Через века

Глава 6

      Что ж, пока другие обитатели Покровского не замечали в простом французском учителе дворянина и того самого разбойника, Владимира Дуб-ровского, которого мало кто в глаза видел, но много кто был наслышан, княжна Анна Ильинская была единственным человеком в поместье, кому Дубровский мог доверять. Сама же Анна первые недели надеялась, что ее дорогая кузина Mari за несколько недель пребывания Дубровского в доме сможет провести эти параллели из прошлого и настоящего и узнать в скромном учителе друга своего детства, но Mari, напротив, в упор не замечала француза, ведь, воспитанная в аристократических предрассудках, учитель был для нее род слуги или мастерового, ровно как и для отца ее – Кирилы Петровича – а слуга иль мастеровой не казался ей мужчиною.       Что до Владимира Дубровского, он был уверен, в том, что секрет его никому более Анны раскрыть не удастся. Дело за малым…       В один из прекрасных летних дней Анна и Марья, окончив завтрак, решили провести время в саду и насладиться приятной мягкой погодой. Для того было велено расстелить плед.       Анна и Марья сидели на пледе, который им расстелили на тёплой лужайке. Маша сидела рядом с кузиной, прячась от солнца под изящной тканью своего кружевного зонтика, Анна лежала, читая в слух любимый томик Шекспира.       Недалеко от девушек, все на той же белой кованной лавочке, в тени раскидистых деревьев, месье Дефорж проводил урок своему воспитаннику. – Мне кажется, Сашенька начал привыкать к учителю, – произнесла Маша, наблюдая за тем, как внимательно брат ее слушает француза.       Анна на мгновение перевела взгляд от книги на объект наблюдений своей младшей кузины. – Главное, чтобы месье Дефорж привык к нашему непоседе, – нежно усмехнулась княжна, к своему удивлению заметив, что за столько дней Маша впервые обратила внимание на учителя, пусть даже посредством своего брата. – А в остальном, думаю, ты права, Mari, Сашенька, действительно, стал иначе относиться к учителю.       Единственное чего, кажется, не замечала Маша, если не брать во внимание поразительное сходство француза с давним другом детства, так это тот трепетный взор карих глаз, который все чаще стал задерживаться на юной девушке. Как, собственно, и в эту самую секунду.       Дубровский тем временем уже отпустил Сашу, позволив мальчику немного отдохнуть и порезвиться перед следующим занятием. Украдкой он стал наблюдать за девушками, более всего за юной Машенькой. Он помнил ее двенадцатилетней девочкой – нежной, хрупкой, ранимой, с прекрасными, хотя еще и совсем детскими чертами лица. Образ сей совсем не вязался с образом той женственной красавицы, которую теперь он видел пред собой. Сердце Дубровского стало все чаще сжиматься при виде Машеньки. Сам не отдавая себе должного отчета, Владимир чувствовал перемены в душе своей, словно внутри него шла ожесточенная борьба между сердцем и разумом, между желаниями и долгом, между прошлым и настоящим. – Ты совсем позабыл Машу… – произнесла Анна, – А ведь когда-то любил ее… – Ты думал, я не знала? – Это было давно, – отмахнулся Владимир. – Давно ли…?       В этот год Машеньке минуло уже семнадцать лет, и красота ее была в полном цвете. И как такую не полюбить, полюбить до безумия? Воспитанная суровым, хоть и любящим, отцом своим, Маша привыкла скрывать от него свои чувства и мысли, ибо никогда не могла знать наверно, каким образом будут они приняты. Она не имела подруг и выросла в уединении – единственными друзьями ее были кузина Анна и Володя Дубровский, второй из которых всегда питал к девушке самые нежные чувства и сейчас чувства эти вновь стали пробуждаться в сердце его.       «Ты не виновата в том, что совершил отец твой, – вдруг пронеслось в мыслях Дубровского. – ты ни в чем не виновата. Ради тебя одной я мог бы простить врага своего, но не могу…». – молодой человек вздрогнул, когда до слуха его донесся голос Анны, продолжавшей читать Шекспира: – «Все страсти, все любви мои возьми, — От этого приобретешь ты мало. Все, что любовью названо людьми, И без того тебе принадлежало. Тебе, мой друг, не ставлю я в вину, Что ты владеешь тем, чем я владею. Нет, я в одном тебя лишь упрекну, Что пренебрег любовью ты моею. Ты нищего лишил его сумы. Но я простил пленительного вора. Любви обиды переносим мы Трудней, чем яд открытого раздора. О ты, чье зло мне кажется добром. Убей меня, но мне не будь врагом!». (У. Шекспир, сонет № 40 в переводе С. Маршака)       Из размышлений Дубровского вырвал уже другой голос. Перед собой он увидел двух слуг Кирилы Петровича, которые насилу смогли объяснить французу, что его сию же минуту требует барин. Молодой учитель встал, поправляя свой фрак, и последовал за ними. – Куда они повели месье Дефоржа? – спросила Анна, отрываясь от чтения. – Думаю, я догадываюсь, куда… – ответила Маша, поднимаясь с пледа. – Идем скорее, Anette, – поторопила она кузину, и девушки поспешили в сторону небольшой террасы.       