Глава 5
Стрелка на часах в комнате Анны стремительно приближалась к десяти, когда княжна, миновав анфилады и коридоры дома, а также постаравшись лишний раз не попадать на глаза слугам в столь поздний час, вышла во двор поместья. В лицо ударил теплый летний ветер, так и не остывший после жаркого дня. Девушка замерла, осмотревшись по сторонам и убедившись, что за ней никто не наблюдает, она быстро направилась к старому дубу. Ночь была светлая, звездная, луна мягко серебрила окрестности поместья, придавая всему особую атмосферу таинственности. Старый дуб находился сразу за цветущим садом, к нему вела одна из аллейных тропинок, по которой уже шла Анна, ей и в мысли не могло прийти, что Дубровского может не оказаться в месте встречи, а все потому, как Владимир уже ожидал ее там. Он согласился на эту авантюру, озвученную княжной, в конце-концов, она никогда не отказывала ему ни в одной из его. Какой вздор! То было совсем другое – простые детские шалости. А сейчас? Как он объяснит Анне, что именно привело его в поместье ее дядюшки под чужим именем? Месть… Месть за все те невзгоды, которые выпали на долю Дубровских из-за козней ее дядюшки, месть за боль, которую он причинил, месть за смерть отца… Сможет ли она понять? – Аня, – заметив княжну, появившуюся из полумрака, он подошел к ней, помогая девушке пройти по заросшей кустарником тропинке. – Я не сомневалась, что ты придешь, – произнесла Анна, когда молодые люди остановились у старого дуба, встав друг против друга. – Ильинская, ты всегда была еще той авантюристкой! – усмехнулся Владимир с дружеским теплом глядя на девушку. – Боюсь представить, что бы случилось, ежели бы я не пришел сюда! – У меня было достаточно времени, чтобы заразиться духом авантюризма от одного моего хорошего друга, – засмеялась Анна, а Дубровский словно вновь услышал смех той маленькой девочки, которую когда-то знал. – Володя, – лицо девушки переменилось, когда она заметила неизменную печаль в глазах друга, потому княжна встревоженно добавила. – Ты выглядишь уставшим. – Не беспокойся, – ответил Дубровский. – Это все твой кузен. Право слово, что за шаловливый ребенок! Я едва поспевал уследить за ним и пресекать его проказы. – Володя, тебе ли жаловаться! – усмехнулась Анна. – Помниться, в его годы ты был еще тем проказником. Так что Саше есть чему поучиться у тебя. Вспомнить хотя бы, как ты подшучивал над своим учителем. Бедным месье Дюбуа! До сих пор помню его гневный возглас: «Jeune homme, qu'est-ce que tu te permets!» (Юноша, что вы себе позволяете!). – Это были совершенно безобидные шутки! – возразил Дубровский. – Ты вылил на его фрак чернильницу! – Я был много младше твоего кузена! – Володя, тебе было шестнадцать… – протянула Анна со снисходительной улыбкой. – Да ты и сама не отличалась прилежностью, Ильинская, – парировал молодой человек. – Сколько натерпелась от тебя твоя гувернантка – мадемуазель Николетт! Они еще долго могли бы возрождать из глубин памяти такие ценные и дорогие для сердца каждого воспоминания, однако Анна помнила, какова истинная причина, приведшая давних друзей сюда. Пора было расставить все точки над i. – Расскажите же наконец, что на самом деле привело вас в Покровское, «месье Дефорж»? – спросила Анна, прервав недолгую паузу. Дубровский вздохнул. Эта упрямая девушка все равно добилась бы своего – лучше объясниться сейчас. – Сможешь ли ты понять меня, Аня? – прежде спросил он, подготавливая княжну к всему тому, что предстояло сказать. – Я всегда старалась, Володя. И это было правдой… – Полагаю, тебе уже известно, какая слава ходит обо мне? – по глазам Анны Владимир узнал ответ на вопрос свой прежде, чем княжна вымолвила тихое «да…». – Разбойник… По своей ли воле? Думаешь, я сам выбрал бы себе такую судьбу? У меня были дом, семья, служба. Твой дядя отнял все! Лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах, – голос Владимира дрогнул, глаза лихорадочно заблестели. – Мне оставалось лишь смириться и влачить жалкое существование свое, но я поступил иначе… Первый мой кровавый подвиг должен был свершиться над ним. Я ходил около его дома, назначая, где вспыхнуть пожару, откуда войти в его спальню, как пресечь ему все пути к бегству… Анна с трудом верила таким страшным и жестоким словам. Она с безмолвным ужасом смотрела на Владимира и с трудом узнавала его. Не было больше того беззаботного юноши, того столичного кутилы и игрока, едва ли думавшего о