***
Хадижа вошла в прохладную гостиную, отделанную в лучших традициях Востока, с удовольствием зацепившись взглядом за любимую сине-белую вазу на столике, в которой стояли чудесные кремовые розы, а потом стянула с головы светло-зелёный палантин, скрывающий светлые волосы. Волосы она покрасила в один из визитов к матери, во многом ради своей роли в драмкружке, желая полностью вжиться в образ, однако злорадная Рания устроила из этого такой скандал, доказывая отцу, якобы мать делает из неё одалиску, что Хадижа уже начинала бояться, как бы отец впрямь не запретил не такие уж частые встречи с Жади. Хорошо, что вовремя вмешалась Зулейка (с этой мачехой, матерью её двухлетней сестрёнки Абаль, Хадижа подружилась) и отец понял, что к чему, и наказал уже Ранию. Не стоило лишний раз заострять внимание на том, что изменения во внешности именно ради роли, тогда Рания непременно начнёт лишний раз заострять внимание на том, что там Хадижа скидывает платок, чтобы облачиться в сценические костюмы, и отцу это может не понравиться. А Рания – эта ядовитая кобра – только и думает о том, как бы усложнить ей жизнь! Про себя девочка подумала, что Рания просто злится: сначала она никак не могла добиться любви её отца, потому что он любил мать Хадижи (а может и до сих пор любит, по крайней мере на это жаловалась Рания своей сестре Амине, по ходу оскорбляя Жади, из-за чего Хадижа не могла не ссориться с мачехой), но и когда мама перестала быть ей соперницей, отец женился на Зулейке и отнёсся к новой жене с большей симпатией, нежели в своё время к Рании. Впрочем, Ранию ей ни капельки не было жалко, нет, ничуть! Только бы кобра не смогла убедить отца запретить ей видеться с мамой и ходить в драмкружок, как уже не раз угрожала сделать старшая жена отца. «Позвоню в Фес сиду Абдулу и расскажу ему всё, чем ты занимаешься, уверена, он не обрадуется,– угрожала старшая жена Саида всякий раз, когда они садились за стол в отсутствие самого Саида,– а потом он уже сможет убедить твоего отца отправить тебя в Фес на перевоспитание! Рано или поздно он согласится, Саид же помнит, что получилось из Жади, а ты – её дочь, как всегда повторял мой отец: если ствол кривой – тень не будет прямой!». А потом Рания с торжественным злорадством провожала взглядом рыдающую падчерицу, когда Хадижа не выдерживала и просто заливалась слезами вместо очередной ссоры с мачехой, и отдавала десерт Хадижи безгранично избалованному Муниру, которому ни в чём не отказывала. С тех пор, как Зулейка второй раз забеременела, вторая жена отца всё чаще не могла есть с ними из-за недомогания (Рания нарочно велела на кухне подавать блюда, от которых соперницу тошнило, а ещё зажигала слишком контрастный бахур – Хадиже часто казалось, что Рании и самой дурно от этого аромата, пока последнее не заретил делать сам Саид, однажды явившись забрать забытый документ, заявив, что в доме просто невозможно дышать), так что это оставляло Хадижу в неприятной компании Рании. Будет очень досадно, если Рания таки добьётся своего и ей придётся бросить участие в спектаклях, что Хадиже, признаться, очень нравилось. Ах, до чего хорошо она себя чувствовала, перевоплощаясь на сцене в очередную драматичную или комедийную героиню, неизменно потом получая похвалы преподавательницы, утверждающей, что из Хадижи однажды получится чудесная актриса. Впрочем, в последнем сама девочка сомневалась, исходя из того, что это занятие совсем не для восточной девушки. Саид не запрещал любимой дочери ходить в кружок, однако вполне может, как решила про себя Хадижа, если узнает все подробности, ведь она уже не ребёнок, ей исполнилось уже шестнадцать лет, нужно думать о грядущем замужестве и своей репутации ("и без того подмоченной выходками её родственниц", как утверждала Рания), и с тех пор как два года назад она созрела, дядя Абдул не переставал убеждать отца, когда звонил в их дом, что пора выдать её замуж "чтобы не получилось, как с дочерью Мохаммеда", но Саид не соглашался думать о замужестве дочери до окончания школы и достижения Хадижей восемнадцати лет. Однажды девочка услышала отрывки разговора, проходя мимо кабинета отца. Интересно, как отреагирует мама, если узнает, что осталось меньше двух лет до того времени, как отец всерьёз начнёт думать о её замужестве? Впрочем, Хадижа и без лишних проверок знала ответ: мама будет в ярости, потом позвонит отцу, насчёт с ним ругаться, отец разозлится, а потом Хадижа не сможет поехать к матери ближайшие несколько недель, если не больше, так что лучше не начинать эту тему в своих же интересах. Девочка тихо поднялась по лестнице и вытащила из сумки маленький ключик, чтобы отпереть дверь спальни. Без этого обойтись было уже невозможно, потому что загребущие ручонки Мунира везде доставали, да и сама Рания не брезговала проверить чужую спальню. К сожалению, однако, удача её покинула на этот раз, потому что из-за ниши вдруг показалась первая жена отца, и она была изрядно раздражена, её смуглая кожа вся раскраснелась от возмущения. Хадижа закатила глаза, умоляя Аллаха избавить её от присутствия этой женщины. – Ах, вот ты где!