Ложная память

Ниа следовал методам Эл во многом: мир не знал его имени, не знал внешности и возраста, не знал прошлого и настоящего, не знал пристрастий и слабостей. Буква «Эн», связной, не показывающий лица (по слухам, то ли прежний отошедший от дел Эл, то ли бывший террорист, то ли агент спецслужб), и механический ровный голос, похожий, но все же отличавшийся от голоса Эл. Когда Ниа впоследствии анализировал ситуацию, он решил, что с этого и все и началось. Голос, обретенный вместе с буквой, множащийся, словно состоящий из целого хора показался тогда более подходящим, чем собственный. В нем — ощущение колокольни Вамми и красивых заброшенных домов в родном городе Нэйта Ривера, в нем — тысячи кусочков белой мозаики, разбросанных по полу. Это подарок от того, кто знал Ниа — от Эл или Ватари, как он долго думал. Еще один инструмент, которые получил наследник Эл — множество зорких глаз, сильных рук, быстрых ног и цепких умов мужчин и женщин по всему миру. Сотрудники полиции и спецслужб, талантливые преступники, согласившиеся встать на службу детективу, ученые, военные — весьма разномастная публика. Девушка в Париже, держащая на мушке афериста, солдат, эвакуирующий гражданских вопреки приказу, старый химик, открывающий архивы и возобновляющий заброшенную пятнадцать лет назад работу, тысячи других — Ниа стоял за каждым. Что уж там, на какое-то мгновение он становился каждым. Он привык к этому, и тем неожиданнее оказалось странное, дикое ощущение на второй год работы, когда для раскрытия серии похищений детей понадобился человек на Восточном побережье США. Суруга отправил двадцать три личных дела агентов ФБР, подходящих по уровню подготовки и образованию. Если бы Ниа был Эл, он бы остановил свой выбор на восьмом по счету кандидате и не стал бы даже просматривать остальных, ведь именно номер восемь — совсем молодой для федерала, едва прошедший курс обучения Стивен Лауд, выпускник Университета Хопкинса — кольнул странным ощущением узнавания, предчувствием, обещанием. Но Ниа — это Ниа, он просмотрел данные всех кандидатов трижды и только после этого решил, что быстрый и мозгами, и делом, не отравленный еще бюрократией Лауд действительно лучше всех подходил для погони от Канады до Флориды. Да и любопытные, нестандартные навыки полезны. Ниа связался с ним на следующий день — довольно вежливо, самоуничтожающимся письмом по электронной почте, пусть и личной. Лауд согласился работать (хотя кто бы отказал преемнику Эл); в восемь часов вечера по Балтимору зашел на защищенный сайт и улыбнулся то ли включенной веб-камере, то ли букве «Эн» на экране. Так или иначе, от этого проявления вежливости узнавание снова кольнуло уже физически ощутимо, между правой лопаткой и позвоночником. Ниа разделился на Эн Объясняющего и Эн Наблюдающего. Объясняющий вводил Лауда в курс дела, посвящал в подробности, которые знали еще человек пять, пояснял задачи. Наблюдающий же смотрел на неплотно сжатые губы, на тонкий длинный нос, чуть сдвинутые в задумчивости брови, красивые кисти с таящейся в них силой (ведь он прошел тест на силу рук в Квонтико, они все проходят) и пытался вспомнить, где он видел это сочетание черт прежде. На миг всплыло лицо Рэя Пенбера из дел о Фейрмане и Кире — у Пенбера тоже были эти черные волосы и голубые глаза, но не было такой смеси серьезности и живой молодости, и абрисы лица были жестче, грубее. Что-то общее — но это не то, дело не в некоторой схожести, а в том, что Ниа видел, знал именно этого человека — агента Лауда. Впервые за всю жизнь память подвела Ниа, и этот факт засел занозой где-то в теменной коре мозга. По ощущениям — справа. Он решил отложить эту любопытную — и все же менее любопытную, чем исчезновения и смерти детей из мелких городов восточных штатов — загадку на потом. На скучное свободное время, если оно будет. А вот что Ниа помнил