Летящий ястреб, рыжая лиса

Кэтрин ехала по изрытой колеями главной улице и читала размашистые надписи на дощатых фасадах: «Торговая лавка», «Доктор», «Кузнец»… Что теперь? Нужно где-то перебиться до завтра. Переночевать в лесу? Кэтрин подняла глаза — клубящиеся темно-серые тучи заслонили солнце. Похоже, будет ненастье. И пусть ей доводилось спать в палатках и шалашах, но при себе нет ни спичек, ни топора, да и коротать время под дождем совсем неохота. Пробраться к кому-нибудь в сарай или на чердак? А если хозяева ее поймают? Она и так уже по уши в дерьме, ни к чему добавлять себе лишних проблем. На лоб упали первые капли дождя. Кэтрин вздрогнула и взглянула наверх — небо потемнело еще сильнее и не сулило ничего хорошего. Когда впереди показался офис шерифа, она вжала голову в плечи. Тут же захотелось развернуться и ускакать, но вместо этого Кэтрин сделала глубокий вдох и поехала дальше. На крыльце стояло двое мужчин. Показалось, что сейчас ее окликнут, схватят, арестуют. К счастью ничего этого не произошло, но выдохнуть она смогла лишь, когда офис остался позади. Через несколько домов в глаза бросилась вывеска «Салун», а до ушей донеслись бодрые звуки фортепиано. Уж куда-куда, а в это злачное место Кэтрин точно не собиралась, хоть на стене и виднелось «Сдаются комнаты». Дождь зачастил, и в желтовато-серой дорожной пыли появились темные щербинки — предвестники будущих луж. Нужно что-то решать. Кэтрин проехалась до конца улицы в надежде найти жилье, но, увы, на дверях отеля «Каспер» красовалась табличка: «Свободных мест нет». Все-таки придется остановиться в том салуне, но перед этим следует позаботиться о Лорде. Кажется, где-то попадался указатель «Платная конюшня». Кэтрин без труда отыскала конюшню и поставила Лорда в свободное стойло. Это обошлось ей в пятнадцать центов. Дорого, но бросить лошадь на улице было бы слишком жестоко. Хорошо, хоть подвыпивший конюх не стал интересоваться бумагами, а выписал квитанцию, не задавая лишних вопросов. Миновав несколько домов, Кэтрин вновь оказалась около салуна. У коновязи стояли лошади, а у входа под навесом курили три ковбоя в широкополых шляпах. Едва Кэтрин приблизилась, как вся троица бесцеремонно уставилась на нее. Ей стало не по себе. На какой-то миг она застыла, не зная, что делать дальше. Еще чуть-чуть, она бы развернулась и ушла, но тут на землю обрушился ливень такой силы, что стало невозможно ничего разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Проклятье! А ведь с утра ничто не предвещало дождя. Как ничего не предвещало, что обычный июньский день обернется таким кошмаром… Кэтрин набрала воздуха в грудь. Нужно просто пройти мимо этих мужиков. Ничего они ей не сделают! Натянув на лицо маску холодной отчужденности, Кэтрин поднялась по скрипучим ступеням крыльца. Повеяло табачным дымом, а щеки вспыхнули от пристальных взглядов, которые — Кэтрин чуяла это нутром — ковбои бросали на нее. Но отступать уже поздно! Она шагнула к распашным дверцам и чуть не уткнулась в грудь одного из незнакомцев, который частично перегораживал вход. Мужчина нехотя посторонился. Кэтрин невольно подняла взгляд и оцепенела — из-под нахмуренных бровей на нее смотрели раскосые угольно-черные глаза. Смотрели хищно, в упор, пронизывая до самых костей. Смуглое лицо, резкие скулы — Кэтрин мигом распознала индейскую кровь. В ушах зазвенело, а перед глазами замелькали картинки — размалеванный полуголый индеец с перьями на голове наклоняется над телом ее отца. Он что-то делает с ним, а затем выпрямляется, кровожадно озираясь вокруг. В его руке виднеется