Невербальная практика

Гермиона Грейнджер считала, что быть девственницей в двадцать пять лет нисколько не зазорно, а уж при отсутствии стабильного партнёра — и подавно. Живя в Хогвартсе девять месяцев из двенадцати, было затруднительно выстраивать свою личную жизнь. Кроме старого Филча, характер которого из года в год становился только хуже, во всём замке, если закрыть глаза на студенческий состав, было не более пяти особей мужского пола, и практически всех их Гермиона считала совершенно неприемлемыми. После расставания с Роном, который наотрез отказался продолжать отношения на расстоянии, когда она решила работать в Хогвартсе, Гермиона так и не смогла найти мало-мальски стабильного партнёра. Не сказать, чтобы она слишком страдала от этого, увлечённая работой и исследованиями. Но один раз, когда обозлённый плохой оценкой слизеринец нацарапал на парте хлёсткое «старая дева», Гермиона задумалась (и написала докладную, конечно). В её жизненном списке, изобилующем пунктиками по типу «стабильная работа», «стабильная зарплата», «стабильное место жительства», очень не хватало галочек напротив «стабильных отношений» и «стабильного секса». Мисс Грейнджер ценила опыт и ненавидела, когда ей его не хватало. Во время ночных обходов она ловила студентов, зачастую не затрудняющих себя даже сокрытием. Всё повторялось по одному и тому же сценарию: они смущённо одёргивали одежду, послушно кивали, стойко перенося вычет баллов, а в своих гостиных за глаза называли мисс Грейнджер чопорной старухой. Гермиона злилась и заваливала студентов домашним заданием до тех пор, пока обеспокоенная Минерва Макгонагалл не вызвала её к себе и не сообщила тревожным голосом, что ей пора взять отпуск. Грейнджер смиренно приняла совет директора и уехала к родителям. Там она познакомилась с очаровательным соседом по имени Майкл. Он был магглом, жил с родителями, работал в супермаркете и имел тело, достойное глянцевых обложек. Гермиона часто подглядывала за ним через окно, когда он, нацепив на себя тонкую белую майку, томно поливал газон из шланга. Орошаемая брызгами, ткань прилипала к ошеломляющему торсу Майкла, и Гермионе становилось больно из-за того, что она слишком сильно вжималась лбом в несчастное стекло. В конце концов она, предвидя скоротечность отпуска, пригласила соседа на свидание. Но когда Грейнджер, настроившись наконец прикоснуться к прекрасному, узрела Майкла в его ораторском мастерстве, всё желание разом схлынуло. Решив, что даже ослепительные кубики пресса и красивые пухлые губы не заставят её переносить рассказы об устройстве газонокосилки, Гермиона отреклась и от Майкла, и от мысли, что она и впрямь сможет затащить в кровать кого-то, кого знает меньше года. Решив потратить последние дни отпуска с пользой, она сходила на пару-тройку сеансов к психологу. Тот, внимательно выслушав историю и про пунктики, и про «старую деву», и про «ослепительные кубики», посоветовал Гермионе не держать всё в себе и записывать чувства на бумаге. Она прислушалась и в тот же вечер взялась за перо. Так родился чувственный рассказ о том, что было бы, если бы Майкл стоял хотя бы на одну ступень развития выше. Наверняка бедняга проворочался всю ночь, даже не догадываясь, какие таланты ему (а в частности его языку и рукам) приписала мисс Грейнджер в порыве фантазии, изредка сжимая ноги от удовольствия. По возвращении в Хогвартс Гермиона уже не терроризировала студентов как раньше, направляя весь свой пыл на бумагу. Вскоре в запертом ящике её рабочего стола появилось около десятка рукописей. Все они были совершенно непристойного содержания и включали в себя такие сцены, от которых Гермиона удовлетворённо