Багерлее-блюз

6 Не получит! Ни в коем разе! Дикон мысленно повторял эти слова как заговор на четыре свечи, заставляя себя верить в каждый звук. Что бы ни случилось — не получит! Альдо придется сначала убить его, Ричарда, чтобы причинить боль Алве, монсеньору, эру Рокэ… Яркой вспышкой полоснуло воспоминание о том, как вскинул руку палач, разгоняя плеть. Ричард снова услышал короткий свист, и едва различимый, почти фантомный стон монсеньора. Израненная в клочья кожа, бессильно повисшее на цепях тело… Не бывать такому больше! Что бы ни случилось! Вслух Ричард, конечно, ничего не говорил, не желая снова слышать глупости Рокэ о том, что его смерть гарант жизни Оллара. Да плевать Окделл хотел на низвергнутого короля, как, впрочем, и на все Золотые земли и Талиг с Талигойей в придачу. К тварям все! Теперь Дикона заботило лишь благополучие вновь обретенного эра. Вот ведь странные шутки у жизни! За несколько часов, проведенных в горячих застенках, Ричард открыл для себя простую и совершенно невозможную в прошлом истину — единственное, что для него сейчас имеет значение, это живой Алва. А стало быть, монсеньора нужно вытащить из темницы и увезти туда, где до него не сможет добраться Альдо. Свеча почти догорела. Ричард, больше не таясь, держал в своих распухших, изуродованных о дверь пальцах руку Рокэ, задумчиво поглаживая ее. Юноша хмурился, когда его взгляд падал на черную от засохшей крови спину Алвы, в смущении отводил глаза, случайно пересекаясь с Рокэ взглядами, трепетал внутри, несколько преждевременно рисуя себе жизнь, какая могла бы у них быть после побега. Он улыбался кротко, и испуганно гнал эту улыбку — слишком рано размечтался… Пока еще ничего не решено. И если потребуется — он погибнет, лишь бы с Рокэ все было хорошо. Опорочивший себя однажды оруженосец сможет кровью смыть свой позор, спасая своего эра, и веря, что прощение данное ему Рокэ совершенно заслужено. Он так и поступит, если иного выхода не сложится. Хотя… невероятно хотелось иного, много, по-мальчишески жадно и страстно. Но размышлять о подобном было и вовсе преждевременно. Все что у него есть сейчас это душный застенок Багерлее, неясное будущее и чужие красивые пальцы в собственных — совсем немного, если вдуматься… Ричард вздохнул. После того, как отношения были выяснены, и он принял решение, во что бы то ни стало освободить монсеньора, оставалось только ждать, положившись на Робера, обещавшего помощь. Думать о том, что Эпине ненадежен и может смалодушничать, побоявшись пойти против Альдо, Ричард боялся. Дик всячески гнал страх, стоило тому лишь появиться на задворках разума. Но когда загремел отпираемый замок, а в дверном проеме он увидел кроме охранника силуэты двух священников, с прикрытыми капюшонами лицами, сердце юноши в отчаянии ухнуло вниз. Появление священников могло означать только одно — Альдо изменил решение относительно суда и задумал сразу перейти к казни. Времени у пленников почти не оставалось. — У вас не более десяти минут, святой отец, — произнес приведший священников охранник, растворяя дверь шире. — Приказ коменданта, не обессудьте… — Я все понимаю, сын мой, — отозвался с наигранным смирением один из монахов, вероятно тот, что был старшим по сану, — однако десять минут ничтожно мало нашем случае! Герцог Алва грешен невероятно, да к тому же он всю жизнь следовал олларианскому канону, а это усложняет возложенную на меня, служителя Эсперадора, Создателем задачу! — Мне жаль, — охранник поспешил ретироваться, громыхая связкой и запирая дверь, — однако я не могу пойти против распоряжения. Ричарда затрясло. Вместо ожидаемой помощи, к ним явились святоши, с очевидным стремлением очистить души грешников, судьба