Никакой любви

«ДЗЗЗ!» Глеб обернулся. Сине-белая морда трамвая была от него в полутора метрах. «ДЗЗЗЗЗЗЗ!!!» — А что шесть часов уже что ли? Из окошка водительской кабины высунулась голова вожатой. — Мужчина, отойдите с дороги! — Не, правда? Шесть часов? — Что?! Да отойди с дороги, кому говорю! — Ну извините. Вы так крадётесь, я не слышал. Отпустить таксиста в двух кварталах и продышаться перед домом только в теории было хорошей идеей. У двери квартиры Глеб остановился, выбирая стратегию: лучше сейчас поругаться или днём? А вдруг получится проспать, пока не уйдет? Это было бы хорошо. Потом самому уйти… И так по кругу. Уперся ключом в замок. Не попал. Уперся второй раз. Опять не попал. Нащупал скважину, снова уперся ключом. Открыл! Главное, чтобы сейчас без спектаклей обошлось. Но в глубине квартиры уже зажегся свет. — Посмотри, сколько у тебя пропущенных? — Гул затих, я вышел на подмостки… — Сколько у тебя пропущенный, посмотри! — Телефон сел. — Где ты был? — У меня была встреча. — Пиздец! Ты видел время? Глеб спокойно повесил пальто за воротник на крючок. Только третий вопрос криком — всё не так плохо, можно не спешить. — Слушай, давай вот эти твои риторические вопросы… я не видел время. У меня нет часов. Телефон сел. Я задержался, да. Извини, что не предупредил. Шел домой, встретил Антошу, мы с ним… — Это Антошина помада у тебя на руке? — А? Следующий час в доме никто не будет спать, это ясно. И все-таки Глеб еще надеялся пройти по маршруту туалет-кухня-кровать в ближайшие пару минут. — Как же ты заебал. Почему я должна гадать, где ты, что с тобой? Ты живой или тебя там зарезали в подворотне? — Зарезали трамваем. — Что? Почему я должна унижаться, звонить твоим друзьям, спрашивать, не у них ли Глебушка?! Они меня уже посылают чуть ли не в открытую из-за тебя! — Кто? — Руслан! — Руслан? А… Руслан, наверное, все-таки не из-за меня, а из-за того, что ты у него дома напилась и орала на его подругу… как же ты орала? Тупая… Нет, не тупая. А, «старая пизда»! Точно. И я тебя, кстати, до такси нёс. — То есть я еще и виновата? Что ты алкаш, блядун, ты…урод неблагодарный, жалкий наркоман, ты будешь мне рассказывать, какая я и что я делала?! Глеб невозмутимо разувался. На секунду подумал: «Блядун — дурацкое слово». И тут же забыл. Лизнул руку в месте «помады». — Это кетчуп. Ладно, пропусти и я спать. Но остановить истерику было уже невозможно. Глеб закрылся в туалете. Голова кружилась, унитаз двоился. Не стал рисковать, сел, и только тогда увидел кошку, забившуюся за лоток. — Блять, открой дверь! Удар. Еще удар. — Успокойся. — Открой дверь!!! Руся смотрела испуганно и, как показалось Глебу, слегка осуждающе. Он протянул к ней ладонь, и осуждение усилилось. От ладони пахло чужой кошкой и влажным кормом! Самым вкусным на свете, в шуршащем пакетике, её любимым! Ей такой покупали ужасно редко, а она была готова отдать за него даже свою заводную мышь. Хозяин им кормил чужую кошку! Глеб по почерневшим кошачьим глазам понял: впереди еще одна истерика. — Ну прости, Русь. Она мне даже не понравилась. Русь, я из жалости. Руууусь... Я вернусь из тура и принесу тебе этой гадости сколько хочешь. В дверь снова заколотили. — Ты жив? Открой дверь! — Прекрати лупить! Руся забилась поглубже. «Изтура» означало, что он надолго исчезнет, его надо будет ждать и смотреть в окно. От этого хочется спать еще больше, чем обычно, такая тоска. Но если не смотреть и не ждать, он не придет. Глеб резко открыл дверь. Новый удар летел ему прямо в лоб, но он успел ухватить тонкое запястье. — Я сказал: прекрати лупить, ты животное пугаешь. — Ты – животное! Отпусти! — И рот свой закрой. — Отпусти, мне больно!!! — Я сказал: закрой рот. И я отпущу. Пять секунд тишины. — Вот так. Глеб разжал ладонь и сделал вид, что не заметил затравленного взгляда. Прошел на кухню. В паре сантиметров от его уха пролетела и разбилась о стену кружка. — С ума сошла? Снова завелась пластинка про блядство, попойки, усталость и жалость, кто больной, а кто здоровый. Он только сдерживал руки, которые норовили вцепиться в его