. Можно сходить к ручью – хотя бы умыться, от этого уже будет легче.
Переставляя непослушные ноги, Криденс спускается к каменистому берегу. Снова харкнув, он зачерпывает чистую воду и подносит ладони ко рту…
И тут он чувствует
это. Боль – невыносимая, обжигающая, пронизывает каждую клеточку его тела…
Вскрикнув, Криденс растягивается на берегу и в то же мгновение чувствует, как внутри у него что-то сжимается. Боль съеживается, точно кошка перед прыжком, намереваясь атаковать его снова… нет, только не опять! Он этого не вынесет!
Ужас точно подстегивает юношу, заставляя его подняться и броситься обратно к сиротливому жилищу – единственному родному уголку. Но на середине пути боль снова вонзает в него зубы, и он с криком падает на острый гравий, разбив в кровь колени. Стискивая челюсти, дабы сдержать рвущийся стон, Криденс кое-как встает на едва гнущиеся ноги. У него возникает странное чувство – как будто он видит себя со стороны. Бледный юнец, точно вымазанный чернилами, с перекошенным страдальческим лицом… кого-то он себе напоминает! Конечно: похоже выглядел Грин-де-Вальд после его безжалостного нападения на площади Нью-Йорка.
И как темному магу удалось выжить с такими ранами? Как он вообще мог стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы думать о своем спасении?
Неожиданно ужас, овладевший Криденсом, ослабевает свою страшную хватку. Глаза его обращаются к ночному небу, на фоне которого вырисовываются башни и желтеют окна Фреймагихерца.
Грин-де-Вальд! Вот кто может ему помочь! Нужно лишь добраться до замка – всего-то пройти по этой тропе. Грин-де-Вальд знает, что с ним делать – он вылечит его или же умертвит. Оба варианта кажутся Криденсу достаточно воодушевляющими.
Скрипя зубами, он хромает по серебристо-белому гравию. На каменном мостике, переброшенном через дальний ручей, боль снова превращает его тело в стенающую груду плоти… только бы ему не стало хуже! Только бы ему хватило сил…
Уже ползком юноша добирается до крайних деревьев. Лунный свет отражается от кованой изгороди и червонных завитков садовой калитки. Кое-как Криденс встает на колени и, схватившись за прутья, наваливается на нее всем весом. Калитка не поддается. Он ударяет в нее, и по телу его прокатывается еще одна волна боли. Звон растревоженного металла кажется юноше глухим – он чувствует, что начинает терять сознание.
В отчаянии Криденс подтягивается к кованым прутьям и кричит, молясь, чтобы ему не вторили говорливые ночные птицы:
– Мистер! Мистер Грин-де…
С последним словом изо рта у него вновь выплескиваются отвратительные «чернила». Боль впивается в него, и Криденс вдруг понимает – теперь она его не отпустит. Все кончено: он умрет здесь, умрет в страшных муках…
Чей-то голос достигает его затуманенного разума, когда он скрючивается на холодной земле. Перевернувшись на спину, Криденс слепнет от яркого света, разливаемого переносным фонарем. Чья-то мантия заслоняет небо, в свете фонаря вырисовывается изумленное лицо незнакомого ему волшебника. Затем оно словно гаснет, гаснут и луна, и звезды, и окна величественного замка. Веки юноши тяжелеют, но еще до того, как они смыкаются, глаза ему застилает тьма.