Тем временем слуги провели француза темными коридорами. Вдруг боковая дверь отворилась, двое слуг вталкивают в нее француза и запирают ее на ключ. Опомнившись, учитель увидел привязанного медведя, зверь начал фыркать, издали обнюхивая своего гостя, и вдруг, поднявшись на задние лапы, пошел на него... Француз не смутился, не побежал и ждал нападения. Медведь приближался, Дефорж вынул из кармана маленький пистолет, вложил его в ухо голодному зверю и выстрелил. Медведь повалился. Всё сбежалось, двери отворились.       Кирила Петрович, стоявший на террасе, смежной с комнатой, был изумлен развязкой своей шутки. Он хотел непременно объяснения всему делу.       Уже приблизившись к террасе, Анна и Марья услышали выстрел. Девушки перепугались. В мыслях Анны за долю секунды промелькнули самые ужасные мысли: ужели узнали? Ужели Володя решился на отчаянный поступок? Ужели свершил задуманную месть? Княжна побледнела, едва устояв на ногах, но Маша ухватила ее под руку, и вот, девушки уже стояли на террасе рядом с Троекуровым.       Предположения Анны, к счастью, не подтвердились. Когда она поняла, что произошло на самом деле – изумилась еще более. Напротив нее стоял Дубровский с холодным и бесстрастным выражением на бледном лице, глаза его сверкали, а темные волосы непослушно спадали на лоб. Молодой человек сжимал в руке своей небольшой карманный пистолет. – Кто предварил учителя о шутке для него предуготовленной? – раздался грозный голос Троекурова. – Зачем у него в кармане был заряженный пистолет?       Маша не сразу услышала отца, она с нескрываемым изумлением смотрела на месье Дефоржа, на столь спокойную и невозмутимо-величественную фигуру его. Опомнившись же, девушка перевела вопросы отца французу, на которые тот ответил решительно и гордо. – Je n'ai pas entendu parler d'ours, mais j'ai toujours sur moi des pistolets, parce que je n'entends pas endurer une insulte dont, dans mon rang, je ne puis exiger sat-isfaction (Я не слыхивал о медведе, но я всегда ношу при себе пистолеты, потому что не намерен терпеть обиду, за которую, по моему званью, не могу требовать удовлетворения).       Маша слово в слово перевела ответ учителя.       Кирила Петрович усмехнулся, грозный взгляд его сгладился. Он подошел к французу. – Каков молодец! – в следующую секунду воскликнул Троекуров, похлопав Дефоржа по плечу. – Не струсил, ей-Богу, не струсил! – с этими словами он вышел из комнаты вместе со слугами.       Маша, недолго думая, последовала за отцом. Поравнявшись с учителем, она задержала на нем восхищенный взгляд. Глаза их встретились на долю секунды, которая обоим показалась много дольше.       Когда Маша удалилась, Дубровский перевел взгляд на Анну. Княжна была мертвенно бледна, зеленые глаза ее лихорадочно блестели, она с трудом стояла на ногах, вцепившись непослушной рукой в перила террасы.       Владимир перепугался, завидев Анну в таком, совсем не свойственном ей, состоянии и подбежал к ней. – Анечка, милая, – он буквально поймал княжну, удержав ее за талию. – Все в порядке! Слышишь? Все хорошо…       Девушка обессиленно упала в его крепкие объятия и заплакала. – Володя, как я испугалась, – заговорила княжна, поднимая взгляд на друга. – Я думала тебя… Я думала ты убил… Но ты не мог!       Владимир молчал, глядя на девушку. Мысли его совершенно запутались – с одной стороны, он не хотел причинить боль Анне и Машеньке, образ которой последние несколько дней все чаще преследовал молодого человека теперь уже не только наяву, с другой стороны, возможно ли простить врага своего? Возможно ли отказаться от мести? Возможно, но чувство горечи от пережитых невзгод сильнее. Владимир понял столь сильный испуг Анны. Сегодня возмездие, действительно, могло свершиться посредством того самого карманного пистолета, который Дубровский до сих пор держал в руке своей. Стоило лишь поднять оружие в нужном направлении и пустить еще одну пулю. Он бы не промахнулся… «Ты нищего лишил его сумы. Но я простил пленительного вора. Любви обиды переносим мы Трудней, чем яд открытого раздора. О ты, чье зло мне кажется добром. Убей меня, но мне не будь врагом!». – Владимир зажмурился на мгновение. Снова этот голос, снова эти пронзительные слова зазвучали в мыслях его. Молодой человек встряхнул головой, гоня прочь эти, ненароком услышанные, строки, которые для него теперь зазвучали с новым смыслом. – Аня, не волнуйся, – вновь, найдя в себе силы, заговорил Дубровский, стараясь успокоить княжну. – Я никому не причиню вреда! Ты веришь мне?       Анна едва заметно кивнула. Она смотрела в такие родные карие глаза, чувствовала сильные руки на своей талии и тепло объятий друга. Она верила ему, по-настоящему и беззаветно верила…