my pretty pervet nerd

      Джено хуй.       Огромная вырвиглазная надпись ядерно-зелёного цвета (Джено сейчас стошнит) на всю стену заднего корпуса его любимого клоповника, который носит гордое название колледж. И ведь по почерку легко догадаться, кто же этот остроумный придурок — Джисон, сука, Пак и его криворукость вкупе с недалекостью — но прежде чем найти оборзевшего первака и попробовать применить к нему физическую силу, которой Джено обычно не пользуется, необходимо эту самую надпись стереть. Может Джисон и тупой, но не настолько, чтобы портить драгоценные стены государственной собственности прямо под прицелом натыканных по всей округе камер. Тут она всего одна, да и то полудохлая, смотрит своим кривым красным глазом в сторону расположившийся за углом кафешки, куда должен был пойти Джено вместо того, чтобы стоять здесь и лицезреть эту потрясающую картину.       Пойти он не может по трем простым причинам. Во-первых, скоро охранник решит обойти задний двор колледжа, чтобы ему не урезали зарплату за сонную рожу на вахте, а он уж точно не станет разбираться в том, кто и с какой целью оставил эту надпись. Чьё имя — тот и получит выговор, и это в лучшем случае. А Джено с его отличной зачеткой, должностью старосты и более чем хорошей репутацией только об этом и мечтает.       Вторая проблема заключается в том, что эта не особо приятная надпись находится прямо возле курилки. А с таким преподавательским составом грех не закидываться успокоительной дозой никотина. Короче, добрая половина студентов уже успела лицезреть громкое заявление Джисона, обсосать его со всех сторон, поржать и забыть. А затем снова вывалиться на улицу, снова закурить и снова поржать. Джено, к счастью или сожалению, не курит. Поэтому, наверно, заметил её только к концу дня, когда понял, что сегодня к его обычно не особо заметной персоне проявляют слишком много внимания даже те, с кем он не знаком.       Проблема номер три. До привычного обхода охранника ровно полчаса, Джено стоит напротив этой стены и паникует, потому что надпись, блять, огромная, хрен пойми какая краска стирается с диким трудом, и легче просто её замазать, но Джено слишком ответственный, слишком честный, правильный, а ещё он нашел один единственный жёлтый баллончик, который всю эту ситуацию только усугубит.       Джено окидывает изрисованную стену критическим взглядом и решает превратить оскорбление в комплимент, добавляя два (несуразных) слова. Одно приходится писать поверх и рисовать унизительную галочку, но в целом Джено доволен.       У Джено большой хуй.       Ладно, сомнительный комплимент.       Теперь ему ещё более неловко просить кого-то помочь её стереть. Хотя, помогать-то и некому: в такое позднее время остались лишь задроты, до сих пор торчащие в библиотеке (к которым иногда относят и Джено), некоторые преподаватели и старосты других групп, не успевшие свалить после собрания.       Оставшееся до обхода время сокращается ещё на пять минут, и теперь Джено совершенно точно паникует, выбрасывая дурацкий баллончик в кусты и судорожно возвращаясь к главному входу. Нужно найти уборщицу, попросить её дать какую-нибудь тряпку и моющее средство, заверить в том, что всё нормально, и снова свалить на улицу. Вечно ворчащей на неблагодарную молодежь уборщицы нет, зато открыта дверь кладовки возле туалета, из которой Джено утаскивает пару губок и какую-то бутылку с голубой химозой, уверяя самого себя, что он не ворует, а действует во благо, пускай даже своим интересам. Интересам и, между прочим, репутации, которую он зарабатывал честным трудом целых три долгих года.       Кажется, весь мир сегодня против него, против одного несчастного Джено, стоящего со всем этим набором из магазина бытовой химии, пока какая-то растяпа пытается найти в своем огромном рюкзаке пропускной, стоя возле турникета и мешая пройти. В конце концов Джено предлагает свою помощь, роняет одну из губок, тянется за ней, поднимает взгляд и в сотый раз ненавидит себя, этот идиотский день и свою влюбленность в старосту параллельной группы, который смотрит на него во все глаза и явно хочет задать кое-какие вопросы.       