которых предрешена приказом Ракана. Зато Алву это явление, похоже, позабавило настолько, что он выдавил из себя хриплый, но отчетливо язвительный смешок: — Боюсь, вы напрасно потратите так щедро отведенные вам для исповеди минуты, святой отец. Рокэ забрал у Ричарда свою ладонь и с некоторым усилием сел:  — Я не собираюсь перед вами изливать душу, скорее, и с большей радостью, я доверю свои грехи Леворукому. Что до герцога Окделла, то уверен, что мой юный друг предпочел бы прожить еще много долгих и счастливых лет… — Боюсь, после некоторых событий, нашему дорогому сюзерену плевать на предпочтения герцога Окделла. Альдо решил не разлучать больше оруженосца с его монсеньором и благороднейшим образом позволил Ричарду разделить участь своего эра — фыркнуло из-под капюшона, — а до что до вашей грешной души, Рокэ, то тут я действительно ничем не смогу посодействовать, даже пытаться не стану. — Робер! — До Ричарда происходящее доходило медленно, он, постепенно сбрасывая оцепенение, даже узнав голос Эпине, не сразу поверил в реальность происходящего. — Поднимайтесь, господа, — Эпине откинул капюшон, и, задрав тяжелый подол рясы, вытащил из-за пояса пистолет, а из голенища сапога два кинжала, — я понимаю насколько это абсурдно, но пока так, а дальше раздобудем еще чего-нибудь. Будем прорываться боем. — Я знал, что ты не оставишь нас! — Ричард вскочил, долго выдыхая, от облегчения у него закружилась голова. Робер горько усмехнулся, вкладывая в руку Дикона один из кинжалов: — Разве ж я мог? Альдо перешел все возможные границы, он не слышит ничьего голоса, возомнив себя божеством, которым он, к счастью не является. Ни один из вас не должен пасть жертвой его тщеславия. Вы сможете идти, герцог? — Робер обернулся к Рокэ. — Я почти рад вас видеть, Эпине, однако, никуда не пойду, — тихо, но гранитно произнес Алва, заставляя Ричарда остановиться и снова оцепенеть. Рокэ с обреченным спокойствием, так не подходящим ему, продолжал:  — Заберите Окделла, юноше действительно не время умирать, я же, с вашего позволения, останусь здесь. — Эр Рокэ, прошу! Хотите, чтобы я… — Ричард не задумываясь опустился на колени перед Алвой. — Это ничего не изменит, Дик, — Рокэ поджал сухие губы и качнул головой, а потом, нерешительно дернув рукой, словно не желая демонстрировать свое отношение посторонним, опустил все же ладонь на голову Ричарда, неловко зарывая пальцы в волосы Дика. — Я останусь… — Прошу вас, монсеньор… Да что там… — Дик почти перешел на крик, — умоляю! — Я все сказал… — В таком случае я тоже останусь! Как там ты сказал, Робер? Альдо решил не разлучать оруженосца с его монсеньором и благороднейшим образом позволил разделить участь своего эра? Вот и прекрасно! — Не глупи! — голос Рокэ, обрел прежние властные интонации, а рука, выскользнув из спутанных волос Окделла, оттолкнула юношу, чеканя каждое следующее слово:  — Ричард Окделл, я Рокэ из рода Алва считаю вашу службу у себя оконченной! Можете быть свободны на все четыре… — Нет! — Рявкнул Ричард, толком не понимая к чему это «нет» собственно относится. Но осознавая главное — он в корне был не согласен с желанием Алвы публично убиться на плахе, доставляя Альдо максимальное удовольствие. — Эпинэ, — Зарычал в тон ему Рокэ, поднимаясь, — забирайте мальчишку и убирайтесь прочь! — А в чем, собственно, проблема? — раздался позади Ричарда голос второго монаха, о котором все почти забыли. — Отведенные нам господином за дверью десять минут скоро истекут, пора уже на что-то решиться. Рокэ, бросьте валять дурака, нужно уходить. — Марсель? — на лице Рокэ появилась тень удивления, брови слегка приподнялись. Дик обернулся и обнаружил под вторым капюшоном виконта