Все знания и силы

      Двое санитаров возили кровать с Гарри на рентген, ультразвуковое исследование, на забор крови, а Гермиона шла рядом с кроватью и собирала анамнез. Марк, сопровождая пациента и дочь, диву давался: девочка в простом разговоре собирала анамнестические данные так, как не каждый врач в этой клинике мог. Марк, например, вот так — вряд ли бы смог, он это очень хорошо понимал. Получалось, что либо дочь — врач от Бога, либо у нее откуда-то взялся гигантский, просто огромный опыт врача-ревматолога, умеющего работать с детьми. В чудеса мистер Грейнджер не верил, поэтому разговор назрел, впрочем, он мог подождать и до вечера.       — А твои родители чем занимаются? — спросила девочка.       — У меня нет родителей, я подкидыш, — ответил мальчик. — Нахлебник, как дядя Вернон говорит.       — То есть ты живешь у родственников? — поинтересовалась Гермиона.       — Лучше бы отдали в приют, — с тоской ответил Гарри, наслаждаясь отсутствием боли.       — Ага… не любят и бьют? — продолжала опрос девочка, фиксируя все, что видела и слышала, в блокнот.       — Не любят… — проговорил мальчик и скривился, что-то вспомнив. — Пока не начало болеть, еще туда-сюда было, но потом отвезли меня в больницу, и там сказали, что анализы в норме, значит, я симулянт.       — А откуда взялась «психосоматика»? — удивилась Гермиона, фиксируя реакции.       — Это когда руки покраснели, и все выпадать начало, — произнес Гарри. — Таблетки не помогали, психиатр тоже не особо, вот они меня и… Чтобы не придумывал себе.       — Вот оно как, — протянула девочка. — А кушаешь ты как?       — Когда кормят — кушаю, — ответил Гарри, не поняв суть вопроса, зато Гермиона отлично поняла суть ответа.       — Вся кровь — cito, и на HLA-B27 возьмите, — выдала она указание забиравшей кровь медсестре, мистер Грейнджер подтвердил назначение кивком.       Разговор все тянулся, через некоторое время Гарри почувствовал, что уже полностью доверяет Гермионе, которая относилась к нему так, как никто и никогда не относился, с теплом и лаской. Когда исследования закончились, девочка назначила терапию, вызвав очень уважительный взгляд со стороны отца.       — Сейчас будешь кушать, потом таблетки и укол, — объяснила она мальчику. — Я тебя покормлю, потому что сам ты вряд ли сможешь… Кстати, как ты кушал у опекунов?       — Ну как… — смутился Гарри. — Из миски, а потом руками, вилка же не держится в руках…       На этих словах мистер Грейнджер почувствовал недостойное врача желание убить опекунов мальчика, а его невозможная дочь дождалась, пока принесут обед, и принялась медленно, осторожно, со знанием дела, кормить Гарри, доверчиво открывавшего рот и смотревшего на Гермиону с таким обожанием, что девочка даже немного смутилась.       Когда мальчик доел и выпил таблетки, девочка перевернула его, втыкая шприц, никто даже ничего сказать не успел — ни медсестра, ни мистер Грейнджер, ни даже Гарри, совсем не почувствовавший укола.       — Так, теперь ты спишь, — строго сказала Гермиона. — И смотри у меня! Если что, кнопка — вот здесь, вот эта бутылочка — для мочи. Захочешь в туалет — мочиться только туда. Это понятно?       — Понятно, — улыбнулся совершенно счастливый мальчик, глаза которого уже закрывались.       — Все, сладких снов, — погладила его девочка, и мальчик потянулся за ее ладонью, будто прося еще. Мистер Грейнджер опять захотел убить опекунов этого ребенка, проявивших совершенно неоправданную жестокость.