нечто, напоминающее рыжую мочалку. Дикарь цепляет странный предмет на пояс и уходит. Кэтрин, наблюдает за происходящим сквозь щель в настиле чердака, и лишь через минуту осознает, что «мочалка» — это ни что иное, как скальп, только что снятый с ее отца… Все это за секунду пронеслось у нее в голове, и Кэтрин шарахнулась от индейца как лошадь от гремучей змеи. Дверцы распахнулись, она ввалилась в салун и чуть не шмякнулась на заплеванный пол, лишь в последний момент ухватившись за спинку стула. Все как по команде повернули головы и уставились на нее. Сквозь густую пелену табачного дыма Кэтрин увидела, что в салуне полно народу. Она судорожно сглотнула. Черт, из-за проклятого краснокожего привлекла к себе лишнее внимание! Бежать отсюда! Кэтрин оглянулась, но снаружи за дверцами все еще маячил тот индеец. Ладно, из двух зол придется выбирать меньшее. Под перекрестным огнем любопытных взглядов она подошла к барной стойке. — Добрый вечер, мисс, — поздоровался усатый бармен, тщательно протирая стакан. — Чем могу помочь? Выглядел он вполне дружелюбно, и Кэтрин немного воспрянула духом. — Я бы хотела снять комнату, сэр, — негромко сказала она, надеясь, что ее слова потонут в общем гуле. — На какое время? — На одну ночь. Сколько это будет стоить? Бармен бросил на нее цепкий изучающий взгляд, явно прикидывая, сколько с нее можно содрать. — Полтора доллара, мисс. — Хорошо. — Кэтрин полезла за кошельком, ужасаясь тому, как быстро таяли ее средства. А ведь в большом городе прежде, чем она устроится на работу, придется на что-то жить. Бармен протянул ей ключ. Гладкая деревянная «груша» с цифрой «3» на боку приятно легла в ладонь. — Третий номер на втором этаже в конце коридора, — пояснил бармен, когда Кэтрин отсчитала монеты. — Желаете принять ванну? Поужинать? Желудок противно ныл, в горле скребло от жажды, а кожа зудела от пота и дорожной пыли… Но нужно экономить деньги. — Нет, спасибо, — ответила Кэтрин. — Э-э… можно стакан воды? — Конечно, мисс. Усач ловко извлек из-под стойки графин и наполнил стакан, который только что так усердно протирал. — Прошу. Кэтрин сделала несколько жадных глотков. Хорошо бы и перекусить, ведь она с самого утра ничего не ела. Но не хочется ни на минуту задерживаться в этом шумном прокуренном зале. Она несмело огляделась по сторонам. Стоящий рядом бородач в потертой шляпе хлебнул из бокала пиво и игриво ей подмигнул. Кэтрин торопливо отвернулась, ощущая, как к лицу приливает кровь. Идея остановиться здесь на ночлег нравилась ей все меньше. Но ничего не попишешь, деньги уже заплачены, и остается лишь надеяться, что замок на двери ее комнаты достаточно надежный. Ладно, сегодня придется потерпеть голод, а утром она позавтракает — здесь, или где-нибудь в другом месте. К тому времени вся эта подвыпившая толпа рассосется и, дай бог, получится спокойно поесть, не опасаясь ничьих приставаний. Среди гомона, стука посуды и бренчания фортепиано раздавались и женские голоса. Но это были не степенные разговоры почтенных матрон, а громкий смех, повизгивания и кокетливые возгласы. Неужели это падшие женщины? Допив последние капли воды, Кэтрин поставила стакан на стойку и повернулась к залу. В желтом свете керосиновых ламп она разглядела дам в цветастых платьях с легкомысленными декольте. Некоторые сидели за столами среди мужчин, другие подпирали стены, томно покуривая папиросы в длинных мундштуках. Одна из них — блондинка в бордовом — поймала взгляд Кэтрин и неприветливо скривила вульгарно накрашенное лицо. Неужели приняла ее за конкурентку? Но чему удивляться? За кого еще можно принять