краснела. Сперва героем её новелл за неимением других мужских образцов был Майкл, хоть и отмеченный несвойственным ему интеллектом. Затем полёт фантазии мисс Грейнджер начал рисовать идеальных мужчин, которых помимо Шекспира, философии и романтических мелодрам чрезвычайно увлекало доведение женщины до «исступления». Но, сколько бы удовлетворения она ни получала от написанного, нечто внутри всё ещё жаждало освобождения. Просматривая рукописи, Гермиона испытывала тоску из-за их неприкаянности. Как и любой писатель, обладающий хотя бы малым талантом и жаром желания поделиться своим творчеством, она начала задумываться о публикации. Вооружившись псевдонимом «Леди Джи», Грейнджер послала свою самую лучшую рукопись сразу в несколько редакций, но почти все они посчитали произведение излишне пошлым. Несколько недель она ходила поникшей и уже было снова начала увеличивать объём домашнего задания для студентов, но вдруг пришло письмо, определившее будущее не только Гермионы, но и всего Хогвартса. Послание было адресовано от редактора некого журнала для взрослых «Шёлковая ночь» и содержало довольно приятные замечания о том, что в новелле есть нечто настоящее и страстное и что редакция готова платить Гермионе за каждый новый экземпляр по отдельности около десяти галлеонов. За эти смешные деньги можно было четыре раза пообедать в «Кабаньей голове», но Грейнджер так отчаянно хотела публиковаться, что тут же согласилась. Послания от восторженных читательниц сперва приходили нечасто, а затем вместе с растущим окладом Грейнджер каждый месяц начала получать от десяти до пятнадцати писем, наполненных чувственными восхищениями и мольбой о следующей новелле. В конце концов безызвестный некогда журнал стал довольно популярным и почти догнал по тиражу «Ежедневный пророк». Это всколыхнуло общественность во всех уголках магической Британии и, конечно же, не обошло Хогвартс. Преподаватели, а в том числе и Гермиона, стали изымать «непотребную литературу» с завидной частотой. Вскоре это вылилось в проблему такого масштаба, что все письма и послания, прибывающие в Хогвартс, начали проверять. Макгонагалл назначила специальное дежурство, и во время раздачи посылок преподаватели, вместо того чтобы спокойно обедать, коршунами кружились над студенческими столами и высматривали, не промелькнёт ли среди обёрток броская обложка «Шёлковой ночи». Обретя насыщенную личную жизнь в своих новеллах, получив поддержку сотни читательниц и некоторую известность, Гермиона успокоилась и даже закрыла глаза на то, что является причиной переполоха в Хогвартсе. Внутренне стыдясь своего тайного занятия, она всё же считала, что «Шёлковая ночь» — далеко не главная причина повышенного либидо студентов. За окном стояла весна, и все уже ожидали каникул, поэтому легкомысленность и любвеобильность, как считала мисс Грейнджер, были вполне оправданы. Но она всё ещё была преподавателем и поэтому исправно гоняла парочки из тёмных углов, следила за тем, чтобы они снова не проникли в ванную старост, и нескончаемо твердила: «В стенах Хогвартса нужно учиться, а не играть в любовь». Поэтому там и тут шёпотом всё ещё повторялось унылое «чопорная старуха», но Гермиона больше не обращала на это внимания, а лишь таинственно усмехалась. — Мисс Грейнджер, кто-то зачеркнул руну на странице пятьсот два, — вверх взлетела рука, и Гермиона перестала гипнотизировать взглядом папку на своём столе. Худощавая шестикурсница нетерпеливо смотрела на неё. Веснушчатое лицо выражало крайнюю степень возмущения. — Глэми, пусть сосед поделится с тобой своим учебником, — ответила Гермиона, прочистив горло. Глэми обречённо покосилась на слизеринца, сидящего