Яд моих снов

      Рядом с ухом противно запищал будильник, возвещая о наступлении утра и о том, что пришло время проснуться. Но Леви и так уже не спал. Он просто лежал, глядя в потолок, и ждал, когда придёт время и можно будет «проснуться», а точнее, перестать лежать. Проблемы со сном — извечная больная для него тема. По ночам он либо таращится в потолок, либо мучается от кошмаров. А в ночь на воскресенье не спит совсем. Уже два года. И каждое воскресенье для него проходит одинаково.       Подняться с кровати, выпить чашку чая, одеться, завернуть в магазин по пути на остановку, дождаться автобуса. И так каждое воскресенье. Тот же самый чай, тот же магазин, тот же автобус, даже люди в нём те же. Та же самая конечная остановка. Те же чёрные кованые тяжёлые ворота. Всё те же трещины на сером камне, которые он знает наизусть.       Никогда, даже в самых кошмарных снах он не думал, что всё закончится именно так. Два года прошло, а он никак не может поверить, что это случилось. Один день, разделивший его жизнь на «в мире, где есть Эрен» и на «в мире, где Эрена нет».       Леви, как и всегда, просто стоял и смотрел затуманенным взглядом на высеченное на камне имя, сжимая в руке красную розу. Ещё раз, надо попросить его ещё раз. — Эрен… — очень хрипло и тихо начал Леви, но голос сорвался.       Прочистив горло и собравшись с духом, он попробовал снова: — Эрен, — на этот раз получилось немного лучше. — Эрен, хватит. Перестань, прошу. Не снись мне больше, пожалуйста.       Чем больше он говорил, тем сильнее сжимал в руке розу, не обращая внимания на то, как шип проколол кожу и начала сочиться кровь. — Хватит, Эрен, — он зажмурил глаза, не в силах больше смотреть на надгробный камень, под которым лежал тот, кого он больше всего любил.       Леви на негнущихся ногах подошёл ближе и дрожащей рукой коснулся шершавой поверхности надгробия. Он хотел прикоснуться к Эрену, боже, как хотел, но понимал, что никогда больше не сможет этого сделать. Всё, что у него осталось — это серый холодный камень.       Почувствовав, как боль в груди снова беспощадно накрывает его с головой и заставляет согнуться пополам, Леви опёрся обеими руками, стараясь заглушить её усилием воли. Но, как и всегда, не вышло. Если бы только он умел плакать, возможно, ему стало бы легче, но он не умеет. Всё, что ему останется, это вцепиться в каменную плиту, выть раненым, обезумевшим от боли зверем и шептать как молитву «хватит, хватит, Эрен, хватит». — Леви.       Прямо за спиной раздался голос, выдернувший его из накатившего отчаяния. Он знал этот голос. Он узнал бы его из тысячи других. Руки задрожали сильнее, горло сдавила невидимая рука. Ни вздохнуть, ни закричать. Это просто игра воображения, дурной сон, галлюцинация. Вот сейчас он обернётся, а там никого нет, потому что и быть не может. Ведь тот, кому принадлежит голос, лежит в этой самой могиле.       Леви резко обернулся, уверенный, что за спиной абсолютно точно никого нет, и застыл, не в силах пошевелиться. Развивающиеся на ветру длинные каштановые волосы, пухлые, приоткрытые губы, изумрудные, нечеловеческие глаза, подёрнутые пеленой слёз. — Эрен, — еле слышно выдохнул Леви, боясь, что даже от лёгкого колыхания воздуха этот мираж исчезнет.       Но Эрен не исчез. Он стоял прямо перед ним. Такой настоящий, что можно усомниться в своём здравомыслии. — Леви, мне больно, — по застывшему лицу парня пробежала тень муки, и мужчина почувствовал, как сжалось его сердце.       Что? Что он говорит? Что значит больно? Как ему тоже может быть больно? Как он вообще может быть здесь? — Не уходи, прошу тебя. Я умру, если ты уйдёшь, — продолжал шептать парень, пробираясь взглядом в самую душу.       Как это может быть? Что здесь, чёрт побери, происходит? Леви прекрасно понимал, что Эрена здесь нет, но... Он был таким настоящим. Его глаза были такими живыми, что от взгляда на них становилось невыносимо больно. Мужчина сжал рукой ворот рубашки, будто ткань немилосердно душила его. — Эрен, ты умер. Прекрати это, — едва выдавил Леви, взглядом умоляя Эрена уйти и наконец оставить его. — Леви, не отпускай меня, слышишь? Ты обещал, что не отпустишь. Я умру, если ты уйдёшь.       Обречённый и тихий голос парня звучал над самым ухом, будто раздавался в голове. Леви не мог больше его выносить. Не мог видеть, как Эрен тянет к нему руки, но и прогнать его казалось свыше всяких человеческих сил. В отчаянии Леви зажмурился и закрыл лицо руками, только бы больше не видеть его такого живого, такого настоящего.       Когда Леви сумел разлепить тяжёлые веки, то не сразу понял, где находится. Длинные белые коридоры, неудобные кресла вдоль стен, в одном из которых он сейчас сидел, резкий запах лекарств и хлорки. Больница. Правая рука вдруг отозвалась болью. Стиснутый в ней ключ впился в кожу и продырявил её до крови. Его ключ.       Леви судорожно вдохнул, наконец вспомнив, что произошло, и схватил телефон, чтобы проверить дату. Второе сентября. Всё верно. И год всё тот же. Мужчина облегчённо выдохнул, откинувшись на спинку стула, и вытер со лба выступивший холодный пот. Не было никаких кладбищ и могил. Это всё лишь сон. Просто сон. Ужасный, кошмарный сон. Эрен ещё жив. Как бы ему хотелось сказать «и он будет жить», но пока врачи лишь разводили руками.       «Серьёзная черепно-мозговая травма, большая потеря крови. Трещины в двух рёбрах, синяки и ссадины можно считать незначительными повреждениями». Незначительные повреждения? Да Леви готов удавить кого угодно за малейшую царапинку на его Эрене. «Требуется операция, но проводить её нельзя, пока состояние не стабилизуется». Так стабилизируйте! На кой черт вы здесь тогда нужны, если ничего не можете сделать?       