Связь через боль

Ему был всего лишь год и два месяца, но он уже постоянно плакал. Он лежал в кроватке, чувствуя холод и голод. Его подгузник был давно полон, и инфекция обжигала нежную кожу ягодиц. Он плакал, но рядом не было никого, кто мог бы его слушать. Он был всего лишь крошечным существом, отчаянно пытающимся позвать на помощь, но никого не волновало, жив он или мёртв. Когда блаженная усталость, наконец, усыпила его, ему приснилась тьма и отдающийся в ней пугающий смех. ~~~ Натаниэлю было шесть лет. Он только что закончил чистить зубы и, выйдя из ванной, направился по коридору первого этажа в сторону комнаты своих родителей. Дом был хорошо освещён, и из-под лестницы было слышно, как Лола и Джеймс громко разговаривают на кухне. Когда истерический смех женщины достиг его ушей, он неосознанно сгорбился и ускорил шаг по красной ковровой дорожке. — Мамочка, я закончил, — сказал он, просунув голову в щель двери. Ему не разрешалось заходить в эту комнату без разрешения, но его отец был внизу со своими «друзьями», так что он набрался хотя бы такой храбрости. Голос его матери доносился из-за её шкафа, поэтому он был немного неотчетливым: — Я иду, дорогой. — Натаниэль улыбнулся, но всё ещё теребил рукава своей пижамы. Он до сих пор слышал голоса из кухни. — Позволь мне посмотреть на твои зубки, — попросила его мама, открыв дверь, затем она наклонилась вперёд. Натаниэль широко открыл рот, но ему в этот момент отчаянно хотелось улыбнуться. Его мать была красивой, она только что приняла душ, поэтому от неё также приятно пахло, пахло домом, и, похоже, в тот вечер у неё было хорошее настроение. Натаниэль любил, когда его мама была в хорошем настроении. Это означало, что его отец тоже был не так уж плох. — Ладно, ты молодец, малыш, давай уложим тебя спать. — Натаниэль протянул к ней руки, и она без запинки подняла его, не сопротивляясь. Да, его мама была в хорошем настроении. Маленький мальчик уткнулся носом ей в шею и слабо хихикнул, крепко обнимая её. — О, сегодня кто-то любит свою маму. — Она даже рассмеялась. — Я люблю тебя, мамочка. — Я тоже люблю тебя, дорогой. — Поцелуй на его щеке был приятным, он ощущался, как дом. В ту ночь она прочитала Натаниэлю целых две сказки на ночь, и мальчику удавалось полностью прослушать обе, не заснув, правда, только до конца второй. Она ещё раз поцеловала его в макушку, затем слезла с маленькой кровати и прошептала: — Спокойной ночи, Абрам. Она ненавидела первое имя своего ребёнка. Ей не нравилось, что оно было точно таким же, как у её мужа. Она ненавидела его всем своим существом, поэтому никогда не называла его так. Это всегда были милые прозвища или просто Абрам, когда никто другой не мог её услышать. Она никогда не называла его Натаниэлем. Натаниэлю приснился бегемот, о котором была первая сказка на ночь. Он ехал на его спине, и они вместе дрались с крокодилом, потому что этот монстр пытался навредить его маме. Казалось, они победили, и Натаниэль уже хвалил своего друга, но затем из-за них поднялся более крупный монстр и впился в него, прежде чем проглотить мальчика целиком. Он попытался закричать в темноте, но не смог. И это было больно. Больно. Больно… — БОЛЬНО, МАМА, МНЕ БОЛЬНО, МАМА, ПОМОГИ, МНЕ ОЧЕНЬ БОЛЬНО! — Он возился в постели, извивался весь, но внезапно включился свет, и рядом с ним появилась его мать. — Эй, что такое? Что болит, малыш? — Она села на край маленькой детской кровати, её лицо потеряло все свои краски, когда она пыталась уберечь крошечного ребёнка от причинения самому себе любого вреда. — Тсс, мамочка здесь, скажи мне, что болит, пожалуйста. — Натаниэль позволил ей усадить себя на колени. Мальчик свернулся в её объятиях и уткнулся потным красным лицом в её ночную рубашку. — Где болит, малыш? — Снова прошептала она в его тёмно-рыжие влажные волосы. — Везде, — он всхлипнул, но мама прижала его ещё ближе, поэтому он снова заговорил. — Мои щеки, шея, грудь и руки, и… и… моя попа, мамочка, так сильно болит. — Он плакал ей в грудь, отчаянно цепляясь за рукава её ночной рубашки. Мэри нахмурилась, затем осторожно отвела его голову, чтобы рассмотреть лучше. Его щеки горели красным, но не было никаких признаков того, что это было из-за какой-то травмы. Её первой мыслью было, что пришёл её муж и сделал ему больно, но этого не могло быть. Натан был бы там, стоя над