по правую руку от неё. Дерек дьявольски усмехнулся и медленно подвинул свою книгу на середину парты. Несмотря на его прекрасное бледное лицо и идеальную успеваемость, Гермиона относилась к Дереку, как и к любому слизеринцу, с неприязнью. Ко всему прочему, он, соревнуясь с Глэми в учёбе, постоянно задирал гриффиндорку, ронял её книги и дёргал за пушистые волосы. Грейнджер не могла взять в толк, почему мальчишки не желали проявлять свою симпатию менее травматично для противоположного пола. Глядя на вечные перепалки Глэми и Дерека, Гермиона с иронией думала о том, что когда он решит признаться однокурснице в симпатии, то замучает её до смерти, поскольку не обучен другому языку любви. И, хоть Глэми была её любимицей, Гермиона всё же приняла решение посадить их вместе, лишив всех остальных в классе возможности списать. Все замолкли, продолжая работу. Гермиона украдкой взглянула на крупные настольные часы: до окончания занятия оставалось ещё несколько минут. Она нервно прикоснулась к перевязанной и готовой к отправлению папке и нервно поджала губы. Внутри была рукопись из двенадцати страниц, вымученная с огромным трудом. Грейнджер возилась с ней дольше обычного и по завершении осталась не вполне довольна. Ей казалось, что каждая строчка повторяла предыдущие и всё это уже где-то было если не миллион, то уж точно десяток раз. Герои казались скучными и ленивыми, их действия не блистали оригинальностью. Гермиона, перевязывая папку, уже предчувствовала: редактор «Шёлковой ночи» снова скажет ей, что текст проседает. Так было уже около месяца или чуть больше. Гермиона ощущала себя выдохшейся и неспособной написать что-то увлекательное и столь же чувственное, как раньше. Сначала Грейнджер грешила на дополнительную нагрузку по подготовке студентов к международной магической олимпиаде по рунам, но вскоре поняла: она просто исчерпала запас своих познаний и даже фантазия уже не могла спасти положение. Гермиона досадовала на то, что для разнообразия не имела возможности сходить на обычное свидание, не говоря уже о возможности получить партнёра для «практики». Даже самый невинный флирт с живым мужчиной, как ей казалось, мог помочь выйти из творческого кризиса. Но на горизонте было пусто, и в стенах Хогвартса абсолютно никто не мог помочь ей справиться с этим досадным положением. Ну, почти никто… Гермиона расплылась в мечтательной улыбке, чувствуя, как её сердце замирает на долю секунды, а все внутренности щекочет от восторга. Она зажмурилась и представила длинный целительский халат, кипенно-белую рубашку и абсолютно идеальный разрез чувственного рта. И, словно повинуясь силам вездесущего провидения, предмет тайных фантазий Гермионы Грейнджер вдруг оказался в дверном проёме, обозначив своё присутствие лёгким стуком. — Целитель Хорни, — Гермиона подорвалась с места и так неестественно улыбнулась, что Дерек, взглянув на неё, побледнел от ужаса. — Мисс Грейнджер, прошу прощения, — едва её ушей достиг голос, принадлежащий самому сексуальному мужчине столетия, Гермиона почувствовала слабость в коленках и на всякий случай села обратно. Высокий широкоплечий брюнет, медленно и уверенно шествуя среди парт, смерил её внимательным взглядом и снова улыбнулся, вряд ли понимая, какое воздействие оказывают его губы на женскую фантазию. Тем временем все шестикурсницы оторвались от выполнения задания и почти всем корпусом повернулись в сторону вошедшего. Даже Глэми чуть не свернула шею, пытаясь как можно лучше рассмотреть лицо школьного целителя. В прошлом году заметно постаревшая и уставшая от работы мадам Помфри ушла на покой, и место школьного целителя довольно быстро занял Роб