Большим везением оказалось то, что с места происшествия Эрена привезли в больницу Ханджи, и всё, что говорили врачи, для Леви переводила именно она, иначе в больнице не осталось бы ни одного целого доктора.       Аккерман не знал, куда себя девать от злости и бессилия. Как добрался до больницы, он вообще не помнил, всё как в тумане. Очнулся, только когда среди белых халатов нашёлся тот, кто сказал, что Эрен ещё жив. Смутно помнил, как примчалась очкастая с выпученными глазами и пыталась заверить, что всё будет хорошо. Заботливая медсестра с печальной улыбкой принесла ему тапочки, заметив босые ноги.       Когда более или менее стало понятно, что с Эреном, Ханджи пыталась его уговорить поехать домой, но Аккерман лишь упрямо качал головой. Нет. Он не может оставить Эрена здесь совсем одного. И пусть его не пустили в палату и даже не дали на него взглянуть, он всё равно никуда не уйдёт.       Утром прилетели его родители. Леви даже не помнил, когда успел позвонить Карле, видимо, когда инспектор отдал ему телефон парня. Удивительно, что он не разбился. Каждый раз от всплывающих картинками воспоминаний вдребезги разбитого, искорёженного автомобиля Леви пробивала крупная дрожь и начинали трястись руки.       Он всё никак не мог понять, что случилось, почему Эрен не справился с управлением? Почему ехал с большой скоростью? Почему он вообще куда-то поехал? Почему Леви не остановил его? Что здесь вообще происходит?       Казалось, что или мир вокруг, или он сам сходит с ума. Творилась абсолютная беспросветная чушь. Эрен не мог попасть в аварию. Он не может умереть. Он же обещал Леви, что не бросит его. Тогда почему он сейчас в этой дурацкой больнице и почему Леви даже не знает, вернётся ли он домой?       Прошли уже целые сутки. По коридорам туда-сюда сновали люди, солнце встало, поднялось высоко и снова зашло, мелькали лица, сменялись голоса, а Аккерман всё сидел на своём месте, будто прирос к нему. Течение жизни для него замерло и возобновлялось, лишь когда кто-нибудь начинал говорить о состоянии Эрена.       Его родители обеспокоенно бродили здесь же, в больничном холле, изредка бросая на него взгляды. Карла подсаживалась к нему, пытаясь выяснить, что произошло, но сказать Леви толком ничего не мог. Потому что сам ничего не понимал и потому что не мог выносить её полный слёз взгляд. Совсем такой же, как у Эрена. Гриша в его сторону даже не смотрел, предпочитая делать вид, что его вообще не существует.       После того как они с Леви снова сошлись, парень сказал, что сообщил об этом матери. Про отца же он даже не упомянул, и судя по тому, как Гриша пытается держаться от него подальше, со дня знакомства ситуация вообще никак не изменилась. Но разве сейчас это важно? Разве сейчас это имеет значение? Значение имеет только то, что Эрен из последних сил пытается цепляться за жизнь, а Леви никак не может ему помочь.       Днём в холле появились ещё два знакомых лица, а именно Жан и Армин. Вот им Леви точно не звонил и, честно говоря, вряд ли бы до этого додумался. Всё, о чём он думал — что хочет к Эрену. Обнять, прижаться к тёплой груди, вдохнуть его запах, хотя бы посмотреть на него. От мысли, что Леви больше никогда его не увидит, внутри всё сжималось от ужаса и подступала тошнота. Мужчина как наяву помнил шершавый надгробный камень под пальцами из своего сна и боролся с желанием отрубить себе руку, только бы не ощущать фантомного прикосновения.       Эрен так отчаянно просил его не уходить. Может быть, у Леви просто слишком сильно разыгралась фантазия или поехала крыша, но он ведь обещал не бросать его. Всё, чего он хотел — это увидеть Эрена. Но их разделяли белая безликая дверь в палату, широкий коридор и массивные двустворчатые двери отделения реанимации.       Он пытался подобраться ближе, но за эти самые двери посторонних категорически не пускали. Даже Гришу и Карлу не пустили, пока Эрен находится в тяжёлом нестабильном состоянии. Аккерман прекрасно понимал, почему никого не пускают, но вопреки всему его будто что-то тянуло и звало именно туда. Он чувствовал, как от его груди словно невидимая нить тянется к его палате. И на другом конце этой нити он чувствовал бьющееся сердце. Его сердце. Разве он мог уйти и тем самым оборвать эту нить? — Леви, — голос Ханджи с одновременным хлопком тяжёлых дверей заставил мужчину резко вскинуться и взволнованно сжать кулаки. — Состояние стабилизировалось, его сейчас повезут в операционную. — Хорошо, — Аккерман выдохнул, не услышав то, чего боялся больше всего. — Операция займёт несколько часов, придётся делать трепанацию, — продолжила Ханджи, говоря коротко и по существу. — Ничего точнее сказать не могу, всё будет зависеть от того, как пройдёт операция, — заметив, как Леви при этих словах нервно сглотнул, подруга положила руку ему на плечо. — Всё обойдётся, я знаю хирурга, он очень опытный. Всё будет хорошо.       Сколько раз за сутки он слышал эту фразу? Раз сто? И чем чаще её произносят, тем беспокойнее становится на душе. Трепанация. Да лучше бы ему самому вскрыли череп без наркоза. Эрену-то за что? Рука на плече ободряюще сжалась сильнее, а губы подруги превратились в тонкую полоску. Ханджи тоже переживала, но сделать больше ничего не могла, только сообщать всё, что происходит по ту сторону тяжёлых дверей. Она ведь терапевт, реанимация не её вотчина. — Минуточку, — внезапно вклинился Гриша, который всё это время стоял неподалёку и вслушивался в каждое слово. — Почему вы сообщаете такие важные вещи постороннему человеку, а не родителям пациента? — Потому что вам всё подробно объяснит хирург, который выйдет через минуту, а я сообщаю новости своему другу, — нахмурившись, ответила женщина, заступаясь за Аккермана. — Вы как врач должны сообщать новости близким