***
Это был восемнадцатый день рождения Дофламинго. За два года многое изменилось: в отличие от шестнадцатилетия, на праздник слетелась толпа сверстников. Росинант тоже пришёл, но чувствовал себя одиноко: подростки пили, хохотали, делились какими-то неприятными шутками, лапали рабов и рабынь. Такого размаха вечеринки проходили далеко не каждый день. Весь Мари Джоа наблюдал за тем, как Дофламинго набирает влияние. Не выдержав, Росинант сбежал в своё убежище - на крышу. Там он сидел, смотря на звёзды, пока не успокоился. Он чувствовал себя самым одиноким и бесполезным человеком на Свете: Небесный Дракон, который презирает своих же. Продрогнув, он спустился под крышу поместья. Юный тенрьюбито просто не мог заставить себя вернуться на вечеринку, а потому решил лечь спать пораньше. Слышались пьяные голоса и смех в отдалении: кажется, весёлые гости ввалились в оранжерею. Хорошо, что мама в такие дни уже спала, выпив успокоительное. Вернувшись в покои, к своему неудовольствию, Росинант обнаружил в кровати чужака, да ещё одетого. Какой-то гость нагло храпел, смяв дорогое одеяло. Юноша кинул взгляд на личного раба, который отвечал за покои. Тот, сохраняя дежурную улыбку на лице, едва заметно напряг плечи. Спрашивать этого человека ни о чём не хотелось: были бы слуги, которые не боятся каждого твоего чиха, было бы легче нормально поговорить. А это безвольное создание что могло возразить сильным мира сего? Делами семьи заправлял старший брат. Дофламинго был агрессивнее и перспективнее, а потому к нему прислушивалась и тянулась знать, особенно подростки, словно подсознательно чувствуя вожака. Росинант в то время ещё не научился как следует говорить "нет" порядкам, которые завёл брат. Младший ещё не мог оттягивать внимание на себя, не ощущал в себе силы отстаивать свои убеждения. — Эй, — позвал Росинант неучтиво, пытаясь справиться с раздражением, потряхивая чужака за плечо. — Что? Кто? А, это тиыы...аааа, — гость громогласно зевнул, просыпаясь. — Зачем покинул вечеринку? Твой брат расстроился... меня за тобой послал. — Я хочу спать. Так передай Доффи. И, пожалуйста, покинь мою комнату, мне теперь надо перестелить постель, — вежливо и холодно сказал Росинант. — Это после меня? Перестелить?! Ты чего, думаешь я грязнее тебя? — подозрительно трезвый мальчишка встал, вдруг тесно прижимаясь и обнимая Росинанта. — Ну вот, если ты считаешь меня грязным, то придётся ванну принять, понял? Ха-ха-ха... Раб тут же кинулся выравнивать кровать и менять вышитое золотом покрывало, поверх которого лежал незванный гость. Сухопарый мужчина работал быстро, чётко, с замершей на устах дежурной улыбкой. Росинант вдыхал приятный аромат сбалансированного купажа, принимая силу и тепло другого тела. Он привык, что его обнимает только мама — нежно и легко, и брат — нагло и когда хочет. Нынешний контакт отличался от всего, к чему он привык: сильные и решительные объятия были довольно тактичными и мягкими. Удивленный своими ощущениями, словно открыл ещё один цвет в палитре мира, он не шевелился. — Эй, ты чего замер? — забеспокоился незваный гость. — У меня просто две двоюродные сестры те ещё вредины. Я их так дразню. Не обижайся. Я Виктор. Из основной ветви Вольфрам. Ты должен знать, но ты не от мира сего, так что на всякий случай... — Я спать хочу, — растерявшись, повторил Росинант. — Я тоже, если честно. Тебе же шестнадцать, как мне? Ну или почти? — Росинант кивнул. — Мне тоже скучно на таких мероприятиях. По секрету: у твоего брата совсем нет вкуса. Всё слишком яркое и вычурное, слишком... хотя вот идеальное описание: всё слишком. Давай может в шахматы поиграем? — Ты же тоже спать хотел... — Да, но... я редко оставался в гостях, мне непривычно спать одному в незнакомом месте. — Ты заснул в моей кровати, — напомнил Росинант, посмотрев на запястья: гость до сих пор держал их, словно забыл отпустить. — Точно... пока ждал тебя незаметно прикорнул. Может у