будущем, любившего салоны и балы и даже знавшегося с тайными обществами. Не было больше того пылкого романтика, мечтателя и вольнодумца. Не было больше того Володи, которого знала Анна… – Наконец случай представился, – холодно продолжал Дубровский – Я поселился в доме его. Но я и подумать не мог, что встречусь здесь с тобой, Аня. Признаться, я даже не сразу узнал тебя… Ты так переменилась, – Владимир заглянул в глаза девушки. – Теперь ты все знаешь… – Знаю… – потерянно отозвалась Анна, стараясь собраться с мыслями. – Однако, если бы… если бы на месте дядюшки оказался… мой отец? Ужели ты стал бы мстить ему? Неожиданный, но вполне разумный вопрос. – Но твой отец не виновен в случившемся… – ответил Дубровский, читая в глазах княжны страх. – Не бойся, Аня, ради Бога, ты не должны бояться моего имени. Ты мой друг. Я никогда бы не смог причинить тебе боль. Не бойся меня… – Но ведь речь не обо мне, Володя, – возразила девушка. – Я вовсе не боюсь за себя, уж тем более я не боюсь тебя, но мне страшно за Машу! Подумай, что будет с ней… Ужели ей ты сможешь причинить боль? Дубровский молчал. В глазах его читалась неопределенность, словно былая уверенность вдруг пошатнулась, дала маленькую трещину. Анна неотступно ожидала ответа. Она была готова понять чувства друга, возможно, она и сама чувствовала нечто подобное, ведь дядюшка ее поступил низко и недостойно. У Владимира были все права ненавидеть его, но у Анны? Питать ненависть к родному ей человеку она, даже если бы и хотела, не могла. – Ты совсем позабыл Машу… – произнесла Анна. – А ведь когда-то любил ее… В следующую секунду лицо Дубровского залилось краской. – Ты думал, я не знала? – Это было давно, – отмахнулся Владимир. – Давно ли? – продолжала Анна. – Ты так смущался при виде нее, всегда защищал и брал на себя ее вину. Ты с детства питал к ней очень нежные чувства, этого трудно было не заметить, Володя. Маша была нежной красавицей, тихим и спокойным ребенком с покладистым и покорным характером (как, собственно, и сейчас), – грустно усмехнулась княжна, вдруг посмотрев на друга взглядом, значения которого Владимир не мог понять, но одно все-таки стало ему ясно – Анна, возможно сама того не осознавая, находится в сильном смятении. – Я тебя понимаю, такую сложно не полюбить. Тебя даже не отталкивала ее истинно аристократическая холодность. А что сейчас? Дубровский по-прежнему не находил слов, Анной же вновь овладели воспоминания.июнь 1816-го года
Каждый раз, покидая Петербург и отправляясь в подмосковную усадьбу на период летнего сезона, княжна Анна Ильинская не понимала и, быть может, даже не могла понимать в силу своего еще слишком юного возраста, отчего ее друг, Володя Дубровский, так скучает вдали от шумной столичной жизни. Вот и сейчас, стоило экипажу тронуться, Володя, еще несколько ми-нут назад развлекавший Анну веселыми историями из жизни воспитанников Петербургского Кадетского корпуса, которым являлся и сам молодой Дубров-ский, теперь затих и уже около получаса, если не больше, безотрывно смотрел в окно экипажа, наблюдая, как с каждой верстой экипаж уносил его от Петербурга все дальше и дальше. Каждое лето Ильинские уезжали из Петербурга и весь сезон проводили в тихой деревенской обстановке. Анна с нетерпением ждала каждой поездки, потому как знала – в компании кузины и друга ей скучать не придется. Владимир, кажется, был другого мнения. В этот год ему исполнилось семнадцать, (Анне же – только тринадцать), и он уже успел прочувствовать на себе все прелести столичной жизни, потому поездки в деревню, пусть и затем, чтобы навестить отца, каждый раз были для юноши своеобразным испытанием. Радовало лишь одно – скорая встреча с ней… И столь долгожданная встреча состоялась на следующий же день после приезда, а дальше – недели летели одна за другой. В один из дней, юная Маша, которую за ранимую и нежную натуру, а также покладистый характер все называли Машенькой, под руководством своего учителя, чопорного мужчины средних лет – француза месье Дюпона – осваивала искусство танца и делала большие успехи, которым позавидовали бы многие столичные барышни. Сегодняшний урок обещал быть вдвойне интересным, потому как к нему присоединились старшая кузина Анна, гостившая с отцом в Покровском, и Володя Дубровский, решивший с самого утра навестить Машеньку и Аню. Юной княжне Ильинской уроки танцев всегда давались с трудом. Уж сколь намучились с девочкой учителя, упрекая ее в