родственникам, а не непонятно кому, — мужчина гневно сверкнул глазами и нервно махнул рукой, выдавая тем самым, в каком возбуждённом состоянии находится. — Это кто здесь «непонятно кто», очкарик? — прошипел Леви, оскалившись точно зверь. — Гриша, — Карла подскочила к мужу и дёрнула его за руку. — Если бы не Леви, мы бы вообще ни о чём не узнали. — Если бы не он, наш сын сейчас был бы жив и здоров! — прикрикнул Йегер, обернувшись к жене. — Не веди ты себя как мудак, вообще бы никаких проблем не было! — не остался в долгу Аккерман, также повысив голос. — Ах ты, мелкий... — злобно фыркнул Гриша и дёрнулся вперёд, но вдруг ему загородили дорогу. — Доктор Йегер, не устраивайте сцен, иначе я буду вынуждена попросить вас удалиться, — стальным тоном предупредила Ханджи, загораживая собой Леви, и глянула так, что побежали мурашки. На работе ей и не с такими истериками приходилось сталкиваться.       Вены на лбу Гриши надулись от напряжения, глаза налились кровью. Леви отлично знал, что за муха его укусила, потому что его самого укусила точно такая же, и, если этот докторишка снова раскроет рот, беды не избежать. — Папа! — неожиданно раздался новый голос, врываясь посреди перепалки. — Что тут происходит? Что с Эреном?       Аккерман никогда бы не подумал, что будет рад Зику. Мистер Мартышка появился как раз вовремя, отвлекая на себя внимание и не позволяя разгореться конфликту ещё больше. Интересно, откуда он здесь, неужто на плоту из бананов океан переплыл? И если он правда это сделал ради брата, то Аккерман готов ещё раз пожать ему руку.       Воспользовавшись тем, что всё внимание Йегеров занял Зик, Леви незаметно отступил, плюхнулся на своё место и, облокотившись о колени, закрыл лицо руками. Он не хотел устраивать безобразных сцен, но эмоции жаждали выхода. Он и так взвинчен и напряжён до предела, а брошенные в его адрес обвинения стали спусковым механизмом. Будто он и сам не знает, что виноват.       Если бы Леви не отпустил Эрена, он бы не попал в аварию. Если бы Леви не пошёл на поводу у чувств, возобновив их отношения, Эрен не вернулся бы в Митрас и не попал в аварию. Если бы Леви не усомнился в его чувствах, они бы и дальше спокойно жили вместе, и Эрен не попал бы в аварию. Если бы Леви не решился сблизиться с ним, Эрен бы никогда не знал проблем на работе, с семьёй и не попал бы в аварию. От таких мыслей можно и с ума сойти.       Выходит, Леви во всём виноват? Сначала позволил Фарлану купить мотоцикл, который его же и убил. А потом сам вручил парню машину, которая подвела его. Аккерман гнал от себя эти мысли до последнего, чувствуя, как до боли знакомый ужас поднимается из глубины, но от действительности долго не побегаешь. Снова в его жизнь постучалась беда и очередная потеря. Снова авария и снова по его вине. Ему что, на роду написано терять всех, кто ему дорог?       Леви зажмурил глаза до цветных кругов и сильнее стиснул зубы, чувствуя, что ещё немного — и начнёт выть от боли. Внезапно чья-то рука легла на плечо, и кто-то опустился в соседнее кресло. — Как ты, Леви? — послышался мягкий голос Моблита. — Лучше, чем Эрен, — пробормотал Аккерман, откидываясь на спинку кресла. — Ханджи просила заехать к тебе домой, — сказал Бернер и протянул увесистый пакет. — Здесь обувь, одежда, еда. В общем, чтобы тебе не пришлось отлучаться из больницы. — Спасибо, — искренне поблагодарил Леви, подумав, какие у него всё-таки хорошие друзья.       Ханджи караулила под дверями в палату Эрена, чтобы держать Аккермана в курсе последних новостей. Моблит метнулся к нему домой и позаботился, чтобы он не сдох с голоду, да ещё и в больничных тапочках. Эрвин прикрыл на работе и писал каждые пару часов, спрашивая о состоянии Эрена. Может, только благодаря этим людям Леви ещё не загнулся от одиночества. — Я знаю, как тебе сейчас тяжело, — вздохнув, произнёс Бернер, явно погрузившись в собственные воспоминания. — Просто верь, что всё обойдётся. Эрен сильный и со всем справится.       Единственные дельные слова, которые Аккерман услышал за последнее время. В холле снова появилась Ханджи и с задумчивым лицом опустилась в кресло рядом с Леви. — Операция началась, — тихо сказала она, глядя себе под ноги, и, вздохнув, положила руки на колени, приготовившись ждать вместе с Леви. — Это будет очень долгая ночь.       Слова Зое оказались пророческими. Такой длинной ночи в жизни Аккермана ещё никогда не было. Каждая минута растягивалась, как чёртова тянучка. Стрелка на часах двигалась так невозможно медленно, что хотелось разбить эти дурацкие часы от нетерпения. Хорошо бы себя чем-нибудь занять, но какое тут к чёрту занятие, когда даже на месте усидеть трудно?       Леви не чувствовал ни усталости, ни голода, только бесконечный страх. Сердце не переставало усиленно биться в груди, ладони вспотели, постоянно мутило то ли от волнения, то ли от голода. Каждый раз, когда кто-нибудь хлопал дверями, он вздрагивал, а вместе с ним и все, кто также с нетерпением ждал новостей.       Родственники и друзья сидели на креслах у одной стены, а Леви (то есть непонятно кто) с Ханджи и Моблитом — у противоположной, разделяемые просторным холлом. Словно два вражеских лагеря. Ближе к утру неожиданно для всех к лагерю номер один присоединилось ещё одно лицо.       Как только она появилась в холле, Леви узнал её, несмотря на то, что никогда не видел. Залетев как ветер, Микаса первым делом спросила, что с Эреном, запыхавшимся голосом. Девушка очень тяжело дышала, кофта съехала с её плеча, по-мальчишески короткие волосы пребывали в полнейшем беспорядке, будто она бежала от самого Шанхая. Кажется, Леви понял фишку: длина волос Эрена обратно пропорциональна длине волос его сестры. Теперь всё ясно.       