Хорни, только что закончивший курсы в больнице Святого Мунго. Едва войдя в замок, он стал центром женского внимания и окончательно и бесповоротно разрушил спокойное течение жизни Гермионы Грейнджер. Она помнила, что после недолгого первого разговора, сплошь состоящего из светской вежливости и её идиотского заикания, в рабочем столе появилась довольно внушительных размеров рукопись, полная таких грязных подробностей, что Гермиона не решилась отправлять это редактору. Но, сколько бы Грейнджер ни подвёртывала ноги на высоких каблуках, проходя мимо больничного крыла, сколько бы ни пыталась сладить со своими буйными волосами и сколько бы ни репетировала томную улыбку перед зеркалом, целитель Хорни оставался вежлив, учтив и холоден. Со временем Гермиона поняла бессмысленность своих стараний и сменила каблуки на удобные балетки, волосы снова скрутила в тугой пучок, а лицу вернула выражение строгости и требовательности. Каждое утро она бросала в зеркало тоскливый взгляд и поправляла целомудренную юбку ниже колена, изредка позволяя себе пару-тройку невзрачных украшений. — Мисс Грейнджер, — вежливо кашлянув, повторил целитель Хорни, остановившись перед преподавательским столом. — Мне нужен список студентов Гриффиндора для выдачи иммунного зелья. Гермиона с трудом вырвалась из лап соблазнительных фантазий, в которых Роб Хорни сметал с её стола все документы для того, чтобы освободить место для их незабываемого, фантастического и невероятного… — Конечно, — Грейнджер сглотнула и протянула ему уже давно приготовленный список. — О, благодарю, — он обольстительно улыбнулся, сверкнув своими зелёными глазами. Гермиона пыталась не выдать себя, но так и не смогла отвести взгляд от красивого лица с бледной безупречной кожей. — Мисс Грейнджер, — мужчина наклонился ближе, и она едва не задохнулась. От целителя Хорни пахло лечебными травами и, как показалось Гермионе, страстью. — Могу я попросить вас об одолжении? Смысл слов не сразу дошёл до возбуждённого сознания Грейнджер, но она постаралась собраться с мыслями. — Видите ли, в весенний сезон заболеваемость растёт, и мне необходимо как можно скорее обеспечить студентов иммунным зельем. Я едва успеваю спать, — он покачал головой, и Гермиона отстранённо подумала о том, что целитель Хорни выглядел слишком свежо и прекрасно для человека, обделённого отдыхом. — Каждая секунда на счету, — трагично прошептал он и, украдкой взглянув на зеркальную поверхность настольных часов, поправил прядь волос. — Не могли бы вы отнести ящик с готовыми зельями декану Слизерина и передать ему заполненный список? Гермиона вздрогнула и посерела. Одно упоминание об этом человеке заставило её внутренности скрутиться совсем не в приятном спазме. Она покачала головой и нахмурилась. — Простите, целитель Хорни, но после урока я должна… — О, мисс Грейнджер! — почти страстно прошептал он и склонился ещё ниже, сокращая расстояние между их лицами. Длинные изящные пальцы легко и словно бы непринуждённо накрыли запястье Гермионы. — Вы меня очень обяжете. Грейнджер поняла, что проиграла, когда её кожа начала зудеть под прикосновением Роба Хорни. Но эйфория длилась недолго. Спустя секунду пальцы исчезли, и на стол Гермионы тяжело опустился ящик со склянками. — Насколько я знаю, сейчас он на квиддичном поле, — сказав это, целитель Хорни выпрямился и склонил голову в подобии благодарности. — Ах да! Пожалуйста, не используйте заклятье левитации. Взаимодействие с магией может испортить зелье, — и направился к выходу, не обращая внимания на липнущие к нему взгляды. Гермиона с ненавистью посмотрела на папку, идентичную той, что находилась на её столе, и обречённо вздохнула.

