14 ноября 1983 год. Проишествие в семейной закусочной Фредбера.
- Майкл, прошу отпусти меня! Мне страшно! - детский надрывистый голос умолял старшего брата не совершать, ту ошибку, за которую он будет карать себя всю жизнь. Та ситуация, которая подразумевалась как шутка ничуть не была похожа на неё, а скорее даже была похожа на пытку. Среди остальных радостных возгласов, голос страдальца не был слышен, что еще больше убивало в нем надежду на спасение. - Не беспокойся, Кэссэди, тебе понравится! - сквозь свой гогот и гогот его друзей произнес Майкл. Ага, понравится. Ещё как понравится, очень сильно понравится осозновать, то, что ты и являешься тем, кто совершил эту шутку перевернувшую в итоге всю жизнь, с ног на голову. Подростковый разум не понимал, не принимал тот факт, что данная затея является максимально травмоопасной, а также смертельной, но давайте сами подумаем, наверно каждый бы смеялся с этого, если бы не являлся жертвой сего события. Расстояние между пастью и детской головой сокращалось, а смех подростков казался еще громче. Момент истины. Детская голова находится между верхней и нижней части пасти золотого Фредбера, как вдруг, щелчок. Детский крик, а после разбрызганная кровь по аниматронику, полу, и близко находящихся людей. Закусочную окружает крик страха, а также крики родителей пытающихся отвести детский взор как можно дальше от кровавого месева. Детская лобная доля была раздроблена, и даже казалось, что еще неполностью развитый головной мозг вытекал из пасти медведя. Запах металла расползался словно рой змей по зданию, вызывая легкий рвотный рефлекс, но у людей со слабым желудком, этот запах мог разнести в пух и прах. Оцепенение, страх, отвращение, жалость и самоосознание медленно приходило в голову несмышленого подростка совершившего это. Проводя руками по очертанию лица, он видел лишь кровавый след на них, кровь смешивалась со слезами, а лицо приоткрылось от объятий маски лисы, которая скрывала весь спектр отрицательных эмоций на лице. Все было как в тумане, слышались только сирены скорой, а также крики отца, который пытался пробудить разум своего, теперь уже, единственного сына. - Что было после этого, мистер Афтон? - спокойно произнес мужской голос психотерапевта, сидящего напротив усталого лица молодого человека, которого назвали мистер Афтон. - Что именно? После проишествия, или после всего, что было между мной и отцом? - После проишествия. - Ну, после самого проишествия Кэссэди впал в кому, после лоботомии он не смог очнуться, и врачи сказали, что он находится в состоянии между жизнью и смертью, и сказали, что они сделали все возможное для его пробуждения.. Но, это не произошло, он скончался спустя месяц "борьбы" за жизнь...***
- Кэсс, это снова я. Думаю, ты меня уже не услышишь, точно также как и я тебя..Я хотел бы извиниться, извиниться за то, что причинял тебе боль, страх и многое другое, я не хотел этого. Я думал.. я думал все будет хорошо, что ты не умрешь! Что мы тебя вытащим и все было бы как раньше, но этого не произошло, из-за того, что я лишний раз не подумал головой... Если говорить в общем, тебе даже повезло, наверно? Ведь отец стал срываться на матери, и по ней видно, что она сама на волоске от нервного срыва, боюсь, она долго не протянет, либо развод, либо нечто ещё хуже, я не знаю. Знаешь, иногда я начинаю думать, что отец о нас никогда не заботился, он заботился только о своих железяках,которые в итоге тебя и убили.. Иногда я жалею о том, что вообще родился, ведь если бы не я, ты бы жил не зная бед, а я, тупоголовая моя бошка, витал бы где нибудь в воздухе или был бы в другой семье...Где в нас бы нуждались, умоляю тебя, Кэсседи, прости меня. Я не знал, что зайду так далеко, я не хотел..- заливаясь горькими слезами скорби и ненависти произнес Майкл. Он начал осозновать, насколько это плохо быть мишенью для издевок и оскорблений, ведь он соврал насчет матери, мама давно прячется где-то в доме, а если быть точнее висит на деревянной балке в подвале. Совершила она это, за сутки до прихода Майкла в палату своего младшего брата, у которого через час констатируют смерть от большого кровоизлияния в мозг, а также дополнительной причиной смерти станет травма лобной доли головного мозга. Именно после похорон Кэссэди, жизнь Майкла начнет принимать новые обороты, к которым он явно будет не готов.***