– с ходу начала возмущаться она.– Что это ты о себе думаешь, запирая дверь? Я расскажу твоему отцу обо всём, пусть он выяснит, что ты такое скрываешь, раз уже начала запирать дверь в свою спальню! Может у тебя появился любовник? Зная, кто твоя мать, я... – Замолчи!– жёстко ответила ей Хадижа, едва сдерживаясь, чтобы не хлестнуть ненавистную мачеху зажатым в кулаке платком.– Не смей говорить ни обо мне, ни о моей маме! Я запираю дверь только потому, что ты постоянно роешься в моих вещах, и мне это глубоко неприятно! И вообще, что ты опять делала около моей спальни? Опять шпионила? – Я ни за кем не шпионю в собственном доме!– резко ответила ей Рания.– Когда ты выйдешь замуж, если конечно тебя кто-то возьмёт замуж, будешь делать что захочешь, а здесь я хозяйка и... – Здесь хозяин мой отец,– ответила ей Хадижа и уже с этим Рания не посмела спорить, нехотя признавая правоту падчерицы.– Так что тебе нужно в моей комнате? – Мне ничего не нужно! Мунирчику нужны цветные карандаши, он хотел их взять в комнате, а тут... – Опять?!– резко прервала её Хадижа.– Да сколько можно?! Я тысячу раз говорила, чтобы Мунир не заходил в мою комнату! У него своих вещей достаточно, а ему постоянно нужны мои! – Ты просто не любишь Мунирчика!– ответила ей Рания с возмущением.– Дочке Зулейки ты вечно приносишь конфеты, балуешь, играешь с ней, даже с детьми твоей матери от бразильца ты играешь с радостью, когда видишься с Жади. А что ты делаешь для Мунира? Ничего! – Может это потому что он твоими стараниями превратился в домашнего тирана?– и правда, Мунир не только вечно ломал вещи Хадижи, но и не раз бывало обижал маленькую дочь Зулейки, не умеющую с ним драться и отвоевать свои вещи, отец пропадал на работе, потому не знал о поведении сына, Рания же только баловала Мунира, напоминая, что её ребёнок – главный наследник Саида, единственный сын.– Он достаточно избалован и без меня! А теперь уйди, я устала!– Хадижа вошла в комнату и захлопнула дверь прямо перед лицом Рании, не слушая возмущения отцовской жены. В своей спальне Хадижа бросила на тахту сумку и платок и устало плюхнулась на пуф около туалетного столика: – Аллах, что мне делать?– тихо сокрушалась девочка.– Если бы я не боялась расстроить отца, я бы согласилась на предложение мамы и осталась у неё, здесь в Бразилии нам никто не может помешать! Но я не хочу предавать папу, но и жить с Ранией невыносимо! Я её не выношу, ненавижу!– заливалась горькими слезами дочка Жади.– Помоги мне, Аллах! Я знаю, что нельзя о таком просить, но хоть бы мой папа развёлся с Ранией! Пусть выгонит кобру на улицу, пусть, мне её ничуть будет не жаль, она заслужила!Часть 1
30 января 2022 г. в 23:32
Тонкая полоска света пробивалась сквозь плотные занавески. Она некоторое время мутным после пробуждения взглядом смотрела на этот источник света, думая не стоит ли подняться и задернуть шторы, или закрыть глаза и постараться не обращать внимания на это досадное препятствие для сна, однако тот же час пронзительно запищал будильник, который она тут же поспешила отключить, вскакивая и путаясь в немного влажных от духоты простынях. Девушка прислушалась к окружающей её тишине, надеясь, что никого не разбудила – всё же спальня Жади и Лукаса находилась за стенкой и совсем не хотелось быть неудобной гостьей и разбудить их в такую рань. Самира нехотя поднялась с постели и потёрла воспалённые глаза. Ощущение такое, будто она совсем не спала. Но всё верно: половина шестого утра, а значит пора уже вставать. Надо было, наверное, включить ночью кондиционер, но она совсем недавно болела и не хотелось опять простужаться. Она распахнула сначала занавески, а потом и окна, вдыхая приятную утреннюю свежесть и наблюдая издалека за полоской океана на горизонте, как колышутся гортензии вдоль подъездной дорожки, наслаждаясь краткими мгновениями уединениея и спокойствия, какими не могла довольствоваться ни в полном соседок пансионе, где приходилось делить одну крохотную ванную и кухню с пятью соседками, ни в университете, ни в кафетерии, где работала в свободное от учебы время. Но долго стоять не было времени – напомнила себе Самира – и пора было начинать собираться, если она хочет успеть на работу.