тебя аура такая?! Успокаивающая? Без тебя и Дофламинго становится грубее... — Глупости, — Росинант всё же забрал свои руки и сделал пол шага назад. — Просто брат бывает слишком эмоционален. Он обладает очень яркой харизмой, не то что я. — Да, ты другой, — задумчиво протянул Виктор, делая пол шага вперёд. — Только знаешь, мне больше нравится... — Роси!!! От этого крика оба юнца подпрыгнули. Доносился пьяный голос Дофламинго из соседней комнаты покоев. Через пару секунд на пороге спальни появился и сам брат. — Роси, почему я должен искать тебя во время моего праздника? — для пьяного вдрызг, Доффи говорил и действовал очень точно. — Я хочу спать, — на выдохе в очередной раз продекларировал Росинант, слегка закатывая глаза: когда его наконец оставят в покое? — Пожалуйста, выйдите из моих покоев. Оба. — Я имею право здесь находиться, фу-фу-фу — Дофламинго, слегка пошатываясь, налетел на плечи младшего и повис. — А почему тут Виктор? — Ты, — поддерживая немалый вес тела, ответил Росинант, — сам его за мной послал. — Да? Точно, точно. Но было это больше часа назад! — едва уловимые ноты угрозы слышались отдалёнными раскатами грома. — Я ждал Росинанта тут. Он только что вернулся, — спокойно ответил Виктор. Его не обижали попытки братьев постоянно его задеть. Он смотрел с интересом и любопытством, примечая каждую деталь. — Только что? Роси, где ты был? Почему снова бросил меня? Вот насколько ты меня любишь: бросаешь одного в День Рождения! — Ты был не один, — устало возразил Росинант, подтаскивая Доффи к постели и скидывая на мягкую кровать. — Горве, Джеймс, Лукреция и ещё сонм твоих поклонников от тебя не отлипали. Дофламинго смотрел на него снизу вверх с кровати, повернув голову к плечу. — Но мне нужен именно ты для счастья. Ты против? — старший цепким прищуренным взглядом всмотрелся в лицо брата, словно от ответа зависела чья-то жизнь. Скорее всего, не его собственная. — Нет, я рад, что могу сделать тебя счастливым, — бесцветно ответил Росинант, сонно прикрывая веки и подавляя зевок. Он привык к таким провокационным вопросам брата, и знал, что другого ответа тот не принимал. — Тогда, — Дофламинго резко встал, приближая лицо к лицу младшего, — улыбнись для меня, как улыбался весь вечер, — он поймал ладонями щёки братика и удержал рядом с своим лицом. Росинант привычно улыбнулся, мило прищуривая сонные глаза. Он доверчиво позволил брату держать своё лицо. Виктора передёрнуло, он сам не понял от чего именно. Улыбка младшего Донкихот действительно была искренней и очаровательной, хоть и сонной, но вот улыбка Дофламинго... была как всегда хищной и самодовольной. — Вот так, мой лучший подарок, — похвалил Дофламинго, насмотревшись. Он крепко обнял брата за шею, по-хозяйски сильно прижимая к себе, и, Виктору показалось, угрожающе смотря на свидетеля этой сцены. — А теперь отдыхай. Спи, братишка. Виктор, пойдём, я покажу тебе твои покои. — Спокойной ночи, — пробормотал Росинант, даже не оборачиваясь. — Спокойной, — пробормотал Виктор, бросая последний взгляд на нового знакомого. Ему стало только интереснее понять этого странного человека. И речь шла вовсе не о Дофламинго...***
Когда Дофламинго встал с кровати, Росинант устало лёг на живот. Он спокойно улыбался, наблюдая, как тот стаскивает с себя презерватив и скидывает на пол. Его реальные чувства сильно отличались от тех, что изображала мимика. Наверное, он никогда, ни в один другой день в своей жизни, не срывался на бег с таким отчаянием, как сегодня. Первый раз — когда услышал про пожар в лабораториях. Сердце сразу ухнуло вниз, предполагая, что Ло в большой опасности. Он наорал на дозорных, заставив их разблокировать дверь и впустить его внутрь. Росинант не помнил точно, что говорил, но, очевидно, был безумно убедительным. Столкнуться с Ло в дымном коридоре было чудом, особенно с учётом того, что он почти потерял сознание, надышавшись едким дымом. И опять юноша спасал его, когда