Темно-синий купальник Мисаки Мэй

Кубик льда одиноко плавал в стакане с домашним лимонадом — только он спасал от жары, которая обрушилась на Йомияму громом среди ясного неба. Ещё вчера город утопал под дождем, а сегодня все прячутся от пекла, сидя по домам. Мисаки писала формулы механическим карандашом, который то и дело ломался. Она почти не притрагивалась к лимонаду, что любезно принесла бабушка Коити, и, нахмурившись, выводила цифры на бумаге. Несмотря на то, что Мисаки была отличницей и раньше прекрасно решала задачи, математика ей давалась в последнее время тяжело, и перед началом следующего учебного года она хотела подтянуть несколько тем, с чем ей вызвался помочь Коити. Встречались они почти каждый день дома у юноши, а его бабушка и дедушка всегда были рады гостье, ведь в последнее время мальчик выглядел подавленным и грустным, а в обществе подруги он даже иногда улыбался. Конечно, они и не догадывались, что пережил внук за последние месяцы, свидетелем скольких смертей он стал и кого вернул к смерти. Это тяжкое бремя в форме воспоминаний о мертвеце нес только он и его черноволосая подруга. — Я не понимаю, что здесь писать, — поникшим голосом проговорила Мэй, и парень, склонившись над тетрадью, взял из ее руки карандаш, легонько касаясь ледяной ладони девушки. Удивительно, но даже в такую жару кожа Мисаки безустанно оставалась холодной. — А, здесь… Нас учили этому в Токио, странно, что в этой школе такого не рассказывали. Смотри, если поставить здесь скобку, а икс перенести сюда, то… — Коити выводил примеры косым почерком, параллельно проговаривая каждое свое действие. Ему было приятно находиться рядом с Мисаки и помогать ей. Так он чувствовал себя лучше, ненадолго отвлекаясь. — Видишь? Получился нужный ответ. — Да, — кивнула она, переписывая идентичную задачу из учебника и повторяя решение за учителем. — Ты быстро учишься, — слабо улыбнувшись, проговорил шатен, получив в ответ молчание, что было так свойственно для Мисаки. — Думаю, сегодня последний раз, когда я к тебе прихожу. Я усвоила все темы, мне больше не нужна твоя помощь, — сухо отчеканила девушка, закрывая тетрадь и складывая учебные принадлежности в стопочку. — И… Спасибо, Сакакибара-кун. Ей не нравилось то, что она чувствовала, а чувствовала она привязанность к другу, теплоту и удовольствие от общения, нет, даже нахождения рядом с ним. Все это раньше было чуждо для нее, и только к сестре она питала подобные чувства, в большей степени из-за того, что они были близнецами. Мэй выбрала себе путь одиночества, чтобы не плакать о людях, на которых она увидит цвет смерти. Но Коити неумолимо сближался с ней, всем своим видом показывая, что ему все равно на ее переживания. Пусть она видит в нем эгоиста, но девушка и правда была ему дорога. Она встала из-за стола, сложила вещи в сумку и направилась к выходу из комнаты. — Стой, Мисаки, — Коити поднялся со стула, и, когда одноклассница остановилась в проходе, замялся. — Не хочу провести остаток лета один. Мне довольно тяжело после того, что произошло во время поездки в храм… Может, будешь еще заходить? Просто так. У меня есть видеоигры, книги и разные принадлежности для рисования, можно было бы провести время вместе. Если ты не против, конечно. В комнате повисла тишина, давящая на мозг и смущающая Сакакибару. Черт, зачем он это сказал? Очевидно, что Мисаки откажется — она всегда держит всех на расстоянии, и Коити — не исключение, даже если они сдружились за время учебы в одном классе. — Не стоит тебе ко мне привязываться, Сакакибара-кун, — обернувшись через плечо, прямо отрезала Мэй. Она боялась, безумно боялась подпускать его, хоть ей самой и хотелось