Получив ответ на вопрос и обняв всех, кого давно не видела, девушка обернулась и, глянув на Аккермана, наградила его тяжёлым взглядом, без труда сообразив, кто сидит перед ней. Неужели никому из Йегеров, кроме Эрена, он не в состоянии понравиться?       С наступлением утра Ханджи и Моблит отправились по своим рабочим местам, а никаких новостей по-прежнему не было. Аккерман уже собирался ломиться в операционную, но тут, снова заставив всех вздрогнуть от хлопка дверей, появился хирург. Родители и друзья нетерпеливо бросились к нему, окружив со всех сторон. Леви ничего не оставалось, как последним примкнуть к этой кавалькаде и ловить каждое слово, сжимая в кулаки позорно трясущиеся руки.       После слов «операция прошла успешно» раздался всеобщий облегчённый вздох, но оказалось, что радоваться ещё рано. Врачи сделали всё что могли, и теперь всё зависело от того, сможет ли Эрен очнуться. Травма оказалась очень серьёзной, и сейчас, несмотря на все усилия, он мог умереть, не приходя в сознание. Однако, если он всё же придёт в себя, его жизни больше ничего не будет угрожать, и со временем он поправится.       Ждать. Снова бесконечно ждать. Ждать и надеяться, что всё было не напрасно. Что у Эрена хватит сил. Услышав, что он может не очнуться, у Леви болезненно сжалось сердце. Его же прооперировали, всё должно быть хорошо. Так почему врач снова только бессильно разводит руками? Чёрт.       Когда уставший после операции хирург сообщил, что Эрена можно увидеть, толпа оживилась и поспешила к массивной двери, отделяющей тихое и холодное отделение от оживлённого холла. Внезапно на пороге появилась медсестра и объявила, что внутрь могут попасть только родственники. Жан и Армин сразу сделали шаг назад, обменявший грустными взглядами. Ну уж нет, Леви так просто не сдастся. Он пристроился позади всех и мечтал только о том, чтобы превратиться в незаметную тень. — Вы родственник? — путь к желанной цели прямо перед носом загородил белый халат. — Да. — Нет, — едва Аккерман ответил, за спиной медсестры раздался голос Гриши, — он не родственник.       Леви скрипнул зубами, проклиная всё на свете и особенно старшего Йегера. Какая ему разница? Разве сейчас его неприязнь уместна? — Пустите, пожалуйста, я должен его увидеть, — обречённо глядя в глаза немолодой женщины, произнёс Аккерман. — Мне жаль, но таковы правила — только члены семьи, — в глазах медсестры мелькнуло нечто похожее на жалость, но Леви от этого не полегчало. — Он — вся моя семья, — стиснув кулаки, чуть ли не взмолился мужчина. — Пожалуйста.       Он должен его увидеть. Обязан. Его как магнитом тянуло к палате, Леви знал, что Эрен хочет, чтобы он был рядом, а его не пускают. — Я не могу вам помочь, — качнув головой, упрямо ответила медсестра.       Её слова будто когтями полоснули по едва затянувшейся ране. У неё что, совсем нет сердца? Вот у Леви есть сердце, сейчас оно лежит в палате и зовёт его к себе. — Пропустите его.       Аккерман вскинул глаза, не поверив своим ушам. Уже сделав несколько шагов в глубь коридора, Зик остановился, услышав голоса, и чёрт знает почему заступился за Леви. — Зик, что ты делаешь? — Аккерман слышал, как возмутился Гриша, но не обратил на него внимания, вместо этого пожирая бородача глазами. — Пропустите, он с нами, — подойдя ближе, Зик обратился к медсестре и взглядом дал ей понять, что это вовсе не просьба.       На лице женщины отразилось сомнение, она колебалась несколько мгновений и всё же сделала шаг в сторону, уступая дорогу. Леви быстро скользнул в коридор, даже не успев осознать, что сейчас произошло.       Палата Эрена находилась в самом конце отделения. Заходить можно было строго по одному и находиться внутри не более пяти минут. Первой шла Микаса, но перед самой дверью она, замешкавшись на секунду, пропустила вперёд Карлу и прилипла к небольшому стеклянному окошку, нервно покусывая губы. Леви встал, подперев стену подальше от Йегеров, чтобы не мозолить глаза, и едва сумел дождаться своей очереди. — Можешь зайти, — выйдя, кивнул на дверь Зик и прошёл мимо, возвращаясь в холл к остальным. — Спасибо, — в тишине коридора собственный голос показался Леви очень громким. — Это не для тебя, а для него, — обернувшись, ответил Йегер. — Всё равно спасибо.       Встретившись глазами, мужчины, как и когда-то давно, поняли друг друга без слов. Зик коротко кивнул и зашагал прочь, оставив Аккермана один на один с дверью, за которую он так хотел попасть. Только вот сейчас от мысли коснуться холодной ручки его пальцы начинали дрожать ещё сильнее. Собрав волю в кулак, Леви осторожно открыл дверь и, только зайдя внутрь, медленно поднял глаза на того, кто лежал на кровати.       При виде Эрена дыхание на секунду перехватило от сковавшего сердце ужаса. Перебинтованный, истыканный датчиками и трубками. Бледный как простыня. Голова сплошь покрыта бинтами, под глазом расплылся синяк, губа порвана, руки в мелких порезах от битого стекла. Виднеющаяся из-под одеяла часть груди стянута тугой повязкой. Бедный мальчик.       Леви оттянул ворот футболки, будто ему трудно дышать, и на негнущихся ногах подошёл к стулу, едва сумев присесть на него. От одного взгляда на бинты, синяки и царапины у Леви самого начинало болеть в этих же местах и жутко ныло сердце. Лучше бы он сам разбился насмерть вместо Эрена, чем парню досталась вся эта боль.       Внезапно дверь открылась, и в палату вошла небольшого роста медсестра, неся в руках какую-то склянку и новые трубки. Тепло улыбнувшись Леви, она обошла кровать, проверила какие-то датчики и принялась менять капельницу. Но мужчина, будто находясь в каком-то трансе, даже не обратил на неё внимание. Он неотрывно смотрел на бледное лицо, едва заметно вздымающуюся от дыхания грудь и сильнее сжимал челюсти, понимая, что ничем не может помочь. — Поговорите с ним. — Что? — Леви вскинул голову, с трудом сообразив, что обращаются к нему. — Поговорите, — повторила медсестра приятным мягким голосом и заботливо поправила одеяло на груди Эрена. — Он сейчас в очень глубоком сне, но всё слышит. Ему нужно слышать родные голоса, чтобы знать, куда идти.       