девицу без сопровождения в столь злачном месте? Нет, надо поскорее убраться из этого зала! Кэтрин бросила взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж. На ступенях, облокотившись о поручни, тоже стояли посетители и дамы легкого поведения. Кэтрин ощутила колючий озноб. Вдруг показалось, что все как один — и те, кто сидит за столами, и те, кто стоит вокруг — смотрят на нее и будто бы говорят: «Мы знаем». Пульс участился, от табачного дыма запершило в горле. Кэтрин схватила со стойки стакан и поднесла к губам. Пусто — она уже выпила все до капли. Черт! Нужно взять себя в руки. «Спокойно! Никто ничего не знает. Никому нет до тебя дела», — повторяла она себе, настороженно оглядывая шумное помещение. И правда — все были заняты своими делами — пили, курили, флиртовали, и внимания на Кэтрин никто не обращал. Сердцебиение почти успокоилось, но тут взгляд упал на картежный стол. За ним сидело четверо. Трое — обычные, ничем не примечательные ковбои, а вот четвертый… У Кэтрин перехватило дыхание. Опять тот проклятый индеец, с которым она столкнулась на входе в салун! И пусть на нем была обычная черная шляпа, белая рубаха и замшевый жилет с бахромой — никаких перьев и боевой раскраски — но когда он оторвался от карт и внимательно посмотрел на Кэтрин, ее бросило в холодный пот. Трясущимися руками она подхватила саквояж и кинулась к лестнице, но когда попыталась обогнуть один из столиков, ее поймали за руку. — Эй, рыженькая! — окликнул ее белобрысый хмырь с мутными глазами. — А внизу ты тоже рыженькая? Его дружки оглушительно загоготали. Кэтрин вспыхнула и, вырвавшись, бросилась к ступеням. По дороге она задела кого-то плечом, но даже не глянула, кто это был. Буркнув извинение, она взлетела на второй этаж, и лишь там, в полумраке узкого коридора остановилась в поисках номера «3». Сюда выходило всего несколько дверей, и нужная нашлась довольно быстро. Ключ легко повернулся в замочной скважине. Кэтрин вошла внутрь. В падающем из коридора тусклом свете она нашла на прикроватной тумбочке спички и зажгла керосиновую лампу. Заперев дверь и оставив ключ торчать в замке, Кэтрин, наконец, почувствовала себя в безопасности. Она осмотрела скудную обстановку. Тяжелый запах пыли, табака и пота многочисленных постояльцев намертво въелся в ободранные стены. Белье явно не первой свежести покрывало железную кровать. На полу лежал ковер, настолько протертый и грязный, что изначальный узор уже и не различить. Хоть Кэтрин и не привыкла к роскоши, но такая убогость произвела на нее гнетущее впечатление. В углу стоял умывальник — эмалированный тазик на треноге, щербатый кувшин и овальное зеркальце. Кэтрин плеснула в лицо водой и взглянула на свое отражение. Она никогда не считала себя красавицей. Дома над кроватью висели вырезанные из журналов фотографии знаменитых актрис и оперных див. Томный взгляд, губки бантиком, кожа, гладкая как фарфор — Кэтрин не могла похвастаться такими достоинствами. Ее лицо, густо усеянное веснушками, было милым, но простым, ничего особенного. Обычный нос, обычный рот. Хоть зубы неплохие — и на том спасибо. Глаза, днем зеленовато-серые, сейчас, в свете керосиновой лампы казались почти черными и поблескивали отчаянием и решимостью загнанного в угол зверя. Кэтрин верила и не верила в то, что произошло с ней за эти сутки. Ведь вчера вечером в это же время она ложилась спать в своей комнате, предвкушая приятный день, когда все разъедутся по делам, и она сможет спокойно почитать любимую книжку без назойливых окриков мамаши, хамских подначек брата и сальных намеков отчима. А теперь она