Росинант спешил ему на помощь. Второй раз застал его врасплох после того, как двери суда закрылись, а Ло, сосредоточившись на своём вранье, отказался бросить на него хотя бы один взгляд через плечо. Ложь во спасение Росинанта. Снова. Только эта мимолётная фраза про доктора Брута застряла в подсознании как неуместная заноза. Конечно, он понял намёк: чтобы усилия Ло не пропали даром, надо было торопиться. Спросив у охраны, может ли он свободно перемещаться, Росинант тут же быстрым шагом на грани отчаянного бега направился на подземные уровни. Вернувшись, он никак не ожидал, что заседание суда прекращено, а Дофламинго забрал Ло. Будь в этот момент рядом старший брат, и всё закончилось как и полтора месяца назад — ожесточённой дракой. Темное чувство затопило сознание, ослепляя. Он понимал, что вся эта схема затеяна ради него. Такая сложная, нелепая, шаткая, но он попал во все силки, запутавшись слишком сильно и не успев этого понять. Как Дофламинго мог знать, что он решит забрать Ло себе? На основе чего предсказал, что появится такая связь между ними? Мог ли он вообще такое предвидеть? Нет, это как раз вряд ли. Предположение. Закинутая среди прочего удочка, не более того. Идея подставить его под приговор Высшего Суда сработала бы и без отравителя в уравнении. Просто так удачно совпало. Скорее всего так. Сетей было много, на разных уровнях. Глупо было бы думать, что это не так. — Доффи, нам надо поговорить. Всё ещё можно было исправить, прояснить, — так тогда казалось Росинанту. Старший брат кинул взгляд на младшего и увидел совершенно не то, что хотел: вместо благодарности и неги после хорошего секса, Росинант смотрел серьёзно и спокойно, если не сказать — равнодушно. И улыбка никак не перекрывала истины в его глазах. — Ц, только не сейчас! Ты хочешь испортить момент примирения?! Уголки губ Росинанта нервно дернулись вниз. Он сел на кровати. — А когда? — тихо и вкрадчиво, почти громким шёпотом, спросил Росинант. — Нам. Надо. Поговорить. На самом деле нужно было уже довольно давно. Дофламинго смотрел ему в глаза сверху вниз, с позиции сильного. Всё же он первым не выдержал, и отвернулся, сделав вид, что пошёл за своей одеждой. — Фу-фу-фу, какой ты решительный... — не смотря на смех, голос мужчины дрожал раздражением. — Если тебе надо, приведи себя в порядок и приходи через час в мой кабинет. Сможешь? Дофламинго накинул свою розовую шубу, и на последнем вопросе кинул взгляд через плечо. Росинант уже почти полностью утратил улыбку. Именно в том кабинете всё началось. После того, как они впервые подрались...***
Вернувшись из Пангеи, где доктор Брут вытащил его с того света, Росинант дошёл до своих покоев. По ходу, кажется, отдал приказ его не беспокоить. Он не помнил. С тех пор память часто его подводила. Душа ощущалась побитой много больше тела. Мужчина рухнул на кровать и долго-долго смотрел в пустоту. Разум не был способен на сон. Не мог думать, не хотел воспринимать то, что происходит. Спасением было то, что ничего и не происходило: в покоях тенрьюбито даже пыль не танцевала в тонких лучах солнца. Страшными отзвуками крутилось воспоминание о словах Дофламинго: "Говори! Поговори со мной! И чем я заслужил твоё презрение, братишка?.." Тем что удерживал около недели, пытал и насиловал? Удивительно, что это казалось мелочью для старшего брата. А ведь он обиделся на то, что его назвали монстром... "Ты... ты съел стекло???" Можно подумать, что это был не единственный путь побега — на тот Свет. Даже боль от смерти матери была не столь разрушительной, как боль от действий слетевшего с катушек Дофламинго. И речь не о физической боли. Здесь она не имела значения. "Роси! Роси, не умирай!" — рычал Дофламинго, неся его к доктору Бруту. — Ладно, я понял. Я перегнул палку. Я больше не трону тебя. Слышишь? Понял? Осознал? Не трону, пока ты сам не захочешь. Когда снова начнёшь со мной говорить. Тогда... вот тогда и посмотрим." Росинант