лицо. Стало скучно. Вспомнил Ренату, ее смешное кокетство и тупые комментарии… И все-таки попытки диалога, милое любопытство. Пену волос. Ноги. Потерянный в фантазиях, Глеб не заметил, что его уже давно не пытаются разодрать или задушить, а легонько гладят по голове. И губы напротив больше не выплевывают оскорбления, а шепчут ему в шею: «Я просто боюсь тебя потерять, ты слышишь? Глебушка, ты слышишь?» Это смешно, каждый раз смешно. Закатить истерику, распустить руки, рыдать до судорог, чтобы потом вот так, на кухонном столе покрепче к себе привязать. Он ухмыляется, но почему-то сам снова и снова повторяет одно и тоже. Как будто нельзя по-другому успокоиться. И все-таки рядом слишком нежное тело. — Покажи руку. Белые следы от его пальцев превратились в красные. «Ну что я за урод?..» — Прости меня, пожалуйста. Я не хотел. — Ты меня напугал. — Прости… я, правда… Прости меня. Главное было не передавить: виноватый и послушный, он уже хмурился и пытался спрятать полные слез глаза, этого достаточно. Осталось закрепить результат. Пострадавшая рука вернулась на его ремень. *** - Ещё! Нет, стой!!! Да, вот…так…так…Глеб, да… Бо-же мо-ой! Развернул спиной, рукой её ускорял, целовал плечи, позвонки. - Мммммм…нет, не останавливайся! А с каждым толчком перед глазами, как в бешеном калейдоскопе, всплывали то колени Ренаты, то бедро в разрезе юбки, то лицо вагоновожатой. «Боже мой» смешивалось в голове с трамвайным звонком. *** «Что я делаю не так? Почему мне можно звонить в два часа ночи? Почему я всегда беру трубку?! Я сейчас все выскажу!» Михаил воинственно поправил сеточку на волосах, взял телефон. На раз-два-три вдох – на четыре-пять – пауза, до десяти – выдох. Спокоен и готов отстаивать границы. — Рената, дорогая, что-то случилось? Но не сейчас. — Миша, почему он не перезвонил? На раз-два-три – вдох. На четыре-пять – главное не заорать. — Кто? Господи! Забыл? — Не верю. Технику дыхания для самоуспокоения легче отрабатывать с сигаретой во рту – в трубке у Ренаты защелкала зажигалка. До десяти – выдох. — Рената, дорогая, все мужики – козлы. — И все-таки почему. Может, он обиделся? — А Вы зачем его обижали? — Я не обижала! — Тогда о чем речь? Подождите, Вы же говорили, что у него тур, чуть ли не каждый день концерты. Он просто занят, Рената. Пауза. «Вряд ли она считает до десяти». — В смысле «занят»?! Ах, Миша, смс-ка!!! — Михаил зачем-то изобразил на лице восторг — Миша, это Вы волшебник! Ой… Я Вам сейчас перешлю. На экране высветился текст пересланного сообщения: «Доброе утро,Рената.Отправьте,пожалуйстаа, треки . КОнцерт посмотрел я в олимпийском в ужасно. ТК Стрелки хчоу. Отличный Зеленый театр Кое-что почерпнул.Отпишите мне в Сибирь!!» Михаил затушил сигарету в тяжелой антикварной пепельнице. — Миша, что это значит? — Он желает Вам доброго утра. — Сейчас же ночь! — А в Сибири утро. Ждёт треки какие-то. — Это понятно. А дальше? — Концерт в Олимпийском ужасный. Или Олимпийский ужасный. Или в ужасном качестве смотрел. Или в ужасном состоянии. Я ставлю на последнее. — Стрелки? — Хочет такие стрелки, как у Земфиры в Олимпийском? Смех был настолько громким, что Михаилу пришлось отложить телефон, пока Рената не закончит. — Как мило, Вас смешат смс-ки из вытрезвителя. — Миша, не ревнуйте. — Действительно мило, что он концерты смотрит. — Миша! Ещё одно сообщение. — Только мне не надо пересылать эти образцы древней письменности, пожалуйста! — Миша! — укоризненно, но с улыбкой — тут написано: «Лучше перезвоню. Прости за ошибки». Мы перешли на «ты»! Михаил опять уныло изобразил восторг. *** Первая утренняя сигарета — никак не получалось начать день без легкой тошноты и головокружения от никотина. Это часть ритуала. Кофе, перекус, пробежка, вторая утренняя сигарета — и можно работать. Можно даже попробовать общаться с людьми. — На тебя кофе сварить? Рената с ноутбуком сидела на диване, поджав ноги. Никакой реакции на вопрос. Земфира помахала рукой перед экраном, и только через две секунды Рената оторвала палец от губы – вышла из глубокой задумчивости – и сняла наушники. — Варю