Всё обо мне. Чимин

            Чимин коснулся щекой подушки и глубоко вздохнул: «Наконец-то!» Наконец-то можно поспать. Он почувствовал, как на его талию опустилась рука, и тут же его слух уловил нежное бурчание: «Спокойной ночи!» с последующим поцелуем в мочку, больше похожим на зажёвывание. Чимин улыбнулся:       — Не наелся ещё?       — Что я сделаю, если ты такой вкусный.       — На ночь вредно много есть, — Чимин уже тихо хихикал.       — С такой физнагрузкой в самый раз, — Юнги запустил вторую руку под бок Чимина и развернул его к себе, не дав опомниться, впечатавшись губами точно в цель.       — Юнги, Юнги, Юнги, — запротестовал Чимин, пытаясь вырваться.       — Что?       — Я спать хочу.       — Ты обалдел? — Юнги даже присел от возмущения. — Я уеду послезавтра.       — Вот послезавтра и попрощаемся, — Чимин зевнул и прыснул от смеха, глядя на обескураженное выражение лица Юнги.       — Послезавтра, значит. Хорошо. Спокойной ночи!       Юнги повернулся к Чимину спиной и с головой укрылся одеялом. Чимин опешил и замер в ожидании, но Юнги не пошевелился. Он потряс за то место, где должно было быть плечо. Юнги молчал.       — Юнги, — позвал он. Никакой реакции. — Ты обиделся? Юнги.       Молчание в ответ.       — Ну, хорошо, спокойной ночи! — Чимин тоже развернулся и от досады пихнул филейной частью обидчивого сожителя.       Он, конечно, не обязан терпеть, не в таких они отношениях, ну это просто смешно — обижаться. И на что? Что он сказал такого? Правду? «Хочу спать, потому что устал. Как же это обидно, оказывается! Кто бы мог подумать!»       В ту же секунду его накрыло одеялом и он услышал шёпот:       — Ты так громко сопишь!       — Ты же спал.       — Уснёшь с тобой! Сопит, как паровоз, и соблазняет.       — Чем это я тебя соблазняю?       — А ты чего пихаешься моими любимыми булочками?       И они оба уже вовсю орудовали руками, помогая друг другу стянуть одежду.       — Как с тобой жить? — продолжал возмущаться Юнги в перерывах между поцелуями: — Ни уехать, ни уснуть.       — Ни начать, ни кончить, — сдерживая смех, подначивал Чимин.       — Спасибо, что напомнил.       — Могу на полставки личным секретарём подрабатывать.       — Обожаю тебя!       — То есть «да»…?       Прошло несколько месяцев после премьеры. Чонгук закончил школу с отличием и поступил в университет, помощь Тэхёна не понадобилась (ну, если только моральная, но и об этом папе знать необязательно). Чонгук уехал в столицу, поселился в общежитии. Чимин поехал следом, не за сыном, как могло показаться на первый взгляд, а к Юнги, и сделал это без всякого сожаления, оставив прошлое в старой квартире, потому что настоящее требовало заняться им всерьёз. У них были огромные совместные творческие планы, чтобы работать над ними, не отходя от кассы, Юнги предложил, вернее настоял на том, чтобы Чимин переехал к нему. Они никогда не обсуждали свои отношения, может, потому что были слишком взрослыми и искушёнными в личной жизни, может, из-за того, что ещё сами не разобрались в этом вопросе. Они просто получали удовольствие от каждого дня, проведённого вместе, разве этого мало?       Юнги собирался в Европу, его пригласили в жюри на театральный фестиваль, он хотел, чтобы Чимин полетел с ним, но тот отказался наотрез, объясняя это тем, что вдохновение ждать не будет, а у него куча идей.       — Бросить меня решил? — допытывался Юнги то ли в шутку, то ли в серьёз, сидя утром на кухне за столом.       — Конечно, — даже не пробовал разубеждать его Чимин, подливая тем самым масло в огонь, — у меня такой персонаж нарисовался! — он имел в виду сугубо литературную подоплёку.       — Персонаж, — продолжал иронизировать Юнги, — молодой, красивый, да?       — Ну да, — Чимин не понимал иронии.       — Он прямо тут у нас вырисовываться будет? В нашей постели, в моих трусах?       Чимин с интересом наблюдал за повышением уровня ревности в крови.       — Зачем в трусах? Без. Он ещё парня своего приведёт — устроим оргию в стиле бохо. Ты когда обратно? Через неделю? Мы успеем.       — Бохо? — Юнги стукнул кружкой о стол. — Я не полечу.       Чимин хихикнул, верно предположив, что для Юнги, значение слова бохо из той же серии, что и садо-мазо:       — Давай вдвоём её устроим, когда вернёшься. За неделю как раз соскучимся, а я венки наплету, — Чимин заколыхался от смеха.       — Ну и как я тебя одного оставлю?       — Не оставляй.       — Полетели вместе.       — Юнги, миллион раз обсуждали, — Чимин даже вспылил. — Как будто тебя там обидят, если я не прилечу. Мы всё обсудили.       — Я как дурак хвастал, что привезу тебя — открытие года, — Юнги словно не слышал, продолжая продавливать почву.       — Приторговываешь мной? — Чимин прищурил глаза и наклонился вперёд, как будто уличая в непотребном.       — Чего ты вредничаешь? — Юнги протянул руку через стол и коснулся пальцев Чимина, цепляя их своими.       — Я в следующий раз с тобой поеду. Договорились?       — А у меня выбор есть?       Юнги опять уступил. Кого угодно он мог послать далеко и надолго, не мучаясь угрызениями совести, но с тех пор, как они начали жить вместе, посылали только его. Едко, красиво, изящно, но посылали. И он испытывал при этом неимоверное удовлетворение от столкновения с личностью, равной ему по силе, и, напрямую связанное с ним, желание укротить эту силу, подчинить себе, одновременно сдаваясь ей в плен. Ведь уступить не значит проиграть.       — Ну нет и нет, — спокойно произнёс Юнги, — меньше сплетен и зависти.       «Обиделся?» — Чимин проводил его взглядом и получил в ответ: «Не дождёшься!»       Утро ничего не обещало, кроме суеты сборов, но Юнги как профессиональный путешественник справлялся с ними с закрытыми глазами, не вовлекая соседа.       