глаз

***

      — Хёрб?! Что у тебя с глазом? Из-за него ты месяц не появлялся здесь? — видно, что Спарклинг паниковал; чувство волнения и страха были куда выше чувств самообладания, он чуть ли не сошёлся на крик.       — . . . — Хёрб молчит, он лишь хотел в последний раз выпить чай в его любимом баре, и увидеть в последний раз Спарклинга. Решение он уже принял, ничто не могло его остановить, разве что уж, только бармен, который не выпустит его отсюда пока не узнает ответ.       Но ответ сам садовник не даст. По крайней мере словами. Он опустил голову в барную стойку, высматривая различные узоры дерева, и так же пытаясь игнорировать слова Спарклинга и эту режущую боль в груди; словно порез от бумаги, только на сердце, ныла эта душевная рана из-за впервые услышанного дрожащего голоса бармена. Спарклинг не смог выдержать такой дистанции из-за барной стойки, поэтому подошёл и сел на колени рядом с Хёрбом, чуть ли не начиная рыдать. Сам же цветочный мальчик выглядел абсолютно безжизненно. Слушать мольбы Спарклинга больно, но потом слышать его всхлипы когда он узнает правду – ещё больнее.       – Сделай мне, пожалуйста, матчу.       – ТЫ МЕНЯ СЛУШАЕШЬ ВООБЩЕ!? Я БЛЯТЬ ВОЛНУЮСЬ ЗА ТЕБЯ! Просто скажи что случилось, что с тобой происходит? – настолько невозмутимая просьба Хёрба заставила Спарклинга сорваться на крик. Крик, который дался ему с болью в груди, от такого он сжал кулак своей рубашки ещё крепче.       – Я слушаю, но прошу, сделай мне чай.       Хёрб всё так же не отводит взгляд от узоров тёмного дерева. Спарклинг, понимая что он ведёт себя неадекватно просто встаёт, вытирает глаза и заходит за барную стойку. Всё так же слышны его всхлипы, которые он не смог сдержать. Пока бармен не смотрел на Хёрба, последний наконец-то смог посмотреть на него без угрызения совести. Он глядит на него в последний раз; и он заметил одну деталь. Спарклинг сутулится. Тот часто напоминал цветочному мальчику о том, что нужно держать правильно осанку, своими же руками тянул плечи Хёрба назад, что было не совсем приятно. А теперь он стоит, готовит чай, и сутулится. Бармен в последнее время много сутулится, после неоднократных попыток самоубийства Хёрба, и их предотвращением, Спарклинг, было видно, потускнел. Он потерял ту искру, которая была в нём до знания того, что его лучший друг с суицидальными наклонностями. Цветочному мальчику хочется наконец-то избавить его от такого бремени.       Но через пару минут напиток уже был готов, Спарклинг дрожащими руками подаёт чай Хёрбу. Парень берёт и делает пару глотков. Одним глазом¹ он успел увидеть выражение бармена, который пялится своими красными от слёз глазами на зеленоволосого. По его лицу было видно, что он дальше хочет продолжить допрос, либо просто хочет что-то сказать. Но не говорит. Спарклинг делает глубокий вдох, настолько тяжёлый, что вдохнуть трудно.       Блондин молча садится рядом, Хёрб тихо попивает матчу. После долгого молчания, садовник думает, что раз уж он завтра со всем покончит, то и терять ему нечего.       — Я люблю тебя, – цветочный мальчик говорит это, повернувшись на высоком табурете к Спарклингу, натягивая фальшивую улыбку.       — Ты что?       — Я люблю тебя, Спарклинг, — снова повторяет Хёрб       Блондин не ожидал подобной фразы, его лицо приняло крайне удивлённое выражение лица. После двадцати семи секунд в попытках переварить информацию, Спарклинг отвечает:       — Подожди, почему ты говоришь это сейчас?       — Не было подходящего момента.       Спарклинг молчит, отводит взгляд; он понимает что что-то не так. Зачем Хёрбу, в такой момент признаваться в любви, раз уж если не...       — О боже, Хёрб, блять, нет, пожалуйста, блять, не делай этого.       Спарклинга снова пробирает холодный пот, и снова животный страх потери близкого человека. Он сам того не замечает как быстро глотает воздух, он пытается это контролировать, но у него не выходит. Перед глазами всё крутится и закручивается, его начинает тошнить. Он глазами жадно хватается за очертания цветочного мальчика. Его тёмный фартук, причёска, рубашка, свитер, глаз, повязка на глазу и квадратик ваты, приклеенный на пластырь. Всё это он чертовски любит, он любит Хёрба. Он боится его потерять.       — Б-блять п-пожалуйста... Хёрб, не оставляй меня. Вс- всё будет хорошо, п-правда, я смогу всё решить! Просто не уходи, п-прошу. Давай поговорим, м-мы давно этого не делали ахах, — Спарклинг отчаянно пытается хоть как-то улучшить ситуацию, но у него не выходит. Хёрб молчит, боль в груди лишь стала сильнее, что он готов упасть со стула и хвататься за свой фартук. Но он этого не делает, лишь слёзы подходят к его глазу, он начинает тихо плакать. Спарклинг видит это, он подотвигается ближе и берёт цветочного мальчика за его холодные ладони.       — Ох пожалуйста, Хёрб, не плачь. Прости меня, я правда не хотел чтобы ты плакал, или что бы тебе вообще было плохо... Блять....       — ...Я принесу оплату за матчу завтра, хорошо? — никакого завтра не наступит, и послезавтра, и после-послезавтра не наступит.       — НЕТ! СТОЙ!       Хёрб уже успел подорваться с табурета, и чуть ли не побежал к выходу, если бы его не схватил Спарклинг.       — Не трогай меня! — после этой фразы цветочный мальчик старательно пытался выбраться из хватки блондина, но сила того превозвышала силы Хёрба.       — Пожалуйста, послушай меня, давай поговорим! — адреналин зашкаливал, именно поэтому хватка такая сильная, Спарклинг боится что это будет последний раз когда он его увидит. Он разворачивает садовника за две руки и крепко обнимает, чуть ли не душит. Из такой хватки цветочному мальчику точно не выбраться.       — Хёрб... Ты не представляешь насколько сильно я тебя люблю и как ты мне блять дорог, поэтому, пожалуйста, останься, давай поговорим...       Хёрб не рассчитывал на подобную фразу. Его любят? Он не может в это поверить. Он лишь ожидал отвращение со стороны блондина, когда он это скажет, но он не показал этого. Слёзы цветочного мальчика пачкают рубашку блондина; это чувство сложно описать, ему до боли приятно это слышать, но он не может этого принять, что кто-то может к нему проявлять не только жалость. Такого и в мыслях не было что Спарклинг может чувствовать то же самое, но он решает спросить:       — Любишь...? Меня?...       — Люблю, — Спарклинг сжимает крепче.