Ещё раз улыбнувшись, женщина вышла из палаты, оставив Аккермана недоумённо хмуриться. Чего? Куда еще идти? Ему нужно проснуться. А хотя... Может, правда поможет? Леви аккуратно взял его ладонь в свои руки. Холодная. От этой мысли снова заныло в груди. У Эрена всегда такие тёплые руки, самые тёплые на свете. Прочистив горло, Аккерман сел поудобнее, чувствуя себя немного неловко, и внимательно вгляделся в любимое лицо. Поговорить? Ладно, может, в самом деле услышит. — Эй, Эрен, — тихонько позвал он, будто пытаясь его разбудить. — Странно разговаривать с тобой так. Как-то непривычно, что ты молчишь, тебе же всегда есть что сказать, да? — мужчина слегка усмехнулся, но тут же нахмурился от кольнувшей боли. — Ладно, знаешь, по мне так это полный бред — разговаривать с человеком без сознания, но если ты правда меня слышишь, тогда слушай внимательно. Завязывай, понял? Давай, приходи в себя. Ты мне обещал. Обещал, что не оставишь. Так не оставляй, Эрен, слышишь меня? Не смей так со мной поступать. Я же тебя... — горло вдруг сдавил спазм от нахлынувших эмоций, и Леви в бессознательном порыве прислонил его ладонь к своему лицу, то ли пытаясь согреть, то ли забрать его боль. — Как я без тебя? Ты же у меня упрямый, как стадо ослов, так не сдавайся. Ты же сдержишь своё обещание, правда, мой мальчик?       Голос совсем сел, и последние слова мужчина произнёс едва слышно, но он точно знал, что Эрен его услышит. Услышит и очнётся, поняв, как сильно он ему нужен. И не только ему. И семья, и друзья — все очень любят Эрена. Такого доброго, улыбчивого, весёлого, светлого. Леви видел во сне, как выглядит мир, в котором нет Эрена, и жить он в нём точно не будет. Ни за что. — Ты даже на секунду не допускаешь, что в мире есть место чуду? — мягко улыбаясь, спросил Эрен, пристроив подбородок на лежащие на груди Леви руки. — Я верю в то, что видел собственными глазами, — хмыкнул мужчина и заправил прядку каштановых волос за ухо. — Чудес наблюдать мне ещё не приходилось.       Вспоминая сейчас этот разговор, Леви хотелось врезать себе за ту противную ухмылочку, с которой произносил слова. Чудо? Сейчас он готов был уверовать во что угодно, лишь бы увидеть это самое чудо. Увидеть, как самые красивые глаза снова распахнутся, взглянут на него, как самая красивая улыбка расцветёт на родном, любимом лице. Чёрт, только скажите, кому молиться, чтобы это произошло.       Перед глазами вспыхивали яркими красками все самые счастливые моменты в жизни Леви, и в каждом из них присутствовал Эрен. Чёрт возьми, в каждом. А ведь их бы могло быть ещё больше. Зачем он отнял у них столько времени? Ради чего? Проблем испугался? Да никакие проблемы не идут ни в какое сравнение с тем, что сейчас он может потерять Эрена навсегда. Одно дело, когда он пусть и не с ним, но жив и счастлив, и совсем другое — когда его просто нет.       Ещё никогда в жизни Леви не было так страшно. Он бы с удовольствием поменялся с Эреном местами, если бы мог, но это, увы, невозможно. Он думал, что в состоянии контролировать свою жизнь и даже самое плохое предотвратить или допустить. Однако судьба вновь лишь посмеялась над ним, сначала подарив Эрена, а теперь пытаясь его отнять.       Видеть его едва живым казалось хуже любой пытки, но Аккерман просто сидел и не мог оторвать взгляд, боясь, что это последний раз, когда он видит его. Но как бы ни было тяжело, Леви ни за что не уйдёт. Он будет сидеть в дурацком, неудобном кресле в больничном холле столько, сколько понадобится, потому что обещал Эрену. Однажды он уже нарушил своё слово и теперь никак не мог предать его вновь. Леви не уйдёт, даже если Гриша вызовет полицию, чтобы вышвырнуть его из больницы.       Сильнее сжав холодную ладонь в своих руках, Аккерман уткнулся в неё лицом и зажмурил глаза, когда изнутри вновь подкатила рвущаяся наружу боль. На секунду промелькнула мысль, что это сам Эрен во сне отчаянно просил его остаться, и если так, то разве может он оставить его хоть на минуту? Достав из кармана тщательно отмытый от крови ключ, Леви вложил его в ладонь Эрена. Это ведь его талисман. Может, хоть немного поможет?       Еле оторвав себя от парня, Аккерман вернулся обратно в холл, но почувствовал, что если не глотнёт хоть немного свежего воздуха, то задохнётся от запаха лекарств. Выйдя на крыльцо, он вдохнул полной грудью, но не ощутил должного облегчения. Будто его торс был накрепко перевязан тугими бинтами, что не давали вздохнуть глубоко. Теми же бинтами, которыми перетянута грудь Эрена.       Леви постоял ещё немного, но ощутив, как от яркого солнца начинает кружиться голова, решил вернуться внутрь, но внезапно на крыльце появился Гриша Йегер. Не будь Эрен в таком состоянии, Аккерман быстро объяснил бы ему, что о нём думает, но сейчас его не волновало ничего, кроме парня. Леви хотел уйти, но Гриша подошёл ближе и встал рядом, явно намереваясь с ним заговорить. — Жена сказала, чтобы я извинился перед тобой, иначе она никогда больше со мной не заговорит, — произнёс доктор Йегер, хмурясь так, будто проглотил лимон. — Это необязательно, — устало пробормотал Леви, не испытывая ни малейшего желания продолжать разговор. — Я тоже так считаю, и всё же... — Гриша сделал паузу, дав себе секунду перебороть гордость. — Прости. Я вспылил, потому что переживаю за сына. Не буду делать вид, что мне всё это нравится, но сейчас... — Йегер вдруг снял очки и резко отвернулся, чтобы Аккерман не видел его лица. — Да пусть он живёт с кем хочет, только бы... — в воздухе повисло невысказанное «жил», и послышался едва уловимый всхлип. — Только бы с ним всё было хорошо.       