Счастье с первого января

      — А ну, отстаньте от нее! — крик получился каким-то хилым — курить бы бросать, правда, — и Роман рявкнул еще раз, уже подходя ближе: — Я к кому обращаюсь, ну! — теперь вышло лучше, потому что голос усилили стены.              Синхронно обернулись двое, стоящие по краям, зыркнули по-волчьи, краем глаза Роман заметил, как в руке левого что-то блеснуло. Нож?.. Третий же, что вжимал свою жертву в грязную стену проходной арки, даже не дернулся.              Девушка, впрочем, тоже: она так и стояла, закрыв лицо руками, сгорбившись, повернувшись к обидчикам спиной, лишь плечи подрагивали. Ее, по всей видимости, рюкзачок, валялся под ногами, выпотрошенный, вокруг — какие-то листочки, мелочи, кажется, перчатка, Роман все это моментально отмечал, старые навыки так просто не растеряешь.              — Че ты сказал? Иди мимо, дядя! — левый сплюнул под ноги, оскалился, пахнуло дешевым алкоголем и сигаретами, правый принял стойку, подпружинил по-киношному на присогнутых, выставил кулаки, согнув локти неловко.              Не очень-то они и опасные, на первый, да и второй взгляд, обычные гопники лет семнадцати-девятнадцати на вид, но и Роман сейчас не в лучшей форме. Это раньше он смог бы положить их меньше чем за минуту и даже не запыхаться, теперь же с этим могли быть проблемы, впрочем, недостаток физической силы он может попытаться скомпенсировать опытом. Ладно, что об этом думать, отступать некуда: когда показывают свои намерения, уже не останавливаются.              — Что ты слышал: отпустили ее быстро. И валите отсюда, пока руки и зубы целы! — побольше уверенности в своих силах, это уже деморализует таких.              У левого все же оказался нож, он уже его открыто крутил, позер. Тот, что все еще держал девчонку, обернулся, оскалился тоже, но не похоже, что у него было что-то, кроме кулаков, иначе уже все бы достал. Трое на одного, девчонка не в счет — легкая расправа. Если бы этим одним был не Роман…              — Слышь, дядя! Ты че, защитник слабых, что ли? Ты...              Он совсем забыл про Альму, он же ее выгуливать пошел так-то и вот забыл. Так бы он... Да что бы он? Ничего бы не изменилось. Альма молча вылетела из-за угла и, не дав ему ни схватить себя за ошейник, ни остановить командой, молча кинулась на правого, целясь ему в горло, Роман дернулся за ней:              — Альма, стой! — она же не охранная собака, ее же!..              Левый попер на него, размахивая своей «бабочкой», и у кого такого нахватался — как в дешевом боевике, пока правый пытался оторвать от себя собаку, истошно, по-заячьи вереща. Роман помолился, чтобы тело не подвело, крутанулся на месте, выбрасывая одновременно ногу. Попал, надо же, прямо как на показательных — выбил нож и еще и запястье этому ублюдку! Тот заскулил, схватившись за руку, но продолжал переть напролом, выставив голову вперед, как бычок. Вот совсем идиот, да? Его же…              Роман даже нежно прихватил его за шею, оказавшуюся на поверку шейкой цыплячьей, даже усилий особых не пришлось бы приложить, если бы захотел свернуть, стукнул легонько по «солнышку», но парень тут же захлебнулся кашлем. Как мало нужно!              — Брысь отсюда! — Роман придал ему ускорение, отшвырнув в сторону, парень, быстро-быстро перебирая ногами, пробежал по инерции несколько метров, потом упал и уже на коленках пополз прочь.              С этим все ясно, а что остальные? Роман обернулся: Альма повалила своего противника и заходилась лаем теперь, клацая зубами перед самым лицом человека. Тот даже не пытался отбиться от нее, лишь беспорядочно махал руками и вопил на ультразвуке почти.              — Фу! Пусти! — Роман дал команду собаке, покрутил головой в поисках третьего — тот улепетывал в противоположную сторону, только пятки сверкали. Ну вот, как-то даже и скучно! А где девчонка?..              Парнишка. Длинно— и синеволосое, худенькое, в ярко-зеленом дутике, штанах в обтяжку и смешных ботах создание оказалось парнем. Молоденьким, едва ли старше своих обидчиков. Он все еще стоял, вжимаясь в стену, но уже сам и спиной, глядя на поверженного врага у себя под ногами, шумно и рвано дыша. Испугался, конечно...              — Жив? — Роман шагнул к нему, но Альма подоспела первая — сунулась к парню, обнюхала его ноги.              — Д-да… — парень кивнул, кинул быстрый взгляд на Романа, на Альму и решительно протянул к ней руку, дрожащую, правда. — Хорошая, ты хорошая…Спасибо!              Роман не успел его остановить — мало ли что придет в голову собаке, недрессированной, дикой почти, он подобрал ее на улице чуть больше месяца назад и сам еще не очень-то нашел к ней подход, — но Альма уже лизала парню руки, повизгивая, словно щенок. Чудеса!              — И вам спасибо, — парень погладил Альму по макушке, она прижала уши к голове, замахала хвостом, шмыгнул носом. — Вы меня… спасли! Если бы не вы...              — Да ладно, любой бы… — начал говорить Роман, присаживаясь на корточки, чтобы поднять рюкзак, но замолчал на середине фразы: да, верно, не любой. Большинство бы прошло мимо.              Парень присел тоже, принялся собирать бумажки и прочую мелочь с асфальта, чертыхаясь шепотом, Роман взглянул на него поближе:              — Да ты в крови весь! — И правда: и лицо было все в бурых пятнах, и куртка. И как Роман сразу этого не заметил! — Ты... Ну-ка! — он вскочил, потянул парня наверх, потом к фонарю на выходе из арки, краем глаза заметил, что и третий обидчик куда-то делся, лишь нож остался валяться на земле. — Они тебя не ранили? Не полоснули?              — Н-нет, — паренек не сопротивлялся, но и ногами перебирать не спешил. Да и смотрел на Романа уже как-то в расфокусе.              Сотрясение? Черт! Его бы в травму! Но транспорт уже не ходит, а у Романа ни копейки с собой, все на сигареты потратил, за которыми и выперся в такой час.              — Погоди, дай посмотрю! — Роман все же довел парня до фонаря, заставил запрокинуть голову, осмотрел лицо: нос, вроде цел, хотя кровь, похоже, из него. Глаза целы. — Следи за пальцем!              — Да все со мной…              — Заткнись! — Роман рыкнул на него, посмотрел на реакцию зрачков — в норме, насколько он мог судить, но он не врач. Просто шок? Или серьезная травма? — Голова не кружится? Не тошнит? — рванул куртку, на ней молния была сломана, видимо, парень дернулся, она и разошлась. Грудь, кажется, была цела, хоть и там пятна крови расплывались уродливыми цветами. — Точно не порезали тебя? Тебя бы в больничку, есть у тебя деньги? У меня просто нет на такси… И телефон не взял как назло!              — Не надо меня никуда! — парень хоть из рук не рвался и покорно позволил себя осмотреть, на фразу о больнице среагировал весьма бурно: фыркнул, вздернул подбородок, утер кровь с носа рукавом куртки, правда, еще хуже размазал, да еще одежду испачкал. — Я сам врач. Все в норме со мной…              Ну-ну, врач… Лекаренок, судя по всему, второй курс максимум. Роман фыркнул, покачал головой, отпустил его и вернулся к сбору вещей, что пока сторожила Альма, сидя копилкой и порыкивая на пустой двор для порядка, а может, от невыплеснутого до конца адреналина. У рюкзака оказалась порвана лямка, а телефон...              — Я не спец, но, кажется, ему кранты... — Роман протянул подошедшему парню дешевый вдребезги разбитый мобильный, опустил взгляд, словно он был виноват в этой беде.              Парень вздохнул, сунул искореженный телефон в карман куртки, посмотрел на нее, поскреб ногтем кровяное пятно, подергал за собачку молнии:              — Пиздец…              Роман не мог с ним не согласиться — пиздец. Но могло бы быть и хуже. Могло бы быть куда хуже! Их обоих тут могли… Или его могло бы накрыть тем, прежним, и тогда… Начало немного потряхивать, зашумело в ушах — отходняк. Роман сунул руки в карманы, нащупал сигареты, зажигалку. Торопливо извлек их, чуть не запутавшись в подкладке, прикурил, жадно затянулся. Несколько глубоких затяжек — немного отпустило.              — Где ты живешь? Если считаешь, что в травму тебе не надо, идем, мы тебя проводим.              — Нет! — и вновь этот резкий отпор. Боится, что кто спас, еще и добавит? Да, и такое случается, его опасения понятны.              — Ну хоть до парадной. Или до проспекта. Эти убежали, но сейчас время неспокойное такое, а ты не очень-то боец, да и вид… — и вот что он его уговаривает? Долбанное желание всех всегда спасать! — Три… — сорвалось с языка шепотом само, Роман встряхнул волосами, зашипел — пепел с сигареты сыпанул на пальцы.              — Мне нельзя домой, — парень потупился, носком ботинка поскреб асфальт. — В таком виде — нельзя, — видимо, заметил, как Роман вопросительно поднял брови, потому что торопливо принялся объясняться. — Там мама дома, а у нее слабое сердце. Если увидит, что со мной, то... Я лучше это, там Мак есть круглосуточный на проспекте, я туда тогда… А утром — домой, когда она на работу уйдет.              Роман вздохнул, раздавил окурок подошвой старого берца:              — А друзья у тебя есть, к которым ты можешь пойти переночевать? Чтобы мама спокойно тебя туда отпустила и не волновалась…              Парень опять шмыгнул носом, потоптался на месте:              — Есть один, но как-то неудобно будет к нему без звонка и… Он далеко живет, на другом конце города, на Просвете. Я лучше в Мак. Спасибо, не стоит обо мне переживать, все же хорошо кончилось!              