Валме. — Он самый, мой дорогой друг, — улыбнулся Марсель, единственный из всех присутствующих, с искренним задором, — нам действительно следует собраться, в противном случае, ты рискуешь окончить жизнь подобно отцу нашему Фердинанду, да примет Создатель его чистейшую душу… — Валме молитвенно сложил ладони, подчеркивая свой монашеский образ. — Что с Фердинандом? — прохрипел Рокэ, взволновано. — Не поверишь, прежде, чем явиться сюда, я подменил одного из служителей Создателя, что регулярно проводили с Его Величеством богословские беседы, и заглянул в королевскую камеру, так вот, я обнаружил там жуткую картину — Его Величество Фердинанд Оллар скончался от асфиксии, говоря проще, задушен банальнейшим образом — подушкой. — Марсель легонько пожал плечами, будто сказанное им было сущим пустяком, а потом снова сложив руки, словно в молитве, нахально добавил: — Талиг, хоть он временно и зовется Талигойей, не может позволить себе в один день потерять не только короля, но и двух герцогов. Ричард со словами Валме был полностью согласен. На короткий миг у него в голове мелькнула мысль о том, что в убийство Оллара, случившееся именно сегодня, совершенно неслучайно, но глубоко задуматься об этом Ричард не стал, все потом… Рокэ, казалось, прибывал в замешательстве, но как только загремели ключи, отпирающие замок камеры, он молча ухватился за плечо Окделла, ища поддержки и, несмотря на слабость, забрал из руки Ричарда кинжал. Дик даже порадоваться не успел случившейся в монсеньоре перемене, как настала пора действовать. — Свеча… — скомандовал Алва шепотом и тут же Марсель совершенно беззвучно дернулся в сторону, гася огарок и погружая камеру в темноту. Спустя мгновение открывший темницу охранник оседал на пол, булькая идущей из горла кровью. Эпилог Карета, грузно сотрясаясь на ухабах разбитой проселочной дороги, летела прочь от Раканы. Ехали без остановок, нещадно гоня лошадей и тех, что были в упряжке, и несущих всадников сопровождения. Ричард не видел сопровождения, но иногда сквозь каретный скрип и гул разбирал дробь копыт. То скакали Валме и Придд, присоединившийся к беглецам на выходе из Багерлее, подогнав людей и карету, в которой разместили Рокэ. Дик, разумеется, не пожелал оставить эра в одиночестве, забрался в карету первым, помогая монсеньору устроиться и переодеться в свежую одежду, а после просто следя, чтобы не случилось чего. Он и теперь, сидя напротив, то и дело бросал настороженные взгляды на Алву, каждый раз, когда карету трясло, переживая за плохо заживающую, все еще израненную и болезненную спину Рокэ. Карета летела в Торку, оставляя к тварям враждебную к обоим герцогам столицу, Робера, не пожелавшего покинуть пошедшего в полнейший разнос Альдо, и страх, которым Дикон почти отравился в застенках тюрьмы. Они безжалостно перебили всех, кто встречался на пути к свободе. Не раздумывая резали, били, кололи, стоя плечом к плечу, прикрывая израненного Алву. Как, оказывается, прибавляет сил понимание того, что иного пути не имеется! Дик прежде даже заподозрить в себе такой кровожадности не мог, а ведь он прошел войну. Но все это осталось где-то там, позади в унылых и страшных стенах Багерлее, где душа пронзительно воет от страха и безысходности. А впереди… Дикон слегка улыбнулся, поймав задумчивый взгляд Рокэ, который накинув колет с чужого плеча и собрав давно немытые волосы в конский хвост, несмотря на пережитое, снова стал напоминать того маршала, которого Ричард знал в Сагране. — Что такое? — Алва чуть приподнял бровь, глядя на довольного Ричарда. Тот просто пожал плечами. Как можно описать то невероятное, что он сейчас чувствовал? Ощущение совершенно потрясающее — вся жизнь впереди, весь