- Знаете, мистер Афтон, - начал психотерапевт, - Смерть младших детей, а после и матери, на вас отыграло злую шутку. Если судить по пройденым вами тестам, вы легко поддаетесь эмоциональным всплескам. Вы не можете "отдавать" положительные эмоции, которые вам дают другие люди, и как стало ясно из вашего рассказа, у вас проблемы в общении с вашим отцом, вы можете дополнить вашими симптомами, то, что я сказал? - Наверно, если это можно назвать симптомом, я, довольно таки тяжело проявляю заботу или некую эмпатию к людям, то есть, если кому то из знакомых плохо, я не понимаю этого, я не понимаю, что мне делать в данной ситуации. Как-то подбодрить, проявить тактильнотсь, или сделать что-то другое? Мне это сложно дается, и я также тяжело даю это другим. Возможно, я не умею контролировать свой гнев, я постоянно мучаюсь от бессоницы и также я мучаюсь от постоянной ненависти к себе, и бывает, что когда я хочу, что-то сделать, я словно где-то внутри отговариваю себя от этого, иногда я думаю, что предо мной барьер и мысленно понимаю, что я не смогу осилить его. Это убивает меня, - отворачивая голову к окну, Майкл заметил двух ласточек, которые так и витали друг с другом, словно были связанны между собой. - К большому сожалению, у вас проскакивают симптомы которое указывают на довольно длительную депрессию, но я вижу, вы скрываете что-то, что боитесь мне рассказать, и если следовать по "списку" вы мне так и не рассказали про семейную обстановку у вас в доме, мистер Афтон. - Что вы имеете в виду? - приподнявшись произнес Майкл. - То, что делал ваш отец. Вы упомянули его, когда рассказывали свою исповедь покойному брату. По вашим словам, он применял насилие к вашей матери, а также, возможно и к вам, это правда? - Да, это правда... -Я хотел бы поподробней узнать об этом. - Все начиналось с мелких бытовых ссор, которые происходили на почве горя от смерти двух младших детей за короткое время, после это перерасло в постоянное моральное насилие над матерью, она не выдержала, скончалась. После это перешло на меня, я честно говоря не знаю как я все еще живу, но есть одна ситуация после которой, я его не смогу уважать ни при жизни, ни после его смерти, это, то с какой звериной жестокостью избил меня и оставил гнить в подвале. До сих пор помню, как после всего этого, у меня словно звезды в глазах летали, настолько сильно он меня бил.***
- Майкл! Вылезай, сукин ты сын, нужно поговорить. - эти слова могли напугать наверно самого бесстрашного человека на земле, ведь эти слова заставляли сердце моментально прятаться далеко в глубине грудной клетки, где-то между легкими и душой, если она там вообще была. Ноги были словно связанны, они были тяжелее всех вещей на свете, а голова начинала болеть от страха, и приходящих мыслей на тему "в чем я виноват?". Медленные и глубокие вздохи, наоборот только и душили, вместо того, чтобы позволить сделать хоть глоток воздуха, а глаза бегали в поиске будущего убежища от агрессии отца. - Да отец? - медленно выходя из тени страха и неизвестности произнес младший Афтон, - ты что-то хотел?.. - Да, хотел. Хотел поговорить с тобой, ни как родитель с ребенком, а как мужчина с мужчиной, по взрослому, - кулаки Уильяма сжимались от его злости, а короткие ногти прорезали в коже маленькие ранки. Эта злость подпитывалась страхом Майкла, Уильям был как вампир, он питался чужим страхом и чужими страданиями. Он прекрасно видел, как Майкл сжимался внутри себя, готовясь к худшему, он чувствовал это, чувствовал этот неподдельный детский страх перед родителем или человеком сильнее его. Аккуратно, как-бы не выдавая подозрений, Уильям подводит Майкла все ближе и ближе к подвалу, а после, когда он открыл дверь перед ним, одним пинком скинул его вниз по лестнице, заставляя биться телом