***
Минхо возвращается в танцевальный зал, откуда вышел всего на несколько минут, чтобы переговорить с Бан Чаном, и видит, как его протеже уже нагло филонят. Хёнджин в буквальном смысле разлёгся на полу, пока Феликс ещё хоть как-то сохраняет стойкость: сидит на корточках рядом с парнем, держась одной рукой за его ногу, чтобы не свалиться. Жалко их, конечно, но сами виноваты. Такими темпами они ничего не успеют, а поскольку Минхо за старшего (причём во всех смыслах), то и головой отвечать ему придётся. — Чего развалились? Тренить кто будет? — подойдя к парням, старший слегка пинает Хёнджина в свободное от руки Феликса бедро, отчего тот издаёт недовольный звук. Хвану достаточно было того, что его тут успели облапать, пока он лежал мёртвым овощем, не в состоянии защититься, так ещё и отпинали впридачу. Окончательно обесчестили – и глазом не моргнули. — Мы три часа без перерывов работали, отстань, — ноет Хёнджин, демонстративно переворачиваясь на бок, в противоположную от Минхо сторону. Феликс же продолжает цепкой хваткой держаться за Хёнджина, будто без этого он тут же свалится замертво. Слишком много упоминания смерти, но это то, что их ожидает, если старший не сжалится. — Если у вас мозги куриные, то я с удовольствием готов напомнить, из-за кого мы не вкладываемся в сроки. И из-за кого вынуждены работать без перерывов. — Да знаем, знаем. Ты сам-то не устал? — подаёт голос Ликс. — Устал, поэтому я буду отдыхать, а вы – прогонять связки, которые у нас уже готовы, — в ответ слышится возмущённое мычание обоих, но зря стараются, их никто слушать не собирается. Хо садится перед зеркалом, занимающим всю стену, и раздаёт команды: — Хёнджин, покажи Феликсу ту часть, которая у него не получается. А ты, Ликс, не забывай смотреть на себя в зеркало, а не только на Джина, когда повторяешь за ним. Я погляжу на вас. Хёнджин становится немного позади младшего, чтобы в случае чего тоже поправлять его движения, и они начинают отрабатывать проблемную связку с самого начала. — Вот, этот момент, — прерывается Хван, когда видит первую ошибку. — Движения рук должны быть другими. Сделай так ещё раз. Хёнджин показывает как нужно правильно сделать, и Феликс несколько раз пытается исправить свою ошибку, но каждый раз путается. — Смотри, ты не должен так сгибать локти, — старший подходит сзади и поправляет чужие руки так, какими они должны быть. Минхо утвердительно кивает и продолжает наблюдать за этими двумя. Да, теперь они действительно ведут себя нормально, потому что в предыдущие разы было бессмысленно добиться от них хоть каких-то взаимодействий друг с другом. И поправлять всё приходилось Минхо. Даже их совместные движения они отрабатывали ужасно из-за того, что сторонились друг друга. — Держи их прямее. И ещё, нагибаться нужно ниже, — Хёнджин слабо давит ладонью на спину Феликса, заставляя того согнуться. А когда поза Ли его достаточно устраивает, то Джин по привычке одобрительно хлопает младшего по мягкому месту, но осознание доходит до него с опозданием. Рассчитывать, что это действие каким-то образом укрылось от глаз наблюдающего за ними Минхо – бесполезно. Напротив, на лице того появилось подобие ухмылки, смысл которой им был обоим понятен. Несколько минут назад Хёнджин причитал, что его тут затрогали всего, но, как оказалось, сам-то он по итогу оказался ничем не лучше. Был бы это не Феликс, а кто-то другой из мемберов, то Хван бы даже внимания не обратил. Ровно как и Минхо. Но то, что старший в курсе всей подноготной, полностью меняет ситуацию. — Кхм, давай ещё раз сначала повторим, — предлагает Хёнджин, на что Феликс утвердительно кивает. — Хорошо ему, дальше своего носа ничего не видит, — думает Хван.***