продолжать общение и стать еще ближе. В голове крутилась мысль, которую девушка не решалась озвучить, но все же произнесла. — Но если ты и правда хочешь провести время вместе, то послезавтра мы с Кирикой едем на виллу на неделю. Помнишь, я была там во время той поездки на пляж? Ты можешь поехать с нами. Кирике с отцом будет все равно. Если поедешь, то приходи к магазину послезавтра в 12:00, возьми с собой плавки и не опаздывай. Не дожидаясь ответа, девушка вышла из комнаты и покинула дом Сакакибары, оставляя юношу наедине со своим замешательством и легким смущением. Когда Коити спросил у бабушки с дедушкой о поездке, они были очень рады, ведь вид внука, который кричит по ночам от кошмаров, почти не ест и всегда ходит с заплаканными глазами, разрывал им сердце. Они не понимали, чем ему помочь — ни на какие вопросы он не отвечал, сны не пересказывал, перестал заниматься хобби и почти ничего не ел. Такая поездка должна была поднять ему настроение или как минимум отвлечь его от тех мыслей, что роились в его голове. Коити долго не раздумывал — он и правда очень хотел поехать. Скрывать, что желание это было вызвано неумолимой потребностью стать ближе к Мисаки, не было смысла. Почему-то только с ней он чувствовал себя хорошо, хотя бы на время забывая о тех ужасах, что ему пришлось пережить. Через день Сакакибара стоял с рюкзаком наперевес напротив «Пустых синих глаз в сумерках Йоми». На часах было 11:55. Магазин не придавал никаких признаков существующей в нем жизни, и только стеклянные глаза куклы, живущей на витрине, будто приветствовали гостя. Юноша подождал несколько минут, и ровно в 12:00 двери студии распахнулись, и из-за них показались Мисаки со своей приемной матерью. На девушке было летнее голубое платьице с белым кружевным воротником, соломенная шляпка и неизменная белая повязка на правом глазу. Кирики, завидев гостя, молча кивнула, чуть склонившись вперед и получив в ответ такой же жест, а Мэй бросила «привет», направляясь к серой легковушке, припаркованной недалеко от входа. Тишина висела грозовым облаком на протяжении всей поездки. Брюнетка смотрела в окно, провожая взглядом городские пейзажи, иногда доставая из небольшого рюкзачка веер и обмахиваясь им. Несмотря на работающий в машине кондиционер, капельки пота проступали на ее лбу и ключицах, стекая вниз, под легкую ткань платья. Коити тоже смотрел в окно, лишь изредка косясь на одноклассницу, наблюдая, как изящно она обмахивается веером, тонкими пальцами стирая капельки пота с ключиц. Он раздраженно на самого себя отворачивался, однажды сделав это, пожалуй, слишком резко, что не ушло от зоркого глаза Мисаки, и она, посмотрев на Сакакибару, медленно покачала головой, будто говоря «не смотри на меня так, иначе я вышвырну тебя из машины на полном ходу». Через полтора часа авто припарковалось рядом с двухэтажным загородным домом с большой террасой и массивным бонсаем, растущим у входа в апартаменты. Девушка с приемной матерью все также молча вышли из машины и взяли свои вещи из багажника, игнорируя предложение Коити помочь им с сумками. Через мгновение на пороге появился высокий мужчина средних лет с седеющими волосами, тяжелым взглядом и очень теплой, приветствующей всех гостей, улыбкой. Он приобнял жену, похлопал по плечу приемную дочь и, остановившись взглядом на юноше, задумчиво склонил голову набок. — А ты кто? Мне о тебе не говорили, — проговорил он, подходя ближе к гостю и рассматривая его с головы до ног. — Парень Мэй, что ли? — Прошу прощения, — смутившись тем, что подруга не сказала о нем отцу и тот все неверно подумал, отчеканил шатен. — Меня зовут Сакикабара Коити, я одноклассник Мисаки. Она пригласила