Часть 1. Йоркширский призрак, Летальный исход — фанфик по фэндому «Страуд Джонатан «Агентство «Локвуд и Компания»»

Часть 1. Йоркширский призрак

26 мая 2022 г. в 05:55

Настройки текста

Примечания:

Леди и джентльмены! «Летальный исход» никогда не был впроцессником, выкладывался полностью готовым, но поделён на части уже после публикации. Отзывы и комментарии, которые были оставлены ранее, теперь располагаются под эпилогом. Благодарю за внимание. Приятного чтения.

Можете ли вы вообразить, что стало со мной и Локвудом после того ночного разговора на кладбище Мэрилебон? Что было дальше? Чем закончилось? И закончилось ли хоть чем-то? Можете себе представить, при каких обстоятельствах мой единственный свидетель найдёт свою судьбу? Нет? Что ж, ни к чему гадать. Меня зовут Люси Карлайл, и я — агент-парапсихолог лучшего лондонского агентства «Локвуд и Компания», что вы уже и так прекрасно без меня знаете. И, повинуясь какому-то внутреннему безотчётному чувству, я снова хочу кое-чем поделиться. Не потому, что не могу держать язык за зубами. Хотя, похоже, и правда не могу. А потому, что мне кажется это правильным — рассказать историю до конца. Должен же быть у моей истории конец? О да. Что-то вроде послесловия. Заключительная часть. Эпилог, если хотите. Эпилог, который, надеюсь, достаточно ярко обрисует вам, к чему же привело моё решение начать всё сначала и собрать заново свою жизнь. Итак, добро пожаловать в мой эпилог. Впечатлительным… лучше приготовиться.

