Reminiscentia

* Ferro ignique! — Огнем и мечом! (лат.)

Она не выходила из темной душной комнаты весь день. С того момента, когда подошла к кровати Эрерху и тихо позвала ее, но поняла, что та уже не отзовется. И хотя она знала, что так и будет, но все-таки ноги подвели ее. Она разом осела возле ложа умершей и уставилась в одну точку немигающим взглядом. Ей вспомнилось, как долго тянулись последние три дня, как стонала во сне несчастная отмучившаяся, как металась по кровати, вцепившись в простыню… А теперь она лежала среди одеял, будто спала мирным сном, будто и не было никаких мучений и стонов. А на губах ее застыла легкая улыбка, словно уверявшая, что в своем сне она была в самом прекрасном месте на земле. Сидя у ее кровати на потертом деревянном полу, она снова видела Эрерху в их последний разговор. Помнила, как в холодном поту, та тихо позвала: — Хельга… — голос был еле слышен, словно шуршание осенних листьев за окном. — Хельга, подойди… И она подошла, превозмогая страх и слабость в коленях. Эрерху протянула руку, уцепилась за ее подол. Невидящим взглядом она уставилась в потолок. Ее лицо, некогда прекрасное и молодое, было высохшим, с темными кругами под глазами, волосы, что в юности текли медной рекой по плечам, спутались и давно потеряли цвет. Кашель не давал ей говорить долго, каждый раз, после очередного приступа она откидывалась на подушку. — Хельга… ты должна меня выслушать и запомнить все, что я скажу…. И она слушала, протирая холодной водой лицо больной. Но никак не могла сосредоточиться, мысли путались и метались. Как по заколдованному кругу, она спрашивала себя, что будет дальше? Всевышний Митра, что будет, когда она останется одна? И словно отвечая на вопрос, Эрерху принялась говорить ей о будущем. Она видела это во сне. Эрерху сказала, что через три дня она уйдет к праотцам. И именно в этот день, когда солнце будет клониться к закату, к ним придут демоны, одетые в железо. И демоны повергнут в ад их дома, заберут жизни их мужчин, искалечат детей и обесчестят женщин. Она уже не увидит всего этого. Они сожгут ее тело в пламени огня. Но Хельга не должна волноваться. Она видела во сне… Ей будет знак, нужно следовать за ним. Нить судьбы приведет ее к сильным волшебникам и накрепко свяжет их жизни. Она не останется одна… Позже она отплатит за их доброту и вернет долг, однажды и она спасет их. И так начнется новое время для Великой Четверки. — Не сейчас, гораздо позже, — горячо шептала Эрерху, ворочаясь и смахивая платок с холодной водой, которым Хельга промокала ее лоб. — Ты все поймешь сама. Помощь придет в самый темный час, когда ты вспомнишь одно имя. Она приподнялась на локтях в новом приступе кашля, пристально посмотрела на Хельгу, и на секунду той показалось, что взгляд Эрерху прояснился, а слова ее были произнесены осознанно, а не в горячем бреду. — Я запишу все это для тебя. Эрерху попросила пергамент и сок можжевельника, который давал красно-бурый цвет. Так она провела несколько часов, сосредоточенно выводя странные письмена, еле различая что-то в тусклом свете свечи. Эта работа отняла последние силы, и Хельга несколько раз мысленно порывалась отобрать у наставницы перо, но не рискнула лишить умирающую последней радости. Глаза Эрерху снова светились едва уловимым огнем, совсем как раньше, когда она была здорова. Наконец, та отдала свитки Хельге: — Эти знания многие века передавались моими наставниками только из уст в уста. Я не успела рассказать их тебе, милая. Сохрани и прочитай… но не сейчас, — тут же добавила она, взяв Хельгу за руку, мешая ей заглянуть в пергамент. Пальцы Эрерху были сухими и невероятно горячими. — Прочти потом, когда придет время. Когда расцветет голубая омела… — Голубая омела? — еле слышным эхом повторила Хельга. С горечью она подумала, что Эрерху опять теряет рассудок из-за проклятой лихорадки. Хельга с детства разбиралась в травничестве и знала каждое редкое растение в их лесу, но голубой омелы ни разу не видела. — Я должна была раньше все тебе рассказать… Теперь ты найдешь его сама, как будешь готова… — Эрерху, не