***

К моменту, когда Грейнджер, обхватив увесистый ящик, добралась до западного выхода из замка, её руки онемели и начали неприятно ныть. Две папки балансировали прямо на бутылочках с зельями, и Гермиона напряжённо следила за тем, чтобы они не свалились в молодую влажную траву, совсем недавно пробившуюся сквозь оттаявшую землю. Направляясь к квиддичному полю, она заметила, что на огромной высоте над землёй с бешеной скоростью перемещались тёмные точки. С раздражением подумав о бессмысленности такого опасного вида спорта, как квиддич, Гермиона оглянулась в попытке найти того, чьё имя ей не хотелось произносить совсем не из-за страха. Прямо над головой просвистело что-то массивное, обдав холодным потоком воздуха, и Гермиона испуганно охнула, покачнулась и выронила из рук ящик с зельями. Уже представив, как десятки бутылочек превращаются в стеклянное месиво, она зажмурилась и раздражённо сжала губы, но звона не последовало. — Грациозна, как и всегда… — раздался насмешливый голос справа, и Грейнджер тут же распахнула глаза. В полной квиддичной экипировке, с влажными и слегка растрёпанными светлыми прядями, гладко выбритыми впалыми щеками и фирменной фамильной усмешкой Драко Малфой выглядел слишком хорошо для того, кто носился на метле целый час. Гермиона с досадой подумала, что в этой жизни ей вряд ли достанется удовольствие увидеть Малфоя в неприглядном свете. Казалось, во внутреннем кармане мантии он всегда носил набор по уходу за своим холёным и крепким (нет, Гермиона никогда не глазела!) телом. Грейнджер казалось, что он преследует её по пятам с той лишь целью, чтобы упиваться её раздражением. Не раз Гермиона обращалась к абстрактным богам, вопрошая, за что она так провинилась в прошлой жизни, если проклятье под названием «Драко Малфой» неизбежно настигало её везде, куда бы она ни шла. Грейнджер была уверена: убеги она далеко в снежные горы и спрячься в пещере — Малфой всё равно нашёл бы её, случайно оказавшись владельцем новенького горнолыжного курорта. И, в отличие от неконтролируемого презрения, которое Гермиона испытывала по отношению к нему, факт преследования был вполне объективным. Попав в Академию Высшего Волшебства после Хогвартса, Гермиона была неприятно удивлена, увидев среди своих однокурсников это бледное ухмыляющееся лицо, черты которого были так искусно высечены демоном, ответственным за наказание Гермионы Грейнджер. Она вытерпела четыре года соревнований за звание лучшего студента, успешно подавляя порывы вцепиться зубами в шею Малфоя, справляющегося с учёбой так, словно для него это была непринуждённая партия в гольф. Выпускаясь, она была счастлива расстаться с привидением, преследующим её на каждом шагу, и на торжественной выдаче сертификатов даже пожелала Драко Малфою удачи. В тот день он впервые улыбнулся ей искренне, и Гермиона решила, что наконец закрыла гештальт. Но уже через пару месяцев, устроившись на работу в Хогвартс, Гермиона нелепо замерла у дверей большого зала, заметив Драко Малфоя за преподавательским столом. В тот момент все добрые побуждения разрушились в одно мгновение. Она прожигала его грозным взглядом в течение всего торжественного обеда и, когда Минерва объявила о новом преподавателе зельеварения, скривилась так, что первокурсник, случайно узревший эту гримасу ненависти, расплакался. Вопреки ожиданиям Гермионы, Малфой был отличным преподавателем и зельеваром. Его студенты получали высокие баллы и успешно сдавали экзамены, а квиддичная команда Слизерина, возродившаяся по его инициативе, заняла призовое место в дружеском чемпионате среди школ волшебства. Смирившись с тем, что Малфой ежедневно портит её аппетит перед обедом, торжественно восседая на соседнем стуле, Гермиона слегка успокоилась. Какое-то время их интересы не пересекались, но когда Минерва доверила не Гермионе, а Драко вести дополнительные курсы по ЗОТИ, в сердце Грейнджер разгорелся настоящий огонь войны. Проплакав от бессилия всю ночь, она поклялась, что отныне не оставит Драко Малфоя в покое и сделает его жизнь адом. Но Минерва отправила её в отпуск, и идея мести притупилась сама собой. С тех пор они встречались крайне редко, хотя порой Малфой внезапно появлялся на пути Гермионы и отпускал язвительные замечания насчёт чересчур серьёзного лица или забавного «старушечьего» пиджака. В такие моменты Грейнджер сдерживала пену бешенства у самых губ и спокойно проходила мимо, смерив наглеца уничижающим взглядом. В остальное время она была слишком занята, чтобы замечать Драко Малфоя, хотя иногда — она могла