— Теперь мы достаточно близки для того, чтобы ты наконец рассказала мне, что видела? — спросил Локвуд, когда приобнял меня за плечи и начал уводить по тропинке с кладбища Мэрилебон. — Считай, ты уже на верном пути, — усмехнулась я. — А ты всегда была такой дерзкой? — прищурившись, посмотрел он на меня. «Ещё и не такой», — подумала я и негромко рассмеялась, созерцая его притворно-суровый вид. Знал бы он, каким милым при этом выглядел! Ужасно хотелось его подразнить, но я не стала. — Разумеется, расскажу, хотя есть идея получше, — сказала я, стараясь не задеть бедром могильный камень, торчавший впритык к узкой заросшей тропе, и Локвуд в ожидании продолжения вопросительно приподнял одну бровь. — Запишу для тебя всё, что смогу вспомнить. Мы часто общались таким способом, писали друг другу. — Писали? Мы были настолько далеко, чтобы писать письма? — Нет, близко, очень… На мгновение у меня внутри всё замерло от воспоминаний, и я непроизвольно прикрыла глаза, однако быстро взяла себя в руки и вернулась к объяснению: — Но почти весь свой фильм я была глухой, Локвуд. Расследование в церкви Святого Климента Датского закончилось паршиво: я едва не сгорела и довольно надолго оглохла от потустороннего колокольного звона. Выражение лица Локвуда стало не просто серьёзным, пока он слушал, а каким-то сердитым, почти гневным. — А где был я? — спросил он тоном палача, собиравшегося казнить самого себя. — Спасал меня, конечно. Влез на крышу по водосточной трубе, нашёл и запечатал Источник, после чего поднялся за мной на шпиль. Тем временем мы уже подошли к нужному месту каменной стены, ограждавшей кладбище, где она слегка осыпалась, превратившись в подобие лестницы, и, прежде чем перелезать, я заглянула Локвуду в глаза, стремясь к тому, чтобы до него дошло. — Прекрати винить себя во всех реальностях этого мира, ты меня оттуда вытащил. В ответ Локвуд не слишком весело, но улыбнулся, и, чтобы совсем прогнать завладевшую им мрачность, я нежно погладила его по щеке и прошептала: — Ты, Энтони… Он отвёл от меня задумчивый взгляд куда-то в темноту, как будто спорил сам с собой, а потом раздалось отчаянное: — Чёрт, я просто не могу! И он прижал меня к каменной стене всем телом! Сейчас это уже был не тот парень, которого можно было шокировать откровенными разговорами или поступками, и стало даже любопытно, куда в таких случаях испаряется вся застенчивость? И как быстро моё ложное прошлое станет нашим с ним общим настоящим? — Ещё раз назовёшь меня так, — угрожающе выдыхал Локвуд, перемешивая слова с поцелуями, — и пеняй на себя… А я не уверен, что кладбище — это подходящее место для того, что я собираюсь делать. Голым усилием воли он остановился. Кровь громко стучала в висках, мы оба тяжело дышали, уткнувшись лбами друг в друга, и балансировали на тонкой грани здравого смысла и полного безумства. Но Локвуд, как всегда, был прав. Или около того... — Если мне не изменяет память, запрет был только на Тони, Энта и Большого Э, ты не можешь вконец отобрать у меня выбор! — возразила я и изо всех сил постаралась абстрагироваться от ощущений, охватывавших всё тело. Моей бренной земной оболочке однозначно было без разницы, кладбище кругом или нет. — Обсудим это дома, — заверил меня Локвуд, нетерпеливо взял за руку и увлёк за собой. Когда мы наконец оказались по другую сторону от ограды, то опять обнялись и двинулись по направлению к Портленд Роу. Лично я шла на совершенно ватных ногах и без поддержки Локвуда дошла бы разве что до ближайшей лавочки. Стену, должно быть, я перелазила на адреналине, но потом меня догнало… С ума сойти, до чего сильно он опьянял мой организм, а ведь целый месяц пусть призрачного, но опыта же должен был меня к этому подготовить! И внезапно всё снова ощущалось как в первый раз, да благословит Господь эти мгновения... — Поговори со мной, Люси, — попросил Локвуд, — ты должна меня отвлечь. Знаю, ты собираешься всё записать, но на это понадобится время, а я не хочу погибать ещё и от любопытства! Пожалуй, отвлечься на разговор действительно стоило, и я призадумалась, чем же поделиться с ним в первую очередь? Но потом решила, что начну с проблемы, беспокоившей меня в текущей ситуации больше всего, и рассказывать остальное будет легче. — Знаешь, самое сложное сейчас — понять, что правда, а что вымысел. Конечно, тот Гость легко прочитал меня и вас в придачу, но придумал он тоже достаточно. — А зачем ему вообще понадобилось что-то придумывать? — искренне удивился Локвуд. — Ну-у, — протянула я как можно беспечнее, пока внутренне собиралась с силами, чтобы признаться, — у него была явно выраженная творческая жилка, а с объектом не очень повезло. Кому интересно снимать кино про девушку, у которой никакого романтического опыта за плечами, скажи на милость? Локвуд на ходу уставился на меня, переваривая то, что услышал. — Ты хочешь сказать, что призрак придумал тебе… Сколько?! — грозно спросил он. — Прочтёшь — узнаешь, — уклончиво отозвалась я, пряча улыбку. Конечно, было жутко интересно, какую цифру Локвуд нарисовал в своём воображении? Сколько моих призрачных парней он себе представил? Больше одного? Но потом я подумала, как мучилась бы сама на его месте, даже зная, что наяву никого не было, и ещё раз повторила: — В любом случае тебе не о чем волноваться, это всё вымысел от начала и до конца. Ты для меня единственный, Локвуд. Мои последние слова не только успокоили его, но и привели в некое блаженное состояние духа, и с минуту он счастливый шагал в тишине, пока сам не нарушил молчания, видимо, кое-что обдумав: — А знаешь, если вспомнить, как ты целуешься, ни за что не скажешь, что у тебя нет опыта! — Похоже, мне зачтётся тот вымышленный месяц с тобой, — зарделась я, обрадованная его похвалой. Каюсь, я чувствовала себя чуть ли не виноватой просто потому, что моя настоящая жизнь до