Связь через боль

Освальду было двенадцать лет и пять дней, и он лежал на больничной койке в окружении гудящих машин. Его мать шепталась с доктором по ту сторону занавески, и как бы ему хотелось, чтобы он этого не слышал. Он слишком оцепенел, чтобы заботиться о чем-либо. — Нам нужно идти, доктор Коч. — Я не сообщил о вас в полицию, мадам, потому что вы умоляли, что, если это случится, ваш муж найдёт вас немедленно, но вам нужно… — Нет. Мы не можем пойти в полицию. Вы должны понять. — Он был подстрелен, это не то, что должно оставаться незамеченным. Освальд знал, что на лице его матери уже появились раздражённые морщины, заставляющие её выглядеть безумной. Он задавался вопросом, думал ли доктор, что эта женщина так же непригодна для ухода за ребёнком, как и её муж. Вместо этого он посмотрел в окно. Ему очень понравились пейзажи. Снег шел несколько дней, а больница находилась на окраине города, так что всё, что он мог видеть под ней, — это деревья, покрытые белым снегом. Ему это нравилось, но он также боялся того момента, когда им придется расстаться с этим и выйти на мороз. Они снова потеряли почти всё. У них были деньги, но больше ничего. Никого больше. Он повернулся на бок и прижал руки к лицу. Его предплечье начало болеть два дня назад. Он был на лекарствах и почти всё время без сознания, так что, возможно, Эндрю начал это делать сразу после того, как начались приступы. Он не был уверен, но было очень больно, и на этот раз не физически. Освальд погладил свою безупречную кожу, которая казалась ему раненой. Он почти чувствовал шрамы, которые Эндрю оставил на своей коже. Эндрю начал резать себя, и Освальд не мог перестать чувствовать себя ответственным за это. Нападение с изнасилованием произошло той ночью, когда он был сильно ранен. Как он мог быть уверен, что его боль не сделает Эндрю достаточно уязвимым, чтобы на него легко напали? Извини, не удалось сделать это правильно. Ничто не могло исправить это. Он доставлял Эндрю неприятности одним лишь своим существованием. — Освальд! — Он вздрогнул, когда мать потрясла его за плечо. — Ты снова невнимателен! — Прошипела она. — Ты мог бы уже умереть, если бы я была твоим отцом. — Да, конечно, — пробормотал он и снова отвернулся. — Тебе нужно прекратить такое отношение ко мне, потому что я начинаю очень злиться. Он не ответил, во всяком случае, не ртом. «Когда ты не злилась?» Он смотрел на свое предплечье, но отказывался прикасаться к нему, потому что не хотел, чтобы его мать что-то поняла. Затем он немного дёрнулся, когда боль вернулась. О нет. Реплика его матери последовала сразу. — Снова?! Я не могу в это поверить, было бы лучше, если бы кто-то уже убил ту девчонку. Освальд плюхнулся на спину и сердито посмотрел на мать. — Не говори так! — Она тебе ничего не даёт, кроме хлопот, а этого у нас уже и так достаточно. Дыхание мальчика участилось, как из-за нарастающей боли, так и из-за его гнева. — Не то чтобы я мало им докучаю, мама, они страдают гораздо больше из-за меня. Ты такая же плохая, как и он… Он не хотел этого говорить. По крайней мере, не сейчас. Он увидел, как поморщилось лицо женщины, и был благодарен, что они в больнице, потому что она не напала на него в ответ. Она просто встала со стула, но потом обернулась. — Мы уезжаем завтра. И тебе действительно нужно собраться к тому времени. — Хорошо, — пробормотал Освальд в ответ, а затем свернулся калачиком под одеялом. Она была права. Она всегда была права. Она просто хотела сохранить ему жизнь. Освальд понимал, но всё равно это было так несправедливо. Всё было несправедливо, и он ненавидел эту жизнь. Он ненавидел её гораздо больше, чем свою мать. Но он не мог просто пойти и умереть. Это было неправильно. Единственной причиной, по которой он хотел остаться в живых, была возможность когда-нибудь позже встретиться с Эндрю. Может быть, это случится. Может быть, он просто был намного сильнее, чем думал. Или эгоистичным. Он хотел жить, даже если это доставляло Эндрю неприятности. «Но я сделаю это правильно. Я соберусь с духом, клянусь. Я буду сосредоточен, и я защищу нас от ненужной боли. Просто наблюдай за мной.» Он зажмурил глаза, прижал колени к груди и беззвучно терпел боль Эндрю. ~~~ Ему всё ещё было тринадцать лет и два месяца, но казалось, что за последние несколько дней он постарел как минимум на десять лет. Он стоял на крыше заброшенной фабрики у моря и смотрел не на пейзаж, а на свою руку на коленях. Кровь. Она медленно вытекает из-под его кожи. Она не была чёрной, хотя он как бы ждал, пока она стемнеет. Внутри всё было так темно. Мертво. Но он не умер, верно? Его кровь всё ещё текла, его сердце всё ещё качало её. Почему? Почему он почувствовал себя убитым, когда та женщина отвернулась, когда утром из его комнаты появился её сын? Он почувствовал, как пламя гнева снова вспыхнуло в его теле. Он был так зол. Он хотел кого-то убить. Себя. Он посмотрел на улицу и подумал, что просто склонится вперёд. Вместо этого он просто нацарапал лезвием ещё одну линию на предплечье.