кофе. На тебя делать? — Да, давай… Потягиваясь на ходу, Земфира вернулась на кухню. — Хэй! Ты музыку слушаешь? — Не кричи, я тут! Рената аккуратно взяла двумя пальцами сигарету из уголка улыбки и глубоко затянулась. — Для роли? — Я спасаю наш кофе от пепла, который ты туда обязательно насыплешь! И вообще, это вы все меня соблазняете своими сигаретами всё время. — Ох-хо! Своим кашлем, да? Одышкой? Желтыми пальцами! Земфира скрючила пальцы и изобразила что-то вроде зомби-динозавра. — Нет. Посмотри, рассеянный свет… Не сумерки, а эти…как их? Потёмки! Ты стоишь в потёмках, в облаке… как во сне. Земфира снова изобразила зомби, улучшенную версию. — Фу, ну вообще, это ужасно всё! Но очень красиво. — Так что ты слушала? Включи! — Ты же не любишь музыку с утра? — Включай. Рената пошла за ноутбуком. — Да давай стереосистему подключим? Что там через эти динамики можно услышать? Ну давай хотя бы колонку? Рената обреченно вздохнула: с жаждой бесконечного улучшения нельзя бороться. Налила себе в маленькую чашечку кофе, по цвету больше похожий на нефть. Три четверти турки перелила в кружку Земфиры. — А где опять ситечко? Тут этот…жмых! В ответ тишина. Видимо, и со жмыхом нормально. *** Сначала из колонки раздавалось: «Ведь это ангел падал с неба, чтобы восславить сатану». Потом что-то про суть боли. На словах «они насилуют врагов, а я пою им про любовь» брови Земфиры уже готовились отправиться в стратосферу. «Куда ни плюнь, везде все время рожи эти От них не спрячешься нигде на этом свете Да и на том, да и на том одно и то же Я вижу сон, а там во сне все те же рожи». Земфира хотела глотнуть кофе, но начался припев: «Свиньи на Луне, свиньи на Луне Что это за бред и почему он снится мне?» Изо рта давно остывший кофе отправился обратно в кружку. — Ты что, «Агату Кристи» слушаешь? Рената? — Это не «Агата Кристи». — Тебя наебали, это «Агата Кристи». — Да нет же, это Глеб Самойлов. — Ну? — Ой, ладно. Выключай! — Не, мне уже интересно. Это ж типа сюжет. Что в конце-то будет? Дай сигарету! — Тебе, правда, интересно? — Да-да, давай сигарету. Он не застрелился? — Кто? — НЕ «Агата Кристи». — Нет. — Удивительно. Забирай его в кино. Уже сильно за музыку амбиции расползлись, нет? — презрительная усмешка — Ну а это вот типа вставка нафиг была сейчас? Между треками, м? «Мы друг друга любим, как во сне. Нам разрешено немного жить». — Какие же уебищные синтетические скрипки, пиздец! До этого же нормально было! Жалко, неплохая песня. Земфира забыла, что плевалась в кружку, и в несколько глотков допила свой кофе. — Так, нормально же шли, что началось? Это под попсу позднесоветскую что ли? Или ирония? «Боль – за болью дали!» — Открытый финал, океееей. Ладно, чувак занят своим делом. Кто-то же должен сходить с ума за нас, да? — Мы и сами справляемся. Все-таки что-то в этом есть. Ты знаешь, мне музыка как-то не очень интересна. Только ты. Ты исключение, потому что ты гений. Зато я понимаю кино, я понимаю театр. В этом — Рената ткнула пальцем в колонку — что-то есть! — Да и в музыке есть, я спорю что ли? Глеб же одаренный парень. Абсолютно ебанутый. Тебе бы понравился. — Рената едва заметно вздрогнула, и сама смутилась от этого — Мы с ним пели, найди. Хулиганство. Ну я ж твой проводник в музыкальный мир, да? Найди-найди. А с чего ты вдруг про него вспомнила вообще? — Мне сказали, он Том Йорк. — Я – Том Йорк! Шутка! Тьфу, блин, кто делает альбомы по столько треков?! Сколько там? 20? 24! Пиздец! Посмотри на время! Пробежка у нас! Рената кивнула, но снова открыла ноутбук и вбила в YouTube «земфира агата кристи». Включила видео. Да, он действительно эксплуатирует свою манерность на всю катушку. Зал орёт… Это кому он так кивает типа «эй, ты, давай к нам»?! Любимый голос пропел: «Давай вечером с тобой встретимся». Потом в кадре появился и любимый силуэт. Эти очки для Земфиры подобрала Рената. Вообще-то, она покупала их для себя, но Земфире подошли больше. Много лет назад Земфира стояла на сцене к нему лицом и пела вместе с ним: «Давай вечером умрем весело. Поиграем в декаданс». Рената закрыла ноутбук.