меня к Вам. Я думал, Вы знаете. — А, ничего страшного, — почесав затылок, ответил мужчина, а затем протянул юноше руку, — меня зовут Котаро Мисаки. У нас нет для тебя отдельной спальни, но в комнате Мэй есть диван, ты можешь спать там. Проходи, чувствуй себя как дома. Коити удивленно смотрел на мужчину, не веря своим глазам и ушам. Он широко улыбался, жал руку и вел себя очень открыто и любезно. Такой образ не вписывался в привычную отстраненность и холод Мэй и ее матери. В голове невольно зародился вопрос: как такой общительный человек мог связать свою жизнь с затворницей, создающей жутковатых кукол? — Ты умеешь готовить, Коити? — мужчина сразу перешел на имя, пренебрегая всеми правилами и устоями. — Я хочу сделать праздничный обед в честь приезда моих девочек и тебя, поможешь мне? — Да, конечно, — несколько растерянно кивнул юноша, направляясь на второй этаж, куда указал новый знакомый. Поднявшись вверх по лестнице, Коити увидел открытую дверь в конце коридора, и он неуверенно зашагал по чужому дому, слыша копошение в комнате. Несмело заглянув в помещение, представляющее собой небольшую светлую спальню с кроватью у окна, диванчиком у стены, шкафом с зеркальной дверью и рабочим столом, юноша встретился взглядом с девушкой, что разбирала свой рюкзак, вытаскивая из него купальник, несколько платьев, шортиков и футболок. — Что? — равнодушно спросила Мисаки, когда пауза слишком затянулась. — Проходи, будешь спать здесь, — она указала на диван у стены, на котором покоились несколько подушек и старых мягких игрушек. — Ничего, просто… — Сакакибара не знал, как начать, чтобы не показаться слишком грубым. — Удивлен, что мой отец такой? — возвращаясь к разбору вещей, предположила Мэй, получив в ответ легкий кивок. — Точнее сказать, дядя. Да, он и правда не похож на нас с Кирикой. Возможно, поэтому он нас и любит — мы мало разговариваем и много слушаем, никогда не устраиваем сцен и скандалов, с нами практически невозможно поссориться, но и давать тепло и заботу мы тоже умеем. — После последних слов Мисаки, взглянув на собеседника, чуть замялась. — Иногда. Она подошла к шкафу и бережно сложила там привезенные вещи, ставя рюкзак на последнюю полку. — Мне он нравится больше, чем Кирика. Честно сказать, я боюсь увидеть на нем цвет смерти, — девушка подошла к окну и, облокотившись на край кровати, раскрыла тяжелые ставни, впуская свежий морской воздух в комнату. — А на Кирике ты не боишься его увидеть? — несмело спросил Коити, выкладывая свои вещи на свободную полку шкафа, куда указала хозяйка комнаты. — Не знаю. Мне в большей степени все равно, как бы это ни звучало. Я мало за кого боюсь, разве что за отца и… Девушку перебил мужской голос, доносившийся с первого этажа. — Коити, жду тебя на кухне! — разносилось эхом по комнатам, и юноша нехотя отвлекся от разговора. — Прости, мне надо помочь Мисаки-сану с готовкой, — он наскоро сложил оставшиеся вещи на полку и устремился в коридор, оставляя собеседницу. Кухня была просторной, светлой и уютной — рай для человека, который любит готовить и проводит на кухне по несколько часов, сотворяя кулинарные шедевры. Мужчина копошился в холодильнике, вытаскивая контейнеры со свежими морепродуктами и холщовые мешочки с овощами и зеленью. — А, ты спустился. Открой шкафчик и достань оттуда рис, а внизу есть сковородки и кастрюли, — проговорил Котаро, складывая на кухонную тумбу продукты и специи и что-то напевая себе под нос. — Честно говоря, Мисаки-сан, я не таким Вас себе представлял, — сказал Коити, выполняя поручения мужчины. — Мэй говорила, что Вы бизнесмен и редко видитесь с семьей, да и Ваша жена и Мэй так сильно от Вас отличаются, — юноша