Самира вошла в ванную комнату и отвинтила кран, вскоре с удовольствием погружаясь в пенную воду, достающую ей почти до глаз. Тихо заиграла стереосистема (что-то из Моцарта) и девушка блаженно прикрыла глаза. Классическая музыка успокаивала расшатанные нервы, не зря таки психолог в своё время советовала ей слушать эти композиции, потому она и носила с собой везде плеер; как-то раз получилась крайне неприятная ситуация, когда в момент накатившей паники она не сумела отыскать незаменимую вещицу в недрах своей сумки, Самира даже поморщилась от воспоминаний. Вскоре прозвучали последние аккорды мелодии и она выбралась из ванной, укутавшись в пушистое полотенце. Протерев зеркало от пара, Самира увидела в отражении худощавую девушку с тёмными волосами до плеч и выразительными глазами, под которыми нынче залегли круги усталости. Живя в пансионате, где вода была строго нормирована, часто приходилось использовать сухой шампунь и удобнее было управляться с более короткими волосами, хотя она всё равно оставила довольно приличную длинну,– главным условием для неё было, чтобы волосы обязательно закрывали шею. Она вновь поморщилась, заметив в зеркале старый шрам, тянущийся вдоль плеча сзади; было таки преимущество у того, что в дыре, где она предпочла поселиться, не было приличных зеркал. Девушка почистила зубы, высушила и причесала волосы, замаскировала круги под глазами тональным кремом, подумав, приняла пару таблеток аспирина, а потом поспешно влезла в любимые джинсы с приличными прорехами на коленях и свободную футболку с незатейливым рисунком, после чего вновь направилась в спальню, не глядя лишний раз на своё отражение.
Готовый реферат по психогенетике лежал на широком рабочем столе около окна, откуда обычно падал приятный свет, гарантирующий, что не придётся щуриться в свете единственной слабой лампочки в крохотном затхлом помещении пансионата, неудобно балансируя на хлипком неудобном стуле над низким столиком, из-за чего потом нещадно болела и шея, и воспалённые глаза. Самира скрепила листы одним щелчком степплера и вложила в папку, после чего папка отправилась во вместительную сумку в отделение, где уже лежал проект по истории и путанные конспекты по высшей математике, в которых она, к своему стыду, так и не разобралась. Ну да ладно, всё равно она списала несколько последних контрольных и претендует на автомат, надо только не пропустить последние лекции в семестре, а там уж с этим утомительным предметом будет покончено. Главное, что удалось выполнить письменные задания по когнитивной психофизиологии и закончить таблицы по анатомии. Потому, собственно говоря, она и легла вчера настолько поздно и чувствует себя совсем разбитой – лучше бы и не ложилась совсем, тогда она по крайней мере чувствовала себя относительно бодрой. Взгляд Самиры зацепился на фотографию в серебристой рамке (молодая Латифа, улыбающаяся в камеру, обнимая её, трехлетнюю) и она на мгновение застыла, но тряхнула головой и вернулась к прежнему занятию. В другое отделение сумки девушка сложила немногочисленную одежду и некоторые другие мелочи, включая гигиенические принадлежности, а так же сотовый и плеер, и зарядные устройства. В пансионате эти вещи приходилось запирать в единственный запирающийся ящик в комоде, как и деньги, и любые личные записи, если не хотелось, чтобы вещи попали в чужие загребущие руки. Не сосчитать, сколько раз Самира заставала в своей комнате соседку Лолу, явившуюся "одолжить" какую-то мелочь вроде ручки или косметики, приходилось ставить нахалку на место, и всё равно спустя какое-то время беспредел начинался заново, и пожаловаться хозяйке – не вариант, потому что Лола была её племянницей и её уж точно