Связь через боль

Абраму было семнадцать лет, четыре месяца и двадцать два дня. И теперь он был, действительно, совсем один в этом мире. Его мать, которая почти не выпускала его из виду последние 17 лет, 4 месяца и 22 дня, закрыла глаза пять минут назад и больше никогда на него не взглянет. Абрам сидел на водительском сиденье неподвижно, глядя на тело, но видел он свою мать с её светлыми вьющимися волосами в ночной рубашке сразу после душа. Он медленно дышал, чувствуя запах ванили и кокоса, запах дома. Он уловил звуки волн в шести футах от машины, слыша нежный голос, говорящий «Я люблю тебя, милый», «Ты мое сокровище, ямочка», «Мама всегда будет заботиться о тебе, Абрам». Потом закричала чайка, и тишина разлетелась на миллионы осколков. Тяжёлое дыхание, мучительные стоны. — Повторяй за мной. — Мама, нам нужно отвезти тебя в… Ногти глубоко впиваются в его руки. — Повторяй за мной! — Мама… Голубые глаза горят, как море в огне. — Не оглядывайся назад. Не замедляйся. И никому не доверяй. — Не оглядывайся… Не замедляйся… И никому не доверяй. Губы окрашены в тёмно-красный цвет от крови. — Будь кем угодно, только не собой, и никогда не будь кем-то слишком долго. — Мама, пожалуйста… Задыхающейся и дрожащее тело сражается в своей последней и уже проигранной битве. — Повтори, Абрам! — Будь кем угодно, только не собой, и никогда не будь кем-то слишком долго. Крошечная, слабая улыбка под кровью и морщинами боли. — Да, малыш. Всё будет хорошо. Ты мой сильный ребёнок, ты будешь… Руки опущены, тело сгорбилось и больше никогда не выпрямится. Абрам наклонился вперёд и коснулся неживого тела. Живот был жёстким и вздутым, но кровь на пальцах всё ещё была теплой. Он вздрогнул, но не отвернулся. Он должен был убрать её отсюда. Хотя бы закопать. Он должен был что-то сделать, но когда он попытался отодвинуть тело от сиденья, то услышал, как запекшаяся кровь отрывает винил, и это убило его. Он вырвался из машины, и его вырвало на переднее колесо. Он стоял на коленях в тёмном песке долгие-долгие минуты. Даже вонь его рвоты не могла заменить запах крови в носу. Его руки были черными от песка, прилипшего к крови, когда он снова поднял их и встал. Закапывание уже вылетело из его головы, и он знал, что должен делать вместо этого, но даже имея под рукой ящик с бензином, никак не мог заставить себя. Слёзы текли по его лицу, но он почти не замечал, что плакал. Его матери больше нет, и если он сделает это сейчас, она исчезнет совсем. Она уже была мимолетной тенью, живущей только в памяти Абрама о его отце, который не хотел ничего, кроме того, чтобы увидеть этот момент. Стереть его мать с лица земли. Никто не будет скучать по ней. Её никто не вспомнит. Он не хотел, чтобы его мать полностью превратилась в ничто. Потом он вспомнил. В этом мире был ещё только один человек, который мог скучать и думать о ней. Он выудил телефон, который купил два дня назад, потому что последний был отслежен. Он знал номер; его разум был наполнен этим, как и всем остальным, чему его мать учила его годами. Он позвонил всего два раза, после чего ему ответил любопытный голос. — Это кто? — Дядя Стюарт. — Его голос сорвался, а пальцы сжали дверцу машины. Он стоял там, глядя на тело, в котором раньше была его мать. — Натаниэль? — Он услышал имя и вздрогнул, поскольку его голова стала пустой. — Мэри? Где моя сестра? Натаниэль! — Она ушла, — с трудом он выдавил эти два слова, а затем услышал тяжёлый звук удара кулака по столу. — Твой отец? — Да. — Этот ублюдок! — Затем последовало множество других ругательств, прежде чем мужчина смог взять себя в руки. — Что я могу сделать для тебя? Предложение остается в силе, мой мальчик, приедь ко мне, и я буду защищать тебя. Абрам вспомнил Алекса. Та неделя в Ливерпуле восемь лет назад казалась случившейся в другой жизни. Его мать отклонила предложение брата, потому что не хотела, чтобы его сын рос в криминальной семье. Она бы и сейчас этого не хотела. — Я в порядке. Просто хотел, чтобы ты знал. — Натаниэль… Это проклятое имя. Напоминание о том, кем он был на самом деле. Кем он никогда не хотел и не мог быть снова. — Пока, дядя. Он прервал звонок и бросил телефон на водительское сиденье. Больше он никогда не позвонит, потому что он не позволил Стюарту увидеть номер. От запаха бензина у него скрутило желудок, но разум уже отключился. Никак иначе он не смог бы вылить его на тело своей матери. Когда парень убедился, что весь салон промок, он вернулся к двери у пассажирского сиденья и без колебаний зажег спичку. Он снова посмотрел на свою мать, и ему захотелось увидеть что-нибудь ещё, кроме этого безжизненного тела. Память подвела его. Он уронил спичку на водительское сиденье — не мог, просто не мог бросить её на мать — но не увидел, как загорелся бензин. Он сжимал дверной косяк до тех пор, пока жара не дала о себе знать, делая это невозможным. Он смотрел, как пламя превращает её одежду в пепел, и, наконец, отступил назад, когда вонь горящих волос и кожи достигла его носа. Он не ушел далеко, он стоял и смотрел, зная, что эта сцена будет преследовать его до самой смерти. Что была не так далеко от него. Он был один, он был слаб, и он умрёт через пару месяцев. Однако даже ясное представление о том будущем не могло помешать ему сделать то, что велела ему мать. Он выбрался с этого пляжа с онемевшим разумом и телом, каким-то образом добираясь до Сан-Франциско, где получил новую личность, а затем выбрал следующий пункт назначения. «Дыши! Оставайся сосредоточенным! Не чувствуй! Думай! Дыши!» Голос матери звучал в его голове в аэропорту, и ему в основном удавалось подчиняться командам. Он просто проигнорировал мысль!, потому что сейчас было не до этого. Или когда-нибудь ещё. ~~~ Ему было восемнадцать лет и девять месяцев, и он горел. Он сидел в машине с женщиной на пассажирском сиденье, и машина была полна пламени. Он не мог оторвать глаз от тела, от того, как расплавилась кожа, потом всё почернело. У него до тошноты болел желудок из-за вони горящей кожи и волос, но как у него мог остаться желудок, когда он тоже был в огне? Когда это наконец закончится? Это закончилось, потому что он так захотел. — Опять этот гребаный сон, — пробормотал он и спрыгнул с кровати в общежитии. Ему пришлось пойти и вымыть лицо, потому что без запаха мыла он не мог вынести вонь в носу. Он хотел курить, но от одной мысли о пожаре у него скрутило желудок. Сигареты не было, но бутылка виски, которую он украл прошлой ночью у тренера, была ещё наполовину полная. Теперь он проглотил остатки. «Ты также не мог просто умереть?» ~~~ Нилу Джостену было семнадцать лет и восемь месяцев, и он стоял на поле для экси, глядя на игроков за плексигласовыми стёклами. Он почувствовал приближение человека задолго до того, как тот заговорил. — Привет, малыш. Я видел тебя много раз стоящим здесь слишком. Нил повернулся к старшему и кивнул в знак приветствия. — Простите, сэр. Если это проблема… — Нисколько. У меня есть для тебя место в команде, если ты, конечно, хочешь играть. Глаза Нила расширились, и на этот раз он просто не мог солгать. — Хочу, сэр.