Леви вдруг понял, что ошибся. Он подумал, что Гриша хмурится от того, что ему неприятно и, может быть, даже противно разговаривать с ним и уж тем более извиняться. Но на самом деле, доктор Йегер просто пытался удержать себя в руках от рвущихся наружу эмоций. Похоже, увидев любимого сына в таком плачевном состоянии, он всё-таки что-то осознал, и его душа дрогнула, испытав настоящий страх. — Он переживает из-за ссоры, ему вас очень не хватает, — Леви понимал, что до примирения им как пешком до луны, но глупо пытаться снова заморозить едва подтаявший лед. — Пусть я вам не нравлюсь, но не вычёркивайте из своей жизни сына. — Я хотел как лучше для него, — отозвался Йегер, уже взяв себя в руки. — Я тоже, но потом понял, что ошибся. Теперь ваша очередь, — сказал Аккерман без намёка на малейшую издёвку или сарказм.       Измотанный переживаниями и отсутствием сна, он не мог ни порадоваться вроде как налаживающимся отношениям с отцом Эрена, ни фыркнуть, сказав, что не нуждается в его одобрении. Он хотел, только чтобы Эрен наконец пришёл в себя.       Вернувшись обратно в больничный холл, он снова занял своё место и уставился на двустворчатую дверь, ожидая хоть каких-нибудь новостей. Внезапно рядом мелькнула тень, и, повернув голову, Аккерман увидел, как на соседнее кресло бесшумно присела Микаса. Вот так неожиданность. — Эрен выживет. Я его знаю, — негромко сказала девушка, неотрывно глядя на тяжёлую серую дверь, будто говорила сама с собой. — Он никогда не сдастся так легко. — Я знаю, — устало буркнул Леви, даже не пытаясь понять, что от него нужно очередному Йегеру. — Он очень скучал без вас, — наконец повернувшись к мужчине, произнесла девушка спустя небольшую паузу. — Не знаю почему, но вы нужны ему. Скажу честно, вы мне не нравитесь. Особенно потому, что из-за вас ему было больно и из-за вас он поссорился со своей семьёй. Но, похоже, вы ему нужны куда больше, чем мы.       Последние слова Микасы прозвучали глухо, из-за того, что девушка опустила голову, и с лёгкой ноткой обиды, разбавленной в грусти. — Это неправда. Он любит свою семью, — Леви не то чтобы пытался подбодрить сестру Эрена, но не развеять её сомнения тоже не мог. — И вас тоже, — снова задумчиво уставившись на дверь, ответила девушка. — Он как-то сказал мне, что только рядом с вами он дома.       Микаса замолчала, обняв себя за плечи, а Аккерман почувствовал, как холодная рука вновь сжала ему горло. — Я останусь при своём мнении, но не хочу причинять брату лишней боли.       С этими словами девушка решительно протянула руку для пожатия, пытаясь этим жестом сказать, что враждовать и ссориться с Леви не намерена. Мужчина пожал её руку, не испытывая ровным счётом ничего. Ещё раз смерив его внимательным взглядом, Микаса поднялась со своего места и направилась к остальным.       Проводив её взглядом, Аккерман наткнулся на карие глаза Карлы и заметил, как женщина едва различимо кивнула ему, а уголок её губ дёрнулся вверх. Выходит, и Микасу тоже к нему отправила она. Не зря миссис Йегер так понравилась Леви. Кивнув в ответ, мужчина снова вернул взгляд на дверь в отделение реанимации и принялся ждать.       Так прошёл час, потом ещё один, и ещё. Незаметно кончился день, потом начался следующий, а врачи всё продолжали качать головами. Леви не собирался уходить, сколько бы ни пришлось ждать, так же, как не собирались уходить Йегеры и даже друзья Эрена. Парни пытались отвлечь переживающих женщин разговорами, приносили поесть, в том числе и для Леви, только вот ему кусок в горло не лез. Жан уговаривал Йегеров поехать к нему домой и хоть немного отдохнуть, но те отказывались.       Гриша и Карла спали здесь же на креслах, прислонив друг к другу головы. Микаса либо слонялась под дверью, пытаясь за ней хоть что-то услышать, разглядеть, либо сидела в объятиях Жана, уткнувшись в его грудь лицом, пока он покачивал её, как ребёнка. Спала она так же, положив голову ему на плечо, а на другом плече парня спал Армин. Зик обычно сидел в стороне от них, бродил по холлу и, когда никто не видел, подсаживался к Леви. Он молча протягивал ему припрятанную небольшую флягу с виски, ждал, когда Аккерман сделает глоток, отпивал сам и возвращался на своё место.       Эрен так хотел, чтобы все они смогли хотя бы немного общаться между собой, и странным образом у него это получилось. У него получилось даже заставить Гришу пусть и немного, но поменять своё отношение. Чудеса, да и только. Теперь осталось, чтобы произошло ещё одно маленькое чудо и парень очнулся, иначе все его усилия по наведению мостов пойдут прахом.       Прошёл ещё один день, и ожидание начало казаться просто невыносимым. Пошли уже четвёртые сутки с момента аварии, и Леви понимал, что чем больше проходит времени, тем меньше шансов, что всё закончится благополучно. Но он продолжал верить, что Эрен очнётся.       Когда беготня людей в белых халатах участилась, никто этого даже не заметил. За три дня проведённых в больнице все уже привыкли к периодически возникающей суете, поэтому никто не обратил внимания на оживлённую возню медсестёр и то, как мелькнула Ханджи, скрываясь за тяжёлыми дверями. Только когда она спустя пару минут выбежала обратно, в груди что-то шевельнулось и заставило подняться на ноги. — Эрен очнулся, — пролепетала она, обращаясь ко всем, кто с нетерпением ждал этой новости. — Он пришёл в себя.       