Сладкий пепел

Заполярный дворец отличался от резиденций других архонтов своей стужей, пронизывающей до костей. Подобным могильным холодом веяло и от самого Дотторе, несущего смерть, смеющегося, когда она настигла очередную его подопытную крысу. В его сердце бушевала вьюга, забравшая все чувства и закопавшая их под собой. В сердце Синьоры такого не было. Она оставалась пылающей даже под толстым слоем льда Её Величества. С горящей душой, обжигающей каждого, кто смелился к ней подобраться слишком близко, каждого кто пытался поселиться в её сердце. Вечно высокомерной, пафосной, иногда бесящей до глубины души, но от этого не переставая быть такой желанной, нужной, спасительной. Почему именно она? Часто спрашивал себя Док, сомневаясь, что ему вообще нужно это всё: чувства, страхи, надежды, ожившие когда она появилась. И он находил ответ. Ему отвечала его израненная полупустая душа, стоило только Розалине засмеяться над его очередной чёрной шуткой, стоило только встретиться с её отрешённо-безразличным взглядом. Новая нежная одержимость для душевнобольного гения. С мягкими губами, вкуса сладкого пепла. Такого отвратительно-приторного, дурманящего сознание не хуже виски, что иногда он выпивал в компании пустоты своей лаборатории. Отношения на рабочем месте, в рядах Фатуи — то что было под запретом, прописано крупными буквами в его контракте. Как низко он успел пасть ради женщины... Но если рисковать, так по полной, не так ли? — Что ты видишь смотря на меня? — вопрошает Дотторе Синьору, изучая свое искажённое отражение на металлической поверхности брони очередного экспериментального образца робота. — Важно не то что я вижу, а то что я чувствую. А чувствую я себя с тобой очень хорошо, — тихо шепчет она на ухо учёному. Доктор резко оборачивается, смотря с недоверием на предвестницу, нарушившую покой в его лаборатории и сердце. Его пытливый взгляд ищет на лице девушки хоть какие-то признаки вранья. Но их нет и никогда не было в её чувствах к мужчине. Она хорошо помнила, как тонко Скарамучча намекал на то, что сам Иль Дотторе неровно к ней дышит. В его отношении, словах, взглядах, адресованных девушке всегда можно было найти двойной смысл. И кукла как никто понимал это, как понимал и то, что сам "великий и ужасный" никогда не признает своё увлечение вслух. Он им лишь немного помог. Всего-то подтолкнул навстречу друг другу. Свежи были в её памяти и моменты их личных встреч. Таких романтичных и почти невинных: танцы под огромной жемчужно-белой луной, под звук классических мелодий из пластинок в старом граммофоне, любование ночным северным небом из телескопа Сказителя в компании коньяка и тирамису, небольшие эксперименты в его святой святых, храме сумасшедшего гения — лаборатории, вход в которую был запрещён всем. Всем, кроме Розалины. С ней было сложно найти общий язык, но она позволила ему завладеть своим израненным огненным сердцем. Позволила себе снова почувствовать то, что в ней нуждались, считали богиней сошедшей с небес. Он не был похож на Рустана. Он был другим, совершенно отличающимся. Такой серьёзный, холодный, взрослый, со взрослыми намерениями. Осознание этого заставляло колени дрожать, каждый раз когда он, снимая эту его пресловутую маску, касался её губ. Иль Дотторе целовал жадно, грубо, кусаясь. В фантазии Синьоры он был таким же и в постели. И это возбуждало, заставляя жаждать каждых следующих мгновений проведённых наедине. И вот сейчас этот момент настал. Под внимательным взглядом кровавых глаз второго предвестника было неуютно. Так обычно он изучал предметы своих экспериментов. Но Розалина уже научилась стойко переносить и его. Он отворачивается снова, удовлетворившись её ответом. Девушка