маленьким тельцем со своей жестокостью с победоносной улыбкой. Под пижамной рубашкой Натаниэля она тоже ничего не нашла, как бы он ни утверждал, что его руки очень сильно болят, особенно запястья. — Почему ребёнок не спит? Мэри на секунду закрыла глаза, когда до них донеслось это рычание, затем оглянулась через плечо на мужа. — Ему больно. Я не знаю, что с ним не так. Натан вошёл в детскую комнату, отчего Мэри почувствовала, что пространство теперь не такое комфортное, как было несколько минут назад, а наоборот удушающе маленькое, будто стены сжимаются, а воздуха катастрофически не хватает. — Что болит, Младший? — Спросил он, всё ещё стоя, скрестив руки на груди. Рыдания ребёнка были теперь настолько сильными, что он даже не мог нормально дышать и просто начал икать. Вместо этого Мэри ответила: — Он сказал, что лицо, шея, руки и, — она с трудом сглотнула, — попа. — Задница?! — проворчал Натан с хмурым взглядом, глядя то на свою жену, то на сына. — Почему? — Я не знаю, — ответила Мэри, изо всех сил стараясь не звучать злой. — Ты уже проверила его задницу? Женщина проигнорировала его, а затем снова начала шептать Натаниэлю: — Я уложу тебя на кровать, малыш, чтобы я могла проверить, где болит, хорошо? Секундочку, ладно? Натаниэль не мог ответить из-за боли в лёгких, из-за многочисленных рыданий, но и не возражал, когда Мэри опускала его на кровать. Она чувствовала, как её душила паника, когда стягивала с ребенка пижаму, она ожидала крови, но ничего не увидела. Кожа даже не покраснела. Она осторожно погладила мягкую кожу, затем опустила ножки ребёнка, почувствовав себя ещё более растерянной. — Милый, — тихо сказала она. — У тебя болит желудок? Или здесь? — она надавила пальцами на правую часть живота Натаниэля, рядом с его бедром. Ответом было покачивание головой. — Это может быть аппендицит. — Она посмотрела на своего мужа, который с прищуренными глазами смотрел на обнаженное, незапятнанное тело Натаниэля. — Может быть. Но это не объясняет другую боль, которую он чувствует. Их взгляды встретились, и впервые после очень долгого времени они подумали об одном и том же. «Возможно. Но это не так. » Мэри снова посмотрела на своего ребёнка, затем поднесла дрожащую руку ко рту. — Нет, это… Не может быть. Фантомная боль. Боль другого человека. Боль родственной души. Этого не может быть. Её ребенок не мог быть связан с кем-то, кого только что… кого только что… изнасиловали. Мэри слишком хорошо знала знаки. Она знала, что всё началось с пощёчины и хватания за руки. Затем руками, сдавливающими шею так сильно, что было больно даже после того, как они перешли к груди, чтобы толкнуть тело вниз, так сильно, что казалось, что оно вот-вот лопнет. Она даже знала, каково это было там, снизу. Это была боль, которую она никогда не забудет. Это была боль, которую она никогда не хотела, чтобы испытал её ребенок. Или любой другой ребёнок, потому что она ещё не была монстром. Дрожащими руками она потянула Натаниэля обратно к себе на колени, а затем накрыла его одеялом, укрыв от всего мира, пытаясь закрыть источник той боли, которая так ранила её ребёнка. Пытаясь отгородить его от родственной души. От возможного изнасилования ребёнка. — Почему, почему? Почему? — Она понятия не имела, когда муж вышел из комнаты (ворча о ненужных хлопотах) или когда она начала укачивать сына. — О, Абрам, ох, малыш. — Она чувствовала себя беспомощной. Неспособной. Она защищала его всё это время от тяжёлых кулаков Натана, от дел и друзей мужа, от всего, а теперь была беспомощной. Никто не мог разорвать связь между двумя родственными душами. Никто в этом мире не был достаточно силён, чтобы встать между этой связью. Натаниэль будет испытывать боль и кошмары этого другого человека, и, знаете, это будет взаимно. Это будет продолжаться, пока один из них не умрёт. В ту ночь Мэри пожелала, чтобы они поскорее умерли. ~~~ Ему было семь лет и два месяца, и он прятался под одеялом, потому что монстр снова входил в его комнату. В доме без отопления было холодно, но монстр сказал, что ему нужно раздеться. Мальчик знал, что последует после этого, и плакал ещё до того, как монстр стянул с него штаны. Он знал, что это бессмысленно, но всё равно пытался, потому что не мог перестать верить монстру. — Пожалуйста, не делай этого, пожалуйста! Монстр снова забрался в его кровать.