отсутствии женственности, легкости и непринужденности движений. Сама же Анна эту малость не считала серьезным упущением, ведь к своим тринадцати годам от роду она, разумеется, не без стараний своего отца, уже получила самое достойное об-разование, на которое только могла рассчитывать. Комната, которая служила классом для уроков танцев, в другие дни служила своеобразной бальной залой. Здесь, помимо большой столовой, Кирила Петрович Троекуров собирал всех гостей, и шумные празднества эти порой заканчивались много за полночь. Как только же наступало утро, и от послед-ствий «мероприятий», трудами прислуги, не оставалось и следа, полноправной хозяйкой залы становилась Машенька Троекурова. – Нет, зачем же опять? – негодующе воскликнула Анна, появившись в классе, когда Маша и Владимир были уже там. – Точно мне в Петербурге не хватает уроков танцев… нигде от них не скрыться! Княжна осмотрелась – месье Дюпона еще не было. – Ну полно, Аня! – усмехнулся юный Дубровский, ловко спрыгнув с широкого подоконника, на котором он сидел вместе с Машей. – Пусть мадемуазель Николетт отдохнет от тебя. Думаю, сейчас Петербург кажется ей тихим и спокойным городком. – Прескучная особа, – вздохнула княжна, подойдя к друзьям. – А мне очень нравятся танцы, – заметила Маша. Девочка потянула руки к Дубровскому, чтобы тот помог ей спуститься с высокого подоконника. Долго ждать не пришлось. Володя нежно улыбнулся Машеньке, расположил ладони ее на своих плечах, а сам осторожно обвил руками ее тоненькую талию и, на мгновение подняв над собой, опустил девочку на пол. Губы Анны изогнулись в легкой умилительной усмешке. Она видела, как менялся ее друг, находясь рядом с ее кузиной. Он был вежлив и обходителен и никогда не позволял себе любых, даже самых безобидных шуток в адрес Машеньки. Раньше Володя смущался, заливаясь краской, после каждого своего слова или неловкого (как ему всегда казалось) движения в присутствии Маши, по мере же взросления на место смущения пришла теплая привязанность. Вскоре в классе появился месье Дюпон, и урок начался. Сегодняшнее занятие решено было посвятить, пожалуй, самому романтичному танцу – вальсу. «День не задался…». – смекнула Анна, ведь из всех изученных ею танцев, месье Дюпон остановился на том, который юной княжне не поддавался более остальных. Тем временем француз поставил в пару Владимиру Машеньку, и они начали танцевать. Это было так легко, нежно и непринужденно. Анна, как завороженная, наблюдала за каждым движением, за каждой фигурой, которые в исполнении кузины и друга казались ей эталоном мастерства, верхом искусства. Теперь настала очередь Анны показать свои способности в танцах. Девочка неохотно встала в пару к Владимиру. – Расслабься, Аня, ты слишком напряжена, – прошептал юноша, спустя несколько минут вальса. – Володя, я забыла фигуру, – ответила княжна. – Ты наступаешь мне на ноги, – морщась, произнес Дубровский. – Извини. – Нет, Аня, сейчас другая фигура… – не успел договорить Володя, как девочка запуталась в юбках своего желтого платья и неуклюже упала на полы, потя-нув за собой и Дубровского. – Аня, ты прости, но я лучше буду танцевать с Машенькой, – вдруг произнес юноша, потирая расшибленный локоть после чего поднимаясь с полов. – Да-а, Ильинская, – протянул Дубровский, вспоминая давно минувшее время. – Танцевать с тобой всегда было очень травмоопасно. Анна кивнула. – Я обидел тебя тогда, – продолжал Владимир, лишь сейчас осознавая резкость невзначай брошенной фразы. – Не стоило говорить так… – Признаться, мне было неприятно, – согласилась княжна. – Но не обидно… Честно, Володя, ужели я могу обижаться на своего друга? Тем более, что я, действительно, танцевала много хуже Маши. – Ты удивительная, Аня, – произнес Владимир, изумляясь искренности девушки. – О таком друге, как ты я не мог и мечтать! Княжна на мгновение отвела взгляд. – Володя, – вскоре продолжила она. – Ты так и не ответил на мой вопрос… Дубровский замер. – Ты все еще любишь Машу? – Я не знаю, Аня, – последовал неуверенный ответ. – Прошло слишком много времени… Молчание... Точно никто не решался продолжить разговор, точно никто не знал, что сказать. – Аня, уже поздно, – послышался звучный голос Дубровского, прервавший тишину летней ночи. – Тебе пора… – Пора… – тихим эхом отозвалась девушка, глядя на друга. Они обнялись на прощание, обнялись также, как раньше, точно не было этого долгого года разлуки, и расстались до утра.