— Достал, — устало кидает Хёнджин мечущемуся уже около нескольких минут парню. — У тебя ещё сил хватает на то, чтобы бесполезно расхаживать. Сядь уже наконец, перед глазами рябит. — Хёнджин заведомо ожидал в ответ какой-нибудь подстёбки или, на худой конец, подзатыльник за свои слова и тон, с которым он их произнёс. Но ничего, абсолютно ничего, только продолжающий давить лыбу, как идиот, Минхо. Это правда уже напрягало, поэтому ничего не оставалось кроме как напрямую спросить: — Что такое? Удалось Джисона полапать за зад не только на камерах, но и вне их? — хотя Хван и устал, но насмешек в подобных случаях он никогда не упустит. — Бери выше, — наконец откликается старший. — О боже! — наигранно прикрывает рот свободной ладонью Джин. — Неужели ещё и не один раз? Как ни странно, Минхо даже не раздражается на подобное, а лишь продолжает пялить на измотанного парня. Они только-только вернулись с тренировки, поэтому Хван, сразу как зашёл в комнату, тяжёлым грузом рухнул на свою кровать, не раздеваясь. И даже за всё то время, что Ли его доканывает, так и не сдвинулся с места. Он планировал провести в таком положении часок-другой, может ещё и поспать, но следом за ним, зачем-то, увязался Минхо, поэтому, видимо, не судьба. Старший выглядел так, будто весь день предвкушал момент, когда сможет наконец похвастаться чем-то, так что Хёнджин сразу понял, что это надолго. И не прогадал. — Что ты делаешь? — Хван обращает внимание на странные движения пальцев Ли, зачем-то прислонённых к губам. — Э... хён, не делай так, — кривится он, продолжая наблюдать за странной мимикой парня, будто пытавшегося показать «утку» своими вытянутыми губами. Сейчас Джин благодарил всех богов мира, что он находится на приличном расстоянии от этой «утки», потому что если бы это происходило вблизи, его бы точно стошнило. Но Минхо и не собирается останавливаться, только теперь он не просто тянется сложенными в уточку губами за поцелуем, а ещё и причмокивает в воздухе, изображая сам процесс. — А! Я больше не могу на это смотреть! Прекрати, пожалуйста... — демонстративно отворачивается он. — А что такое? Не нравится? Теперь хоть я могу себе представить твою реакцию на то, как мы делали это с Джисоном, — будто невзначай, упоминает о причине того, зачем затевал весь этот спектакль, Хо. — В смысле делали? — в последние несколько минут выражение лица Хвана успело скорчить множество гримас, но то, что возникло на нём сейчас, сложно было прочесть или описать с первого раза. — Талдычу тебе об этом уже почти полчаса, и как об стенку горох, — вешать занавес рано, действие продолжается. — Ты имеешь в виду, если бы сделали? — почти уверенно уточняет Хван. — Смешной ты. Но раз так, переведу на твой язык. Мы с Джисоном целовались.***
В день возвращения Чана, мемберы усердно старались замести все следы, указывающие на то, в каком отрыве они находились в течение прошедшей недели. Руки дошли даже до подарочных коробок, сиротливо лежащих на кухне уже как вторую неделю. На самом деле, ими стоило заняться ещё в первые дни пребывания Кками в общежитии, на что собака не переставала намекать, каждый раз сбивая их с пути. Но тут даже чистюля Чонин игнорировал весь беспорядок, что уж говорить о других. Единственная проблема оставалась в том, чтобы как-то объяснить Бан Чану, что здесь делает Кками. И намекнуть, что в новое общежитие его тоже придётся взять. Но Хван не терял надежды и весь день мысленно настраивался на встречу с лидером. Хоть в гневе Чан и выглядит действительно устрашающе, всё-таки он слишком уж добрый. Так что пара напускных слёз – и тот растает перед Хёнджином. — Я дома! — заходя в помещение, кричит старший. — Четыре дня ждал, когда наконец доберусь до вас, засранцев. — Ну, ещё немного подождёшь, значит, — встречает того один-единственный Чонин. Предвидя вопрос старшего о том, где все остальные и что значит «ещё подождёшь», Ян продолжает: — Минхо, Хёнджин и Феликс на танц-практике, Джисон с Чанбином уехали за новыми проводами для музыкальной аппаратуры, потому что старые сгрыз Кками, а Сынмин на вокале. — Стой, что? Мне не послышалось? — не до конца сняв обувь, тормозит Бан Чан. Он так и стоит в скрюченном положении, смотря на макнэ снизу вверх. Какой ещё Кками? Это что получается, Сынмин не шутил, когда говорил про какой-то зоопарк у них в общаге, пока его не было? — Да. О, а вот и он несётся, — в коридор к парням выбегает запыхавшийся Кками, который, вероятно, подумал о возвращении своего хозяина. Но, увидев перед собой едва знакомое лицо, он резко тормозит и выжидающе смотрит на Чана. — Мы с ним вместе на пару тут скучаем. Все нас бросили, да, маленький? — обращаясь к собаке, Чонин присаживается на корточки и чешет ему за