преступница, которой грозит петля. Прячется в какой-то грязной дыре за десятки миль от родного дома. Точнее, от места, где жила последние пять лет, но вряд ли могла назвать его родным домом. В носу защекотало, и Кэтрин ощутила, что вот-вот расплачется. Но что толку от слез? Она набрала в ладони холодной воды и промыла глаза. Ну вот, так-то лучше. Кэтрин расплела косу, расчесала волосы и разделась до сорочки и панталон. Она брезгливо отогнула край одеяла и, стараясь не задумываться о происхождении подозрительных пятен на простыне, погасила лампу и легла в кровать. Но спасительный сон все не шел. Одеяло кололось, во рту было горько от въевшегося запаха табака, а тонкие дощатые стены не спасали от шума, доносившегося из салуна. Похоже, веселье там только начиналось. Женские визги, пианино, гомон и пьяный смех пробивались сквозь шорох дождевых капель на крыше. Как Кэтрин ни ворочалась на продавленных пружинах, как ни натягивала на себя одеяло — уснуть так и не удалось. Она все прокручивала и прокручивала в голове как убила Джорджа. В горле стоял ком, все тело было дико напряжено. «Я не хотела его убивать. Я не знаю, как это получилось, — твердила она как заведенная, и тут же перебивала саму себя: — Всем плевать, хотела ты этого, или нет. Дело сделано. Ты убийца — и заслуживаешь наказания». В мозгу проносились картины безрадостного будущего. Даже если ее не поймают законники, даже если она доберется до крупного города — что ждет ее там? Где искать жилье и работу? Да и на какую работу она может рассчитывать? Она ведь толком ничего не умеет. Ездить верхом, метко стрелять и свежевать добычу? Кому это нужно в городе? Да еще и от женщины? От женщины требуется совсем другое… Шить, стирать, стенографировать… Или… перед глазами возникли вульгарные красотки из бара… Кэтрин передернуло от омерзения. Пристрелить одно похотливое животное, чтобы в итоге обслуживать многих? Ну уж нет! Уж что-что, но от мужиков надо держаться подальше. У всех одно на уме, начиная от отчима, и заканчивая ковбоями из этого салуна. Она вдруг вспомнила того индейца. Кэтрин до чертиков боялась дикарей. Она собственными глазами видела, что те сделали с ее отцом, и едва не лишилась рассудка, потеряв единственного любимого человека. Это случилось пять лет назад, когда племя, до тех пор мирно обитавшее в окрестностях Каспера, вдруг ни с того ни с сего словно с цепи сорвалось и начало жечь фермы и вырезать поселенцев. «Хороший индеец — мертвый индеец», — любил повторять отчим, и как Кэтрин ни презирала его, в этом она была с ним полностью согласна. Странно, как этого краснокожего вообще пустили в салун для белых? А ведь еще не так давно за скальпы дикарей давали по двадцать пять долларов серебром… Хотя, одет он как обычный американец, может он и не индеец вовсе? Мексиканец? Китаец? Да ну его к черту. Какая разница? Кэтрин перевернулась на другой бок. Пружины жалобно заскрипели, прогибаясь чуть ли не до самого пола. И часа не прошло, а она уже отлежала себе все бока. Спина и мышцы ног болели при каждом движении — сказалась долгая скачка в седле. Желудок неприятно заныл. Как же хочется есть! Не в силах выносить эти муки, Кэтрин встала с кровати и хлебнула из кувшина воды, чтобы приглушить голод. Эх, было бы у нее побольше времени — она бы прихватила из дома хоть немного еды. Может спуститься и поужинать? Кэтрин прислушалась. Судя по агрессивным пьяным воплям, внизу затевается перебранка, а может и драка. Если начнут палить, не ровен час, сюда нагрянет шериф, а попадаться законникам на глаза не было ни малейшего желания. Она снова