Роман цокнул языком — парень не так его понял, похлопал по бедру, подозвал Альму, та нехотя поднялась, но подошла покорно:              — Я не про то, что ночевать у друга, я про то, что мамке ты скажешь, что у друга остался, а на самом деле с нами пойдешь, у меня до утра перекантуешься. Если боишься — не бойся, я тебе отрекомендуюсь даже как положено: Роман Евгеньевич Маркелов, бывший сотрудник спецназа, капитан в отставке, сейчас — охранник в «Азбуке вкуса». Женщин, детей и слабых не обижаю и в обиду никому не даю. Живу один, потому ты никому не помешаешь, если вдруг этого опасаешься. А это — Альма.              Даже несмотря на распухший нос и кровавые разводы, у парня оказалась красивая улыбка. Он смущенно повел плечами, покачал рюкзаком, что держал за одну лямку неловко, а потом решительно кивнул:              — Ладно, — и добавил уже веселее: — А я просто Александр! И я не слабый, кстати, я бы смог и сам отбиться, не совсем конченный, спортом занимаюсь даже, отжимаюсь по двадцатке каждый день, просто как-то растерялся. И после работы реакции не те, устал слишком, даже не понял сначала, что они хотят, а они по роже — и поплыло все, и я как-то… И в армию я собираюсь тоже идти. После института. Вот!              Роман усмехнулся — «Александр», подумайте-ка, — проверил в кармане ключи, не выронил ли, пока они тут вроде как дрались, и пошел через арку по направлению к дому. Альма оббежала их и теперь конвоировала синеволосого Александра с левой стороны, иногда подставляя под ласкающую руку коричневую макушку.              — Вот, — уже оказавшись дома, первым делом Роман выдал спасенному Шурику свой потертый, но отлично работающий мобильный. И пояснил, глядя в изумленные — синие-синие! — глаза парня: — Мамке звони предупреждай, что у друга остался. А я пока тебе одежду найду и чай заварю, — и, не дожидаясь ответа, пошел в комнату.              Через полчаса они уже сидели в маленькой, душной, несмотря даже на открытое окно, кухне и ужинали. Шурик больше не был похож на жертву ограбления: умытый, в чистой, хоть и большеватой ему размера на три, старой, еще доармейской, толстовке Романа, причесанный и расслабившийся, жадно откусывал от огромного бутерброда с колбасой, заедая им яичницу, которой Роман нажарил целую сковороду, и прихлебывал из огромной чашки чай, не переставая при этом болтать. Похоже, нападение прошло и правда для него если не незамеченным, то без особых последствий.              — …И вот я, представь, никогда там не остаюсь, ну, на работе, в клинике, то есть, добираться-то через полгорода, я ж на Охте живу, пока отсюда дотуда доедешь, а у нас там тоже райончик так себе. А сегодня вот как назло почти перед самым уходом моим привозят инородное тело. И как тут уйти, когда дежурит Семен, а он всегда позволяет мне остаться на операции, если я не занят, такой шанс — посмотреть, как работает опытный хирург. Ну я и остался, конечно. Помогал даже им немного, следил за монитором, а потом даже доверили мне перевязывать Феликса, а он здоровый кабан, восемь кило...              — Восемь? — до этого разговор шел как-то логично, Шурик с жаром рассказывал про свою учебу, что будет однажды врачом, а пока подрабатывает санитаром в клинике. А теперь инородное тело и восемь кило и… — Погоди, ты что, ветеринар?              — Ну… — Шура замер с вилкой с наколотой яичницей, не донеся ее до рта, с яичницы на край тарелки закапал желток, и Шура тут же поднырнул под собственную руку, подставил под капли розовый язык, Роман сглотнул, торопливо отвернулся. — Да. А я не сказал? Я ветеринар. Будущий. Третий курс.              — Я как-то, наверное, прослушал, — Роман встал, чтобы налить им еще чая. Ветеринар. Лекаренок… — Точно голова не кружится?              Чайник свистнул, Роман подлил еще кипятка в заварник, пододвинул к Шуре сахарницу поближе. Вроде у него и конфеты какие-то были, он покупал, когда пытался от сигарет отвыкнуть, правда, карамельки, и им уже черт-те сколько, но все же…              — Нет! — торопливо ответил Шура, накладывая сразу три ложки песку в чашку, прищурился, как кот. — Не вру, правда, — под взглядом Романа, что неотрывно смотрел на него, даже выпрямился. А глаза честные-честные, и ресницами хлоп-хлоп, а ресницы длиннющие, как у девчонки. — Ну и вот, остался там, в клинике, — продолжил он свой прерванный рассказ. — А когда вышел, маршрутки уже не ходили. Решил бегом через дворы до метро, как раз бы успел под закрытие, а тут эти… — скривился, отвернулся к окну.              — А я вот за сигаретами выперся. Так бы не пошел, конечно, бросать надо, — Роман скривился, отхлебнул чая, — но Альма запросилась еще, вот и решил прогуляться. Обычно-то мы там не ходим, через этот двор — вообще почти никогда, а тут…              Альма, услышав свое имя, уркнула из-под стола, Шурик склонился к ней, почесал между ушей. Понятно теперь, почему она к нему так сразу прикипела, что не отходила от него ни на шаг ни по дороге до дома, ни теперь, в квартире — почувствовала любителя животных. Роман даже взревновал немного, самую капельку. Глупо, конечно.              — Знаешь, я не очень верю, но... Вот говорят, что есть судьба. Наверное, это судьба, что на меня должны были напасть и чтобы ты меня спас. И Альма… — Шурик улыбнулся широко, протянул к Роману руку ладонью вверх, как подавал Альме — словно пытаясь приручить. Роман покосился на узкую, светлокожую ладошку: мягкая, наверное, нежная. И его лапища — грубая и вся в мозолях...              — Да, может, и судьба, — буркнул, отворачиваясь к окну, проигнорировав руку. С неба начал сыпать типичный питерский снегодождь. Гадство, опять ноги будут мокрые, вроде уже и заклеивал эти берцы черте-те сколько раз, а они все протекают и протекают. Не зима, а говно какое-то, и не скажешь, что Новый год уже через три недели с небольшим. И никакого тебе просвета, и никакого счастья, и глупо было думать, что… — Что? — он не расслышал, погруженный в свои мысли, реплики Шуры, обернулся на него: парень смотрел внимательно, склонив голову к плечу, совсем как Альма.              — Я говорю: а что значит «три»? Ты тогда там, в арке, сказал «три», это ты про них или?..              Роман покусал губу, пригладил зачем-то волосы, короткий уставной ежик пощекотал ладонь, надо бы хоть чуть-чуть отрастить, а привычка, привычку никуда не деть, как и привычку бриться каждый день, и делать никому не нужную, в общем-то, и приносящую лишь жуткую боль во всем теле комплексную зарядку. Хотя нет, зарядка пригодилась: Шуру вот он же отбил как-никак.              — Или, — ответил сухо. Не хотелось перед парнем этим показать себя дурачком, что в сказки верит. Он же офицер, реалист и вообще. И перед самим собой и то не то стыдно, не то как-то… Горько, что обманулся. Шура смотрел пристально, затаив дыхание, видимо, ждал продолжения, но его не будет. — Ты поел? — Роман зыркнул на собеседника, на тарелку. — Посуду в раковину — и идем, покажу тебе койку. Ты уже с ног валишься!              И правда, Шурик уже хлопал глазами, как совенок, хоть и бодрился, но вся его поза, то, как он растекся по кухонному диванчику, как медленно, будто нехотя, двигался, все говорило само за себя — ему нужно лечь и хорошенько выспаться. А Роман пока приберет все, постирает. К нему сон все равно не идет, а если и идет, то лучше бы не.              — Нет, подожди! — Шура покорно встал, сгреб тарелки: свою, Романа, кинул их в мойку, замер рядом, сложив руки на груди. — Расскажи, что это значило — «три». Ты же не просто так сказал, а...              Роман устало взглянул на парня, хмыкнул: похоже, настроен Шурик решительно и не отвяжется теперь. Можно было бы рыкнуть, сказать, что не его дело, но внутри что-то заурчало, словно дикий зверь пытался неловко, неумело ответить на неожиданную ласку: им заинтересовались. И не от праздного любопытства, а...              — Ты же не отстанешь да, пока не скажу?              Шурик помотал головой, расплываясь в кошачьей улыбке:              — Неа!              — Ладно... — Роман встал тоже, покосился на посуду — потом вымоет, махнул в сторону комнаты. — Только пойдем, ты все же ляжешь, а то ляпнешься тут — костей не соберу потом.              В комнате было темно, Роман зажег ночник, и Шурик тут же восхищенно ахнул:              — Ого, сколько у тебя книг! Читаешь? — метнулся к стеллажам, на которых в два, а то и три ряда стояла фантастика, классика. — Круто! Я тоже постоянно с книгой, мамка с детства ругается, что зрение посажу. Со зверями и с книгами.              Роман кивнул, улыбнувшись: приятно встретить кого-то, разделяющего такое же хобби, весьма необычное в нынешних реалиях, когда все в телефонах и телевизорах, полез в шкаф за чистым бельем и себе — за спальником, ничего, ему полезно иногда и на жестком полежать, не развалится. А вот диван, если они на нем устроятся вдвоем, может. Когда Альма на него к Роману забирается, этот советский антиквариат и то скрипит ужасно, а уж под двумя немаленькими мужчинами точно дивану будут кранты.              — Стели, — Роман сам быстро разложил диван, подал Шуре белье, плюхнулся пока в кресло — себе будет устраивать спальное место, когда Шура устроится, а то на полу едва встать есть где, что уж говорить про лечь, увы, однушка-хрущевка далеко не хоромы… — И ложись!              Шурик быстро, почти по-военному, заправил белье, отвернувшись от Романа смущенно, торопливо снял штаны, тоже выданные Романом, толстовку, нырнул под одеяло, сверкнув подтянутой задницей в черных трусах. Роман старался не пялиться, но…              — И? — Шурик поерзал под одеялом, под жалобный скрип дивана устроился удобнее, подпер ладонью голову, синие глаза сверкнули в свете ночника. Роман сглотнул, пожалел даже, что почти не пьет, ему бы не помешали сейчас сто грамм.              — И?..              — Про «три»!              — Что тебе протереть? — глупая шутка сорвалась с губ сама, Роман усмехнулся, но тут же примирительно поднял руки вверх — синие глаза заметали молнии прямо в его сторону. — Ладно-ладно, не фырчи, расскажу. Это глупо на самом деле, знаешь…              Альма прицокала в комнату, рухнула сначала у ног Романа, а потом перебралась к дивану. Роман долго смотрел, как тонкие пальцы Шуры перебирают ее коричневый мех, думал, как начать рассказ, чтобы он не показался совсем уж диким или нелепым, в конце концов махнул рукой и заговорил. Торопливо, чтобы не передумать, глухо, стесняясь своих слов и надежд:              — Я ее сначала хотел не пускать. Идет такая вся в черном, подолом метет пол. Волосы как у ведьмы, во все стороны, и в волосах какие-то косточки, перья: то ли заколки, то ли настоящие застряли. И по пальто или что там на ней было надето — тоже, как они?, брошки. И взгляд, как у ведьмы, знаешь, говорят: «как в душу смотрит», вот она именно что так посмотрела на меня. Мне она… — Роман осекся, потер висок: нет, об этом не нужно. Ни Шуре, ни вспоминать.              Не нужно о том, как напротив стояла такая же, с такими же дикими черными глазами, молча стояла, ничего не говоря, а Роман уже знал, что им конец. Не нужно о том, как застучали автоматы, как кровь залила улицу, как рухнул рядом Васька, а на его губах все еще была улыбка, он не понял даже ничего… Роман шумно выдохнул, сглотнул, потряс головой, отбрасывая воспоминания. Он дома, он жив, хоть и не очень цел. Все кончилось.              — Неважно, в общем, — сглотнул, торопливо облизал губы. — Говорю ей: «вы куда, гражданочка?», потому что наша управляющая ужасно не любит, когда такие в магазин приходят, говорит, что они портят отношение к бренду, что отпугивают приличных покупателей, — он спародировал манерную речь управляющей, хмыкнул. — Такая херня вообще, откуда приличным покупателям тут, на районе, взяться? В магазине картошка половины зарплаты стоит, вообще удивительно, что хоть какая-то выручка есть. Ну вот, я ей проход перегораживаю, а сам кошусь на ее руки. А у нее ногти длинные, почти когти, такими глаза моментально выцарапать может. Она зашипела что-то…              — А кто она? — Шура до этого, кажется, даже дышать не дышал: лежал, пялился на Романа не моргая. И даже про Альму, что иногда подталкивала его носом под ладонь, забыл. — Ведьма? Настоящая? Прям как в фэнтези? Прям колдует?              Роман передернул плечами, покосился на балкон, покурить бы, но ладно, потом:              — Не знаю, мне кажется, что она просто городская сумасшедшая, выделывается только, но ты слушай дальше: я не пускаю ее, она что-то шипит, а потом я очнулся — а она уже внутри. Словно загипнотизировала меня! И Маринка, это кассир, мне машет, шепчет, мол, что ты, это же лучшая клиентка…              Роман вспомнил свое изумление, неверие, как думал, что коллега над ним смеется, пока на обеде она не рассказала ему все подробности про эту ненормальную.              — И? — Шурик оказался не только любопытен, но и нетерпелив. Поерзал на диване, что заскрипел весьма выразительно. — Дальше-то что!              — А дальше Маринка мне рассказала, что эта дамочка вроде как колдунья. И не из этих, знаешь, что по телеку или в интернете, всякие потомственные ведьмы или цыганки, а на самом деле просто лошков разводят, а, как ты говоришь, настоящая. Что она помогла нашей управляющей ее машину угнанную найти на раз, а еще одна сотрудница сделала что-то, что ей эта ведьма наговорила, и залетела, а до этого с мужем лет пять они пытались и ничего не получалось… — Роман все же встал, кивнул Шуре, чтобы тот укрылся побольше, распахнул балкон, встал в проеме, прикурил. Подморозило немного, снег уже падал огромными хлопьями, может, и получится нормальный Новый год…              — А при чем тут «три»? — вопрос Шурика прозвучал глухо из-за одеяла, которым он укрылся с головой, только нос и глаз торчали. Роман затянулся поглубже, выдохнул вместе с дымом:              — Она еще несколько раз приходила в мою смену. И однажды шепнула мне, что если я сделаю три добрых дела, то… с первого января у меня будет счастье, — хмыкнул, отвернулся, добил торопливо сигарету до фильтра, закашлялся, неловко затушил окурок в пепельнице на подоконнике, захлопнул балкон. Обернулся на Шуру — тот молча смотрел. — Глупости, вот и все. Спи!              