ушком. — Ещё и уборку заставили закончить. Глупые у них отмазки, ты тоже согласен? — вновь обращается к собаке Ян. Бан Чан всё ещё удивлённо смотрит на эту картину, не зная что сказать. Он думал, что опять придётся клешнями всю информацию вытягивать, а ему тут, неожиданно, всё преподносят на блюдечке с голубой каёмочкой. Уже даже факт нахождения здесь собаки не выглядит таким бросающимся в глаза, как поведение макнэ. На деле же, Чонина в конец достало то, что ему всегда приходится играть роль щита, стоит кому-то в чём-то провиниться. И по иронии из-за того, что он иногда может даже не быть в курсе событий, за которые ему как раз нужно прикрыть кого-то, он выглядит перед Чаном растерянным ребёнком. Ре-бён-ком. С этим давно пора было завязывать, поэтому он и решил выдать всё как есть. Участь Сынмина его не настигнет, потому что теперь он может заручиться покровительством Чана, так что и терять ему нечего. — Кстати, прикинь, Хёнджин умудрился спрятать его от проверяющих, и никто даже ничего не заподозрил. Вот талантище, — Ян уже, кажется, вошёл в кураж, поэтому старший торопится его остановить, поскольку такой поток информационных вбросов он сейчас не осилит: — Ладно, Нин, давай об этом потом. Сначала нужно решить с ними вопросы по камбэку, а потом применять ордалии ко всем, кто провинился. А то если наоборот, то поредевшим составом придётся мозговой штурм проводить. — Чан, эта шутка сейчас выглядела пугающе, ты знаешь..? Не делай так больше. А лучше вообще не шути, — младший забирает у того сумку из рук и направляется в сторону комнаты старшего. Следом за ними вприпрыжку бежит Кками, радостно виляя хвостом. — Ты хоть собраться успеешь? Завтра видео на ютубе выйдет, а послезавтра вечером мы уже отъезжаем. Меньше двух дней осталось. — По сравнению с тем, что нам ещё предстоит нормально обустроить свои комнаты после въезда, разложить сейчас всё по сумкам – это самая лёгкая часть переезда. И это я ещё молчу про наше расписание...***
— Уже собираешь вещи? — Феликс заглядывает в комнату Хёнджина, в которой сейчас только он один, и видит разбросанные вещи вокруг сидящего к нему спиной парня. Рядом же стоят забитый чемодан и пара ещё не собранных дорожных сумок. Ли проходит внутрь, оглядывая помещение, и чувствует лёгкую грусть из-за того, что через пару дней они оставят своё общежитие и переедут в новое. Вроде нужно радоваться, что каждый получит собственную комнату, но что-то не получается. Парень даже не может себе представить, что больше не будет слушать перед сном ворчание Сынмина или пытаться скрыть от соседа внезапно решившего задержаться до утра Хёнджина. Изменится только самое малое в ставшей уже привычной для Феликса жизни, но это малое обычно всегда занимает самые важные места в воспоминаниях. Он правда будет скучать по этому месту. — Ага, — не разворачиваясь, коротко произносит Хван себе под нос. Он усиленно что-то ищет в куче своих модных тряпок, поэтому кажется, что толком и не расслышал вопроса и ответил просто на автомате. Но после следующего заданного Феликсом вопроса становится ясно, что тот всё-таки ещё не потерял связь с реальным миром: — С кем планируешь жить в общежитии? Хёнджин замирает, вместе с тем останавливаясь перебирать свои вещи, и мысленно радуется тому, что сидит спиной к Феликсу. Говоря откровенно, он рассчитывал, что этот выбор сделают за него. И что ему не придётся снова раздумывать над тем, как правильнее будет поступить: поддаться своим желаниям и гори оно всё синим пламенем или продолжать придерживаться плана – «Топ-десять способов как разлюбить Феликса Ли». Что-то подсказывало Хвану, что после небольшого намёка Всевышних в отношении младшего, он не упустит возможности ухватиться за любой, даже малюсенький шансик. Поэтому пока занять пассивную роль казалось ему самым подходящим вариантом для его ментального состояния. Но сам Феликс, видно, на подсознательном уровне не согласен с этим, раз его дёрнуло спросить с кем Хёнджин хотел бы жить. Для справки: с кем планируешь и с кем хочешь – равнозначные вещи. И любой ответ, предполагающий то, что твоего лучшего друга нет в этом списке, обязательно его обидит. И не важно по какой причине. Особенно не идёт в счёт та, которую