Чимин ему не мешал. Он вообще в последние дни вёл себя отстранённо и на все вопросы: «Почему?» — отмалчивался или переводил разговор в шутку. Юнги замечал перемены, но списывал их на запоздалую реакцию на переезд, беспокойство о сыне, да мало ли что, в голову же не залезть человеку. Он, конечно же, как и обещал, предупредил брата о последствиях неправильного поведения в отношении Чонгука, но если оба за — хоть заорись. И кто бы знал, как он не хотел оставлять Чимина одного и не потому, что не мог уже несколько месяцев заснуть без него. Что-то внутри скреблось и царапалось, не давая ни покоя, ни объяснений.       — Чима, полетели со мной, — это была последняя безнадёжная попытка уговорить. Юнги, стоя возле такси, с укоризной смотрел на Чимина, тот не выдержал, улыбнувшись, обнял своего такого большого и такого маленького:       — В следующий раз.       Полное фиаско. Если раньше фраза «со мной» звучала как пароль, открывающий любую дверь, то теперь не знаешь, чего и ждать.       Чимин стоял у окна и следил за тем, как взлетает самолёт. «Пора домой», — подумал он, и ему стало грустно. Тут же засигналил телефон. «Мы взлетели». «Полёт нормальный». «Скучаю». «Очень скучаю». «Сейчас напьюсь». «Согласен на бохо».       Чимин не сдержался, и зал ожидания дрогнул от громкого смеха. Юнги и его любовь к длинному изложению короткими фразами — что может быть лучше?       Чимин подъехал к дому, зашёл в подъезд. Уже несколько дней он не мог избавиться от чувства тревоги, оно накатывало волнами, и Чимин не понимал, откуда ноги растут у этой напасти. Ни Чонгук, ни переезд были здесь ни при чём. Они с Юнги как два глухонемых что-то чувствовали, но ничего не могли объяснить ни себе, ни друг другу, списывая на банальное «показалось».       Чимин быстрым шагом прошёл мимо почтовых ящиков, но остановился и повернул назад. Он открыл ящик, внутри лежало письмо из нотариальной конторы, адресованное Пак Чимину. Перебирая в уме все возможные варианты, Чимин поднялся к себе. Нотариус извещал его о том, что он должен явиться по указанному адресу для оглашения завещания. Чимин всю жизнь был бессребреником. Всё, что у него было, он заработал сам. Кто-то решил что-то ему завещать? Кто? За какие услуги? Родители и родственники живы — они сразу отпали. Друзья? Хосок, слава богу, никуда не собирается. Может, ошибка? Конечно, ошибка. Его с кем-то перепутали. Он сходит к нотариусу и всё объяснит. У него загудел телефон. «Юнги скучает», — улыбнулся Чимин, но звонил сын.       — Папа, — голос Чонгука звучал взволнованно, — мне сейчас письмо принесли от нотариуса. Там что-то про завещание. Это шутка? Как думаешь?       — Похоже, нет, мне тоже пришло.       — Когда пойдём?       — Завтра. Ты свободен?       — После занятий. Юнги улетел?       — Улетел. А твой?       — Тоже.       — Ты мой зайчик, хочешь ко мне приехать?       — Хочу.       — Роллы заказывать?       — И суши. Я еду.       Чонгук не стал заморачиваться по поводу письма, ему хватало переживаний из-за учёбы и Тэхёна, поэтому всю ответственность за переживания он свалил на папу, если бы папа только знал…       Тэхён держал слово, данное Чимину, никаких необузданных проявлений физиологии до совершеннолетия. Они встречались с Чонгуком как два мотылька, разделённые стеклянной стеной, сверля друг друга глазами и сложив крылья.       Однажды, когда Чонгук пришёл к Тэхёну и увидел раскрытый чемодан, у него похолодело внутри.       — Ты уезжаешь?       — Только на три недели, — улыбнулся Тэхён. — Я же говорил тебе.       — Три недели… — Чонгук прошептал эти страшные слова. Ну да, говорил, но с тех пор, как они начали встречаться, Тэхён уезжал максимум на пару дней, и три недели расставания не укладывались в голове.       — Гуки, я журналист, это моя работа. Кстати, можешь переехать сюда, пока меня не будет.       Чонгук молча смотрел на Тэхёна.       — Ну что ты, — Тэхён прижал его к себе, — не переживай так.       — Ты меня любишь? — тихо спросил Чонгук.       Тэхён провёл ладонью по щеке Чонгука, коснулся пальцем уголка губ:       — Очень.       — Я хочу быть с тобой.       У Тэхёна вспыхнули глаза, он прекрасно понял, что имел в виду Чонгук.       — Я не могу, — прошептал он в ответ, — я обещал.       Чонгук не отступал:       — Но об этом никто, кроме нас, не узнает.       — Гуки…       — Я так люблю тебя, я хочу с тобой…       Как же Тэхён всё это время старался не облажаться, но, как ни крути, ему прилетит и за Чонгука, и за Чимина. За Чонгука — от Чимина, потому что не сдержал обещание, за Чимина — от Юнги, потому что расстроил Чимина. И как в такой ситуации не оказаться мерзавцем? Он даже жениться готов… А ведь это мысль!       — Может, мы поженимся? — предложил он Чонгуку.       Чонгук удивлённо посмотрел на любимого.       — Нет, — ответил он. — Рано.       — Рано?       — Мне нужно закончить университет, а я только начал, мне нужно выиграть World Hip Hop Dance, а мы ещё национальный отбор не прошли, прыгнуть с парашютом и нырнуть с аквалангом. Нет, рано.       Теперь Тэхён с удивлением смотрел на Чонгука.       — А ты без меня собрался прыгать и нырять?       — А зачем с тобой? Ты высоты боишься и плавать не умеешь. Я не могу так рисковать твоей жизнью.       От серьёзности, с какой Чонгук излагал факты, Тэхён разразился смехом.       — Ты непостижимый! — проговорил он, успокоившись. — Что мне с тобой делать? Меня же убьют. Не твой папа, так мой брат, — сказал Тэхён, обнимая Чонгука.       — А мы никому не скажем. Зачем им знать? Ведь это наша жизнь, только наша. Ты меня любишь?       — Ты просто чудо какое-то…       Тэхён мысленно просил прощения за все свои неисполненные обещания, склонившись над Чонгуком, утопающим в прохладе шёлковой простыни, осыпая его поцелуями и не давая ни одного шанса на разочарование и сожаление о случившемся.       — Это всегда так… — не договорил Чонгук, после того, как они обменялись несчётное количество раз признаниями в любви, пытаясь отдышаться, держа друг друга в объятиях.       — Что? — встревожился Тэхён. — Больно?       