поклясться Мерлином — тот намеренно пытался привлечь внимание тем, что принимал больше похвалы от Макгонагалл, чем наверняка заслуживал. — Решили записаться в квиддичную команду, мисс Грейнджер? — он одарил её блестящей улыбкой, и Гермиона неприятно оскалилась в ответ. От одной мысли, что Драко Малфой мог стать её учителем, Грейнджер внутренне содрогнулась. — Вы хотели сказать, команду самоубийц? — Гермиона посмотрела на ящик с целёхонькими зельями. Малфой, самодовольно ухмыляясь, убирал в карман палочку. — С вашей координацией… — он развёл руками и стрельнул взглядом на папки, отмокающие в росистой траве. Гермиона приказала себе промолчать и поспешно нагнулась, чтобы подобрать потерю. — У меня нет времени на бессмысленные разговоры, — вздёрнув подбородок, она против воли пробежалась взглядом по рукам в кожаном обмундировании. Гермиона на секунду нахмурилась. Она видела Малфоя слишком часто после Хогвартса, так что изменения не бросались в глаза. Но теперь она определённо точно могла сказать, что он стал высоким под стать своему самомнению, а ещё потерял болезненную худобу и, тренируясь на квиддичном поле почти каждый день, приобрёл мышцы, заманчиво проступающие через облегающую одежду. Его взгляд стал более нечитаемым, чем прежде, однако в глазах сохранилась усмешка, отдающая цинизмом. И, конечно, он великолепно заточил свой язык для острот, от которых у Гермионы сводило челюсть. — Как и у меня, — Драко поднял голову и нахмурился, заметив, что команда начала филонить, едва он отвлёкся от игры. — Что вас привело? Гермиона сжала зубы, чувствуя приторность его обращения на «вы». Оба они плевались своей вежливостью, но до сих пор соблюдали негласные правила какой-то извращённой и бессмысленной игры. — Целитель Хорни просил передать имунное зелье и заполненный список, — отчеканила Гермиона и вручила Драко папку. Почти незаинтересованный передачкой, он хмуро посмотрел на Грейнджер. — Ящик довольно тяжёлый. Почему он не сделал это сам? — У него были дела. — Конечно, — Драко приподнял бровь и усмехнулся уголком губ. Гермиона поражённо нахмурилась, отвела взгляд и едва заметно покраснела. Малфой напряжённо сглотнул, наблюдая, как румянец, принятый им за смущение, расползается от безупречной кожи щёк к тонкой шее. Крошечная фигурка Грейнджер едва ощутимо вздрогнула под его взглядом, и Драко повёл плечами, отгоняя наваждение, застилающее глаза мутной дымкой. Он не мог в точности ответить на вопрос, почему всегда оказывался там, где была Гермиона. После окончания Хогвартса было время, когда он хотел запереться в опустевшем после отъезда родителей поместье и постепенно состариться в безызвестности и одиночестве. Но, прочитав в «Ежедневном пророке» о том, что Грейнджер поступает в Академию Высшего Волшебства, решил, что факультет зелий не так уж и плох. И Драко не пожалел об этом решении ни разу. Было бы глупо не признавать то, что раздражение Грейнджер веселило его. Её лицо забавно морщилось, когда он получал балл выше, и это почему-то давало силы жить и двигаться дальше. По окончании Академии Драко чувствовал опустошение, и, когда Грейнджер внезапно заговорила с ним и искренне пожелала успехов, он был готов признаться вслух, насколько ободряюще выглядит её улыбка. Но Гермиона была переменчива и сурова, как тайфун, и он промолчал. Долгое время он слонялся по Британии без дела и нигде не мог найти ни одного упоминания о Грейнджер и о том, как она проводит время. Ему помог все тот же старый добрый «Пророк», взорвавший общественность новостью о том, что подающая надежды Гермиона Грейнджер вдруг решила отправиться в Хогвартс и, как говорила пресса, «запереть свой потенциал в тысячелетних стенах». Минерва Макгонагалл удивилась, когда Малфой появился на её пороге, готовый к любой работе, которую она могла предложить. Как оказалось, Драко удачно подоспел на замену Слизнорту, который, заведя крайне странные отношения с мадам Помфри, решил вслед за ней уйти на покой, а точнее — поселиться в небольшом живописном домике на окраине одного из графств Великобритании. Так он стал преподавателем Хогвартса, хотя раньше с презрением думал о перспективе вдалбливать знания о высоком искусстве зельеварения в бездарные головы гриффиндорцев и хаффлпаффцев. Не сказать, что Драко хотел быть кем-то ещё. Выбор его профессии и достаток шли совершенно разными дорогами. В руках Малфоя было фамильное состояние, проценты с крупного вклада в Гринготтсе, а также ежемесячная доля дохода с продажи зелья, которое он изобрёл, запатентовал и отправил на