точно, это дело Киры. Были ли Тетради Ягами и Амане единственными? Может, и нет. Кроме того, официально впутывать ФБР не хотелось, и поэтому… — Стивен Лауд, у вас будет позывной на все время дела. Я буду обращаться к вам так, у вас будут документы на это имя, вы получите их завтра. И этим же именем вы будете представляться. — Понял, — без кивка, с прямым взглядом. «Молодец, агент». — Вас будут звать… — в голове за долю секунды мелькнули античные статуи, толстая книга на верхней полке библиотеки и строчка «иностранные языки» в личном деле. — Стивен Джованни. И вы детектив, а не федерал. — Хорошо. — Спасибо за сотрудничество, Джованни. Вы техник. Вы сможете установить в своей машине средство, через которое мы всегда сможет связаться, минуя телефон и ноутбук? Разумеется, вам предоставят все необходимое, но помните — я далеко от вас. Джованни чуть прикрыл глаза, видимо, рисовал в голове чертеж — и справился с этим весьма быстро, Ниа только трижды неспешно накрутил прядь волос на палец, а ожидал не меньше пяти витков. — Да, я сделаю. Если нужна видеосвязь — изображение будет не очень качественным, но будет. Можно улучшить, но это увеличит размеры… — Я понял вас. Сделайте наименьшего размера из возможных, мне — и вам — не нужно лишнее внимание. Напишите, что нужно, адрес почты появится на экране, и завтра это доставят с документами. Всего доброго, — Ниа оборвал связь, не дожидаясь ответа. Не хотел смущать разум еще одной вежливой улыбкой Лауда, вроде бы приятной и безобидной. Молодой агент справлялся безупречно со всем — от установки крошечной камеры на приборной панели, динамика рядом с ремнем безопасности и микрофона на руле до слежки, осторожных допросов трех семей и неисчислимого количества соседей. Он даже водил прекрасно — мягко, неагрессивно, соблюдая правила и при этом успевая везде, где нужно. Днем (американским, восточнопобережным днем, для второго Эл дня и ночи не существовало), пока Джованни собирал информацию, продвигаясь все дальше на юг, Ниа его обычно не беспокоил — только три раза за все расследование попросил на ходу изменить утренний план. Но изображение с камеры в машине всегда висело перед глазами, выводимое на одном из экранов в комнате (штабе или бункере — тут подходило все одновременно) — и иногда Ниа кидал на этот экран быстрый взгляд: он знал, что там не происходило ничего необычного, это можно заметить и без концентрации на конкретной цели; просто хотел снова увидеть руки на руле, отблеск солнца на черном костюме или в черных волосах и легкие движения бровей и губ — лицо Джованни комментировало происходящее вокруг лучше даже его четкой, грамотной речи. В восемь утра Ниа расписывал основной план на день, а в одиннадцать вечера Джованни приносил в сильных своих руках горсть белых кусочков паззла. Некоторые из них оказывались совсем не от этой мозаики, и Ниа выкидывал их из головы, но часть складывалась друг с другом и приобретала цвет и смысл. История уходила корнями в диксилэнд и прорастала на глубину восьми лет. Детоубийца. Жертвы не старше десяти лет. Их находили не сразу, но всегда находили — забитыми до смерти. Последняя их похищенных, восьмилетняя Кэтрин Сеймур, пропала в начале июня, а в середине ноября появилась кровавым куском мозаики — тело нашла полиция штата Алабама в лесу. Ниа смотрел глазами Джованни — через фотографии — на маленькое тело в листве (ядовитый плющ успел обнять тонкую руку, но уже не мог причинить вреда мертвой коже) и искал то, что может помочь. Следы от ударов ремнем на ногах, от чего-то вроде палки на руках, вот оно!.. Тонкие пальцы испачканы мелом, а на кисти под плющом — ровные синие полосы. Кэтрин Сеймур били линейкой по рукам. И она писала мелом незадолго до смерти. — Нам придется проверить тех, кто бы уволен из школы — очевидно, младшей, — за физическую расправу над учениками. Человек