Именно Хуан Ренджун и оказывается той самой растяпой, одной рукой ощупывающей свои карманы и сдерживающей порыв покрутить второй напротив своего виска.       — У меня пропуск рядом, давай я пройду и тебе помогу, только подержи, пожалуйста, — торопливо произносит Джено, всучивая оторопевшему Ренджуну несчастные губки, — я просто это, — его потрясающий великолепный восхитительный замечательный невероятный краш явно хочет спросить, почему Джено тащит всё это химозное добро из кладовки их колледжа, поэтому лучше его опередить, — просто хочу немного убраться.       Теперь его потрясающий великолепный восхитительный и так далее по списку краш (с самого первого курса, между прочим) считает его сумасшедшим. Лучше не стало.       В данной ситуации остаётся только по-быстрому преодолеть турникет, выхватить губки из чужих рук, пробормотать короткое «спасибо» и постараться свалить, пока приходящий в себя Ренджун не решит его окликнуть.       — Ты же понимаешь, что это чужое имущество, которое нельзя, — порой Джено забывает, что Хуан, вообще-то, такой же ответственный, честный и дорожащий своей репутацией староста, — тащить за пределы колледжа?       — Я не собирался его красть, — отвечает Джено обиженным тоном, — мне просто нужно стереть кое-что.       О нет, лучше бы он просто молчал.       Глаза Ренджуна опасно загораются. Джено мысленно стонет, снова роняя губки. Нет-нет, он точно не расскажет и более чем точно не покажет ему эту самую надпись. Особенно после того, как он (и нахуя?) решил её подправить. Только не блядскому Хуан Ренджуну, только не тому, по которому он вздыхает три года, позорно дрочит на него ровно два раза в неделю, затем стыдится своих же фантазий с ним в главной роли и перед сном придумывает идеальную ситуацию, в которой он бы мог признаться ему в самых искренних, светлых и прекрасных чувствах. И эта ситуация точно не включала в себя идиотскую надпись про его гениталии на стене колледжа, губки, моющие средства и потерянный ренджуновский пропуск.       Только Ренджун, кажется, считает совсем иначе.       — Показывай, может помогу, я всё равно у тебя в должниках, — Ренджун закидывает рюкзак за спину и подходит ближе к Джено, поднимая упавшую губку, — у тебя они испачкаются прежде, чем ты решишь ими воспользоваться. Пошли, говорю.       — Мне было несложно помочь тебе, просто купи мне что-нибудь, если чувствуешь себя должником, — Джено криво улыбается, не двигаясь с места, — шоколадки хватит. Или просто заплати за меня в кафе. Я справлюсь сам, не беспокойся.       — В кафе? — Ренджун мастерски игнорирует последнюю фразу Джено, произнесённую чуть ли не умоляющим тоном, — это ты, типа, зовешь меня на дружескую посиделку? Или на свидание? Ладно, неважно, разберемся потом. Закончим с твоей внеплановой уборкой и решим, — Хуан по-доброму пихает его локтем в бок и снова торопит, заставляя Джено глубоко и разочарованно (в себе) вздохнуть.       Вот он, самый лучший и одновременно ужасный момент в его жизни. Ренджун не против сходить с ним куда-то, но только первые две минуты, пока они не дойдут до той самой стены, после которой ни на дружескую посиделку, ни на свидание с Джено никто не пойдет.       Ладно, всё равно он от него не отстанет. Либо сделает вид, а потом окажется, что Ренджун всё это время шёл за ним по пятам.       К злоебучей стене Джено подходит с закрытыми глазами. Сердце уходит в пятки, когда он слышит сорвавшийся с губ Ренджуна смешок, но тот больше ничего не говорит, молча вручая одну из губок в руки готового провалиться сквозь землю Джено.       — Давай, у нас в запасе ещё пятнадцать минут.       Джено быстро кивает и тотчас налетает на, собственно, свои же гениталии, как бы это странно не звучало. Их следует стереть в самую первую очередь. Хотя, стараться уже поздно — Ренджун всё видел, постарался не заржать и даже ни разу не съязвил насчёт увиденного. Не спросил он и тогда, когда заметил баллончик с жёлтой краской в соседних кустах. Просто сочувственно похлопал Джено по плечу и принялся усерднее оттирать последние буквы его имени.       — Знаешь, кто это был?       — Джисон, — мрачно отзывается униженный и морально разбитый Джено, — я свои работы за бесплатно не отдаю. А он, видите ли, из-за этого взбесился.       — Всегда так, — недовольно хмурится Ренджун, щедро поливая грязную губку ядовитой химозой, — мы, старосты, и без этого горбатимся для всей группы, а им всё мало. Да пошли на хуй, — он указывает аккуратным тонким пальцем на рисунок члена под именем Джено, — вот на этот. А ещё кто?       — В смысле? — Джено чувствует лёгкий жар, поднимающийся от его стоп к щекам. Закончивший оттирать свою часть Ренджун с удовлетворённым видом отходит назад, любуясь проделанной работой.       — В смысле Джисон тебя обосрал, а второй, кажется, попробовал твой большой член на себе. И кто же?       Блять. Это единственное, что может ответить Джено.       — Я не знаю, — выходит как-то неуверенно и неправдоподобно, но Ренджуна этот ответ, как ни странно, устроил. По крайней мере, больше с такими вопросами он не пристаёт. Вернее пристаёт, но с другими.       — Ну составь примерный список тех, с кем ты из наших трахался. Вряд ли такое заявление будет оставлять тот, который не видел твой член вживую, — Ренджун может, пожалуйста, не говорить о его члене так непринужденно, словно они обсуждают погоду? — или он слишком длинный?       Если бы Джено не был жутко (вот настолько сильно) смущён, то он бы, возможно, услышал едва уловимые кокетливые нотки в голосе Ренджуна и смутился бы сильнее. Но в данный момент он слишком встревожен тем фактом, что ему приходится обсуждать своих половых партнёров с крашем всей его жизни, так ещё и пытаться придумать хоть что-то в ответ, потому что на самом деле Джено конечно же, боже, ни с кем не спал; все его мысли сосредоточены только на стоящем напротив Ренджуне, и он пытался забить на свои чувства лишь один несчастный раз, переспав по пьяни с Донхёком. Спойлер: после этого Джено решил никогда ни за что не спать ни с кем по пьяни. Не то чтобы Донхёк был плох, просто пьяный Джено не контролирует свою речь (да и действия порой тоже), а называть человека чужим именем (именем того самого краша всей его жизни) на пике и своего, и его удовольствия как-то неловко и даже обидно.       — Меня не особо заботит, кто это написал, я просто хочу всё стереть, — Джено наконец находит, что сказать, продолжая яростно оттирать последние буквы.       — Вот как, — только и произносит Ренджун, поднимая с земли чистящее средство, — тогда заканчивай и идем возвращать всё это добро обратно. Ты же не хотел бросить его здесь?       Джено с оскорбленным видом поворачивается к смеющемуся Ренджуну, который, несмотря на то, что он его прекрасный чудесный ну вы и так поняли какой краш решил усомниться в его добросовестности. Осталась одна несчастная (но, сука, огромная буква), и это унизительное для Джено мероприятие окончено. Он с удовлетворённым вздохом отходит подальше, придирчиво оценивает чистую стену, видит, что следов вандализма особо тупых придурков не осталось, кивает Ренджуну и бредёт вместе с ним обратно к главному входу, как можно незаметнее проскочив через турник.       Губки они моют в гробовой тишине. Химоза оказывается на своем месте в кладовке, и Джено уже собирается потихоньку свалить, чтобы пострадать в одиночестве, но Ренджун предусмотрительно хватает его за локоть, останавливая возле ведущей на второй этаж лестницы.       — Из-за тебя мне пришлось проторчать тут лишние пятнадцать минут, поэтому тоже жди, мне надо кое-что забрать, — Джено бросает на невозмутимого Ренджуна удивлённый взгляд, пытаясь (очень слабо и неправдоподобно) вырвать руку.       — Почему это из-за меня? Ты сам захотел мне помочь, — он едва поспевает за бегущим по лестнице Ренджуном, направляющимся в аудиторию, где час назад проходило совещание старост, — я же тебе говорил, что сам справлюсь.       — Думаешь, мне так сильно хотелось стоять там с губкой в руках и играться в Золушку? — язвит Ренджун, открывая дверь нужного кабинета и пропуская Джено внутрь, — мне просто было интересно, что ты там усердо скрывал.       О нет, они опять пришли к тому, с чего начали. Джено уныло (и возмущённо, и смущённо тоже) наблюдает за тем, как Ренджун копается в каких-то бумажках на длинном столе прямо посреди аудитории.       — Это, конечно, правдивая и достаточно приятная надпись, но я бы предпочел, чтобы её там не было.       