нельзя объяснить. Так что при любом раскладе это равно началу конца. — Пока не думал об этом, — наглая ложь, но Хёнджину не привыкать. Он, как ни в чём не бывало, продолжает раскладывать вещи и параллельно не выдать своё явное нежелание обсуждать эту тему. Они с Феликсом только помирились, и снова всё портить из-за своих тараканов в голове совсем не хочется. — Чан же сказал, что распределение может не зависеть от нас. Да и не думаю, что у меня есть особые предпочтения с кем в доме жить. — Прям совсем? — незаметно для самого младшего тон его голоса становится серьёзнее, выдавая явное недовольство ответом. — Совсем что? — Всё равно с кем? От того, как Хёнджин всеми силами избегает нормального ответа, Феликс чувствует укол то ли ревности, то ли разочарования. Он что, шутка какая-то для Хвана? Младший, конечно, тоже не горит желанием на ровном месте закатывать скандал и потом прослыть истеричкой, но вообще-то правда неприятно. Ликс-то думал, что всё происходившее между ними на протяжении пары месяцев, если не больше, было не из-за того, что Хёнджину просто нужна была подушка для сна. Но, видимо, с тем же успехом на месте Феликса мог бы быть и, допустим, Бан Чан. Что ж, это объясняет, почему всё резко изменилось. Обидно только, что он пренебрегал всё это время своим сном просто так, только потому что кому-то удачно под руку попался. Но ещё больше обидно, что феликсова голова, в последнее время, слишком часто забита подобными мыслями и ничего с этим он поделать не может. — Хёнджин, ты ещё долго будешь меня игнорить? Мы вроде поговорили и уже во всём разобрались. Что опять? — не выдерживает Ликс, из-за чего его тон становится ещё более грубым. Учитывая то, что у него и так от природы низкий голос, это ещё больше режет по ушам Хёнджина, вызывая ответную реакцию. — Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, — сам уже начинает закипать Хван, выражая пассивную агрессию. Феликс просто хочет нормальных дружеских отношений. Хочет не видеть в чужих глазах эмоции, которым не может дать нормальное описание, но подсознательно понимает, что что-то с ними не так. И хочется вернуться в моменты, где они со старшим снова бы так же беззаботно дурачились, как тогда, когда Сынмин чуть не раскрыл их. Да, в тот момент это по-настоящему раздражало, но ему этого не хватает, Феликс признаёт. Пускай и сел теперь в лужу, с кем не бывает? Просто верните ему их старую дружбу. Это нечестно так просто её отнимать, не спросив Ликса об этом. Он вообще-то тоже часть этих отношений и тоже имеет право голоса. — Ты можешь посмотреть на меня? Хёнджин разворачивается, и вновь Феликс видит этот нечитаемый взгляд. Почему-то на других он так не смотрит, и это раздражает. По большей части из-за того, что Ли не может понять, о чём думает старший, когда так смотрит на него. В глазах Хёнджина нет злости, но есть что-то другое, и парня уже правда выматывает каждый раз пытаться разобрать, что это может быть. — Honestly, I’m sick of it, — устало выдыхает Феликс. Как и всегда в подобных ситуациях, ему проще сказать что-то на своём родном языке, даже если его не поймут. Но Хёнджин достаточно неплохо знает английский, да и вроде не глухой и не слепой, чтобы не уловить настроение друга. — Почему ты не можешь так прямо и сказать, что я тебя просто задолбал, но ты не хочешь портить со мной отношения, вот и делаешь вид, что всё как обычно? — Совсем тупой, что ли? Или мне это на английском повторить, чтобы ты понял? — от таких слов Хвана у младшего аж дыхание перехватило. А в голове теперь только одно – «FuckFuckFuck, go fuck yourself, Hyunjin», потому что это уже пиздецки задевает. Хёнджин ведь даже не думал, как это звучит, когда говорил. Он тут вообще-то «Драма-квин» с четырёхлетним стажем и так-то тоже может обижаться. Неприятно, когда твои слова переворачивают и полностью искривляют их смысл. Особенно когда человек, который это делает, знать не знает об истинных чувствах. Тоже, понимаете ли, будто плевок в лицо. — Мне просто интересно, откуда такие гениальные выводы? — Хах, со стороны на себя сейчас посмотри и поймёшь. Хван хотел было съязвить в ответ, но их с Феликсом перебранку прерывает скрип двери и вошедший Чанбин. Не сразу