рассмотрение одной крупной компании во время учёбы в Академии. Любопытной прессе он шутливо заявлял, что «спрятался» в Хогвартсе, чтобы Нарцисса не смогла женить его на одной из её хорошеньких французских протеже. И, хотя доля правды в этом была, Драко не мог ответить определённо, для чего ограничил себя в удобствах и переселился в мрачные и пустынные комнаты преподавательского крыла. Но в моменты, когда кудрявая макушка Грейнджер появлялась в поле зрения, он чувствовал, что почти знает ответ. Заметив, что Малфой замер, Гермиона одёрнула пальто, впопыхах накинутое на плечи, и неловко прижала папку к груди. Беседа проходила почти спокойно, и это поражало. — Раз уж вы пришли, не хотите ли прокатиться? — Драко приподнял брови, заметив замешательство Грейнджер. — Не переживайте, — и неосознанно сжал ладонь вокруг древка, поймав её взгляд. — Я держу крепко. Гермиона возмущённо вспыхнула: — При всём уважении, — язвительно начала она, — я бы никогда и ни за что не взобралась на вашу метлу! — и тут же покраснела. Драко расплылся в хищной улыбке: — Не зарекайтесь, мисс Грейнджер! Уверен, под этими невзрачными пуританскими тряпками прячется неистовая наездница! Он рассмеялся, наблюдая, как лицо Гермионы мрачнеет. Злобно зыркнув в сторону Малфоя, она развернулась и решительно направилась к преподавательскому залу отдыха, надеясь отправить рукопись через единственный доступный камин до того, как поблизости окажутся нежелательные посторонние лица.

***

Было около половины двенадцатого ночи, когда Гермиона наконец закончила все дела и приняла душ. Натянув свою любимую длинную сорочку с очаровательными кружевами, она распустила волосы, уселась в кресло перед большим окном и с тоской посмотрела на небо, где уже сиял медный полумесяц. Решив немного почитать перед сном, Грейнджер взяла в руки книгу, прочла несколько строчек, но так и не смогла сосредоточиться. Мысли упрямо вращались вокруг тех сладостных минут, когда Роб Хорни осчастливил её прикосновением своих изумительных длинных пальцев. Гермиона мечтательно зажмурилась, представляя, как его руки скользят по её плечам, спуская бретели сорочки, и лёгкими движениями ласкают кожу, пробираясь к ключицам. Грейнджер чувствовала, как краснеет, едва она представила кончики его пальцев на вершинах своих грудей, и вздрогнула, когда её руки повторили за призрачным любовником. Гермиона мгновенно открыла глаза и ощутила резь стыда. В воспоминаниях промелькнул строгий взгляд матери, которая твердила, что трогать себя — гадко и недостойно, однако не объяснила, что делать со странным вязким желанием внизу живота и каким образом его можно удовлетворять. И хотя спустя несколько лет Гермиона разобралась с этим самостоятельно, после каждого полученного оргазма она всё ещё чувствовала лёгкий стыд, который, впрочем, не мешал Леди Джи описывать в подробностях то, что мать посчитала бы отвратительным и порочным. Покачав головой, Гермиона снова закрыла глаза и постаралась представить искушённый взгляд тёмно-зелёных глаз, который проходился бы по её телу с неторопливой жадностью. Закинув ногу на бортик кресла, Грейнджер закусила губу и пальцами провела лёгкую линию от колена к внутренней стороне бедра. Целитель Хорни в её фантазии уже целовал влажными от страсти губами лодыжку, продвигаясь всё выше и выше, пока наконец… Раздался стук в окно, и Гермиона, испуганно вздрогнув, вскочила с кресла, зачем-то нервно приглаживая волосы. За стеклом сверкали два внимательных жёлтых глаза. Неясыть светло-коричневого окраса нетерпеливо постучала клювом ещё раз. Гермионе показалось, что в глазах птицы промелькнуло осуждение. Фыркнув, волшебница распахнула окно. Неясыть наклонила голову и подняла лапку с привязанным к ней письмом. Осторожно освободив птицу, Гермиона открыла ящик стола и достала специально приобретённый корм. — И никому ни слова, — шутливо прошептала Грейнджер, наблюдая, как сова жадно хватает угощение. Бросив на волшебницу недоумевающий взгляд, неясыть взмахнула крыльями и унеслась прочь, растворяясь в ночном небе. Гермиона улыбнулась, закрыла окно и посмотрела на надпись в правом углу конверта. Письмо было от редактора «Шёлковой ночи». Грейнджер чувствовала, что содержание не обрадует её, но решительно вскрыла конверт и быстро прочитала довольно короткое послание. В одно мгновение кровь в теле застыла, и Гермиона, выругавшись шёпотом, метнулась к вешалке, срывая с неё халат. Хлопнула дверь, и пыль ещё долго кружилась в комнате, оседая на зловещее письмо, оставленное на столе:

«Дорогая Леди Джи!