Ренджун поднимает бровь, отрывается от своих супер важных документов и смотрит на Джено в упор, который, кажется, уже успел пожалеть о том, что вообще раскрыл рот.       — Ну и откуда мне знать, что она правдивая? Может, ты врешь, а?       — Ты меня решил на слабо взять что ли, — хмыкает Джено, усаживаясь прямо на поверхность стола, — на слово верь.       Ренджун молчит и, если честно, этим жутко пугает Джено, пытающегося смотреть на него со всей уверенностью, которая в нём вообще осталась. Он медленно перебирает бумаги, засовывает половину из них к себе в рюкзак, складывает оставшиеся в аккуратную стопочку и наконец поворачивается к Джено, решительно глядя ему в глаза.       — Показывай.       — Чего? — голос Джено звучит слишком высоко, и он громко откашливается, инстинктивно прикрывая свое важное стратегическое место обоими ладонями. Он что, шутит?       Более чем серьёзное выражение лица Ренджуна заставляет Джено усомниться в обратном.       — Значит врёшь, — с легкостью произносит Хуан, пожимая плечами и застегивая свой рюкзак, — была бы правда, тогда показал.       — Нет, я могу, но это будет слишком странно, не находишь? — более чем странно, особенно учитывая то, что они по-прежнему находятся в аудитории, где ещё час назад проходило собрание старост.       — Гораздо страннее то, что ты до сих пор никак не можешь пригласить меня на свидание, — вздыхает Ренджун, подходя ближе. Ещё чуть-чуть и Джено сможет почувствовать его дыхание на своей щеке, но пока что Хуан держит между ними оптимальную дистанцию несмотря на свое, мягко говоря, откровенное предложение, — ну?       — Хорошо, Ренджун, — Джено глубоко вздыхает и, взяв чужую ладонь в свою, накрывает её второй рукой, — пошли со мной на свидание. Потом покажу всё, что только попросишь.       — Серьёзно? — Ренджун, как ни странно, вырывает свою руку и беззастенчиво кладёт её прямо на ширинку Джено, заставляя того нервно икнуть, — мне, вообще-то, надо знать, с кем я буду иметь дело. В данном случае с чем. Так что, — о нет. Его пальцы тянут бегунок молнии вниз, пока в голове Джено мигает пожарная сигнализация, орущая ему в уши. Прямо сейчас краш всей его жизни трогает ширинку джинс Джено и, мало того, собирается взглянуть на его, простите, член. И всё это без первого свидания, первых неловких касаний, поцелуя или хотя бы предварительных прелюдий. О нет.       Кажется, Ренджун не особо впечатлен увиденным. Джено чувствует себя не только униженным, но и оскорблённым. Вообще-то никто из его прошлых партнёров (и партнёрок, которые помогли Джено понять, что он действительно стопроцентный гей) не жаловался. Об этом он и сообщает Ренджуну, зачем-то добавляя, что в эрегированном состоянии главный герой уже стёртой надписи намного больше.       И он снова говорит это зря, потому что Ренджун, недолго думая, опускается на, чёрт побери, колени.       — Подожди, — Джено кладет обе ладони на чужие плечи, делая глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями, — прежде чем ты начнёшь что-либо делать, я хочу, чтобы ты знал о том, как сильно я в тебя влюблён уже, — он пытается прикинуть, сколько времени сбросить, чтобы не казаться ссыкующим подкатить к объекту своей симпатии лохом, — много. Очень много, долго и крепко.       — Окей, — Ренджун проводит подушечками пальцев по члену Джено, заставляя его нервно хмыкнуть, — тогда прежде чем я начну, хочу, чтобы ты знал о том, что я мечтал отсосать тебе чуть ли не с начала учебного года. И да, я тоже, типа, в тебя влюблён.       Ответить ему Джено уже не успевает, потому что Ренджун, зараза, обхватывает его головку своими красивыми (он до сих пор не может поверить в то, что Хуан действительно отсасывает ему раньше, чем Джено успел его поцеловать) губами, которые растягивает в хитрой ухмылке. Мозг утекает ровно туда, куда Ренджун влажно целует, трогает уздечку юрким острым язычком, пока Джено пытается дотянуться до двери, чтобы убедиться в том, что она точно закрыта.       — Эй, я могу даже не стараться, — Ренджун дёргает Джено за штанину, заставляя его опустить взгляд и полюбоваться своим стояком, — ладно, ты не врал. И надпись на стене тоже. Я бы её оставил.       — Правда? — круглые от удивления глаза Джено выглядят так мило и невинно, несмотря на то, что он буквально стоит со спущенными до колен штанами, а его член, вообще-то, во рту Ренджуна, который отрицательно машет головой и в отместку берет глубоко за щёку, словно желает, чтобы покрасневшая головка задела заднюю стенку его горла.       Джено давится воздухом, пока Ренджун давится кое-чем другим.       — Конечно, блять, нет, — Хуан даёт и себе, и Джено короткую передышку, жадно глотая воздух и со влажным, очень смущающим звуком чмокая едва заметно пульсирующую венку на возбуждённом члене, — думаешь, я бы стал портить стены?       Вообще-то Джено сейчас ни о чём нормально думать не может, и он собирался сказать об этом Ренджуну, но в конце концов решает промолчать, ласково убирая прилипшие к чужим щекам мягкие пряди волос. Ренджун неаккуратен, его движения быстры и лихорадочны, а по его подбородку стекают капли слюны и смазки, которые падают прямо на его штаны и пачкают их. Эта картина и смущает, и возбуждает одновременно; Джено не может понять, чего он хочет больше — чтобы эта сладкая пытка закончилась, или чтобы кончил уже он. Да, блять, он ещё думает о том, хочет ли кончить благодаря рту своего великолепного неземного потрясающего и дико сексуального краша.       Ренджун не оставляет ему времени на долгие размышления — кружит горячим языком вокруг пульсирующей головки, жадно ловит тихие, обрывистые вздохи и позволяет в буквальном смысле иметь свой рот. Он подстегивает Джено толкаться меж его плотно сомкнутных губ сильнее, уверенне и быстрее; понимая, что это несчастное паникующее недоразумение скорее убьет себя, чем попробует сделать ему больно в его понимании, Ренджун ускоряется сам, заставляя низ живота Джено сладко гореть. Правда, это не было его первоначальной целью — ну, в смысле, его оргазм — поэтому когда Джено уже готов закатить глаза, крепко схватившись за выступ рабочего стола, Ренджун оставляет его простите, реально большой член в покое, заставляя Джено недовольно зашипеть и ощутить неприятный холодок, из-за которого тотчас хочется поёжиться.       — Погоди, — о нет, серьёзно? Как будто Джено в состоянии ждать. Если это был бы не его красивый, клёвый, потрясающий, да-да, все уже поняли какой краш, то он бы давно плюнул на всю неловкость и, возможно, даже абсурдность ситуации, спокойно подрочив, чтобы довести дело до конца, но ради Ренджуна можно и подождать. Джено и так уже третий год непонятно чего ждёт, может и ещё три. Раз уж в конце его ждала ачивка в виде спонтанного, но охуенного минета в аудитории их шараги, то это явно того стоило.       Ренджун усаживается на рабочий стол. Нет, не так, он садится прямо на бумажки, которые перебирал несколько минут назад, причем садится обнаженной задницей, и Джено может увидеть, что он тоже возбуждён, и что у Ренджуна красивые, просто охуеть какие красивые бёдра, к которым хочется прижаться щекой, возможно, вылизать и погавкать. Наверно, последнее немного лишнее, но Джено действительно не против.       — А ты не, — закончить у Джено снова не получается. Ренджун притягивает его ближе к себе за воротник и целует, целует так, что отключаются и мозги, и все остальное тело. Его язык буквально трахает рот Джено, вылизывает его изнутри; Ренджун хватает его за волосы, и эта та самая вещь, из-за которой Джено становится невероятно слабым. Его вибрирующий низкий стон, кажется, проходит через тело Ренджуна так, словно он слетел с его собственных губ — впрочем, Хуан вторит ему своим красивым чувственным голосом, стоит Джено просунуть руку меж его ног, лаская бедра.       — Так ты не боишься, ну, запачкать? — кажется, Джено выбрал не самое лучшее время для разговора, потому что в данный момент Ренджун откидывает голову назад с громким довольным шипением, подставляя шею под жаркие поцелуи.       — Запачкать что, Джено? Это просто копии, — Ренджун коротко усмехается, непроизвольно вздрагивая, стоит Джено провести языком вдоль по его линии челюсти, — я всё равно собирался их выкинуть.       Ренджун обхватывает его шею двумя руками и, прижавшись к его тяжело вздымающейся грудной клетке своей, жадно потирается пахом о чужое бедро, пока Джено, кажется, тонет в его соблазнительно-заговорческом шёпоте.       — Всегда мечтал оприходовать этот стол.       Невыносимо, Хуан Ренджун такой невыносимый, и у Джено сводит и колени, и член, и всё остальное тело, кружит голову от его прямолинейности, от коротких (по-лисьи) хитрых ухмылок и больших горящих глаз.       — И ты думал об этом, находясь на собрании? На нашем сегодняшнем собрании? — в ответ Ренджун только громко (вероятно, даже слишком, раз Джено решает заткнуть его своими губами) стонет, стоит чужой ладони скользнуть к его члену и сжать яички.       — Ты любишь грязные разговорчики? — Ренджун слегка наклоняет голову, его ресницы слегка прикрывают тёмные глаза, и Джено клянётся, что это самая горячая картина, которую он когда-либо вообще видел в своей жизни, — никогда бы на тебя не подумал.       Джено тоже много о чём не думал. Не думал о том, что он будет дрочить лежащему на каких-то документах Ренджуну прямо здесь, на этом столе, за которым они обсуждали очередные мероприятия, активность каждой группы, рейтинги и прочую ересь, которой интересуются только старосты. А вот Ренджун, кажется, предполагал такое развитие событий, пододвигая к себе свой (как оказалось, весьма многофункциональный) рюкзак и вытаскивая оттуда смазку.       Ну, типа, нихеровую бутылочку пахнущей какими-то ягодами смазки, которую он беззастенчиво выдавливает на пальцы Джено, щедро поливая их густой жидкостью.       — Только не думай, что я постоянно таскаю её с собой, — отмахивается Ренджун, меняя свое положение и спрыгивая обратно на пол, — я люблю быть заполненным.       О нет. Бедный гуманитарный мозг Джено разрывается на две части, и одна из них по-прежнему хочет гавкать для этого невъебенно горячего мальчика, а вторая хочет его трахнуть.       Но сначала он просто обязан спросить у него кое-что.       — А как я должен был подумать?       Вместо ответа Ренджун прижимается грудью к столешнице, прекрасно зная, что взгляд Джено намертво прикован к его заднице. К его соблазнительной, упругой заднице, которая, вообще-то, ждёт, пока кое-кто отомрёт и наконец воспользуется шансом её трахнуть.       — Просто сегодня у меня должна быть хорошая ночка, — улыбается Ренджун, возвращая перетекшие в член мозги Джено обратно на место. Никакой ночки, конечно, у него не намечалось, но подразнить его ещё как хотелось, — не медли. Я люблю побольше.       Пальцы Джено скользят внутри до самого сустава, их сразу два, и Ренджун впивается ногтями в кожу на внутренней стороне ладоней, понимая, что попытка подразнить оказалась более чем успешной. Джено снова открывает бутылочку со смазкой — её слишком много, она стекает по бёдрам Ренджуна, по его ногам, которые хочется инстинктивно сжать, но Джено просовывает меж них свою ногу, заставляя Хуана позорно вздрогнуть.       — Знаешь с кем? — внутри Ренджуна так влажно, так горячо и приятно, что Джено толкается уже тремя пальцами, выбивая из него судорожные стоны. Кажется, этого знать он точно не хочет. Ренджун усмехается в свой изгиб локтя, сладко вскрикнув, стоит Джено надавить на простату, — с Джисоном.       Его паникующее и боящееся навредить ему недоразумение наконец звереет (правда, в рамках приличия, чего как раз и добивался Ренджун) — его пальцы трахают так хорошо, так глубоко и быстро, что у Ренджуна обязательно подкосились бы ноги, если бы его не держали за втянутый от удовольствия живот. Да, пожалуй, это именно то, о чём он мечтал, глядя на своего тихого, всегда спокойного и часто молчаливого однокурсника, который всегда готов помочь и время от времени пялится на Ренджуна, думая, что он пиздецки незаметный. Джено серьёзный и сосредоточенный (только иногда забавно неловкий и милый), присутствует на всех собраниях старост и всегда, всегда крутит чёртову ручку своими красивыми, длинными пальцами, совершенно не чувствуя жадного ренджуновского взгляда на них и даже не подозревая о том, что его прекрасный восхитительный и стонущий под ним прямо сейчас краш ходит на эти идиотские совещания только чтобы в сотый раз представить эти пальцы внутри себя.       Кажется, Ренджун говорит это вслух.       