несколько смутился, ловя на себе удивленный взгляд собеседника. — Да, ты прав, но я редко с ними из-за работы. Была бы моя воля, я жил бы с ними постоянно, но, чтобы Мэй и Юкиё ни в чем не нуждались, нужно много работать. Слушай, Коити… — мужчина положил свежую рыбу на деревянную доску, полосуя ее острым ножом на ровные стейки. — Мэй непростая, с ней нужно быть аккуратным и терпимым. Юноша молчал, не понимая, к чему клонит отец девочки. — Уверен, она по-особенному к тебе относится, иначе тебя бы здесь не было. Раньше Мэй никогда не приглашала сюда гостей. Она много пережила за свою жизнь, и я надеюсь, ты относишься к ней с должной теплотой и заботой. — Я понимаю, Мисаки-сан, но к чему Вы это? — густо покраснев и догадываясь, к чему ведет собеседник, проговорил парень. — Не знаю, какие между вами отношения, но если ты ее обидишь, то я перестану быть с тобой таким добрым, — улыбка сошла с лица мужчины, словно ее никогда там и не было, и он мигом стал похож на Кирику и Мэй. Теперь он больше вписывался в семью, чем мгновение назад. Его густые темные брови были нахмурены, уголки губ поползли вниз, а и без того тяжелый, уставший взгляд стал совсем невыносимым. — Так, теперь мой вон те овощи, — вновь улыбнувшись, проговорил Котаро, и вид его снова стал дружелюбным и веселым. — Мы дружим с Мэй, и она для меня многое значит. Я стараюсь делать все, что в моих силах, чтобы сделать ее хоть немного счастливее. Даже если у меня этого не получается, она важный человек для меня, и я никогда ее не обижу, — сам удивляясь такому откровению, проговорил юноша, ловя на себе удовлетворенный ответом взгляд собеседника. Только сейчас Коити обратил внимание на слова о том, что Мэй относится к нему «по-особенному». Что это значит? Да, девушка подпускает его достаточно близко к себе, как никого другого, но насколько близко, есть ли у этого «близко» границы и как можно их расширить? Вопросов было точно больше, чем ответов. При взгляде на Мэй в принципе были только вопросы, чего уж говорить об общении с ней. Хоть Коити и знал девушку несколько месяцев, он все еще чувствовал себя чужаком, которого пока не пускают на свою территорию. Через полтора часа Котаро позвал Кирику и Мэй, и, спустившись, они увидели настоящий пир. Стол был накрыт множеством блюд — стейки из красной рыбы, нежные гребешки в сливочном соусе, рассыпчатый рис, крабовая мякоть в топленом сливочном масле, еще горячий хлеб из местной пекарни, в которую десять минут назад бегал Сакакибара по поручению мужчины, и свежие фрукты, красиво разложенные в плетеной корзине. Котаро сидел во главе стола, напротив него — Кирика, по правую руку — Мэй, а слева — новый знакомый. Ели они в тишине, что было самым привычным состоянием в их доме, даже несмотря на разговорчивость и общительность Котаро. Лишь изредка он предлагал гостям очередное блюдо, причмокивая, дегустируя все больше кулинарных шедевров и расхваливая своего подопечного, помощь которого в готовке нельзя было переоценить. На лицах Мэй и Кирики все также не было никаких особых эмоций. Они не были впечатлены деликатесами или просто не показывали свое удовольствие, что было для них обыденностью. Лишь ближе к концу обеда Коити, взглянув на одноклассницу, легонько поднял подбородок кверху в знак вопроса, и та также незаметно кивнула, прикрыв глаз. Это было величайшей похвалой, на которую можно было рассчитывать. Спустя полчаса Котаро поднялся, удовлетворенно потирая живот и улыбаясь, и подал руку Юкиё. — С посудой разберемся потом, можете пока погулять, сейчас отличная погода для плавания, — мужчина подмигнул Коити и направился с женой на второй этаж, не замечая, как смутился