залезла под одеяло. Что ж, придется терпеть. Надо попытаться заснуть, ведь завтра предстоит трудный день. Где-то по соседству хлопнула дверь, а через несколько минут ритмично заскрипела кровать и послышались женские стоны. Кэтрин стало не по себе. Ее опыт общения с противоположным полом ограничивался приставаниями отчима да скабрезными шуточками братца и его дружков о девицах из салуна. В романах писали о прекрасной любви между мужчиной и женщиной, но реальность слишком уж расходилась с вымыслом. Кэтрин не знала чему верить, но для себя решила, что никакой любви ей не нужно, от нее одни неприятности. «И о чем я только думаю? — лениво шевельнулось в утомленном мозгу. — Мне надо спасать свою шкуру, а я тут про какую-то любовь…» Она и сама не заметила, как уснула. *** Наутро Кэтрин умылась, оделась и спустилась на первый этаж. За тосты, омлет и отвратительный кофе пришлось выложить целых десять центов из ее скромных сбережений. В кошельке оставалось чуть больше тринадцати долларов, и Кэтрин понятия не имела, как протянуть на них до тех пор, пока не найдет работу. Завтрак подавала толстая негритянка в засаленном переднике. Усатый бармен, по всей видимости, отсыпался после тяжелой смены. Впрочем, сейчас его услуги не требовались: кроме Кэтрин в зале присутствовал лишь старикашка, пришедший на опохмел. Кухарка, немного поворчала на деда, за то, что тот еще не расплатился за прошлый раз, но все-таки слила ему в стакан недопитые остатки из бутылок. Старик молча цедил в углу свою бурду, в лучах утреннего солнца кружились пылинки, и безлюдный зал казался покинутым, как елка после Рождества. Было тихо, только с улицы иногда доносился скрип проезжающей повозки. Над барной стойкой висели часы. До поезда оставалось еще достаточно времени, и Кэтрин не торопилась. О Нью-Йорке или Чикаго она уже не мечтала: с ее скудным капиталом так далеко не уехать. Придется как-то устраиваться в Денвере. «Эх, было бы у меня побольше денег, — сокрушенно вздохнула она. — Если бы только мать не опустошила заначку!» Кэтрин допила кофе и откинулась на спинку стула, оттягивая тот момент, когда придется куда-то идти. Когда придется вступить в огромный враждебный мир, где никому нет до тебя никакого дела, где всем на тебя плевать. Всем, кроме законников, которые жаждут накинуть тебе на шею петлю. К столу подошла негритянка и принялась собирать посуду. Ее насупленные брови и громкое сопение давали понять: «Нечего тут рассиживаться». Дед-алкоголик уже дремал, развалившись на стуле, и толстуха явно была не прочь последовать его примеру. Ну что ж, пора идти. Кэтрин подхватила саквояж и покинула салун. Мокрая грязь ослепительно сверкала на солнце — после вчерашнего дождя дорога раскисла и превратилась в болото. Подоткнув юбку, Кэтрин с опаской двинулась в сторону станции, молясь, чтобы чавкающая жижа не засосала ее башмаки. Как она ни жалась к стенам домов — всадники и колымаги то и дело обдавали ее желтоватыми брызгами. Кэтрин решила не забирать Лорда из платной конюшни. Вчера она так и не осмелилась предложить хозяину его купить. Бумаг на коня у нее при себе не было, еще подумают, что она его украла. А с конокрадами разговор короткий — петля на шею, и дело с концом. Главная улица закончилась. Впереди маячили бараки, грубо сколоченные из потемневших досок. Покосившиеся заборы, застиранное белье, роющиеся в грязи куры и свиньи — бодрые вывески на фальшивых фасадах больше не прикрывали убогость и нищету. Помимо привычных ароматов навоза и нечистот ноздри вдруг уловили тошнотворный душок разложения. Поискав глазами его источник, Кэтрин