тревожь себя лишний раз. Хельга растерянно мяла пергаменты с ещё непросохшими буквами в руках. — Будь сильной, девочка, — Эрерху устало отвернулась к стене. — Прими мой уход спокойно. Всевышний Митра позаботится о его дочери. Хельга ощутила приступ бессилия. Сок трав и отвары, которые она готовила все эти дни, уже не могли спасти Эрерху. Липкой волной ее затопил страх и осознание этой еще не случившейся потери. Она села на пол возле кровати, как сидела сейчас, и положила голову на влажную простынь больной. Ей было так тоскливо, так одиноко и так страшно в этой полутемной комнате! — Эрерху… — Слезы покатились по щекам горячими солеными дорожками. Казалось, вот-вот знакомая ладонь погладит по голове, как бывало раньше, и родной голос нежно произнесет: «Ну-ну, дитя мое, не плачь…» …Больная так и не пришла в себя. Теперь, когда она смотрела на умиротворенную застывшую улыбку Эрерху на мертвом бледном лице, ей почему-то становилось спокойно. Смахнув тыльной стороной руки слезы, Хельга заставила себя подняться. Она поцеловала умершую в лоб, затем совершила ритуал омовения, натерев ее тело маслом мирты. Заплела волосы Эрерху в косы и одела ее в лучшее платье — из тяжелого темно-зеленого сукна с золотой вышивкой по вороту. Эрерху так любила его. Приподняв голову умершей, Хельга надела ей на шею амулеты и талисманы, которые та всегда носила. А затем убрала ее ложе цветами. По памяти Хельга прочитала короткий монолог на латыни, который однажды зазубрила наизусть по просьбе Эрерху еще в детстве, и который потом иногда произносила над умершими в деревне, когда сама Эрерху не могла этого сделать. Там говорилось о путниках, что находят дорогу и идут на свет во мраке. О тех, кто встречает этих странников на далеком прекрасном острове Авалоне, куда отправляются души волшебников. О том, что когда-то этот путник встретится с теми, кого покинул, и их новые жизни будут полны радости. Хельга понимала латынь совсем чуть-чуть, но слова проникали в сердце и приносили покой. Ее монотонный голос затих. В комнате повисла тягостная тишина. Хельга постояла минуту, глядя на постель. Такая красивая, в праздничном платье и цветах, Эрерху казалась вымыслом из древних сказаний, она больше не принадлежала этому миру. Горло сдавило новыми приступами слез. И тихие всхлипы нарушили одинокий полумрак опустевшей комнаты. Хельга не хотела думать, что делать дальше. Отдаленным эхом на ум пришли слова наставницы о том, что ей будет знак. Так что она взяла свитки Эрерху, прижав их к груди, и беспомощно опустилась на стул возле окна. Она стала ждать. * * * Когда они подъехали к Саутфлиту, крыши деревни были частично охвачены огнем. Запах гари ударял в нос, а облака окрасились багрянцем. Ровена и Годрик остановили лошадей на въезде в деревню, глядя на ужас и разор. Они опоздали — нормандцы вовсю орудовали копьями и мечами, разоряли и поджигали дома с алчными взглядами на грубых лицах. Крестьяне защищались, как могли — некоторые умудрялись стаскивать врага с лошади, уворачиваясь от грозящего им меча, и переходить в рукопашный бой. Некоторые, вооружившись вилами, граблями и палками, боролись до последнего за свою жизнь. Среди сражающихся мужчин Ровена увидела знакомого мальчика — раньше сэр Годрик обучал его фехтованию. Вспышка и резкий выкрик «Инсендио!» заставили ее быстро повернуться: нормандец с волшебной палочкой в руках произносил заклинание, направляя ее на один из домов. На крыше жилища тут же занялось пламя. С диким криком из дома выбежала женщина с плачущим ребенком на руках. Несчастная заметалась из стороны в сторону, но замерла, увидев захватчика. С наслаждением чужеземец поднял палочку, нацелив на жертву. Он произнес заклятие, и его голос потонул в общем гуле… Ровена резко отвернулась, не в силах следить за происходящим. Ей вдруг стало страшно. Она никогда не видела смерть так близко. Магов среди захватчиков было немного, но они были сильны. Именно сейчас она поняла, что не готова к тому, чтобы вступить в бой. Она ни разу ни с кем не дралась на магической дуэли. Тренировки с сэром Годриком не в счет: там она точно знала, что все закончится хорошо — одобрительной улыбкой и похвалой наставника, здесь все было по-настоящему. Гриффиндор обернулся к ней, судя по его воодушевленному виду и горящему взгляду, ему нравилось то, что он видел. Все вокруг возбуждало в нем воина, ему не терпелось вступить в бой. И это напугало Ровену еще больше, он казался безумцем. Но наставник вполне разумно произнес: — Их больше, чем я думал. Не понимаю, почему ни один волшебник не бросился на помощь. Нам нужны люди! Ровена еле различала, что он говорит, голос терялся в суматохе. Крики, ржание лошадей, треск горящих балок, лязг доспехов и оружия, плач детей и стоны… Она жестко приказала себе собраться, судорожно вцепившись в поводья. Это не помогло, ее затрясло. — Ты должна поехать за помощью, — продолжал Годрик. — Отправляйся на север, позови Шеклболта. Скажи ему, что нужно спешить. И загляни в соседние дома, объясни остальным волшебникам, как это важно. Она совершенно точно поняла, что не сможет сдвинуться с места, не сможет заставить себя сделать хоть что-нибудь. — Ровена?! Поезжай. Несись со всех ног! Годрик впился в нее взглядом. Она сглотнула, сжав зубы, от страха к горлу подкатила тошнота. Где-то вдалеке грубый голос произнес еще одно заклинание, и раздался пронзительный крик. — Езжай! Скорее! Годрик был разъярен. Его глаза полыхали. Но Ровена истерически замотала головой. — Нет, нет! Я не могу бросить вас! — она наконец-то нашла свой голос. «Они убьют их, этих крестьян, мальчиков и женщин, убьют их всех! И нас… Они убьют нас!» Ни о чем другом она не могла сейчас думать. Кто-то схватил ее за плечи, и сквозь туман мыслей Ровена поняла, что это сэр Годрик. Он больше не был разгневан. А, наоборот, спокойно смотрел ей в глаза твердым уверенным взглядом. — Ровена, послушай, ты должна спасти всех. Поезжай к Шеклболту. Расскажи ему все, он соберет остальных. Она почувствовала горячие руки на плечах и ощутила, как жизненная сила и уверенность Годрика перетекают к ней. — Ты сделаешь это? Она медленно кивнула. — Поспеши! Не прибавив больше ни слова, Гриффиндор вытащил меч из ножен и стремительно ринулся в бой, теряясь в орущей толпе. Глядя ему вслед, Ровена втянула побольше воздуха в легкие и развернула лошадь к дороге. * * * Шум снаружи заставил ее проснуться. Хельга и сама не заметила, как задремала. Она непонимающе огляделась вокруг. Комната была залита алыми лучами заката. Она потянулась ото сна. Но спустя мгновение реальность обрушилась на нее. Эрерху. «Нет, пожалуйста, пусть это будет неправда», — быстро подумала она, словно твердя про себя заклинание. Хельга медленно повернула голову к кровати, надеясь обнаружить ее пустой, и тут же зажмурилась. Женщина на ложе, утопающем в цветах, все еще была там. Резкий судорожный стон невольно вырвался наружу. Но слез не было. Видимо, они просто иссякли. Хельга медленно поднялась, ощущая себя совершенно разбитой и измученной. Крики людей и топот лошадей снаружи становились все громче. Она сразу поняла, что это. Демоны, о которых говорила Эрерху. Те, что придут на закате третьего дня. Мороз пробежал по коже, но Хельга осторожно двинулась к двери. Стараясь остаться незаметной, выглянула на улицу. И отшатнулась в ужасе. Теперь она поняла, каких демонов имела в виду Эрерху — чужеземцев! О них говорили в Саутфлите все дни напролет, но никто не верил, что они доберутся до их деревни. Она вспомнила, как беспечно высказывался Дульган Рыжий на совете: — Да зачем захватчикам нападать на нас? Сам король Эдуард, царствие ему небесное, водил с ними дружбу! Собравшиеся недовольно заворчали. А кто-то громко произнес: — Совсем спятил? Они хотят из нас своих рабов сделать! И скоро заявятся сюда! Дульган беспечно махнул рукой. — Значит, зададим им! Нас вон сколько! — Да у нас нет ничего — ни доспехов, ни оружия, все забрали датчане, — робко вступил в разговор юный мальчик с едва пробивающимся пушком над верхней губой. — Сэр Гриффиндор пытался нас научить владеть мечом… — Не упоминай этого имени! — перебил резкий голос. Местный священник выступил вперед. — Не