подумал, что этот момент никогда не наступит. Никогда. Ничто не может заставить его снова сказать Доффи хоть слово. Оставшись наедине с собой, Росинант впал в глубокую апатию. Не было сил, чтобы хоть что-то чувствовать или желать: ни жизни, ни смерти. Через три дня его рывком достала из этого состояния Берта. Тогда он захотел найти выход и начал делать это непоследовательно, импульсивно, глупо. В частности пытался надавить на Сенгоку. Через Сильву он писал Драгону, но ответного письма не пришло. Возможно, его кто-то перехватил. Из-за осторожности, Росинант решил не упоминать про побег с Мари Джо. Только куда на самом деле может деться тенрьюбито? Где в мире ему дадут приют, без угрозы быть разорванными толпой на части? Кто рискнёт не отдавать его правительству, если для горосей его будет выгоднее вернуть, а не убить? Мари Джоа, она же Святая Земля, оказалась идеальной золотой клеткой. Дофламинго будто исчез из его жизни: ни весточки, ни похабных выкрутасов, ни слова. Монстр напился крови, насытился своей жертвой и притих. Иногда, Росинант думал, что, может быть, Доффи раскаивается? Может он сделал это потому что был не в себе и теперь глубоко жалеет, что перешёл границы? С тех пор братья увиделись впервые лишь на Балу Первого Цветения...***
Росинант побледнел. Воспоминания ранили не хуже опущенного со свистом стека. Может, решение поговорить всё же очередная ошибка? Росинант кивнул затравленно, молча, и старшего брата это удовлетворило. Дофламинго улыбнулся очередной маленькой победе, затем стремительно вышел из комнаты Ло, не оборачиваясь. С лица Росинанта пропали последние отпечатки улыбки. Он устало прикрыл глаза. Внутри было пусто. Белый шум энтропии мыслей не позволял ни о чём думать, и это являлось благом. Потому что чувства напирали изнутри на плотину самоконтроля. Опасно трещало по швам всё его естество. Привести себя в порядок? Скорее он хотел снова лечь под одеяло, ничего не вспоминая, слушая тишину, ощущая пустоту. В такой точке покоя легко можно было предаться детской иллюзии: больше ничего не способно пойти не так. Но он не мог, не имел права прятаться. Нужно было отвоевать хотя бы то, что можно. Он всегда старался быть сильным ради других. Росинант перевёл взгляд на невольного третьего участника. Думать о Ло было попросту слишком опасно: любая мысль могла превысить лимит и плотина самоконтроля рухнула бы. Кто для него Ло? Тот, кого он защищает. Тот, в ком видит надежду. Что-то доказывающее его правоту: в самой чёрной душе можно найти пятна света. А значит, всё что он делал для брата до этого не было напрасным. Наверное, это лицемерно отодвигало истинное значение Ло, но так было проще. Невозможно было поверить, что нежность, родившаяся по отношению к юноше, это любовь, связанная со страстью, а не с заботой. Братик, младший братишка — компенсация тех чувств, которых, как оказалось, не было между ним и Дофламинго. Такое объяснение поразительно легко притворялось правдой. И старший брат так легко грубо и вульгарно смял эту субординацию. Заставив Ло участвовать в оргии, Дофламинго словно издевался над их чувствами. Ржавчина похоти проела души, сделав их хрупкими. Ло лежал, обняв колени, и смотрел в никуда. Основная драма разыгрывалась в его мечущихся, словно испуганная птица, глазах, что выражали несчастье и вину, страх и сожаление, отчаяние без надежды. Щёки пылали, словно адское пламя стыда вот-вот проявится на физическом плане. Дофламинго как никто другой умел создавать ситуации, когда правильно повести себя невозможно. Росинант это знал, а потому усилием воли надел на себя спокойную полуулыбку. — Ло, — позвал он своим самым мягким голосом. Юноша даже не дёрнулся. Только замерший взгляд показал, что он среагировал. — Прости. Ло медленно перевёл взгляд с бури внутри на Росинанта. Теперь он выглядел шокированным. Широко открытые дикие глаза неверяще смотрели на его Коразона. — Прости меня, — Росинант