Кажется, после его слов Джено действительно намерен заставить его кончить без дополнительной стимуляции истекающего смазкой члена, который болезненно жмётся к столешнице каждый раз, когда чужая ладонь на пояснице Ренджуна заставляет его выгнуться до приятного хруста позвоночника.       Сидеть шесть злоебучих пар каждый день кроме воскресенья это вам не шутки.       — Недостаточно, — ноет Ренджун, чувствуя, как его переворачивают обратно на спину, как его задница пачкается в смешанной с его эякулянтом смазке, как пальцы двигаются в нем быстрее, грубее, — хочу ещё, Джено. Ещё.       Ладони Ренджуна обхватывают чужое лицо, и он прижимается вплотную к Джено, чувствуя его пульсирующий, так и не имеющий возможности выплеснуть накопившуюся сперму член, его, блять, большой длинный член, который сделает ему невероятно хорошо, если он вообще решит им воспользоваться.       — Докажи мне, что Джисон не врал, — Ренджуну трудно противостоять. Особенно трудно, видя его таким, таким растрёпанным, возбуждённым, с навернувшимися на глаза слезами — блять, он что, серьёзно чуть ли не плачет? Джено снова лениво толкается пальцами, заставляя Ренджуна капризно скривить губы — господи, он и вправду вот-вот готов заплакать.       — Разве не Джисон должен был сегодня тебя трахнуть?       — Чёрт, ты издеваешься? Он же гетеро, — Ренджун тихонько скулит, прижимаясь щекой к чужой груди и жадно насаживаясь на пальцы, словно он недостаточно хорошо растянут, — Джено, — пустота внутри ощущается так сильно, и это заставляет Ренджуна просить ещё больше, прижимаясь губами к его уху, — Джено. Джено.       Кажется, это недоразумение кинкует на мольбы или что-то в этом роде, иначе он бы не издевался над Ренджуном прямо сейчас. Словно это не он всё время мечтал заняться с ним сексом. Вернее, сначала сводить на свидание, потом поцеловать, короче, всё по правилам, всё по канону, который испортила (изменила) одна маленькая хитрая лисица, скачущая на его пальцах и просящая хорошенько её трахнуть.       Ренджун не успевает подумать об этом, потому что Джено входит слишком неожиданно, но плавно и глубоко, заполняя его так, как Ренджуну и хотелось. Джено остаётся в таком положении несколько (долгих по мнению Хуана) мгновений, а затем наклоняется к нему, целуя лоб, кончик носа, губы — его прикосновения настолько нежны и ласковы, что Ренджуну хочется скулить.       Впрочем, и это ему не удается сделать. Ренджун чувствует глубокий толчок и протяжно, сладко стонет, хватая Джено за руку, чтобы было за что держаться.       Лучше бы он не смотрел ему в глаза, лучше бы не ловил на себе взгляд Джено, который смотрит одновременно и возбуждённо, и нежно, и с едва уловимым смешком, и с любовью, которой Ренджун насыщается по самое не хочу, которую чувствует каждой клеточкой тела, до которой так жаден, что насаживается глубже, закидывает ноги на чужие плечи и откидывает голову назад, шепча его имя. Так хорошо, так приятно, так восхитительно; Джено по-прежнему медлит, его толчки ленивые, неторопливые, и у Ренджуна невольно поджимаются пальцы — а что, если его снова раззадорить? Что ему сделать, чтобы Джено ускорился и наконец дал ему то, чего Ренджун так сильно желает?       Его твёрдый член покидает тело Ренджуна с характерным звуком, и он чуть ли не плачет, чувствуя неприятную пустоту, после чего снова давится воздухом, потому что Джено, это чёртово недоразумение безжалостно вгоняет член глубоко внутрь, и если бы его ладонь не накрыла рот Ренджуна, то он бы совершенно точно закричал, закатывая глаза. В следующий раз стоит хотя бы дотерпеть до дома, чтобы не сдерживать себя, шугаясь полусонного охранника, который, кажется, единственный помимо них, кто остался в колледже в такое-то время.       — Хорошо, — произносит Ренджун одними губами и чувствует, как по щеке скатывается крошечная слезинка наслаждения, — ещё.       Ещё, ещё, ещё — блять, да какой же он ненасытный — всё, о чём только может думать Джено — блять, как же это возбуждает.       