***

      Директор Дамблдор чувствовал себя так, как будто он что-то забыл, и это что-то было очень важным, но вспомнить, что именно, никак не мог. Несмотря на то, что Избранная поступила на Гриффиндор, вела она себя совсем не героически — выдрала клок волос младшему Уизли, отбила мошонку старшему, а братьям что-то подмешала в еду, отчего они старались от туалета далеко не отходить.       Еще Хагрид ныл по поводу того, что церберу не нравится сидеть на цепи, он хочет играть, и собачку надо выгуливать. Дел в школе было много, а то, во что превратилась Минерва, вызывало искреннее восхищение у целителей Святого Мунго, но делами заниматься точно не могло. Оно могло только принимать пищу и фонтанообразно испражняться, вызывая бурные аплодисменты целителей.       Главный целитель Мунго отметил у новой целительницы индивидуального пациента, который нуждался в лечении на дому и транспортировке не подлежал, поразившись самоотверженности новенькой. С самого начала браться за тяжелые случаи — это вызывало уважение, поэтому целительницу решили не беспокоить, дабы она могла полностью сосредоточиться на своем пациенте. Тайна личности пациента в Мунго блюлась неукоснительно, что позволило юному пациенту остаться инкогнито.       Министерство Магии послало специалиста, чтобы снять с дома мисс Грейнджер надзорные чары, а на палочке они деактивировались сами. Немного удивил тот факт, что дом целительницы находится в маггловском районе, но никто это не прокомментировал, леди имеет право на свои причуды.

***

      Впустив дочь в свой кабинет, мистер Грейнджер запер дверь и пригласил Гермиону садиться. Девочка вздохнула и присела на стул так, чтобы в случае чего оказаться спиной к стене. Папе она, конечно, верила, но опасалась, что сегодня его таки довела, а получать по вместилищу врачебной интуиции ей совсем не хотелось.       — Рассказывай, доченька, — предложил мистер Грейнджер, усаживаясь напротив Гермионы.       — Ну… — протянула девочка, снова становясь «просто девочкой». — Когда у меня случилась остановка от «С» за контрольную, я увидела такой вокзал, где была другая я, наверное, из прошлой жизни, а еще Смерть, она сказала, что сольет нас вместе, потому что мне умирать пока не положено. А в прошлой жизни я была русской, детским доктором… И вот.       — Значит, весь опыт у тебя твой, но из прошлого, так? — поинтересовался мистер Грейнджер. При всей фантастичности объяснения оно закрывало все белые пятна.       — Да, папа, — кивнула девочка, глядя Марку в глаза. — Там я прожила сорок с хвостиком лет и погибла, спасая детей, попавших в аварию.       — Своих детей? — спросил мистер Грейнджер, внимательно отмечая реакции немного нервничающей дочери.       — Нет, папа, просто увидела перевернутую машину, ну и… — Гермиона помолчала. — Но я все равно та же Гермиона… Ну, почти.       — Понятно все с тобой, доченька, — улыбнулся папа, ощущая гордость за нее. — Не дрожи, не будет тебе наказания, — он увидел, как расслабилась девочка. — Опасалась, да?       — Думала, что довела тебя, — улыбнулась девочка. — А по попе не хочется, как ты понимаешь, но если доведу, скажи. Один раз можно.       — Ладно, коллега, — сменил неприятную ему тему доктор Грейнджер. — Что по пациенту скажешь?       — А что тут скажешь… — Гермиона помолчала, становясь доктором. — Таких опекунов в проруби топить надо. Идти ему некуда, только разве что… — она с надеждой посмотрела на отца, на что он кивнул, вызвав широкую улыбку дочери. — По сути, недокорм, недостаток всего, опасность остеопороза и, навскидку, ювенильный ревматоидный артрит, только при нем бывают нормальные анализы. Я не понимаю! — повысила голос девочка. — У кого-то отменили мозги или в Великобритании уже рентген недоступен? Чего проще-то!       — Заметно, что ты профессионал, — произнес улыбающийся доктор Грейнджер. — Тебя бесит непрофессионализм.       — Да как он может не бесить-то, — вздохнула Гермиона. — В общем, лечение я назначила, наблюдаем сутки-двое, потом будем решать, но он вполне может и дома полежать, я поухаживаю, а то больница — это деньги, кто его знает, как у него со страховкой…       — Умница, доченька, — мистер Грейнджер, не сдержавшись, поднялся и сгреб пискнувшую девочку в объятия. — Таким ребенком можно и нужно гордиться. Иди, заполняй на него карту, я подпишу.       — Ура! — воскликнула Гермиона, уносясь в ординаторскую.       Мистер Грейнджер сидел за своим столом и думал о том, что доченька повзрослела, оставаясь все такой же любимой маленькой принцессой, ведь коллегой она становилась, это было очень хорошо заметно, когда любимая дочь становилась врачом, а когда возвращалась к состоянию «любимая папина принцесса». С опекунами мальчика надо будет что-то сделать, впрочем, насколько мистер Грейнджер знал таких людей, они будут рады передать опеку.