и лицом об каждую ступеньку. Видя испуганный взгляд снизу, Уильям стал сокращать расстояние между телами, но Майкл лишь наоборот противился, пытался уползти, но пинок под ребра заставил его отказаться от этой идеи. - Ну что, будешь еще сопротивляться, щенок?! Будешь сопротивляться, как однажды сопротивлялся тот, кого ты убил!? - переходя на крик, произнес Уильям. Ох, эти глаза, он навсегда запомнит эти глаза молящие о пощаде, глаза наполненные слезами, скорбью и страхом перед отцом, который сильнее его в два или даже три раза. Не получив внятного ответа, в ход пошли ноги Уильяма, удары ноги стали проходить по лицу, животу, голове и другим частям тела, оставляя на них ссадины и жуткие гематомы. Пытаясь встать, Майкл лишь вдвойне получал, как-бы за игнорирование вопроса. Хриплый стон лишь выходил из его груди, когда он пытался, что-то сказать, но его лишний раз опережали, и заставляли пытаться снова и снова, на что лишь получал усмешки отца, и более сильные удары в лицо. - И почему же мы плачем? Потому, что тебе больно? А как ты думаешь тебе должно быть, поддонок? Думаешь будет щекотно, ну ладно, я покажу тебе щекотку, сволочь, - грубо отбросив сына прошипел Уильям, попутно вытаскивая грубый и толстый ремень из шлёвки брюк. Звук ударившейся пряжки ремня с каменным полом, звонко отдался в голове, а сама голова раскалывалась от предыдущего шквала ударов ног и рук. А после горящей змеей прошелся по коже удар ремня, а сам ремень разрезал воздух со свистом предвещая будущий огненный удар по телу. Ремень оставлял темные пятна собравшейся крови под кожей, кровавые раны, и до смерти больные ссадины, каждый новый удар напоминал ту болезненную смерть Кэсседи, как будто она произошла минуту назад и происходила не с младшим, а с самим Майклом. От каждого нового удара, сердце, казалось, билось все медленней и медленней, как-бы вызывая некое предсмертное состояние. Пытаясь приподняться на локтях, Майкл лишь хрипел и скулил от боли, в глазах все расплывалось и мутнело, он страдал, также как и страдал его брат. Но в смерти Кэссэди есть доля везения, он умер практически сразу, не страдая от боли, быстрая смерть - вот главная награда человечеству. Слезы смешивались с кровью, и дико ссадили, когда стекали по свежим ранам на лице, каждый вздох лишь причинял ещё большую боль, чем удары ремня, которые казались плетью в руках дрессировщика. Почувствовав передышку от шквала ударов, Майкл все же смог привстать, он хотел сказать, он хотел молить о пощаде, но из его рта вместо слов, вылетали ошметки крови, он тонул в ней. Он лишь чувствовал как его легкие, вместо воздуха заполняются кровью. Видя жалкие попытки сына уйти от побоев, на лице Уильяма словно заново расцвела широкая улыбка, которая показывала все его ужасные намерения и его будущие действия. Подняв Майкла за ворот его одежды, он увидел лицо полное раскаяния, мальчик рыдал на взрыд, моля о пощаде, по нему было видно как он хотел, чтобы это все закончилось, он свято верил, что вот, отец опомнится, отпустит и начнет извиняться за то, как неподобающи вел себя со своей семьей. "Глупые, глупые детские мечты. Мечта жалкого мусора, который сотворил ужасное со своим кровным родственником, а теперь когда стал получать вдвойне, молит о пощаде" - вот они, главные мысли Уильяма. Афтон не хотел мести за младшего ребенка, он лишь хотел снова насытиться чужим страхом, не самым простым страхом, а страхом перед смертью, ведь это - самое сладкое, что есть на свете. Ни один человеческий страх не сравнится, со страхом перед своей гибелью, перед тем, что он навсегда уйдет в мир иной, и больше никогда не сможет сделать, того о чем когда либо мечтал. Детский страх перед человеческой гибелью - это то, что заставляет жить Уильяма Афтона, самого главного монстра, которого можно было когда либо представить. Если посмотреть на семейные фотографии семьи Афтонов, можно подумать, что это самая счастливая семья. Муж и жена души в друг друге не чаят, а дети те, кто равняется на своих счастливых родителей, но однако под ультрафиолетом всегда можно