подходит ближе, вставая между ним и его рабочим столом. Нежно касается широкого острого плеча, скрытого белой тонкой хлопковой рубашкой. Ощутив это прикосновение предвестник снова подаёт голос: — Неужели, даже зная, что я творю, ты готова меня принять... и даже полюбить? — Мы с тобой стоим друг друга, Иль. И ты это знаешь. Как знаешь и то, что я тебя хочу. — Прямо на рабочем месте? Какая бесстыдница, — смеётся учёный. Объёмная грудь Розалины упирается в широкую спину, а губы томно шепчут: «Возможно». И это её действие становится последней каплей. Доктор рвано вздыхает и обернувшись, прижимает девушку к массивному деревянному столу, заставляя на него усесться. Слышится громкий женский стон, приглушённый страстным поцелуем. Бабочка, начавшая так давить на горло, как и маска второго были сняты и отправлены ему за спину. Одна рука мужчины охватывает узкую талию партнёрши. Он проводит холодными пальцами по горячим участкам её тела, которые не скрыты платьем. Вторая же, плавно соскальзывает ниже, к разрезу, на открытую стройную ногу. — Что же ты со мной делаешь, Роза? Как ты можешь вызывать во мне такое? — разорвав поцелуй шепчет Дотторе, обдавая тонкую кожу шеи горячим дыханием, спускаясь ниже, к декольте. Ответом ему становиться неразборчивое бормотание бывшей горящей алой ведьмы. Его хриплый возбуждённый голос пробивает девушку до мурашек на спине. Он покрывает её груди влажными поцелуями, спуская края платья как можно ниже и заставляя восьмую предвестницу тихо постанывать, запрокинув голову назад. Она же, запускает руку в перчатке в мягкие светло-голубые волосы учёного, заставляя действовать жёстче. Его вопросительный взгляд устремляется на неё. Розалина кивает. Рука лежавшая на ноге приходит в действие. Она залезает под подол такого вызывающего платья, хватает за край кружевное бельё девушки и медленно стягивает его вниз. Если бы у них было больше времени, Дотторе вошёл бы в неё сам, но такой роскошью, как время, они не обладали. По этому пришлось довольствоваться пальцами доктора, тоже, надо отметить, достаточно ловкими, натренированными пианино. Иль Дотторе проводит по влажным губам вагины. Ласкает клитор, растягивая удовольствие, наблюдая за лицом Синьоры в этот момент. Затем резко входит по первую фалангу сначала одним, потом другим пальцами. С губ предвестницы срывается достаточно громкий ах. Учёный шикает. Затем, когда она закусывает край перчатки, он вновь продолжает. Медленно, плавно входя и выходя, хлюпая смазкой и смакуя неспособность Розалины его поторопить. В понимании Дока такой секс должен был быть дразнящим, испытывающим на терпеливость партнёра. А ещё доктор банально боялся, что их услышат и всячески сдерживал себя, и свои порывы. От таких мягких ласк Синьора была не в восторге. И всячески показывала это, кусая его мочку уха и шею. Сейчас правда, в их положении её капризы были не очень-то уместны. И Док пытался всячески их игнорировать, стараясь довести свою принцессу до пика и так. Правда, если быть до конца честным, и он сам не любил такое. Кончила она намного позднее, чем могла бы, выгибаясь под грубым напором мужчины. Но это было неважно. Главное, предвестница сделала это как можно тише, приглушив стоны поцелуем. Они вдвоём сидели на этом несчастном столе ещё какое-то время, пока переводили дыхание. На вопрос девушки о своём состоянии, а точнее стоянии, Дотторе лишь отмахнулся. Сейчас не время и не место для такого... Оставив такой мягкий, не свойственный ему прощальный поцелуй на лбу Сеньоры, учёный закрывает двери. У них ещё будет, и не одна, подобная ночь. Кто знает, возможно когда-нибудь они даже признаются во всём Царице. А сейчас работа, работа и ещё раз работа.