заметив напряжение, повисшее в комнате, он отсалютует Ликсу вскинутой вверх рукой и начинает что-то спрашивать у Хёнджина по поводу сборов. Но стоит ему только почувствовать эту давящую атмосферу между двумя парнями, как он останавливается на середине вопроса и прямо спрашивает: — Что у вас тут произошло? — Да так, ничего, — развивать эту тему, а тем более втягивать сюда ещё и Бина не хочется от слова совсем. Поэтому Ли на ходу придумывает, как отвлечь внимание старшего. Он помнит, что Хёнджин почему-то ревностно относится к их слишком тесным контактам с Чанбином, так что пользуется этим фактом, чтобы вдобавок ещё больше задеть: — Я просто искал тебя, чтобы ты помог мне с моей рэп-партией в «Domino». Но задеваются не только чувства Хвана, но и его самолюбие как рэпера. Ещё одно напоминание, что из рэп-лайна он всё ещё самый отстающий. — Сейчас? — удивляется Чанбин. Все мемберы активно заняты переездом, даже репетиции на время приостановили, поэтому внезапная просьба Феликса выглядит немного неуместно. Но тот твёрдо стоит на своём, при этом пытаясь сохранять вежливый тон в разговоре со старшим. — Да, сейчас, — безапелляционно произносит тот. — Хорошо. Мне нужно переговорить кое о чём с Хёнджином. Ты можешь пока подождать за дверью, я договорю и приду, — Чанбин переводит взгляд на Хвана и замечает, что тот стал ещё более хмурым. — Да что с ними? — Ладно, — Феликс даже не пытается разузнать, о чём вдруг старший захотел поговорить с Хёнджином и почему сейчас его гонят за дверь. Сейчас-то проблема стоит посерьёзнее – как можно достовернее соврать Чанбину, ведь помощь в исполнении рэп-партии ему не нужна. А вопрос он этот задал, очевидно, для отвода глаз и главное – чтобы побесить Хвана. Со был уверен в том, что затрагивать тему их взаимоотношений сейчас – не наилучшая идея, в этом даже удостоверяться не приходится. Поэтому, как только Феликс выходит из комнаты, хлопнув дверью, парень без промедления в кои-то веки заводит разговор про то, что и собирался изначально обсудить с Хёнджином: — Уже знаешь распределение по общагам? — Нет, — бурчит себе под нос Джин, как и в самом начале их диалога с Феликсом, параллельно продолжая заталкивать вещи в одну из своих многочисленных сумок. — Значит, ты последний у нас остался, — чтобы хоть как-то разрядить обстановку и наладить контакт с заметно напряжённым парнем, Бин подходит ближе и похлопывает того по спине. — Последний? — кажется, Хёнджин пока не вник в суть сказанного. Он поворачивает голову в сторону старшего и недоумевающе смотрит, усиленно думая о том, что он мог такого важного пропустить. — Ну да, будешь жить вместе с командой 3racha, — Чанбин смотрит в лицо младшего, на котором так и читалось: «Что за хрень?», поэтому сразу же решает разъяснить: — Знаю, знаю... Предвижу твой вопрос: «А по какому принципу распределяли?». По принципу того, кто больше дрыхнет. Ну и ещё по одному – кто больше всех работает, но это к тебе почти не относится, так что по первому. — Погоди, ты сказал, что я остался последний. Значит, все уже давно знают о распределении? — упуская последние, казалось бы обидные, хоть и в шуточной форме, слова, задаёт встречный вопрос он. — Ну не то чтобы давно, примерно со вчерашнего вечера. Не знаю как так вышло, что тебе никто не сказал, — Бин виновато хихикает в конце, так как именно он был ответственным за распространение этой информации. Хёнджин стоит и смотрит на старшего, как баран на новые ворота, а тот, в свою очередь, воспользовавшись моментом, бросает напоследок: — Надеюсь, ты доволен, — и мгновенно выходит из комнаты. Радости Хёнджина не было предела. Жить с Чанбином ему ведь только в кайф – тому подтверждение последние их перебранки, ссоры и многочисленные стёбы друг над другом. Но сейчас Джин, кажется, упускает одну важную деталь. Он медленно начинает вычленять информацию из заданного им же вопроса, а после до него доходит. — Раз знали все... Значит... Ну что за бред, — огорчённо прикладывает ладонь ко лбу он, а затем скидывает оставшиеся вещи куда-то в сторону и мгновенно подрывается, чтобы выйти из комнаты. Но тут же останавливается и пригвождает свой зад обратно к кровати. Чувствовать себя виновным в том, чего не