***
— Алла! Сима крутит головой, пытаясь увидеть того, кто кричит, а папа Вадим, стоящий рядом, инстинктивно прижимает ее к себе. К ним направляется женщина, глядя на Симу широко распахнутыми глазами полными слез. — Девочка моя, — всхлипывает она, тянет руки, — Алла!.. Сима делает шаг, прячась за мощной фигурой отца. — Девушка, — низко говорит Вадим, — вы, верно, ошиблись. Эту девочку никогда не звали Аллой. — Это моя дочь, — яростно протестует она, поднимая голову, чтобы встретиться взглядом. — Вы у меня ее забрали! Вы лишили меня ее! — У меня есть все необходимые документы, подтверждающие, что она — дочь меня и моего супруга. Кто Вы такая я не имею ни малейшего понятия. — Доченька!.. — кажется, женщина готова разрыдаться и упасть на колени, но Сима не чувствует ничего, кроме недоверия. Она знает, что приемная, — ей рассказали еще перед поступлением в первый класс. Ее забрали из дома малютки, когда ей был год или около того. Папа Олег показывал ее самые первые фото — они действительно взяли ее совсем крохой (ладонь папы Вадима была такой огромной по сравнению с ее головой). И кроме всего прочего в документах нашелся отказной лист, подписанной женщиной, что ее родила. Поэтому сейчас все кажется до жути неправдоподобным. Сима все еще прячется за отцом, но говорит: — У меня есть родители. Па, опаздываем же... У незнакомки вытягивается лицо и кажется высыхают слезы неслучившейся истерики. Сама Сима думает, чего от нее ожидали? Что она кинется на шею и заверещит, оглушая визгом: «Мамочка»? Глупо ведь ждать подобного от одиннадцатилетнего ребенка, да? Глупо ведь, что она будет любить и нуждаться в человеке, которого ни разу в своей жизни не видела. — Но... Ты ведь моя плоть и кровь... — И что? — Сима хмурится, не понимая. — Я — твоя мать!.. — Это еще доказать нужно, — фыркает отец и делает шумный вдох. Она знает, что ему не нравится все происходящее и он готов сорваться в любое мгновение, но остается на месте. — Мне все равно кто вы, — говорит Сима и тянет Вадима за руку, — у меня есть моя семья. Па, идем. Тетя Джесс же звонить начнет, чтобы спросить где нас носит. — Ты права, Зайчик, — Вадим улыбается и позволяет ей обойти себя с другой стороны, чтобы оказаться как можно дальше от женщины. — А Вас я попрошу больше нас не беспокоить. Иначе буду вынужден общаться совершенно по-другому. В его голосе явно слышна угроза, но Сима не хочет об этом думать.***
Симе практически семнадцать, когда она вспоминает об этой странной женщине и ее притязаниях. Папа Олег увлечен разговором с навестившим их Серёжей, папа Вадим читает книгу, старательно игнорируя окружающих. Сама Сима допивает практически остывший чай и думает, что было бы неплохо хотя бы сегодня лечь спать пораньше. Но внезапное воспоминание заставляет ее скорректировать планы. — Па, — коротко зовет она, добиваясь того, что все трое мужчин к ней оборачиваются. Ей нравится это до ужаса, поэтому удержаться от улыбки не может. — Я тут хотела спросить кое-что... Когда мне было одиннадцать появлялась женщина, которая вроде бы называла себя моей матерью. — Было такое, — кивает Вадим, намеренно аккуратно оставляя закладку между тонких страниц, — удивлен, что ты помнишь. — Это действительно была она? От молчания становится не по себе и Сима чуть сводит плечи, пытаясь стать меньше, чем есть. Вопрос на самом деле непростой, хоть ее точка зрения и не изменилась с тех времен. Ей не нужна мать ни тогда, ни сейчас — отказалась и забыла вот и слава богу, пусть все так и остается. Теплые руки папы Олега мягко скользят по спине, а сухие губы касаются виска: — Насколько мы можем судить, это не она. — Все, что мы сумели найти, отрицало эту возможность, — кивает папа Вадим. — Хотя она была достаточно настойчива, — фыркает Серёжа в бокал с вином. — Пыталась увидеть тебя даже в школе, когда никого из нас не было рядом. Тогда очень повезло, что охранник решил, что не стоит тебе позволять с ней видеться, и предупредил меня, когда я приехал тебя забрать. Сима что-то подобное припоминала, но очень смутно — воспоминания были обрывочными и блеклыми. — Значит, никто не пытался забрать меня у Вас? — Никто, Зайчик, — едва заметно улыбается Вадим и переглядывается с Олегом. — Твои биологические родители... они... мертвы. Олег говорит с сожалением, не убирая ладони со спины. Симе, наверное, должно быть... больно? Она смотрит на него, пытаясь понять, что чувствует-думает он, но на его лице лишь участие с небольшой долей тревоги. У нее внутри ничего не происходит: сердце с ритма не сбивается, комок в горле не появляется, да и в груди не печет хотя бы отголосками ужаса. Ничего. Должно быть хоть что-то, но нет. — Давно? — уточняет она, сжимая пальцами край стола. — Их не стало, когда ты пошла в первый класс. Ей не хочется думать настолько по-скотски насколько сейчас хочется. Она же не бесчувственная, в конце концов. Но... единственная мысль, от которой облегчение растекается вместе с горечью от самой себя, как же хорошо, что никто нагло не ворвётся в ее жизнь и не попытается разрушить. Она не знает, кто и почему ее оставил тогда, семнадцать лет назад в роддоме, но это и неважно. Потому что у нее есть семья, есть любящие ее люди, и этого ей достаточно. — Наверное, должно быть жаль, — говорит она, прочищая горло, потому что от нее явно ждут реакции. — Но мне все равно. Их не было в моей жизни никогда, поэтому и переживать мне странно о ком-то незнакомом. Никто не решается ничего сказать, — да и есть ли в этом смысл? — поэтому Сима просто обнимает каждого из отцов поочерёдно, и поблагодарив за ужин, уходит в свою комнату. Возможно, она даже сможет лечь сегодня пораньше.