Чонгук замотал головой. Он хотел сказать, что ему повезло в свой первый раз быть с любимым человеком, повезло иметь такого папу, повезло заниматься любимым делом, поступить в тот вуз, в который он хотел, и просто невозможно быть таким счастливым, как он сейчас. Он хотел всё это произнести вслух, но от нахлынувших чувств только и смог, что разреветься на груди у Тэхёна.       Тэхён растерялся, не понимая природу слёз. Он гладил Чонгука по голове, пытаясь успокоить и мысленно кляня себя последними словами за то, что поддался на уговоры ребёнка, но тот внезапно затих и произнёс:       — Прости, я подумал, что так много счастья не бывает, а у кого-то и сотой части этого нет, а у кого-то совсем ничего… — и Чонгук заскулил. — А мне за что?       — Ты мой маленький альтруист, — улыбнулся Тэхён, целуя Чонгука в кончик носа. — И в кого ты такой сердобольный?       — В папу, — швыркая носом, ответил Чонгук.       — В папу… — передразнил его Тэхён и впился губами в распухшие губы, сдобренные солёным привкусом.       «Как я от тебя сейчас уеду, как?» — думал он, сжимая в своих руках влажную упругость тела. Сколько они смогут пребывать на нелегальном положении? Всё равно проколются на ерунде.       — Гуки, — Тэхён не оставлял надежду подстраховаться. — Может, объявим о помолвке?       — Что? — Чонгук с трудом выходил из неги. — Помолвка? — он окинул Тэхёна удивлённым взглядом. — Папа сразу догадается, как будто мы скрыть пытаемся что-то.       — Ты меня любишь? — рассудительность Чонгука сбивала Тэхёна с толку и приводила в состояние лёгкой ярости.       — Я тебя люблю, — Чонгук расплылся в улыбке. — Я люблю тебя.       — Гуки, я хочу эту помолвку не для отмазки. Я хочу, чтобы мы были вместе.       — Мы и так вместе. До моего совершеннолетия осталось полгода, давай подождём.       — Ты мне не доверяешь?       — Я не хочу тебя подставлять.       Тэхён сдался.       — Как же ты похож на Чимина, — еле слышно проговорил он.       — Ну, он же мой папа, — попытался оправдаться Чонгук.       Тэхён с нежностью смотрел на маленького упрямца: «Такой же красивый, гордый, независимый», — он вздохнул, целуя Чонгука в плечо. — Мой, только мой…       Чонгук заехал в общежитие, чтобы взять необходимые вещи и перевезти в квартиру Тэхёна, и на входе курьер вручил ему конверт. Сначала Чонгук подумал, что это розыгрыш, он долго оглядывался, пытаясь вычислить расположение скрытой камеры и актёров из массовки, но прошло десять минут, пятнадцать, а никто не спешил к нему навстречу с воздушными шарами и хлопушками. У Чонгука стремительно портилось настроение: Тэхён улетел, они даже остыть оба не успели, Чонгук пытался урвать последние крохи поцелуя, а он уже с чемоданом в дверях, получил своё — и в бега: «У меня работа!», а ты думай за двоих, как не врать, чтобы не поймали на вранье; какой-то конверт всучили с непонятным содержанием, а ты ещё несовершеннолетний, и все мысли о Тэхёне, а должны быть об учёбе, и ты скучаешь…       Только папа мог вернуть его в обычный режим. Папу ничем нельзя выбить из колеи, он и свои собственные похороны спродюсирует, а если приглашённые будут отходить от написанного им сценария, встанет из гроба и пошлёт их… Папе лучше знать, куда.       Вот с таким бардаком в голове Чонгук приехал к папе.       — Ну что ты? Он же улетел, а не умер, — попытался успокоить Чимин своего ещё одного такого большого и такого маленького, когда открыл дверь квартиры.       — Папа! — воскликнул Чонгук. Зачем так накручивать, когда всё плохо?       Чимин решил не комментировать больше, а накормить. Они вдвоём оккупировали кровать, завернувшись в одеяло, разложив на коленях подносы с едой.       — А, может, «Тетрадь смерти» посмотрим? — предложил Чонгук.       — Давай, — Чимин бы согласился на что угодно, лишь бы Гуки не страдал.       После того, как большая часть кулинарных лекарств от стресса, была уничтожена, и настроение улучшилось, Чонгук спросил:       — Папа, я манипулятор?       — Ещё какой! — не задумываясь, ответил Чимин. — Во-первых, потому что родился таким, во-вторых… — он споткнулся, прожёвывая.       — …потому что любимый ребёнок, — продолжил за него Чонгук.       — Точно, — и Чимин поцеловал сына в щёку.       Этот вопрос поднимался уже не в первый раз, наравне с такими, как: «Жалеешь, что в детский дом меня не сдал?» и «А мы, правда, родные?». Чимин привык. Издержки глубокой привязанности ребёнка и родителя к друг другу налицо. Тут главное переждать эмоциональный всплеск, вызванный взаимодействием с внешней средой, никакой полемики, иначе будет хуже, и все твои аргументы полетят в тебя же с вывернутым наизнанку смыслом. Чонгук родился эмпатом. Тяжело быть хорошим для всех, тем более, когда ты лидер, надо быть жёстким, а ты чувствуешь настроение других людей и тебе всех жалко, поэтому Чимин совершенно спокойно реагировал на истерики сына с последующим выбросом накопленной за день злости, и никогда не относил их на свой счёт. Он сам учил сына: «Если тебе обидно, больно, не держи в себе, не подавляй, лучше кричи, реви, но в себе не держи».       — А чего ты спрашиваешь? Или утверждаешь? Пообещал кому-то что-то?       Чонгук неожиданно крепко обнял папу и уткнулся ему в живот. Чимин улыбнулся, но тут же его пальцы начали холодеть от догадки.       — Или он получил то, что ему пообещали?       В ответ Чонгук ещё крепче обнял папу.       — Гуки! — у Чимина сел голос, он попытался откашляться. Без паники, мы же взрослые люди. Кто взрослые? Ребёнок и переросток предпенсионного возраста? Спокойно, всё уже случилось. Все живы, пока.       — Я только понять не могу, — начал Чимин, — зачем ты его сдал?       Чонгук оторвался от папиного живота и поднял голову, виновато (как бы) глядя Чимину в глаза.       — Ты бы всё равно догадался.       Эмпат и ведьма — отличная семья.       — Только не говори никому, — попросил Чонгук.       — Кому?! — воскликнул Чимин. — Кому я должен слить эту супер новость? Ой, — простонал Чимин. — Я думаю, что не надо читать лекцию о средствах контрацепции?       — Не надо. Он мне уже предложение сделал.       — Твою мать! — вырвалось из Чимина и он зажал рот. Он не матерился при сыне, но не в этот раз.       — Папа, да не собираюсь я за него. Сейчас, — пытался успокоить Чонгук. — У меня университет, команда, мне всего семнадцать.       — Ты его любишь? — Чимин не мог сдержаться и заплакал.       — Очень, — Чонгук опять крепко обнял папу и заревел в ответ.       — Когда тебе исполнится восемнадцать — делай, что хочешь.       — Я ему так и сказал.       — И подбил, — констатировал Чимин, — пусть человек ещё полгода чувством вины мучается, правильно? Манипулятор.       — Зато никуда не денется и моложе не найдёт.       — Бу-бу-бу-бу-бу-бу.       — Папа, почему ты с Юнги не полетел? — Чонгук попытался перевести разговор на другую тему.       — Потому что.       — Ревность в нём хочешь вызвать?       — Ах ты, мелочь! — Чимин замахнулся, но Чонгук ловко увернулся, скатываясь с кровати под собственный смех.       — А ты думаешь, в кого я такой талантливый? — вытаращил он глаза, не рискуя приблизиться.       — Вот так сделай, — Чимин ткнул свои руки в бока и слегка выпятил живот. Чонгук повторил за ним, при этом ещё надув щёки, и они оба покатились со смеху. Загудел телефон, Чонгук открыл рюкзак, доставая вместе с телефоном конверт. Чимин наблюдал за тем, как сын читает сообщение. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, от кого оно. Чонгук дочитал сообщение и повернулся к Чимину, тряся конвертом:       — А что это может быть?       — Не знаю.       — У нас, вроде, все родственники живы.       — Завтра узнаем. Я за тобой заеду, и мы всё узнаем.       Они приехали к нотариусу в четыре часа.       — Я хотел уточнить, — Чимина не оставляла мысль, что визит к нотариусу, это ошибка, — Вы ни с кем нас не перепутали?       — Что Вы, господин Пак, — улыбнулся нотариус, — нам были представлены такие подробные данные, чтобы отыскать Вас. Нет, всё верно.       — Кто же это позаботился? — тихо пробурчал Чимин.       — Ким Намджун, — ответил нотариусу.       — Что? — Чимину показалось, что он ослышался.       — Наследодатель Ким Намджун.       — Подождите, — Чимину стало не по себе. — Он умер?       — Неделю назад.       Чимин закрыл руками лицо.       — Папа! — Чонгук не понимал, что происходит.       — Вам плохо? — забеспокоился нотариус.       — Как он умер? — тихо спросил Чимин.       — Инфаркт.       — Извините, — Чимин вышел из кабинета, нужно было что-то делать, что-нибудь, идти, бежать, только не думать о том, что он… умер… Сколько лет прошло, сколько лет он ненавидел его, хотел отомстить, а стоило узнать о его смерти…       — Папа, — услышал он голос сына, — ты как?       — Всё хорошо, идём.       — А кто это? Кто он?       У Чимина ком застрял в горле. Что он должен сказать? Это человек, который нас бросил и бросил из-за тебя. Нет, потому что ты родился, ему нужна была причина, чтобы уйти, очень серьёзная причина. Не выдержал конкуренции с собственным ребёнком.       — Кто? — повторил Чимин. — Твой отец. Идём.       По завещанию Чимин становился обладателем имущества, куда входил особняк в элитном районе и загородный дом. Его сын получал в наследство банковский вклад на сумму один миллион долларов.       — Простите, — Чонгук не понимал ни слова. — Мне? Миллион долларов?       — Абсолютно верно.       — Я же могу отказаться от своей доли? — спросил Чимин.       — Можете, — подтвердил нотариус.       — Папа, давай дома поговорим.       Чимин внимательно смотрел на сына, он не собирался давить на него и заставлять делать также, но сам Чимин не мог, просто не мог принять. Он всё равно откажется, но лучше, действительно, всё обдумать позже. Эмоции так захлёстывают. Домой прямо сейчас.       Они молча ехали в машине, молча поднимались в квартиру.       — Папа, надо поговорить.       Чимин кивнул.       — Кто он? Откуда у него такие деньги?       — Я не знаю. Я не видел его двадцать лет.       — Чем он занимался?       — Строил дома, — меньше всего Чимин хотел говорить правду. Всю правду. Воздух густел от напряжения.       — Гуки, я не могу о нём говорить, пожалуйста… — Чимин уже вовсю швыркал носом.       — Ты не обидишься, если я не буду отказываться от денег?       — Нет.       — Папа, я тебя очень люблю, только не плачь.       — Хорошо, — но остановить процесс было невозможно.       — Я поеду?       — Да, звони, деньги нужны? А, ты же теперь миллионер…       — Папа!       — Всё, пока, — Чимин захлопнул дверь, добрёл до дивана и разревелся на нём, то ли от спрятанной глубоко обиды, то ли от сожаления, что так и не успел сказать ему в лицо, не смог похвастать своим сокровищем, своим собственным миллионером Чонгуком. Между прочим, его копией.       Ему нестерпимо захотелось выпить. Он начал искать спиртное, и оказалось, что все запасы кончились. Пришлось идти на улицу. Выйдя из магазина с полным пакетом, неделя впереди, может и не хватить, Чимин услышал:       — Вас подвезти?       Он оглянулся. Перед ним стоял двухметровый бритый «шкаф» в чёрном костюме, больше похожий на вышибалу, чем на простого смертного. Чимин прищурился. Ну точно — кобура под мышкой.       — Я дома.       — А мы как раз хотели Вас отвезти домой, за город.       — Ты, чё, попутал? — Чимин забыл о вежливости.       — Садитесь в машину, — и «шкаф» указал на рядом стоящий джип.       — Пешком дойду! — продолжал дерзить Чимин.       — Пешком далеко, — «шкаф», не церемонясь, взял Чимина за руку и запихнул в джип, где его ждал кто-то ещё. Чимин понял это по тому, как крепко его схватили и держали, пока джип не рванул места.       — Да вы охуели! — крикнул Чимин. — Мне ж, поди, не двадцать. И я ещё не пил, — и в подтверждение он тряхнул пакетом. Бутылки издали радостную трель. — Вы кто такие?       