увидела впереди на вытоптанном пустыре деревянный помост. На нем возвышалась виселица, а с перекладины свисал повешенный. Судя по всему, висел он уже не первый день. Лицо распухло и почернело, вокруг с жужжанием роились тучи мух, а на поперечине с удобством разместилась парочка холеных ворон. У Кэтрин подогнулись колени. На миг показалось, что это она висит в петле, и в ее пустых глазницах копошатся черви. Ей стало дурно. Она отвернулась, зажала рот рукой и торопливо прошла мимо. — Малоприятное зрелище, а, мисс? — поинтересовался прохожий в поношенном сюртуке. Кэтрин что-то буркнула себе под нос, и поспешила дальше, ощущая, как сердце неистово колотится в груди. Если ее поймают, ей тоже придется вот так болтаться в петле и гнить у всех на виду. Жуть какая! Нельзя этого допустить! *** До отправления поезда оставалось полчаса, и на станции толпилась уйма народу. Ковбои в широкополых шляпах, коммивояжеры с набитыми саквояжами, крикливые мамаши с выводком ребятни — в зале ожидания царили шум, гам и духота. Кэтрин нашла себе укромный закуток и повернулась к стене, делая вид, что внимательно изучает расклеенные на ней объявления. Красочные афиши зазывали поглядеть на бородатую женщину, живого безголового петуха и человека, у которого три ноги. Реклама чудо-эликсиров обещала вырастить на лысине буйную шевелюру, превратить старую деву в обольстительную нимфу, а импотента — в горячего жеребца. Тут же висели объявления о розыске, с которых на Кэтрин взирали паршиво пропечатанные убийцы, грабители и скотокрады. Дороже всего стоила голова некоего Джима Бастера — за поимку бандита с развесистыми черными усами предлагали тысячу долларов. Целое состояние! «Интересно, сколько дадут за меня?» — невольно подумала Кэтрин. Она даже знала, какую именно фотокарточку поместят в объявление, ведь фотографировалась всего раз в жизни. И вышла отвратительно. Выпученные глаза, жуткие букли на висках и добела напудренное лицо делали ее похожей на нелепую куклу. И этот неудачный портрет выставят на всеобщее обозрение. Глупо, конечно, сокрушаться из-за такой ерунды, но все равно почему-то именно от этой мысли неприятно заскребло в животе. За окнами раздался далекий гудок паровоза. Разношерстная толпа на миг замерла, прислушиваясь, а затем дружно ринулась к выходу. Кэтрин подхватила саквояж и последовала за всеми. Через несколько минут поезд, пыхтя и отфыркиваясь клубами черного дыма, подъехал к перрону. Кэтрин провожала глазами каждый грохочущий вагон в поисках своего, и когда номер «4» прокатился мимо, торопливо зашагала за ним. Наконец, пронзительно заскрипели тормоза, и паровоз остановился, с шипением выпуская пар. Пропустив вперед особо нетерпеливых пассажиров, Кэтрин поднялась на площадку и вошла в вагон. Немытые окна, обшарпанные стены, деревянные сиденья — второй класс не отличался особой роскошью, но Кэтрин восприняла это как должное: сравнивать ей было не с чем. К счастью, в вагоне еще оставались свободные места, и она примостилась рядом с почтенной леди во вдовьем платье и черной шляпке с пером. Дама приветливо улыбнулась и подобрала юбки, чтобы Кэтрин было удобнее сесть. — Спасибо, мэм. — Кэтрин улыбнулась в ответ. Она опустилась на сиденье, а саквояж задвинула под скамью. — Славная нынче погодка, не так ли, мисс? — забросила удочку старушка. — Славная, — согласилась Кэтрин. — А вчера вечером был сущий ад! Такой жуткий ливень! — делано заохала собеседница. — Словно сами небеса обрушились на наши головы! — И не говорите, — кивнула Кэтрин. В этот момент машинист дал гудок, и поезд тронулся, набирая ход.