Ренджун красив, Джено подметил это в их самую первую встречу, когда у него ещё были тёмные, нетронутые едким оксидом волосы, и его пушистая чёлка то и дело поднималась из-за ветра, пока его губы растягивались в приветливой улыбке. Сейчас у Ренджуна белые, практически серые волосы, он полностью затрахан, зацелован, его чёлка прилипла ко лбу, а щёки налились красивым розовым румянцем — Джено вновь говорит ему, насколько он сейчас красив.       — Глубже, — не просьба, скорее приказ, которому Джено не может (и не хочет) противиться. Ренджуна хватают за подмышки, переворачивают на бок и толкаются издевательски медленно, ударяют по простате, выбивают из него громкий, судорожный вскрик, который быстро тонет в лихорадочном поцелуе.       Ренджун чувствует приятную пульсацию всем животом; его ноги снова разъезжаются, а стол, кажется, двигается вместе с ними, но сейчас на него как-то плевать — Джено двигается в нем так быстро, лихорадочно и неразборчиво, что Ренджун теряется в ощущениях, размазывая по лицу бегущие от удовольствия и наслаждения слёзы.       Чёрт. Кто ж знал, что эта милашка староста так хорошо трахается.       Джено вымотал его. У Ренджуна практически не осталось сил на разговоры, его тело принимает каждый толчок, дрожа в предоргазменном состоянии, стоит Джено начать двигаться под особым углом и коснуться его заплаканного лица своими губами — только, блять, посмей сейчас спросить, плачу ли я от боли, моё милое заботливое недоразумение — Ренджун больше не может терпеть, и он сообщает об этом Джено протяжным сладким стоном, сжимая его член и бедра дрожащими ногами. Джено шипит в изгиб его шеи, кончая и заполняя Ренджуна так, что он инстинктивно вздрагивает и прижимает чужое тело ближе к себе, чтобы ни капли густой спермы не упало на многострадальный стол, который, кажется, и без неё пиздецки испачкан.       Жалко, что Ренджун не видит его лицо во время оргазма — Джено по-прежнему утыкается в чужую грудь, щекочет макушкой его подбородок и устало вздыхает, приподнимаясь на локтях, чтобы стереть тыльной стороной ладони застывшие на чужом лице слёзы.       — Я подумал, что тебе больно.       Ренджун тратит все оставшиеся силы на то, чтобы закатить глаза, несильно хлопая Джено по плечу.       — Серьёзно что ли? — Джено начинает смеяться, и Ренджун подхватывает его смех, глядя ему в глаза, — ещё скажи, что ты поверил в мое несостоявшееся ночное свидание с Джисоном.       — Ну, я не знал, кто его там привлекает и какие отношения вас связывают, — Джено нежно проводит ладонью по его волосам, и Ренджун готов свернуться в клубочек от такой ласки, такой заботы, когда его приводят в порядок, заправляют прядку за ухо, помогают застегнуть пуговицы и мягко целуют в лоб.       — А какие отношения связывают теперь нас?       Джено делает задумчивое лицо, натягивая штаны на влажную потную кожу. Не совсем приятно, но придётся потерпеть.       — Мне нужно как минимум пять свиданий, чтобы начать называть тебя своим парнем, — Ренджун приглушённо смеётся и спрыгивает со стола, собирая помятые (и мокрые) бумажки в одну единую кучу.       — Окей, мой не парень, погнали обратно за той химозой и губками. Мы же не оставим аудиторию в таком состоянии, верно?       Джено осматривает кабинет, в котором был уже, как минимум, раз пятнадцать, но теперь видит его словно в первый раз. В дальнем углу стоит раковина (кажется, раньше здесь преподавали химию) и висящие на капающем кране тряпки для пыли, которые он тотчас подхватывает.       Дверь открывается ровно в тот момент, когда Ренджун пытается запихнуть ненужные и безнадёжно испорченные бумажки в урну, а Джено усердно драит стол, вздрагивая от неожиданности. Слегка подслеповатый (и всё ещё сонный) охранник смотрит на них в упор, угрожающе перебирая пальцами тяжёлые ключи.       — А вы что тут в такое-то время забыли?       Джено ловит на себе весёлый взгляд Ренджуна, который хватается за вторую тряпку и принимается помогать ему.       — Да так, убраться решили. Тут просто нужно кое-что стереть.       — Ну ладно, — охранник недоверчиво хмыкает, ещё раз осматривая аудиторию, — не забудьте выключить за собой свет. И чтобы через полчаса вас тут не было.       Стоит ему уйти, как Ренджун наклоняется ближе к уху Джено, чтобы никто, кроме него, не смог услышать его игривый шёпот.       — Помимо той надписи надо было оставить ещё одну. Джено охуенно трахается.