с усилием вернул ободряющую улыбку. — Ты был прав тогда: всё это произошло из-за меня. Если бы меня не было, то ты бы не стал жертвой. Тебя не смогли бы использовать. Тебе было бы не так больно. Это я во всём виноват перед тобой. Потому и прошу прощения. Вместо того, чтобы как следует искупить вину Правительства перед единственным выжившим во Флевансе, я только приумножил твои страдания. Прости меня. Хоть я того и не заслуживаю... Росинант потянулся вперёд, протягивая руку чтобы успокаивающе погладить, но замер, не завершив движения, потому что Ло вдруг рявкнул: — Хватит! — его нижняя губа подрагивала, то ли от гнева, то ли от горя. — Хватит нести эту чушь! Хватит улыбаться! Ненавижу эту твою улыбку! Она обманывала меня всё это время! Всех обманывала! Ненавижу! Ненавижу!!! Понимаешь? Не смей больше так улыбаться и делать вид, что всё в порядке! Не смей брать на себя всю ответственность! Не делай вид, словно в одиночку сможешь изменить этот грязный, прогнивший до основания мир! Перестань быть наивным идиотом! Перестань думать о других! Ло выдохся от крика. Он и сам не ожидал от себя такой яростной отповеди. В процессе, юноша не заметил как встал на четвереньки и подался вперед, словно атакующий кот. Остыв на мгновение, он вдруг понял, что Росинант сидит перед ним голый, в блестящих потёках смазки на бедрах, от которой слиплись светлые волоски. Юный раб с трудом сглотнул. Думать сейчас о таком было преступно, но неудовлетворенный юный организм невольно реагировал, а от этого становилось тошно до слёз. У Ло задрожали руки, и он снова сжался в комок, чтобы его Коразон не обратил внимания, не заметил. Выпотрошенная, вывернутая наизнанку душа болезненно пульсировала, не давая нащупать ровную логическую цепочку мыслей. Ло не собирался быть соучастником изнасилования. Он не хотел способствовать тому, что Дофламинго получил удовольствие от секса с собственным братом. Разочаровывать Росинанта. Предавать его доверие похотливым эгоистичным поступком. Но он тогда не соображал нормально! Оглушительные стоны Росинанта сквозь время всё ещё разрывали барабанные перепонки и сбивали с ритма сердце. Ло словно не мог вынырнуть из воспоминаний о только что произошедшем. Тем сильнее и отчаяннее было желание выйти из момента, сбежать от произошедшего. Это рождало непропорционально агрессивную реакцию. Росинант побледнел, словно от боли внезапно нанесённого удара. Ло прикрыл глаза трепещущими веками: опять он сказал лишнего. Опять бил наотмашь. — Я кретин, прости, — уже спокойнее, но с дрожащим отзвуком душевного страдания. — Всё же, если я важен для тебя, услышь наконец искреннее желание моего сердца. Кора-сан, никогда не ведись больше на меня как на приманку. П-по-пожалуйста. Тогда и я... и я не буду чувствовать себя похотливым отбросом. Голос юноши дрогнул, а рука Росинанта безвольно опала на кровать. Всё, что он сейчас мог — молча кивнуть, встать и уйти в ванную. Стараясь ловить накатывающие волны противоречивых чувств, Ло изо всех сил не позволял им управлять телом. Он должен был обыграть Дофламинго. Должен был спасти Росинанта. Но как? Как?! Где он поступил не так? Почему его желание быть с Росинантом теперь выглядит как преступление? Почему он чувствует себя монстром, которому нужен только секс? Почему воображение снова и снова подкидывает образы недавней сцены, где Росинант блаженно прикрывает глаза в эйфории, и даже эта ужасная улыбка словно стиралась из памяти. Почему член постоянно отзывается, словно произошедшее — правильно и возбуждающе, а не отвратительно и ужасно? Голова раскалывалась на куски, также как и сердце. "Хватит, пожалуйста, хватит," — мысленно шептал Ло. Себе, Росинанту, своему сердцу или всему миру? Не важно. Главное, чтобы всё это прекратилось... И как только Росинант покинул его комнаты, стало намного легче. Уставшее сердце забилось ровнее. В голове стало пусто. И это было настолько прекрасно, что не передать.