не выгонят оттуда. Можно, конечно, найти место приличнее, к примеру переехать к однокурснице в съёмную квартиру, или и вовсе остаться у тёти в этой самой спальне. Жади не станет возражать, да и с мужем тёти у неё тоже сложились вполне приятельские отношения (а вот Хадижа до сих была довольно скованной с отчимом в свои редкие визиты в дом матери, должно быть до сих пор не смирилась с крушением брака родителей), но Самира лично в своё время настояла на отдельном проживании, убеждала в первую очередь саму себя, что способна жить отдельно и справиться с любыми проблемами, потому пасовать перед трудностями не было ни малейшего желания. Ещё раз бегло осмотрев просторную спальню, где она останавливалась в свои визиты к Жади, Самира заключила, что ничего из вещей не осталось, не считая тех мелочей, что она всегда оставляла здесь, и поспешно спустилась вниз по лестнице, едва успев притормозить, чтобы не сбить с ног молодую девушку в форменном платье и полосатом фартуке, несущую на ручках полуторагодовалую девочку с густыми каштановыми волосами. Очередной раз Самира удивилась шуткам генетики: если сын Жади – трехлетний Пьетро – был внешне полностью европейцем, маленькая Луиза наоборот унаследовала внешность от матери.
– Куда спешишь, Самира?– весело вопрошала девушка.
– Мне нужно спешить на работу, сегодня моя смена, а потом две лекции во второй половине дня,– сообщила ей Самира.– Извини, я задумалась и совсем тебя не заметила. Просто я уже опаздываю.
– Эх, не заботишься ты о себе, это надо же вставать в такую рань! Может хоть позавтракаешь? Дона Жади и сеньор Лукас ещё спят, но Пьетро уже поднял меня, требуя вафли, там ещё много есть, ты же любишь вафли, и кофе тебе сделаю,– искренне предложила горничная, её нельзя было назвать в полной мере этого слова ни красивой, ни некрасивой, но она была очень мила за счёт своей искренней широкой улыбки.
– Нет, спасибо, Мариса, я не голодна,– решительно покачала головой Самира, хотя перспектива была довольно заманчивая,– я только захвачу минералку из холодильника и напишу записку тёте Жади. Неудобно, но я не успеваю попрощаться, скажи, что я позвоню, ладно?
– Как скажешь,– кивнула Мариса, пожимая плечами, после чего уже спокойно поднялась в детскую с маленькой подопечной на руках.
Оставив записку на кухонной стойке и захватив не одну, а даже две бутылки холодной воды, Самира собиралась было уже уходить, когда тишину нарушил звонок телефона. Очевидно, что Мариса не сможет поднять трубку, занятая её малолетними кузенами, а хозяева дома ещё не проснулись. Может это звонит дона Иветти, чтобы пригласить её тётю на прогулку на пляже, куда она сама непременно пойдёт в такой день со своими близнецами? Или кто-то из приятельниц тёти, скажем, хорошо известная Самире Джоанна? А может звонят Лукасу по делу? Хотя, нет, для всех этих звонков слишком рано, но в любом случае надо поднять трубку и записать. Вдруг что-то важное?
– Алло? Кто это? Вас плохо слышно, сеньор!– громко ответила она в надежде, что он слышит её через эти перебои.
– Это Лео... Мне нужен Лукас. Скажите, что я буду ждать около лавки с кокосами на Копакабана...– после этого звонок тут же прервался.
Самира пожала плечами и записала всё в блокнот, лежащий около телефона как раз для таких целей. Лео... Часом, не тот брат Лукаса, которого безуспешно искали несколько лет по всему миру, решив в итоге, что он погиб? Неужели это он объявился. Хм, муж тёти рад не будет, насколько поняла Самира, у них с братом отношения не ладятся. Впрочем, её ли это дело? Девушка наконец вышла из дома, не задерживаясь ни на минуту, поздоровалась с охранником и села на велосипед, выезжая на дорогу. Начинался очередной день...