Послышались радостные выкрики, вздохи облегчения; кажется, кто-то всхлипнул, начав плакать. Леви же просто рухнул обратно на своё злополучное кресло и, подперев чугунную голову руками, закрыл глаза. Очнулся. Он очнулся. С ним всё будет хорошо. Облегчение, которое испытал Аккерман, граничило с полным опустошением и потерей сил. Он не мог даже шевельнуться, продолжая сидеть неподвижно.       Леви хорошо слышал всё, что говорил врач Эрена о его состоянии, прогнозах и что к нему можно ненадолго зайти. Ханджи присаживалась рядом, обнимала, говорила с ним, пытаясь привести в чувства, но он лишь сумел едва слышно пробормотать, что всё в порядке. Так он сидел, пока кто-то не присел перед ним на корточки и чья-то рука, осторожно взяв его запястье, не потянула, заставляя отнять ладони от лица. — Леви, вы в порядке? — спросила Карла, обеспокоенно заглядывая ему в лицо. — Угу, — кивнул мужчина, — как он? — Хорошо, — улыбнулась женщина, и на её щеках блеснули дорожки подсохших слёз. — Мы уже все были у него.       Аккерман только глупо моргнул, пытаясь сообразить, сколько же так просидел. Полчаса? Час? — Он очень хочет вас увидеть. Можете к нему зайти, — сказала Карла и ещё раз тепло улыбнулась. Совсем как Эрен.       Леви осторожно открыл дверь в палату, боясь сделать хоть одно лишнее движение. Ему казалось, что если он вдруг что-то сделает не так, Эрен опять уснёт и больше уже никогда не проснётся. Он нерешительно просунул голову и с замиранием сердца посмотрел на фигуру, увешанную проводами и датчиками. Видимо, услышав шорох, Эрен медленно открыл глаза и, различив знакомое лицо, чуть улыбнулся. Он правда ждал его. Парень лежал на большой высокой подушке практически полусидя, всё такой же бледный и очень уставший. — Привет, — тихо отозвался он, бодрее, чем Леви ожидал.       Он облегчённо выдохнул, поняв, что Эрен в сознании и узнаёт его, и уже смелее скользнул за дверь, прикрывая её за собой. Леви аккуратно опустился на стул возле кровати, не сводя тревожного взгляда с Эрена. — Как ты? — тихо спросил Аккерман, понимая, что это самый идиотский вопрос, который можно задать человеку, очнувшемуся после серьёзной операции. — Могло быть хуже, — чуть усмехнувшись, ответил Эрен.       Его голос звучал почти как обычно, может, только тише, хрипловато-сонно, но не так болезненно-надломленно, как представлял себе Леви. Немного отлегло. — Врач сказал, что операция прошла успешно и раз ты очнулся, теперь всё будет хорошо, — Аккерман говорил тихо, потому что собственный голос почти не слушался его.       Что-то сжимало ему горло и сердце, когда он смотрел на такого Эрена. Всё, чего он сейчас хотел — чтобы парень снова был абсолютно здоров, и осознание собственного бессилия противно скребло изнутри. Мужчина осторожно коснулся его пальцев и едва не взвыл от облегчения, когда понял, что они тёплые. — Знаю, — Эрен тяжело вздохнул. — Только валяться тут ещё долго придётся. Домой хочу.       Йегер сжал пальцы Леви в ответ, как бы говоря, что хочет к нему, а не просто домой. — Я заберу тебя, как только разрешит врач, — если бы он только мог, он сделал бы это прямо сейчас. — Ну, есть и хорошая новость, — после небольшой паузы произнёс парень.       Леви лишь вопросительно посмотрел на него, не понимая, что здесь может быть хорошего. — Меня подстригли, как ты и хотел, налысо, — Йегер попытался улыбнуться уголками губ, но вышло слишком вымученно.       Заметив это, Леви опустил взгляд на их пальцы, сильно сжимая челюсть. На мгновение отразившаяся боль в глазах Эрена резанула по сердцу, а его попытка пошутить отозвалась тупой болью в груди. Чёрт, мальчик, тебе-то всё это за что? — Знаешь, — едва справляясь с голосом, Леви посмотрел на парня и попытался усмехнуться, — с длинными волосами мне больше нравилось.       Эрен лишь дёрнул уголком губ в грустной улыбке, устало прикрывая глаза. — Значит, придётся отращивать.       Он посмотрел на Леви, и от тепла в его взгляде Аккерман забыл, как дышать. Мужчина попробовал растянуть губы в подобии улыбки, но копившиеся несколько дней переживания, найдя наконец трещину в броне, хлынули наружу. Тонкие губы задрожали, к горлу подкатил ком, и Леви, вдруг согнувшись пополам, припал губами к ладони Эрена. Он целовал её, сжимая в своих руках, вдыхал родной запах, зажмурив глаза, и едва слышно, болезненно скулил сквозь сжатые зубы.       Если бы он умел плакать, он бы сейчас заплакал. Но ему оставалось только судорожно хватать воздух и скулить, уткнувшись лицом в большую тёплую ладонь. Ему хотелось целовать парню ноги и просить у него прощения. Просить, чтобы он больше никогда так не поступал с ним. Леви самому было бы проще умереть, чем вынести собственное бессилие, когда безвозвратно уходит самое дорогое и нужное, что было в его жизни, а он ничего не может с этим сделать. Но всё же он здесь. Он жив, он дышит, его руки такие же тёплые, и Леви не знал, кого благодарить за то, что может снова к ним прикоснуться.       Мужчина вдруг почувствовал, как ласковые пальцы коснулись его головы, а потом зарылись в чёрные пряди, нежно поглаживая. Новая удушливая волна эмоций подкатила откуда-то из глубины, заставляя снова сжать челюсти до скрипа зубов и зажмурить глаза. Его пекло изнутри каким-то необъяснимым жаром, не позволяющим нормально дышать. Он мог существовать, только вдыхая запах родного тела, чувствуя его тепло. Леви снова припал губами к любимой ладони, пытаясь надышаться тем, без кого не мог жить. — Я не смогу без тебя, — едва слышно, охрипшим голосом выдохнул Леви, так же утыкаясь лицом в ладонь. — Иди ко мне... — послышался такой же хриплый, прерывающийся голос. — Пожалуйста...       Его руки слегка потянули вверх, заставляя поднять лицо. Леви не сразу смог это сделать, только спустя несколько мгновений. Собравшись с силами, он поднял на Эрена глаза, всё ещё прижимая его ладонь к своему лицу. Взглянув на парня, у Леви внутри всё снова сжалось. Зелёные влажные глазища горели такой теплотой, что закололо в груди; по красивому, чуть осунувшемуся лицу катились редкие слёзы, а руки тянули к себе, настойчивые, но ещё слабые.       