По-видимому, произошла ошибка. Вместо рукописи, которую я ожидаю уже неделю, в папке, отправленной вами сегодня, по какой-то причине оказался список студентов Слизерина. Надеюсь, вы успеете повторно выслать новеллу до послезавтра, так как мы не имеем возможности задержать выпуск "Шёлковой ночи".

С уважением, К.Л.»

***

Постучав в массивную дверь из чёрного дерева всего несколько раз, Гермиона судорожно оглядела коридор преподавательского крыла и нетерпеливо схватилась за ручку. На удивление, дверь оказалась открыта, и Грейнджер, совершенно не думая о приличиях и прочих светских глупостях, ворвалась в комнату. Внутри царил романтичный полумрак, но Гермионе он показался зловещим. Она была уверена, что место, где обитает Драко Малфой, должно было напоминать древний склеп. Но на стенах не оказалось ржавых кандалов, и вместо устрашающего гроба под пологом располагалась вполне обыкновенная кровать с покрывалом серого цвета. На изящном рабочем столе царил безукоризненный порядок, и только несколько дорогих перьев лежало в самом его углу. Рядом гордо возвышался позолоченный канделябр, и несколько свечей, венчавших его, распространяли мягкий свет. Ковёр под ногами заглушал шаги, и Грейнджер осторожно прошла в центр комнаты. За дверью, расположенной справа, шумела вода. Гермиона почувствовала короткий приступ надежды: быть может, Малфой ещё не успел прочесть то, что предназначалось совсем не для его глаз. Волшебница на цыпочках пробралась к столу и принялась дёргать ящики на себя, но все они были заперты. Не сработало даже поспешно вышептанное «Алохомора», и Гермиона обречённо стукнула кулаком по столешнице. Увлечённая своим отчаянием, она не услышала скрип открывающейся двери. — Мисс Грейнджер? — донёсся до неё удивлённый голос, и Гермиона, не оборачиваясь, резко выпрямилась, всё ещё надеясь придумать себе оправдание. Она лихорадочно подумала о том, чтобы прикинуться жертвой лунатизма, но тут же раздражённо поморщилась и медленно повернулась. Дыхание спёрло, когда она увидела высокую фигуру Драко Малфоя, застывшего в дверном проёме. Гермиона едва не застонала (от обречения): кроме серого полотенца, прикрывающего бёдра, на Малфое была лишь его неизменная кривая ухмылка. Сложив руки на груди и склонив голову, он внимательно изучал Грейнджер от подола сорочки до вьющихся волос, рассыпанных по плечам. Наконец Малфой посмотрел ей в глаза, и Гермиона отпрянула, неосознанно прижав руки к груди. — Или мне лучше называть вас Леди Джи? Мефистофель, Люцифер, Дьявол, Сатана — все эти имена были неподходящими для существа, глаза которого сверкали столь явным демоническим коварством. Гермиона напряжённо сглотнула, подумав о том, что над всеми злыми силами, известными человечеству, должен был возвышаться он — Драко Малфой.