стоит вспоминать язычников, что кичатся своими способностями. Эти якобы маги помогают своим нормандским друзьям и хотят выжить нас, простых людей, с наших земель. Мальчик резко обернулся к священнику, сверля его взглядом. — Это неправда, они… — Они язычники! Маги виновны в наших бедах! — глаза священника сверкали ответным огнем. — Хвала Господу, что колдуны покинули Саутфлит и поселились за его пределами. Мальчик не стал возражать, а обернулся к Дульгану: — Я о том, что у нас нет ни мечей, ни стрел, — только и произнес он. — Да, да! — раздался из толпы громкий выкрик. — Чем мы защитим свои семьи?! Дульган хохотнул с беспечным видом: — А на что тебе вилы, крестьянин?.. …Вспоминая эти разговоры, Хельга горько усмехнулась. Она видела жителей деревни снаружи. Лишь у некоторых получалось защитить себя. Чужеземцев было много, слишком много. И они были гораздо лучше обучены и защищены, в доспехах, на лошадях, с оружием, играющим бликами в багряном закате. Многие держали в руках волшебные палочки. Она никогда не видела их раньше, потому что не была знакома с волшебниками. Теми — настоящими, что в совершенстве владели заклинаниями. У них в Саутфлите были знахари, которые утверждали, что знают магию древних друидов. Но на практике все сводилось к рецептам лечебных настоек и самым простым наговорам, которые даже заклинаниями трудно было назвать. Эрерху всегда смеялась над ними. Она-то знала, что такое древняя магия, и что значат обряды и ритуалы друидов. Часть этих знаний она передала Хельге. Это была неподдельная всемогущая магия природных сил. И сейчас если бы только Эрерху была в этом мире, она смогла бы помочь, она смогла бы поднять силы стихий против захватчиков. «Но ее нет», — горько напомнила себе Хельга. Она устало прислонилась лбом к дверному косяку. Она одна, а там за дверью первобытные варвары. Реальность была беспощадной. Что ей делать? Что?! В памяти звучал тихий шепот Эрерху: «…тебе будет знак…» К ней закралась недостойная мысль, что возможно Эрерху ошиблась. Она лишь хотела успокоить ее — Хельгу. И теперь она в пустой комнате, утопающей в одиночестве и приторном запахе цветов, защищенная от мира лишь этой ветхой дверью, а там снаружи — верная смерть… * * * «Вспышки заклинаний исчезли, зарево пожаров стало бледнее», — с беспокойством отметила Ровена. Значило ли это, что нормандцы истребили поселок и двинулись прочь? Или жителям с сэром Годриком во главе удалось отстоять Саутфлит? Она кинула взгляд на своего спутника, что мчался впереди. Сэр Шеклболт. Ровена без труда отыскала его, и сейчас они неслись в сгущающихся сумерках на красный отсвет над крышами деревни. Они были вдвоем, не обнаружив больше ни одного волшебника. Дома соседей сэра Шеклболта пустовали. Ровене горько было думать об этом, но она подозревала, что маги заранее узнали о нормандцах от сэра Бирсета и поспешили скрыться, чтобы не ввязываться в магловские войны. Вспомнив картины сражения, увиденные в деревне, она не могла их обвинить в побеге. Но и понять или оправдать их тоже не смогла бы. Сейчас Ровена удивлялась своему детскому ужасу. Ведь стоило ей отъехать от Саутфлита, когда она отправилась за сэром Шеклболтом, она тут же захотела вернуться и оказаться рядом с Гриффиндором, чтобы сражаться, стоя плечом к плечу. Она нашла наставника взглядом сразу, когда они вернулись в Саутфлит, по красному плащу и рыжим волосам. Однако, плащ был порван по низу, а лицо и борода сэра Гриффиндора — в брызгах крови. Ровене не хотелось думать, убил ли кого-то сэр Годрик в пылу боя. Сражение тихо сходило на нет. Опустошив деревню захватчики грузили награбленное добро на лошадей. Некоторые уезжали прочь, засунув окровавленные мечи обратно в ножны. С неприятным смехом по пути они поджигали крыши, что остались стоять нетронутыми. Но с некоторыми чужеземцами бой все еще продолжался. Даже если было ясно, кто победит, а кто проиграет — сейчас битва была наиболее ожесточенной. Ровена взглянула на Шеклболта. Он оцепенело взирал на открывшуюся панораму всеобщей суматохи, так же как и она в первый раз, не в силах сдвинуться