увидеть то, что скрывается от обычного человеческого глаза, а именно неподдельную скорбь, ненависть, страх, боль и много других отрицательных эмоций, которые скрываются в человеческой натуре. Но, что-то мы отвлеклись. Весь пол был в крови, вся одежда была в крови, всё в этом помещении было в крови, разбитое в мясо лицо, было тому подтверждением, а хриплые стоны мольбы лишь затихали. Весь пол напоминал место преступления, чем пол подвала, а тело Майкла было словно сбито машиной, однако этой "машиной" являлся его собственный отец. Сделав последний удар, Уильям отошел дабы рассмотреть плод его действий, и не увидев ни единого живого места на теле его сына, он лишь усмехнулся над тем, как слаба человеческая оболочка, она явно не крепче скорлупы панциря улитки, и что её можно также легко разломать и увидеть, то что под ней таится. Зачастую под ней таится вся темная натура человека, которая больше похожа на черную жижу, в которой плавают маленькие опарыши мух, скорлупа от яиц змей, под именем "зависть", стойкий запах животной ненависти пред создателем, похожий на гнойный и возможно даже трупный, а также много лиан с шипами, указывающие на всю ту боль, что однажды пережила эта личность, но и самое главное - маленькое зернышко личности, оно совсем мало, и если его оставить плавать в этой жиже, оно сгниет, и будет точно таким же, как и место где оно выросло.***
- Вы хотите сказать, что ваш отец избил вас до полуобморочного состояния, оставив гнить на холодном полу? - прочистив горло и поправив очки, произнес мистер Блюхард. Он видел многое, военных, психически больных, тех кто не мог оправиться после горя, и многих других, но Афтон отличается от всех них, ведь в его истории невозможно найти кого-то кто был бы виноват во всем, в каждом его отголоске, его историй найдется каждый кто был бы виноват, в том числе и сам Майкл. Нету того, кто виновен во всей этой цепной реакции, каждый был виноват по своему и каждый нес свой крест греха. - Каждая наша с ним перепалка заканчивалась либо игнорированием, либо дракой, сколько я себя помню, чаще всего он вымещал свою злость на тех, кто слабее него, на тех кто не мог бы дать отпор. - Вы сказали "заканчивалась", это значит ваши драки перестали быть действительными? - Да, однажды я дал ему отпор, и тот поняв, что он сотворил, перестал. - А как вы себя чувствовали в тот момент, что смогли дать отпор своему обидчику? - Честно говоря, ничего. Ни радости, ни горя, ни каких либо ещё эмоций, уж стал у меня эмоциональный запас беден, после всего того, что было у меня. Но его взгляд я запомнил на долго, в нем, я видел себя. В тот момент мы как будто местами поменялись, и он стал мной, а я им, после того как я дал ему отпор, я начал бояться себя, я стал таким же как и он, - выдыхая всю дрожь из тела, Майкл, то и дело, что воиспроизводил из раза в раз этот момент, когда он видел себя в отражении пустых глаз своего отца. Он карал себя, он ясно понимал, что же он наделал, постепенно животная натура отца, стала просыпаться и в нем, но эта часть боролась с другой, с натурой его матери. Да, я его мама была не самой святой на этом свете, но она была тем самым лучом света, в котором дети видели защиту и безопасность, от насилия отца. Долгое время, Майкл не мог смириться с тем, что он постепенно становился своим отцом. Внешние черты, внутренние грехи, а также страхи стали проявляться в нем со страшной скоростью, - Больше всего на свете, я боюсь стать тем, с кем всю жизнь боролся, тем кого я боялся, а именно - своим отцом. Иногда мне даже неприятно называть его тем, кто однажды якобы "помог" появиться на свет, полный жестокости и боли.. - Вы жалеете, что живете? - Нет, я жалею, что мой отец все еще жив. И у меня есть то, о чем я жалею с момента 1983 года. - И о чем же, Мистер Афтон? - Я сожалею о том, что не знал к чему приведет данная шутка. Думал, все пройдет хорошо, но к сожалению, я сломал не только ему, но и жизнь себе, приняв эту ношу страданий и боли - Вы точно не знали, что делаете?..- Да, я не знал насколько же далеко я зашел..