мир открыт, дышится легко… В два слова это не уложишь. — Мы на войну едем, — прагматично заметил Рокэ, — Торка это нескончаемая военная тягомотина… — Пусть, — качнул головой Ричард, что-что, а война его сейчас пугала меньше всего. Для Дика сейчас главным было то, что они выбрались из провонявшей кровью и болью камеры, благодаря Роберу и Валентину умчались из Раканы, и, самое важное — он, Ричард Окделл, снова был при своем монсеньоре, пусть и не оруженосцем больше. Рокэ освободил его от принесенной клятвы без шуток, зато взамен, как только они оказались за городской чертой, Дику, на пару с Валентином Алва присвоил звания полковников, за спасение из плена Первого маршала Талига. Спорить Ричард не стал, хотя, несмотря на полученный новый статус, ему хотелось бы вернуть все на свои места и опять сделаться оруженосцем, чтобы больше не отходить от своего эра, мотивируя свою привязанность принесенной присягой, но… — Там может быть опасно, — Рокэ насмешливо дернул губами и Дик понял, что над ним просто насмехаются. Да и ладно, лишь бы только эр не вбил в свою непостижимую голову какую-нибудь очередную дурь, и не придумал, как самоубиться поэффектнее во имя всего отечества. Довольно уже… — А мы с вами прямо с теплых берегов Алвасете едем, из отпуска, — в тон ему отозвался Ричард, еще шире улыбаясь в ответ, — есть о чем жалеть… — Так уж и не о чем? — Дикону показалось, что Алва тонко намекает на несказанное и несделанное тогда, в невыносимой жаре. А почему бы нет, возможно, сейчас самое время для откровений… — Ну, разве что только о том, чего я не посмел сделать… — Ричард быстро, чтобы не одуматься и не затормозить, пересел на сторону Рокэ и, зажмурившись, слепо нашел его сухие губы Алвы, целомудренно и несмело, очень коротко целуя их. Этот порыв вполне соответствовал той светлой буре, что бушевала сейчас у него в душе. Выдохнув, Ричард открыл глаза и смущенно пересел обратно, с тревогой ожидая реакции Рокэ. Тот молчал, реакции не случилось. — Осуждаете? — Дик не смог долго выносить паузы. — Отчего же? Просто несколько озадачен. — Забудьте, это было просто… ребячество, — Ричард насупился и уставился в щель между занавесками, пристально разглядывая мелькавшие за стеклом деревья. Злился, в первую очередь на собственную несдержанность, во вторую, на монсеньора, за сухость в такой момент. Дик поддался эмоциям, ухватился за прозрачный намек, кинутый самим Рокэ, потянулся за водоворотом радости, что танцевал у него за ребрами, порхал бабочками в животе, рвался наружу. — Я польщён, — Дик не видел Рокэ, но отчего-то решил, что тот насмешничает. — Идите к кошкам… — Дик не выдержал и все же обернулся. Рокэ улыбался, почти ласково, но вдруг изменившись в лице, резко сменил тему: — Ты серьезно готов был там со мной остаться, чтобы умереть? — он прищурился, и теперь его синие глаза глядели пытливо и жестко, словно и не было минуты назад всей этой чепухи с поцелуем. Дик, прежде чем ответить на миг задумался, но лишь на миг, точно зная, что не при каких обстоятельствах он не бросил бы Алву в той камере. Если бы пришлось, он просто стукнул бы монсеньора по голове, взвалил бы его на плечо и вытащил, несмотря на все маршальские фанаберии. Нельзя оставить в беде собственное сердце, которое — теперь это было абсолютно ясно — безраздельно принадлежало Алве. А потому Ричард выдержал взгляд Рокэ и ответил, почти правду: — Серьезно, был готов! Более того, — не замечая, как голос приобрел торжественность, словно Дикон опять произносил слова старой унарской клятвы, он глядя Рокэ прямо в глаза, любуясь потеплевшим взглядом маршала, пригрозил: — Я собираюсь остаться с вами до самого конца, эр Рокэ, желаете вы того или нет.