юноша. Они с Мэй остались сидеть за столом, доедая последние гребешки и не поднимая взгляда друг на друга, слыша сверху мужской смех и музыку. — Ты не думал, что он такой, да? — склонив голову набок и отставляя тарелку, спросила брюнетка. — Он совсем на нас не похож. — Да, но он вас очень любит, — Сакакибара проглотил последний кусок и встал, направляясь с грязной тарелкой к раковине. — Оставь, потом разберемся с посудой. Отец прав, пойдем на пляж. Я хочу построить замок из песка, — девушка направилась к лестнице, поманив с собой собеседника. Вскоре они, сменив одежду на купальные костюмы, направились прямиком к побережью, стараясь не вспоминать, что здесь произошло в прошлый раз. Все было позади — школьное проклятие, страх смерти и потеря близких, но ничто не могло затянуть оставшиеся на сердце раны, глубокие и рваные. Мисаки раскинула махровое полотенце в нескольких метрах от воды, а юноша вставил в песок большой пляжный зонт. Он сел напротив девушки и, зачерпнув руками массивный ком песка, дал начало фундаменту будущего замка. Спрятавшись подальше от палящего солнца в тени зонтика, Мэй присоединилась к другу и стала похлопывать по влажному песку маленькими ручками, в задумчивости нахмурив брови. Сакакибара невольно рассматривал девушку, что сидела напротив — мраморно-алебастровая кожа, будто светящаяся изнутри, тонкие руки и ноги, почти детское телосложение. Она несомненно была красивой, худенькой и почему-то особенно привлекательной для юноши, который никогда и не задумывался, какой тип девушек ему нравится. Мэй словно зачаровывала его своим красным глазом, размеренным голосом и темно-синим купальником, плотно прилегающим к девичьему телу.  — Что смотришь? — спустя несколько минут молчания, произнесла девушка, нахмурившись. — Просто задумался, — коротко бросил Коити, надеясь скрыть свой румянец или списать его на явную жару. — Ты смотришь на меня по-другому в последнее время, — невольно заметила собеседница, сама не зная, отталкивает это ее или радует. — Извини, я… Не бери в голову, — юноша запаниковал внутри, но не подавал виду. Он знал. Знал, что она знает. Все знает и чувствует каждую его мысль, совсем не дружескую, пролетающую со скоростью света в голове и пытающуюся сокрыться среди других мыслей. — Я вижу тебя, Сакакибара-кун, вижу насквозь, — Мисаки отвела взгляд в сторону, рукой прорубая проход в основании замка и чувствуя, как приближается к ней юношеская ладонь. — И мне не нравится ход твоих мыслей. Если я позвала тебя сюда, это не значит, что между нами что-то будет, понимаешь? — чужая рука была все ближе и ближе, и кончиком пальцев Мэй уже чувствовала ее. — Что? Я знаю, я… — Коити смутился, он явно не был готов к такому разговору и сам толком не думал о своих чувствах, а Мисаки буквально заставила его вытащить каждую мысль о ней из недр сознания, оголить их и подать на блюдечке. — Ты это вообще к чему? — К тому, — палец к пальцу, и их руки начали обхватывать друг друга под песочной горкой, влажной и прохладной, — что ты дурак, Сакакибара-кун. Мгновение — и их руки сплелись, а юноша, чувствуя каждое биение своего сердца, которое готово было вырваться наружу, растерянно смотрел на алый глаз собеседницы. Вдруг та схватила его руку сильнее и рванула ее на себя, а Коити, не устояв, упал лицом прямо на возведенную ими гору песка. Поднявшись и откашлявшись, стирая с волос и лица мелкие песчинки, юноша недовольно уставился на Мэй и увидел, как та смеется. Она откинулась назад, прижавшись мокрой от пота спиной к полотенцу, и смеялась заливисто, чисто и совсем по-детски. Коити улыбнулся, только спустя несколько мгновений осознавая, что впервые слышит ее смех.