с места. Ровена знала, что делать. Положив руку на плечо волшебника, она взглянула ему прямо в глаза и твердо произнесла: — Сэр Шеклболт. Вы должны быть сильным. Нам нужна ваша помощь. Помогите сэру Годрику. Ее спутник удивленно перевел на нее взгляд, а затем медленно кивнул. Шеклболт сдавил бока лошади, напуганной шумом и огнями, и бросился в гущу событий, мимо догорающих и разрушенных домов. Тяжело вздохнув, Ровена подняла взгляд к кроваво-красному небу, затянутому дымом пожаров: «Помоги нам!» — вдруг подумала она, сама не зная, у кого просит помощи. * * * Хельгой завладел первобытный страх. Она смотрела, что творилось снаружи, и ей становилось дурно. Нормандцы наслаждались своей силой, они рушили дома, убивали. Ей хотелось, чтобы чужеземцы подожгли и ее дом. Вместе с ней и несчастной Эрерху. Чтобы она оказалась как можно дальше от всего, что видела. Смех, зазвучавший совсем близко от ее убежища, заставил осторожно выглянуть наружу сквозь едва заметную щель. Это был, восседающий на лошади, нормандский всадник в доспехах. Холодные бесцветные глаза и выдвинутый вперед надменный подбородок. Он смеялся, держа в руке волшебную палочку, говоря что-то на грубом языке. Хельга обнаружила, что нормандец обращается к священнику. Но пастор не понял ни слова, лишь молча обжигал врага взглядом. Тогда нормандец усмехнулся и повторил уже на латыни с ощутимым акцентом: — Так ты считаешь нас язычниками? — Истинно так! — торжественно произнес священник. Впереди себя он держал серебряный крест. — Именем святой церкви, приказываю вам остановить ваших людей! Иначе Господь покарает вас! — Правда? — еще громче рассмеялся нормандец. — Ты сулишь мне кару небесную? Если твой бог есть, то самое время его позвать. Что-то тихо произнеся, варвар направил палочку на опешившего священника, и того подняло в воздух. Он закричал, замахал ногами, начал усердно креститься. В любой другой момент, Хельгу бы позабавил этот эпизод, многие в деревне недолюбливали здешнего пастора, но в представшей картине было что-то жуткое. — Где твои силы небесные? — допытывался нормандец. — Может, я твой бог? Ведь ты в моей власти! — Богохульник, язычник, демон! Господи, пресвятой Отче наш… — побледневшие губы священника торопливо зашептали молитву, он закрыл глаза. Непонятно откуда взявшийся сноп искр, выбил палочку из рук чужеземца. С истошным воплем священник упал на землю. На какой-то совершенно невообразимый миг Хельге подумалось, что это, и правда, кара Господа. Но мгновение прошло, и она увидела, еще одного наездника, тоже держащего палочку, подобную предыдущей. Красный плащ, развевающийся по ветру, рыжая борода, брови, грозно сдвинутые к переносице. Хельга узнала этого широкоплечего господина. В деревне много говорили о нем. Сэр Годрик Гриффиндор. Не сговариваясь и прожигая друг друга взглядом, Гриффиндор и нормандец двинулись навстречу друг другу, вынимая по пути из ножен мечи. Клинки скрестились с громким звоном. Потом еще, и еще… Хельга приложила ладонь ко рту. Она настолько увлеклась, наблюдая за происходящим, что совсем не заметила, как открыла дверь и вышла за порог, став заметной. Хельга осознала это, когда грубые пальцы впились в ее предплечье. Охнув от неожиданности, она резко повернулась. Еще один нормандский варвар! Что-то бормоча на своем языке, он с вожделением смотрел на нее и отвратительно улыбался, обнажая гнилые зубы. Хельга онемела, ноги стали подкашиваться, тело обмякло в руках чужака. Тем временем он подтянул ее поближе, стиснув в обхват, и запустил растопыренные пальцы в волосы. Она чувствовала его тошнотворное дыхание на своей щеке, видела его взгляд, ошалевший от полученной власти. Но единственная мысль была о свитках Эрерху, которые рассыпались и остались лежать ворохом у крыльца дома, когда нормандец дернул ее к себе. Ее оцепенение нарушил звонкий властный голос: — Оставь ее, животное! На фоне пурпурного неба показалась фигура еще одного всадника. Хрупкий юноша с занесенным над головой мечом. Но, приглядевшись, Хельга ахнула — всадником была совсем юная девушка в мужском костюме.