Надо пойти закинуть Шуркины вещи в машину и посуду вымыть, утром засохшее не отдерешь никаким средством. А потом и спать тоже заваливаться, завтра хоть и выходной, надо съездить в строительный, купить хоть чего-нибудь, чтобы укрепить этот чертов диван, а то гости придут и… Не то чтобы к нему часто ходили гости. В общем-то, никогда, Шурик первый за много-много лет. Все приятели остались там, в боевом прошлом. Или уже и не на этом свете. Защемило, Роман машинально потер грудь.              — И ты... Я — третье доброе дело? — тихий сбивчивый шепот заставил замереть на пороге, обернуться. — А остальные ты выполнил?..              Роман усмехнулся: похоже, кто-то верит в сказки и магию добрых дел. Напрасно, нет никакой магии. И счастья никакого нет! Только боль, горе и всякое дерьмо.              — Выполнил. Только бред это все, Шур. И я бы за тебя вступился и без обещаний этой ведьмы, — не хотелось больше развивать эту тему, не хотелось травить себя. Не то чтобы Роман поверил этой сумасшедшей на самом деле, но что-то, что-то тогда екнуло, и да, показалось, что все действительно может быть иначе. Иначе, чем потеря всего, иначе, чем одиночество, иначе, чем пустота. — Спокойной ночи…              Шура больше ничего не сказал, Роман торопливо вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь. В ванной загрузил машинку, в малюсенькую Candy Шуркина куртка еле влезла, но Роман утрамбовал ее, добавил пятновыводитель, запустил режим. Присел на край ванны, подпер кулаками щеки, уставился на белый, потрескавшийся кое-где от времени кафель.              Пустота… Единственный близкий, который понял, принял, с которым они были чуть ближе, чем просто друзья, с которым могло бы быть что-то, оставил Романа. Любовь кончилась, даже не начавшись, Роман урвал у судьбы лишь один поцелуй… По чьей воле? Та, закутанная в платок по самые глаза сирийка была лишь орудием в чьих-то руках. Бога? Злого рока?              Другой друг — Альма первая, с которой Роман прошел множество боевых операций, делил и спальник, и еду, тоже погибла на его глазах. Пыталась их предупредить, захлебывалась лаем, чуя угрозу, но водитель гнал вперед, несмотря на то, что его пытались остановить. Конечно, под градом пуль остановиться тоже было бы равно смерти. Закладка на дороге искорежила три БМП так, что их еле смогли вырезать оттуда, кого-то пришлось по частям...              Он сам тогда едва остался жив, полгода по госпиталям, собирали чуть ли не по кусочкам, чудо, что вообще начали, он слышал это «не жилец», когда его грузили в вертушку. А потом «негоден к дальнейшей службе в боевом подразделении» в личном деле приговором. «Можете попробоваться в штаб, но там очереди на годы вперед, Роман, да и ваше отсутствие образования и ваше психическое состояние…» небрежно брошенное в отделе кадров поставили окончательный крест на дальнейшей военной карьере, к которой он шел всю сознательную жизнь в память об отце. Да и не только поэтому, просто хотел кого-то защитить…              Дома, в Питере, где он бывал только наездами последние десять лет, тоже пустота: никто и ничто его не ждали, кроме старой квартиры, пыльной и заброшенной, бабка умерла, когда он был еще в Чечне, сразу после срочки, первый контракт, хоронили ее соседи, он узнал только на сороковой день, что остался совершенно один. И тухлой работы охранником в продуктовом за тридцатку в месяц.              Не вздернуться не дал только характер. Или наоборот — трусость. Вот он и телепался так, в этой пустоте, в этом сером одиночестве, не зная зачем. И эта ведьма… Эта сука, заронившая зерно надежды, с каким бы наслаждением Роман бы съездил ей по роже за ее обман. Потому что ничего в его жизни уже не может быть хорошо и счастливо!       

***

             — Ром… — чья-то прохладная, ласковая рука коснулась его щеки.              Он среагировал мгновенно: на ощупь поймал запястье в плотное кольцо, рванул, чтобы заломить книзу… Кто-то взвизгнул! Роман распахнул глаза, тут же отпустил — Шурка тер руку, на ресницах поблескивала влага.              — Прости, пожалуйста! — надо лед приложить, чтобы синяка не было, хватка у него железная до сих пор, несмотря на травмы, он вскочил, метнулся к холодильнику. — Вот, приложи!.. — протянул Шуре пачку пельменей.              — Ничего… — Шура плюхнулся на табурет, приложил лед к руке, улыбнулся неловко. — Мне надо было по-другому тебя разбудить. Или не будить. Но там Альма просится, я бы с ней вышел, только куртки нет. И ключи не нашел.              Роман покосился на окно: темно еще, ну да зимой темно долго, потом — на часы. Да, пора вставать, половина восьмого, хотя он выходной и мог бы… Он ведь даже до комнаты так и не дошел: уснул за столом в кухне, бахнув стопку водки все же, так накрыло всем этим дерьмом, что он прокручивал в голове до почти четырех утра.              — Куртка вон тут, только молнию я не успел сделать, — Роман пощупал дутик — почти высох, батареи жарили отлично. — А ключи на гвоздике. Но я сам с ней выйду, а ты пока... Можешь кофе сварить. И бутеров наделать, не стесняйся, или яичницу, там яйца еще оставались, в общем, тащи все, что найдешь. Мы быстро!              Он не сбегал от своего гостя, но… кивнул Шуре еще раз на холодильник, вышел в коридор. Альма уже сидела под дверью, переминаясь с лапы на лапу. Роман быстро накинул куртку, пристегнул поводок, проверил сигареты и шагнул в темноту подъезда.              По возвращении квартира встретила домашним теплом и запахами свежеприготовленной еды. Роман уже и забыл, что может быть так. Постоял немного в коридоре, закрыв глаза, представляя, как каждый день возвращается домой, а здесь — вот так вот, кто-то его ждет. Альма процокала бодро на кухню, толкнув в бедро, Роман отмер, быстро вымыл в ванной руки, прошел за собакой следом и затормозил на пороге: увиденное опять словно под дых ударило.              Шурка все еще сонный, растрепанный, босой, во вчерашней толстовке и штанах, в старом фартуке еще бабки Романа, и откуда он только вытащил эту древность, Роман даже не натыкался на него ни разу, одновременно жарил на двух сковородках: на одной — яйца, на другой — хлеб с сыром. На столе уже стояли две бадьи с кофе, карамельки в вазочке — нашел-таки.              — Твоя еда где? — он улыбнулся Роману, потрепал Альму за ухом. — Ром, ты ее кормом кормишь же?.. Рома! Ау!              Роман отмер, торопливо прошел в кухню, пряча от Шуры взгляд, из крайнего шкафчика вытащил банку собачьих консервов:              — Ага... Подай вон ту миску, — махнул в сторону чистой собачьей посудины. Альма подпрыгивала на месте, не в силах определиться, что больше в ее приоритете сейчас: приластиться к Шуре или все же завтрак. Роман почесал ее по холке, поставил миску на пол, перехватил у Шуры лопаточку, пока тот доставал тарелки, в маленькой кухоньке особо не развернешься вдвоем плюс немаленькая псевдо-овчарка...              — Ты Альму с улицы подобрал ведь? — спросил Шура, когда они уже позавтракали, и Роман чинил на дутике молнию, а Шура перемывал посуду. — Второе доброе дело, да?..              Роман дернулся, цапнул себя за палец плоскогубцами, выматерился, сунув поврежденную конечность в рот:              — С чего ты взял? — спросил, облизывая палец. Солено: кусок кожи прям с мясом отодрал. А Шурка опять со своими глупостями!              — У нее дырка на ухе, похоже, была бирка. Значит, она была обработана и выпущена на улицу. Скорее всего…              Внимательный, черт возьми!              — Ну да… — Роман покосился на распластавшуюся под столом собаку, что посапывала ему в тапок, улыбнулся. — Она приходила к магазину и исключительно в мои смены. Раз пришла, другой, третий. Я ее подкармливал за углом, а потом она вперлась прямо в тамбур. Начальница разоралась, чтобы я куда хотел, туда ее и девал, иначе она позвонит в отлов. Ну я и… В общем, я вечером домой пошел, а Альма за мной, — он нагнулся, потрепал собаку по боку, жесткая шерсть приятно щекотала пальцы. — Она очень умная. Почти как… — он покосился на Шуру, продолжил все же. — У меня в армии была собака, эта на нее очень похожа, хоть и не породистая. А ту Альму я со щенков тренировал, мы с ней были в разминировании три года. Вместе и подорвались. Я вот выжил, а она… — недоговорил: голос сорвался, Роман отвернулся, замер. Рвано вдохнул, закашлялся: заболели разом все поврежденные тогда ребра, и словно кто-то стиснул когтистой лапой опять сердце.              — Прости… — перестала шуметь вода, а потом Шура робко коснулся плеча Романа, чуть сжал. — Я не хотел… — прошептал еле слышно, вина в голосе ощущалась чуть ли не физически, как что-то мутное, горькое, повисшее в воздухе.              — Ничего, — получилось это как-то из себя выдавить и даже улыбнуться. Роман положил ладонь на прохладную влажную руку Шуры. — Ты же не знал… — вернулся к сломанной молнии, все же зажал «собачку», проверил, как ходит… — Держи, как новенькая! Даже отстиралось все.              Шура убрал руку, но не отошел далеко, поблагодарил за куртку, забрал ее, прижал к себе, плюхнулся на соседний табурет, коленкой почти касаясь коленок Романа:              — А первое доброе дело?..              Вот ему неймется-то, а? Роман покосился на Шуру, повел плечом. Ладно, раз уж начал… От того, что он рассказал, магия никуда не денется. Потому что нет ее, этой магии. Никакой! Бред один.              — Я ездил недавно в больничку, на осмотр. Ничего нового мне там, конечно, не сказали, да я и не ждал, — ждал на самом деле, надеялся на чудо. И не из-за ведьмы этой чертовой, просто. — Вышел оттуда, а там рядом постоянно тусуются, знаешь, прикидываются бедными и сирыми. Кто-то мимо бежит, видит, солдатик весь замотанный, денег просит, а рядом Военно-медицинская, конечно, подают, только не знают, что нормальный солдат никогда не опустится… — перехватило горло, Роман встал, налил воды из-под крана, залпом выпил. — Бывают, конечно, экземпляры, но они не так действуют, они...              — Оббивают другие пороги, да, догадываюсь, — Шура фыркнул, Роман покосился на него, кивнул: другие, все верно. И получают другие деньги. Часто ими незаслуженные. Деньги, льготы, награды!              — Да. Ну вот я когда туда езжу, никому никогда не помогаю, не подаю, просто прохожу мимо, — он потер висок, садясь обратно за стол, коленка все же коснулась коленки Шуры, словно током ударило, но ни один из них не отстранился. Шурка даже подался как-то ближе. — А в этот раз иду, парень с лавочки мне машет, говорит: «помоги, братуха!». Я хотел отмахнуться, а потом смотрю: а у него обеих ног нет. А они такие ушлые, что-то там себе подвязывают как-то, эти клоуны, а потом… Ну что-то меня так взбесило, я подбежал к нему, говорю: «какой я тебе братуха, гнида!», кричу и понимаю — парень настоящий. Это в глазах, это никак не уберешь, навсегда остается! В груди и…              Мягкое прикосновение к ладони погасило начинающийся пожар злости. На себя, конечно. Роман покосился на Шурину руку, что легла поверх его, шумно выдохнул. Он ведь ни с кем этим не делился, даже с военным психологом, к которому ходил в надежде на то, что сможет восстановиться и… А тут парень, которого он знает меньше суток — и все ему вывалил.              — Ну я извинился, конечно, спрашиваю: «чем помочь? Денег или чем?» А этот улыбается, простил сразу же, сказал, что понимает все, сам насмотрелся на таких клоунов. «Нет, — говорит, — ничего мне не надо, только помоги в такси сесть. Машину уже вызвал, а самому с костылями не управиться, а таксисты не особо рвутся помогать…» В общем, я ему помог, пока машину ждали, поболтали. Он такой светлый парень оказался, не потерял присутствия духа и вообще. Не то что я — слабый и жалкий... Даже сдохнуть решиться не могу! — Роман горько улыбнулся, замолчал.              Шурка смотрел пристально своими синими глазищами, а потом подался вперед и… Роман ощутил прикосновение горячих губ к своим, жаркое дыхание. Дернулся резко, отстраняясь.              — Прости-прости, я не… — Шурка вскочил, замахал руками, дернулся к окну, примирительно поднял ладони вверх. Роман встал тоже, сделал к нему шаг. Альма вздрогнула, поднялась, зашлась лаем. — Я не… Извини! Мне пора, я…              Шурку Роман поймал почти на пороге кухни: юркий парень скользнул между ним и столом, перепрыгнув через собаку.              — Стой! — Альма все еще лаяла и Роман прикрикнул на нее, чтобы замолчала, крепче сжал Шурину талию. Парень не рвался прочь, но, памятуя вчерашнее, явно словил флешбэки. Роман осторожно переместил руки ему на плечи, заставил посмотреть на себя, прихватив за подбородок: в глазах была явно вина и паника, а сердце стучало так, что Роману был слышен этот грохот. — Тш-ш-ш... — Роман прошептал это, не отводя взгляда, улыбнулся. — Чего ты? Я не собираюсь тебе по морде давать, выдохни!              — Я подумал, что ты… Я не подумал! — Шура тоже перешел на шепот, его дыхание приходилось куда-то в подбородок Романа, горячее, будоражащее. — Я просто захотел тебя поддержать как-то… Не злись. Это было глупо! Я даже не… Ну ты понимаешь! И ты, конечно, тоже. Но это просто по-дружески!              Роман закусил щеку изнутри — «по-дружески», конечно, знал бы Шура… — потянул парня к себе за плечи ближе. Тот помедлил, а потом доверчиво прижался, уткнулся носом в шею, засопел.              — Я не злюсь, Шур. Нисколько… — Роман погладил его по плечам, взъерошил волосы. Он и правда не злился ни капли. Но и... Шурка, был, конечно, красивым, очень милым, очень приятным парнем, Роман мог бы с уверенностью сказать, что прикипел к нему за эти часы. И даже не потому, что Шура был первым за долгое время, с кем Роман вот так вот открыто пообщался, а просто. Но все же он был не тем, кто…              «Мы же будем друзьями?» донеслось откуда-то снизу. Роман кивнул, а потом на пробу осторожно чмокнул Шуру в синеволосую макушку: конечно, будут. Шурку отпускать не хотелось, с ним было уютно и спокойно. И, наконец, не пусто…              — Знаешь, а я тут подумал… Ты же так хорошо общаешься с животными, вот про Альму говорил, ну, ту, у меня есть одна мысль насчет другой работы для тебя, я поговорю с Семеном. И не потому, что ты меня спас, а то начнешь сейчас отнекиваться, а просто… — Шурка заговорил торопливо, заерзал — Роман его отпустил, вопросительно посмотрел на парня: ну-ка, ну-ка?..