От пережитого совсем недавно стресса, у него отключился инстинкт самосохранения, который и так функционировал по настроению, и он продолжал хамить неизвестным личностям:       — Ебаноты, вы, чё, оглохли?       — Господин Пак, успокойтесь, — вежливо и одновременно угрожая, произнёс «шкаф», который сидел впереди.       — Аллё…! Да, похуй! — Чимин достал бутылку, открыл её и тут же влил в себя половину. Его никто не останавливал, и вообще похитители вели себя так, словно Чимин им особо и не был нужен. «Чисто, погрузили в машину, чисто, в поле выгрузят», — думал Чимин, медленно пьянея. «А потом убьют. За что? За так. Хорошо, что купил. Много. Напьюсь, пусть убивают». Захотелось петь: Был праздник, Пришли гости. Они пили вино, Говорили тосты, — орал Чимин на весь салон, испепеляя негодующим взглядом присутствующих и повышая децибелы: Им было наплевать На мой день рождения, Они пили мой чай, Жрали варенье…       Примерно через час автомобиль остановился. Чимину также бесцеремонно помогли выбраться из джипа путём выпихивания, он чуть пошатывался, но шёл уверенно, гремя бутылками; и провели внутрь двухэтажного особняка. Внутри дом чем-то напоминал музей: лепнина на потолке, картины на стенах, скульптуры, бюсты — Чимин сморщился, он бы не хотел жить в музее, вот его с Юнги квартира это лучшее место на свете. «Домой хочу», — подумал Чимин, но вместо дома оказался запертым в комнате без окон. Он огляделся: комната казалась большой, несмотря на тусклое освещение и близорукость, заставлена мебелью, на вид чересчур громоздкой, почти чёрного цвета, стены обиты зелёным бархатом. «Дичь какая-то, а где окна? Я тут жить, что ли, буду? Нет-нет-нет-нет, к чёрту! Сами тут живите». И он решил исследовать комнату на предмет «побыстрее сбежать».       Он начал искать двери и заострял внимание на любом отверстии, в которое может пролезть человек его комплекции.       — Чима, потерял чего? — услышал он за спиной, когда взобрался на стол, исследуя вентиляционное окно. Он обернулся и прищурился. При таком освещении сложно опознать незнакомого человека, но не в этот раз.       — Ты чего шороху навёл? У меня пацаны в ахуе, как ещё не пристрелили, — продолжал неизвестный.       — Ты кто? — спросил Чимин, не веря своим глазам.       — Чима, бросай пить. Это я Намджун.       У Чимина поплыло перед глазами, но он удержался на столе и начал медленно спускаться, стараясь не глядеть в сторону неизвестного. Пока неизвестного, мало ли, что он говорит. Аферист. Пусть докажет.       Он приблизился к человеку, одетому в костюм-тройку. Уже мимо, где наши фирменные спортивки? Волосы седые, морщины, да, не показатель.       — Ты же умер? — осторожно, чтобы не спугнуть, сказал Чимин.       — Ну да, — согласился некто, — по документам я умер от инфаркта.       — Ах ты, сука! — Чимин, не раздумывая, схватил напольную вазу и швырнул в псевдопокойника. Тот пригнулся, и комната дрогнула от звука лопнувшего фарфора и разлетающихся осколков.       Намджун выпрямился и уставился на Чимина, открыв рот:       — Ты знаешь, сколько она стоит? — крикнул он и осёкся. Чимин держал в руках её пару.       — Чима, поставь на место, давай поговорим.       — С покойником? Я, что, на сумасшедшего похож?       Намджун не стал спорить и сел на диван. Чимин заметил кресло неподалёку, попятился в его сторону и плюхнулся, не глядя, поставив вазу рядом с собой. Ещё пригодится.       — Ну и зачем весь этот цирк? — не выдержал Чимин.       — Поехали со мной, — тихо ответил Намджун.       — Куда?       — Подальше отсюда.       — Зачем?       — Жить.       — А раньше не жилось?       — Чима… — Намджун уставился на буяна, словно подбирая слова для железных аргументов. — Я любил тебя…       — Я знаю, — перебил его Чимин. — Ты слишком меркантильный, прагматичный циник, а я ноль: ни денег, ни связей, у тебя никакой корысти не было изображать любовь, да и актёр паршивый. А тут полюбил-охуел-сбежал — всё логично.       — Я был на премьере.       — Ах, вот оно что! Славы моей захотел урвать — отсоси!       — Чима, да где ты понабрался? — Намджун скривил лицо.       — У тебя. Забыл, что ли? Давно ли сам красиво излагать начал?       — Ты чего такой нервный? — Намджун поднялся и сделал шаг вперёд, Чимин покрепче ухватил вазу.       — Тебя, что, твой совсем не ублажает?       — Сядь на место! — прошипел Чимин, но Намджун сделал всё наоборот и сократил расстояние. Чимин вскочил с кресла, не выпуская вазу.       — Она тяжёлая, — кивнул Намджун в сторону фарфоровой реликвии, — поставь, — и он взял вазу с другой стороны, и легонько потянул к себе, свободную руку положив на плечо Чимина. Чимин отступил. Ваза уцелела.       — Помнишь, как мы познакомились? — улыбнулся Намджун.       — Не смей!       Намджун коснулся губами виска, шеи и опустился на колени, продолжая целовать Чимина через одежду.       — Прекрати, — уже не требовал, а умолял Чимин.       — Не могу, — Намджун поднялся, взял Чимина на руки и отнёс на диван. Чимин не понимал, как он так легко сдался, как же это случилось? Намджун продолжал целовать его, не спеша, словно пробовал на вкус. Каждый раз, когда Намджун пытался поцеловать в губы, Чимин отворачивался, но Намджуна это не останавливало. Он начал аккуратно раздевать Чимина, и тот крикнул:       — Да уже хватит!       — Почему? — Намджун посмотрел Чимину в глаза и расстегнул очередную пуговицу.       — Я не хочу! — Чимин злился на себя за слабость.       — Неправда, — Намджун уверенно засунул руку в его брюки. Чимин от неожиданности вскрикнул.       — Ты никогда не умел врать, — Намджун снова приблизился к губам.       — Хватит, — Чимин попытался повернуться на бок, и у него тут же брызнули слёзы из глаз. «Господи, что я скажу Юнги? «У нас ничего не было! Ничего: ни таблеток, ни презервативов, ничего!»       — Чима, чего ты хочешь? Я сделаю, — шептал Намджун. — Какой же ты красивый…       — А двадцать лет назад не зашло? Что такое случилось? Я оказался временно дисквалифицирован? Из-за беременности? Толстый, стрёмный, непонятно с чьим ребёнком в пузе? До сих пор сомневаешься, что твой? А на хуя тогда миллион ему отвалил? — Чимин неожиданно почувствовал себя королём положения, его несло. — Смешно будет, если ты всю эту историю замутил, только чтобы меня здесь на диване завалить.       Намджун молчал, ни опровергая, ни подтверждая его слова. Чимин уже с интересом посмотрел на бывшего.       — Ты, чё, дурак?       — Ты так изменился, — ответил Намджун.       — Прикинь! Чё с людьми время делает!       Он присел, бесцеремонно скинув с себя чужую руку. Намджун не мог оторвать взгляд от Чимина: «Ну вылитый пахан». Двадцать лет — это солидный срок. Чимин не потерял своей привлекательности, но в нём появилась жёсткость и такая мощь, которая била изнутри, даже когда он молча сидел и ничем не проявлял себя. Нет того кроткого мальчика, его больше нет, но есть сильный, независимый мужчина, который вызывает такое же сильное желание… Намджун подался вперёд.       — Нет! — остановил его Чимин. — Теперь рассказывай, аферист, во что ты меня с сыном пытаешься втянуть.       — Если ты про наследство, то это чистые деньги, никакого криминала, и оба дома — тоже.       — Это один из них? — Чимин окинул взглядом комнату.       Намджун кивнул в ответ.       — Мне не нравится, — сказал он капризный тоном. — Интерьер так себе. Я не хочу вступать в права наследства на эту безвкусицу.       — А сын?       Чимин со злостью посмотрел в ответ.       — Мы не обсуждали, не успели. Прекрати на меня пялиться! Тебе что на шлюх денег не хватает?       — Ты на меня злишься?       — Нет, блин, — Чимин всплеснул руками, — не знаю, как радость скрыть по поводу неожиданной встречи в подвале под конвоем.       — Поехали со мной.       — Иди ты к чёрту!       Намджун не оставлял надежду добиться своего и на этом вот диване, и на других, расставленных в тридцати комнатах особняка. Чимин злится на него, значит, он небезразличен ему. Значит, есть шанс.       Чимин прекрасно знал, что Намджун не пойдёт против его желания, он не насильник. Можно и подерзить, и похамить, и послать куда подальше. Только ему это совершенно не нужно, да, он обижен, да, он злится, но больше на себя за минуту слабость, за то, что позволил желанию взять вверх, вспомнил, как они любили друг друга, действительно, любили. Намджун был единственным, кому Чимин поверил и доверился, и всё это было по-настоящему… Он долгое время после расставания мысленно по любому поводу обращался к Намджуну: обсуждал бытовые вопросы, спорил, ругался с ним, и прекратил хвататься за прошлое только с появлением Юнги. Юнги…       — Мне нужно домой, — Чимин свесил ноги с дивана и начал оправляться, собираясь на выход.       — Поехали, — согласился Намджун.       — Вызови такси, я один поеду.       — Нет. Отсюда только со мной.       — Не хуйни, — не будет же Чимин всерьёз воспринимать эту чушь: «только со мной», «на веки вечные». Один раз бросил, второй раз бросит — уже научился.       Он встал перед Намджуном с пакетом в руках:       — Дверь открой.       — Сядь на место! Мы не договорили.       — Попрощаться хотел? Пока!       — Чимин!       — Не ори, я не глухой.       Намджун вскочил, преграждая путь такому… такому… Он обхватил лицо Чимина, жадно вглядываясь в его глаза.       — Джуни, не надо…       — Я хочу тебя.       Чимин дрогнул. Неужели он ошибся? Он вспомнил, как однажды рассказал Намджуну про изнасилование. «Сколько их было? — спросил Намджун. — Один. — Если один, то это не изнасилование». И он не шутил, он так считал: насилие может быть совершено только группой ублюдков, а один на один — не считается.       — Зачем ты пытаешься остаться подонком? Зачем?       — У меня никого нет. Никого, ближе тебя.       — А у меня есть, — Чимин улыбнулся сквозь проступающие слёзы. — Одному из них семнадцать, и он ужасно похож на тебя. Ты… Джуни, ты всё проебал: и меня, и сына. Тебе же хорошо без нас было? И мы не скучали. Спасибо тебе.       — За что?       — За Гуки, он, — и Чимин нервно хохотнул, — лучшее, что ты смог сделать за всю свою жизнь. И так проебать…       — Чимка… — Намджун сдавил Чимина в объятиях, но, как ни пытался, пройти сквозь губы не смог. — Ты его любишь?       Чимин не ожидал подобного вопроса, он задумался.       — Ты зачем приехал? — ответил он вопросом на вопрос. — Посмотреть, загнулись мы без тебя или нет? Благотворительностью своей тряхнуть, кому она нахуй нужна?       — Посиди тут, я зайду потом, — Намджун развернулся и, не оглядываясь, направился к дверям.       — Что значит посиди? Я домой хочу!       — Посидишь, подумаешь, вместе поедем. Потом.       Он захлопнул дверь. Чимин услышал звук проворачиваемого ключа. «Приехали! И сколько он меня собрался тут держать? Нет, ну…! Дурак, какой дурак!» Да, конечно, Чимин испугался, обосрался — выкуси! Который час? Чимин хлопнул по карману, ещё раз хлопнул, проверил пальто и вспомнил, что последний раз видел телефон дома на столе, когда оплакивал безвременно ушедшего, обнаглевшего вконец, как оказалось, покойника. «И что теперь? Что? Ждать? Джуни, зря ты так, мне не двадцать, да и тебе тоже, сам усугубляешь». Чтобы не разреветься окончательно, Чимин подтянул пакет, удобно расположившись на диване, и отправился в мир будущего, будущего похмелья…       Он проснулся от резкого толчка, или ему приснилось. Голова раскалывалась, очень хотелось пить и одновременно избавиться от лишней жидкости. Он с трудом встал и направился к дверям.       — Стражники! Открывай каземат! — начал он колотить в дверь. За дверями была тишина. — Открывай говорю! — он пытался говорить как можно громче, чтобы услышали и испугались такого грозного заключённого, но от высоких звуков голова начинала болеть ещё больше. — Ни сдохнуть, ни отлить, — произнёс он, и тут же в поле его зрения попала уцелевшая ваза. — Сами напросились, какие условия, такое и отношение.       