совершал, пожалуй, самое поганое чувство на планете. И если даже это не так, Хёнджин себя сейчас чувствует именно так. Сколько ещё Хвану нужно предъявить самому себе претензий, прежде чем он начнёт слушать и слышать, а ещё хорошенько так думать, перед тем, как говорить? Вся проблема ведь только в недопонимании и остолопости с обеих сторон, если по правде. Джин никогда не извиняется первым, ему просто сложно проглотить ком обид и признать свою неправоту, делая шаг навстречу. Но сейчас, ситуация определённо требует каких-нибудь действий, и Хёнджин уверен, что Феликс их обязательно предпримет... Когда-нибудь то точно. Младший всегда берёт инициативу в свои руки, чему Хван очень благодарен. Когда Феликс первый подходит, чтобы помириться, то парню не приходится испытывать это липкое чувство, будто он насильно заставил себя признать свои ошибки. В такие моменты Хёнджин не может больше злиться, и осознание вины приходит плавно и естественно, подталкивая извиниться в ответ. Проблема только в том, что его не устраивает этот неопределенный срок, на который может растянуться их «недоссора». Тем более, уже с завтрашнего дня они будут жить отдельно, а значит и видиться реже, по крайней мере в ближайшее время так точно. И этот срок увеличится ещё на невесть сколько. Но Феликс только что ушёл с Чанбином, а Хёнджин определённо не хочет изливать чувства при старшем. Этот момент с извинениями слишком интимен для Хвана, чтобы позволить кому-то мешать им. Это касается только их с Феликсом. Хвану ничего не остаётся, кроме как просто ждать. И это плохой расклад событий, потому что он боится ещё сто раз передумать, пока дождётся возможности нормально поговорить с младшим наедине. Просто боится струсить и дать заднюю, будем честны. Внутри от нетерпения и незаметно накрывшего страха всё колотится и Хёнджин замечает, как начинает нервно теребить в руках шнурки своего худи. Нет, такими темпами он точно себя доведёт до ручки. Он на автомате собирает оставшиеся вещи, находясь в полнейшей прострации в течение этих нескольких часов, и борется в своей голове с желанием поступить как обычно и ничего не предпринимать первым. Но к моменту, когда соседи, среди которых Хван особенно внимательно высматривал Чанбина, возвращаются в комнату и готовятся ко сну, парень тут же принимает окончательное решение. Оправдав свои действия довольно логичным для самого же себя аргументами, Хёнджин дожидается, когда мемберы уснут, и направляется в сторону соседской комнаты. В этот раз первый шаг должен сделать он, отбросив в тёмный угол свой эгоизм и подумав о чувствах Феликса. Бесцеремонно вламываться в чужую комнату – это не то, на что у Джина сейчас есть права. Поэтому он, довольно робко, вначале спрашивает разрешение, а только после приближается к феликсовой кровати, одновременно подмечая, что соседская сынминова, к счастью, пока что пуста. — Ты спишь? — вкрадчиво спрашивает Хван. — Уйди, Хёнджин. Ты всё сказал уже, — безразлично отвечает Феликс, так и оставшись повёрнутым к стене. — Прошу, просто послушай меня. Можешь ничего не говорить, только дай мне закончить, — он аккуратно присаживается на кровать и, не увидев протеста со стороны младшего, продолжает свою речь. Вместо ожидаемого разговора, завязывается довольно странный монолог. Хёнджин только и успевает, что улавливать слабые, еле слышные мычания в ответ на свои на этот раз хорошо обдуманные и взвешенные слова. Он говорит тихо, но пытается вложить в свой тон нежность, сожаление и понимание, чтобы Ликс точно прочувствовал смысл того, что пытается донести старший. Постепенно огромный камень сам спадает с плеч парня, и тот чувствует настоящее умиротворение после того, как раскрылся перед Феликсом. Хёнджин ловит себя на мысли, что им нужно больше душевных разговоров друг с другом, потому что они его действительно успокаивают. Хван пока не понимает, насколько это хорошо, с точки зрения их примирения, поэтому задаёт финальный вопрос, который должен расставить все точки над «и»: — Не против провести последнюю ночь здесь, в объятиях лучшего друга? — на что снова слышит что-то вроде короткого «угу» и уже по привычке пристраивается позади парня, приобнимая и прижимая того к себе ещё ближе.