Леви едва сумел проглотить подкативший ком и болезненно поморщился, когда увидел, как из глаза падает новая слеза, забирая с собой блеск и живость. Хотелось немедленно остановить эти слёзы, не позволить им украсть всю красоту и яркость чудовищных глаз. Мужчина осторожно коснулся щеки дрожащими костяшками пальцев, вытирая влажную дорожку, внутри медленно умирая от того, что всё ещё может видеть его, знать, что он жив. Эрен прильнул лицом к его пальцам, прикрывая глаза, а после ещё раз попытался притянуть его к себе. — Иди ко мне, — шёпотом попросил он.       Леви осторожно присел на край кровати, не отпуская руку Эрена, и легко, невесомо коснулся губами уголка глаз, чувствуя, как задрожали солёные ресницы. — Поцелуй меня, — прошептал Эрен, сжимая ладонь мужчины ослабевшими пальцами.       Леви нежно провёл носом по его щеке, прикрывая глаза от упоительного ощущения его близости, его прикосновения, его дыхания. Тонкие губы прошлись по подбородку, скользя по шершавой от щетины коже. Леви легко коснулся его сухих солоноватых губ своими и нежно прижался в поцелуе, не веря, что всё это происходит на самом деле. — Побудь со мной, — выдохнул Эрен ему в губы, — не уходи.       Мужчина легко коснулся его лба своим и отрицательно покачал головой. Он хотел сказать, что никуда не уйдёт, что ни на секунду его больше не оставит, но произнести слова вслух не было сил. Он боялся снова потерять над собой контроль и начать выть, сжимая его руки. Но не это пугало Леви, а то, что он может забыться и причинить боль. Ещё ничто в жизни не казалось ему таким хрупким, как Эрен сейчас. Дунь — и он растает. Снова ускользнёт из его рук, как дым. — Спасибо, что не ушел. Я бы умер без тебя, — слишком серьёзно, почти обречённо выдохнул Эрен, и из его глаз снова покатились слёзы.       Внутри всё горело огнём. От одной мысли, что Леви мог отпустить его, тело сковывал дикий животный ужас. Ни пошевелиться, ни вдохнуть. Мужчина почувствовал, что может дышать, и в ту же секунду чуть не захлебнулся от новой волны жара, полыхнувшего внутри. Этот жар требовал прижать Эрена к себе, ощутить его тепло всем телом, прижаться к его груди и слушать, как стучит сердце.       Леви мягко, едва касаясь, обхватил его лицо руками, отдёргивая пальцы от бинтов, как от открытого огня, и прижался губами к щеке, собирая его слёзы. Он стиснул зубы и зажмурился, словно от боли, когда почувствовал его дыхание на своей коже. Его близость сейчас была как абсолютно необходима, так и невыносимо болезненна. — Ненавижу тебя... — едва справляясь с голосом, прошептал мужчина. — Чудовище, как же я тебя ненавижу, — выдохнул Леви и вдруг почувствовал, как по щеке одиноко катится что-то холодное и влажное. — Аккерман, — сипло позвал Эрен, пряча в голосе слёзы и весёлую улыбку, — сопли подбери.       Леви только выдохнул нервный смешок и снова чуть не умер, увидев на красивом лице любимую, тёплую, немного усталую улыбку. И плевать на все синяки и ссадины, Эрен всё равно был и будет самым красивым. — Пообещай мне кое-что ещё, — прохрипел Аккерман, внимательно заглядывая в ясные, блестящие глаза, — делай, что хочешь, только никогда, слышишь, никогда мне больше не снись. — И как я это сделаю? — парень непонимающе шевельнул бровью. — Легко. Просто будь всегда рядом, — ответил Леви, нежно целуя сухие, потрескавшиеся губы.       Ханджи тихонько стояла за дверью палаты и наблюдала через стеклянное окошко за двумя искренне любящими друг друга людьми. Она даже не заметила, как из глаз покатились слёзы радости и облегчения. Самое страшное уже позади, Эрен очнулся, а значит, у них всё будет хорошо. Отличный подарок на её день рождения.       Зое вдруг почувствовала, как кто-то обнял её за талию одной рукой и прислонил к себе. Повернув голову, она увидела улыбающегося Моблита, глаза которого тоже слегка блестели от непролитых слёз. Ханджи на секунду вдруг стало страшно от того, насколько хрупкой является человеческая жизнь. От того, как легко за короткий миг можно потерять самого родного и близкого и даже не успеть сказать ему, как он важен.       Женщина резко сдёрнула очки, обхватила мужчину руками за талию, утыкаясь лицом в его надёжную грудь, и дала волю накопившимся слезам. Бернер прижал её к себе, нежно поглаживая по спине, как ребёнка, и устало прикрыл глаза. Всё, что ему нужно в этой жизни — это взбалмошная, упрямая, чудаковатая, нежная, верная, самая лучшая женщина, которая плакала в его объятиях. И если даже Эрен сумел влюбить в себя такого невыносимого человека как Аккерман, чем он хуже? — Ханджи, — тихим уставшим голосом начал Моблит, — выходи уже за меня.       Он почувствовал, как Зое замерла в его объятиях, и, обняв за плечи, чуть отстранил её от себя, заглядывая в лицо. Бернер в общем-то не спрашивал, а скорее, тихо приказывал, замученный бесконечными отказами и тем, что всё равно продолжал так же сильно любить её.       Ханджи растерянно смотрела на него, пожалуй, впервые за все годы оценив всю глубину и серьёзность его чувств. Чтобы ни происходило, как бы она себя ни вела, Моблит всегда был рядом. Понимал, помогал, поддерживал, любил. — Ладно, — выдавила Ханджи, некрасиво шмыгая носом и чувствуя, как к глазам снова подкатывают слёзы. — Вот и хорошо, — мягко улыбнулся Бернер и, достав из кармана носовой платок, принялся вытирать влажные дорожки с лица женщины, словно она была маленькой девочкой. — Моби, — выдохнула Зое, чувствуя, как в груди защемило от нежности и заботы, которыми сквозило каждое движение мужчины, — я беременна.