Отомстив за своё заточение, он попытался уснуть, всё равно больше нечем заняться, но головная боль и сушняк не давали покоя. В итоге, проворочавшись ещё какое-то время и уже почти на пороге в мир Морфея, он услышал шебуршание в замке. Дверь открылась, в комнату, держа в руках поднос, ввалился Намджун. Как бы хреново Чимин себя не чувствовал, но внешний вид бывшего заставил его прыснуть от смеха: Намджун красовался в Адидасе.       — Добить меня решил? — спросил Чимин, периодически срываясь на хихиканье.       — Чего? — не понял Намджун, оглядывая себя и поднос, на котором разместилась еда и бутылка с водой.       — Старый добрый Намджун и его любовь к треникам, ой, я не могу!       Намджун поставил поднос на столик и засунул руки в карманы.       — Хватит уже.       — Я вообще тебя никогда в костюме не видел, вчера — первый раз. Сразу бы надел свои любимые, может, и разговор бы пошёл по-другому, — Чимин не мог остановиться, продолжая содрогаться от смеха, не давая оценки своему состоянию: усталость это или всё-таки истерика.       — Ты в туалет хочешь?       — Спасибо, — Чимин попытался сделать реверанс, — я уже.       Намджун сморщился и оглянулся, взгляд сразу остановился на вазе.       — А… вот, — Чимин пожал плечами, — я пошёл, да?       — Нет. Ешь.       Чимин разглядывал содержимое подноса, при виде воды сглотнул:       — Не хочу. Спасибо.       — Что значит не хочу? Я сказал ешь.       — Отравил? — спокойным тоном спросил Чимин, словно речь шла о прогнозе погоды.       — Кого? — опять опешил Намджун.       — Еду.       — Нет.       — Тогда сам ешь.       — Чимка, не выёбывайся.       — Я хочу домой.       — Ты и так дома, — Намджун опустился в кресло. — Как спалось?       — Я тебя ненавижу, — устало, без злости произнёс Чимин. — И буду ненавидеть, если не отпустишь.       — А если отпущу?       — Я про тебя забуду, — не задумываясь ответил Чимин.       — У нас самолёт через четыре часа.       — У кого у вас? — перебил Чимин. — У тебя и твоей тараканьей делегации?       — Прекрати! — у Намджуна заходили желваки.       — А так будет всё время, пока ты не поймёшь, что не нужен мне, а я — тебе.       — Может, мне ещё извиниться?       — А ты умеешь? — Чимин вытаращил глаза. — Внимание! Смертельный номер: извинения в исполнении Ким Намджуна! Просим! — Чимин захлопал в ладоши.       Намджун поднялся и решительно направился к Чимину, тот сразу замолчал и вжался в диван, не выпуская своего тюремщика из поля зрения.       — Издеваешься? — Намджун с трудом сдерживал себя, он плюхнулся на диван, ухватил Чимина за ноги и потянул к себе.       — Пусти! — крикнул Чимин, пытаясь вырваться. Намджун пошёл в атаку, он прижал Чимина к дивану всем своим телом, уже не сдерживая желание и не церемонясь с предметом страсти. В пылу борьбы они оба не заметили, как открылась дверь и на пороге появился Чонгук, вернее его пихнули для усиления скорости.       Первым его увидел Чимин:       — Гуки! — не закричал, а взвыл маленький борец за большую свободу. — Ах ты, падла! — тут же переключился он на Намджуна. — Ты зачем сюда сына притащил?       Откуда взялись силы, только мать, защищающая своё потомство, знает, но Чимин обхватил своими руками шею нападающего и попытался его душить. Намджун поперхнулся, закашлялся и отпустил. Чимин тут же бросился к сыну.       — Гуки, солнышко моё! Что они сделали?       — Папа! — Чонгук обнял Чимина и изо всех сил старался не зареветь. — Папочка, я думал, что больше тебя не увижу, я думал, они меня убьют, — он говорил громким шёпотом.       — Пусть попробуют! — Чимин продолжал гладить и успокаивать. Потом он повернулся в сторону Намджуна, закрывая собой сына, хотя выглядело это так, словно детёныш жирафа выглядывает из-за взрослой особи гиппопотама, потому что Чонгук давно перерос своего папу.       — Мы едем домой, — констатировал Чимин.       Намджун не слушал, он смотрел на сына, переводил взгляд на Чимина и снова возвращался к Чонгуку.       — Придурки, я же сказал им…       В дверях показался тот самый «шкаф», Намджун сразу направился к нему, захлопнув дверь.       — Чёрт! Дверь открой! — опомнился Чимин.       — Папа, — также шёпотом, боясь, что его услышат, позвал Чонгук, — а кто это? — он кивнул в сторону двери.       — Покойник, который наследство нам оставил.       — Как это?       — А он так шутит. Шутки у него дурацкие. Всегда были… Успокойся, сейчас выберемся.       Чимин подошёл к дверям, дёрнул за ручку — заперто. «Лучше по-хорошему выпусти, это же твой сын». Он решил выбить дверь. Диван, как вариант, сразу отпал — он весил тонну, из более менее тяжёлых предметов в комнате были стол и кресло, его и принесли в жертву. Пока Чимин волок его к дверям, пока они с Чонгуком решали, как лучше ударить, дверь открылась.       — Одумался-таки! — воскликнул Чимин, ожидая увидеть Намджуна, но вместо него зашёл Юнги.       — Чима?       У Чимина при виде Юнги сразу отключились все блоки, которые держали его в тонусе для сопротивления, стало так спокойно, хорошо, он шагнул к нему и потерял сознание…       Первое, что он увидел, когда пришёл в себя, широко распахнутые глаза сына.       — Папа!       — Тише! — послышался незнакомый голос. — Вы меня слышите? — обратился голос к Чимину. Чимин кивнул. — Сколько пальцев? — продолжал спрашивать голос.       — У кого? — переспросил Чимин.       — Чима, сколько пальцев ты видишь? — вмешался голос Юнги.       Чимин непроизвольно улыбнулся:       — Три.       — Голова кружится?       Чимин вместо ответа неопределённо махнул рукой.       — Ну, в принципе, всё в порядке, просто обморок, переволновался, — голос к кому-то обращался, явно не к Чимину.       — Можно забрать домой?       Чимин опять улыбнулся, услышав Юнги.       — Забирайте.       Чимин начал подниматься, оглядываясь. Они втроём находились в беседке, слева виднелся особняк. Из ворот особняка выезжала машина, определённо относящаяся к специализированному подразделению, но без опознавательных знаков.       — Ты когда вернулся? — спросил Чимин, прижимаясь к Юнги.       — Сразу, как только ты перестал читать мои сообщения, а ведь как хорошо всё начиналось: Венеция, сауна, мальчики…       Чимин стукнул Юнги в грудь, Чонгук тихо захихикал на заднем фоне.       — Я ведь впечатлениями хотел с тобой поделиться, — Юнги вещал, не обращая внимания на выпады Чимина. — Позвонил Чонгуку, у него паника. Ладно, я тебе надоел, но сын-то тут причём, он уже по списку пошёл: больницы, морги, спецприемники для малолетних преступников…       Чимин снова хлопнул по плечу рассказчика. Чонгук захрюкал.       — И он мне такую пургу про нотариуса начал гнать, а потом и он пропал! Но Чонгук, в отличие от тебя, здравомыслящий ребёнок. Если он пропал, значит, хана. А ты же, чудо моё, всё забыл: и телефон, и голову. Наследство глаза застило?       Чимин уже виновато посмотрел на Юнги и ещё сильнее прижался, он же прекрасно понимал, что Юнги ёрничает, потому что переживает из-за случившегося.       — Твоё счастье, что твой сын не разбрасывает телефоны, где попало, а у меня есть друг, и он совершенно случайно, — Юнги прижал палец к губам и продолжил шёпотом, — работает в контрразведке.       — Где? — Чимин услышал, но переспросить надо было.       — Там, где надо, чтобы найти тебя. Ты, может быть, мне что-нибудь расскажешь?       — Не сейчас.       — Чима, привет! — Тэхён радостно помахал рукой, внезапно появившись в проёме беседки.       — Ой, и ты? Привет!       Тэхён тут же сел рядом с Чонгуком, и они, не стесняясь, обнялись, как их старшие товарищи. Они вчетвером какое-то время сидели молча, потом Тэхён вскочил:       — Вот дурила, я же еду привёз.       Чимин всем своим организмом прочувствовал жажду.       — Пить хочу, — тихо сказал он.       — Сейчас! — Тэхён побежал к машине, Чонгук пошёл вместе с ним. Они принесли пакеты, и Чимин прильнул к бутылке с водой, чуть не выронив её из рук.       Трапеза длилась недолго, но осенний натюрморт в виде красных и жёлтых листьев, перекликающийся с цветовой палитрой, присутствовавшей на столе, делал атмосферу в беседке почти домашней, наполняя её уютом, если бы не вид особняка…       Чимин старался не смотреть в его сторону, переводя взгляд с Юнги на его брата, а потом на сына, полностью поглощённых друг другом. Внезапный порыв заставил его сказать, обращаясь к Юнги:       — Они жениться собрались.       Юнги тоже посмотрел на воркующую парочку:       — Ты куда вперёд брата?       — А кто тебе мешал всё это время? — парировал Тэхён.       Юнги тут же повернулся к потеряшке:       — Чима, ты выйдешь за меня?       — Прямо сейчас?       — Попозже.       — Хорошо, попозже, только скажи им, чтобы предохранялись.       Юнги замер не столько от полуприказного тона (ещё только предложение сделал), сколько от предстоящей темы для обсуждения: «1. У Чимы шок, иначе откуда такой бред. 2. Техён нарушил обещание. 3. У Чонгука будет ребёнок». Последняя мысль его ошеломила:       — Какой срок? — спросил он Чонгука.       — Какой срок? — не понимая переспросил Чонгук.       — Да нет ещё ребёнка! — воскликнул Тэхён.       — Чиме лучше знать.       — Господи! — не выдержал Чимин. — Дай им презервативы, пусть идут.       — У меня свои, — сразу же отреагировал Тэхён и хлопнул по карману пальто.       «Всё своё к хозяйству ближе», — подумал Чимин, а вслух заметил:       — Пусть со своими идут.       — Пап, мы тебе мешаем? — спросил Чонгук обиженным тоном.       — Нисколько, но я домой хочу.       — Тогда поехали, — подытожил Юнги.       Тэхён с Чонгуком уехали первыми, Юнги закрыл ворота и спросил у Чимина:       — Так оставим?       — Кому он нужен? — Чимин не собирался жить в доме, где был пленником. — А давай его продадим. Ты же хотел «Иллиаду» поставить, тут хватит, ещё останется.       — Ты серьёзно? — Юнги не ожидал подобного предложения. — Не жалко?       — Не-а, у меня ещё есть.       — Чима, кто он? Кто этот «благодетель»?       Чимин молчал, меньше всего он хотел говорить о своём прошлом.       — У тебя с ним что-то было? — продолжал допытываться Юнги.       — Что-то было, поэтому и Чонгук родился.       — Он отец Чонгука?       Чимин кивнул.       — А от тебя он что хотел?       — Я так и не понял.       Когда они зашли в свою квартиру, телефон Чимина разрывался от звонков.       — Хося!       — Чима, я тебе второй день звоню, ты где пропал?       — Ой, пропал!       — Ты в порядке?       — Не знаю, что у тебя?       — Я в командировку еду к вам, давай встретимся.       — Хосенька, конечно!       — Ты пьяный, что ли?       — Нет! Прибухнутый капельку со вчерашнего.       — А чего ты пьёшь? Без меня? С Юнги поругались?       — Нет, — Чимин улыбнулся, — он мне предложение сделал.       — Чима! Ой, я не доживу до встречи с тобой, я прямо сейчас напьюсь. Чимка! — закричал в трубку Хосок, не скрывая радость. — Теперь точно все замуж выйдут, если ты сподобился.       — Хося, я так тебя люблю!       Юнги зашёл в спальню и увидел Чимина, сидящего на кровати неподвижно, он присел рядом:       — Как ты?       — Я вот думаю, если Чонгук родит от Тэхёна, то этот ребёнок тебе племянник, а мне — внук, то есть я дед, а ты только дядя?       — Что? — Юнги не знал засмеяться ему или обсудить проблему на серьёзных щах.       — А ведь дед выше статусом? — и Чимин ехидно улыбнулся.       — Мы, вообще-то, и сами можем…       — Размечтался! Ты знаешь, сколько мне лет? Будешь с моими внуками водиться.       — Чимка, ты непостижимый!       Он притянул Чимина к себе и коснулся губ. Чимин смотрел на него в упор, никак не проявляя себя.       — Чима, тебе плохо?       — Наоборот, так хорошо, — он продолжал рассматривать Юнги, словно увидел впервые в жизни.       — Чего ты?       Вместо ответа Чимин обнял своего спасителя и положил ему голову на плечо.       — Поедешь со мной… — Юнги не успел договорить.       — С тобой куда угодно, только с тобой. Поцелуй меня… пока я в деда не превратился…