образованный, большого и извращенного ума. Годы поиска — с девяносто третьего по девяносто пятый. Дольше трех лет он бы не сдержался, а первая жертва найдена в августе девяносто шестого, — против обыкновения, предположения и направления поисков Ниа выдвигал на вечернем сеансе. Против обыкновения, он делился некоторыми рассуждениями со своим временным представителем. «Делал ли так Эл?..» Можно спросить у Мелло, кажется, он единственный из ныне живых знал полностью — или по максимуму — историю Лос-Анджелесского дела и взаимодействия Эл и Наоми Мисоры. Ниа решил, что это сейчас не важно. Как не важно и то, почему Эл рассказал о деле ВВ не преемнику, а другому воспитаннику. Потом, если будет время, потом. Джованни на экране — не полуслепого глаза в машине, а острого ока хорошей веб-камеры ноутбука — не нарушал молчания, хотя один раз его губы приоткрылись, будто он собирался задать вопрос, но передумал. — Итак, у нас наметился круг, и он огромен, — сказал Ниа. — Хоть у меня и есть предположение, как его сузить. — Я помогу, — Джованни решился заговорить. — Я могу пробивать эти данные по ночам, а днем продолжать разведку на местности. Ниа знал, как мимика глаз выдает эмоции человека, и всегда за этим следил, хоть и опосредованно, на записи, например. Сами по себе глазные яблоки давали медицинскую информацию или использовались при опознании, не больше, но в тот момент Джованни не двинул ни одной мышцей, и при этом ясное осеннее небо глаз полыхнуло молнией. Просто игра света и сузившиеся зрачки. — Два часа ночью, и не в ущерб полевой работе. Начни со штата Южная Каролина. — Понял, — так привычно, но… не скучно. Скорее, уверенно. Ниа дал Джованни наводку на штат, которую, в свою очередь, дала Ниа бутылка из-под прохладительного напитка возле Кэтрин Сеймур. Круг продолжал сужаться и схлопнулся, и превратился в затянутое на шее убийцы лассо через восемь дней скучного отсева и анализа. Его арестовал Джованни — арестовал почти на пороге школы в Техасе, где пятидесятилетний, сухощавый, безобидного профессорского вида Эйдан Люлаби высматривал в толпе детей следующий, несостоявшийся труп. Ниа не видел момента задержания — его не засекла ни одна камера. Казалось, Джованни немного дал волю эмоциям, потому что на первых допросах переносица Люлаби так и переливалась сине-багряным отеком под лампами дневного цвета. Казалось… конечно, не казалось. Когда Люлаби увезла полиция, а Джованни скорее упал, чем сел в машину, Ниа видел темноту ссадины на костяшке красивой правой руки и закрытые, зажмуренные, словно от боли, глаза. А если бы камера все же была мощней, то наверняка показала бы и капли пота на висках, и пыль на костюме, и мелкую дрожь. Ниа решил сделать хоть что-то для человека, которого в первом же его серьезном деле бросил в это болото и заставил коснуться скользкого, отвратительного дна. — Джованни. Он тут же открыл глаза. — Да? Вы знаете, что он захвачен, мне нужно составить отчет или что-то в этом роде? Прежде чем ответить, Ниа накрутил прядку волос на палец дважды. Как по делу. Ничего лишнего. — Нет. Разумеется, ваша работа со мной останется между нами — по крайней мере, ее подробности. И, разумеется, вас повысят и назовут героем. Вы и правда проделали потрясающую работу, Джованни. Чуть дрогнувшие уголки губ — попытка улыбки. Все той же вежливой улыбки, и в таком недоделанном, чрезсильном варианте она на миг снова копнула куда-то в самую глубину разума Ниа. Три, четыре оборота волос вокруг пальца. Придется мыть голову вне графика. — Снимите оборудование с машины, езжайте домой. Вы прекрасно справились, — еще два оборота, и Ниа отключил модулятор голоса. — Спасибо, Джованни. Держитесь — и всего вам хорошего, — Ниа отключил связь и отбросил все мысли, кроме плана допросов Люлаби, глубоко, в самые подкорковые структуры, в самые глубокие ямы сознания.