Локвуда в действительности была далека от красивой истории. И вообще от какой бы то ни было истории... Хотя кому какое дело, да? — Ещё немного, и я начну ревновать к самому себе, — оценив оттенок моего лица, пробормотал Локвуд, а я взглянула на всё со стороны и задумчиво покивала: — И есть за что… От неожиданности Локвуд поперхнулся воздухом, который вдохнул, и только когда он неловко откашлялся, получив от меня несколько ударов по спине, мы двинулись дальше. — Но моё тело, можно сказать, вернулось в своё изначальное состояние, — на голубом глазу сообщила я, наслаждаясь его реакцией. — А сколько труда ты вложил в те тренировки по фехтованию, страшно представить! — Вот знал же, что не просто так застукал тебя с рапирой в пять утра! — засиял он торжествующей улыбкой, как будто уже любовался возложенным мной к его ногам первым призом с городских соревнований. — Да, да! — созналась я, хорошо понимая, что влипла снова по самые уши, но, если честно, было не жалко. — Я ведь не солгал тогда, Люси, я очень хочу… спарринг, — выговорил Локвуд, и в глазах его зажёгся совсем другой огонь. — Я тоже хочу… спарринг, — медленно произнесла я в ответ. — Вот дойдём до дома, и займёмся… На этом месте пришлось прикусить язык и подумать, что мне осталось только начать раздеваться прямо на улице, чего уж? — Катастрофически плохо ты меня отвлекаешь! — словно уловив мои мысли, посетовал Локвуд, отвернулся и зашагал чуть быстрее. — Придётся взять всё в свои руки и поговорить о более серьёзных вещах, хотя, видит бог, я не собирался так скоро об этом спрашивать… — Что? О чём ты? — насторожилась я. — И даже не думай уклоняться и прятаться за свои будущие записи, я имею право знать, как умер! — Ах вот ты о чём… Моё веселье вмиг улетучилось, а взгляд, точно камень, упал прямо под ноги. — Эй, тебе станет легче, если расскажешь, обещаю, — мягко сказал Локвуд и беспечно бросил: — Что, какой-нибудь Спектр меня достал? — Выстрел из ружья тебя достал, — буркнула я. Я старалась не думать о том, что видела так же ясно, как этот вымощенный плитами тротуар под своими ботинками. Хотя топтали бы они сейчас тёмно-серый шершавый дорожный асфальт, мне пришлось бы гораздо хуже. С некоторых пор грёбаный асфальт я ненавидела. Локвуд тихо присвистнул. — Одно радует, в этой реальности тебе такое не светит, здесь тебя просто некому из-за меня застрелить… — продолжала бормотать я, но мои мысли-убийцы уже вышли на свободу. — Да только это не значит, что ты в безопасности, Локвуд! Потому что ты агент! И знаешь, что ещё хуже?! Я тоже агент… Мы — два чокнутых агента с отвратительным инстинктом самосохранения! В моём голосе неприкрыто звучали истерические нотки, а свободная рука отчаянно жестикулировала. И будь у меня в распоряжении обе, я, верно, уже вцепилась бы ими себе в волосы. — Отставить панику! — скомандовал Локвуд и легонько потряс меня за плечо, которое обнимал. — Лучше скажи, как мы пытались решить эту проблему, наверняка же пытались? — Джордж посоветовал не разделяться на заданиях и рисковать в паре, но клянусь, его формула работает через раз, а если учесть то, чем всё закончилось, то нам лучше просто приклеиться друг к другу навсегда! Пока я говорила, мы наконец переступили порог нашего дома, тёмного и тихого. В такой час это было и неудивительно. — Приклеимся, если будет надо, — успокаивающе заявил Локвуд, — а сейчас идём-ка на кухню, ты, наверное, больше суток ничего не ела! Ни разу ведь не высунулась из своей комнаты вчера… А я не хочу, чтобы ты упала в голодный обморок! Мы повесили свою верхнюю одежду на крючки, пристроили рапиры в высокой подставке для зонтов и, скинув ботинки, направились на кухню. Есть мне почему-то совершенно не хотелось, но упрямиться не было смысла, с Локвудом иногда лучше не спорить. К тому же было приятно, что он решил за мной поухаживать, заботиться он умел, как никто другой. — Так-то лучше, — удовлетворённо проворчал он, когда я уже приканчивала вторую кружку чая вместе с куском великолепного мясного пирога, который днём стряпала Холли, видимо, изо всех сил стараясь выманить меня на запах. — Съешь ещё вот этих печенек, и я от тебя отстану. — Зря ты меня кормишь, Локвуд, мне нужно сбросить вес. Пришлось снова посмотреть горькой правде в лицо, пока собственные пальцы, глухие к доводам рассудка, предавали меня, нагло хватая печенье. — Кто тебе это сказал? — нахмурился Локвуд. — Я не мог! — Твоя рапира мне это сказала и скоро небось обязательно повторит, — вздохнула я. — И придётся потрудиться, чтобы вернуть себе хорошую форму, если я хочу хоть чем-то тебя удивить... А потом мои мысли сами собой пошли дальше по списку, перескакивая на те вещи, которых так недоставало здесь, будто стремились пересчитать все дыры моей души. Вот только к самым рваным и бездонным я их больше не подпускала, заставила себя ограничиться мелочью. — Господи, кто бы ещё знал, как хочется переодеться в любимую рубашку. С некоторым отвращением я оглядела себя и беспомощно улыбнулась, действительно испытывая жгучее желание освободиться из тесных пут своей чёрной водолазки, сбросить старую кожу, как змея. — В рубашку? — оживился Локвуд. — Ага, — пожала я плечами и встала, чтобы убрать посуду. А когда опустевшая кружка донышком глухо стукнулась о дно раковины, обретая там свой ночной покой в компании белой плоской тарелки, я вернулась на свой стул и объяснила: — Скучаю по своему несуществующему гардеробу. Мне он нравился, как и тебе, между прочим. — Ну, надеюсь, твой Гость всё-таки водил тебя по вполне существующим магазинам, так что это легко наверстать, — заметил Локвуд, явно заинтригованный. — Не сомневайся, в скором времени этим и займусь, но сегодня тебе придётся любоваться моей старой пижамой, прости, — виновато развела я руками. И до меня как-то не сразу дошло, что это я такое предложила, но Локвуд, надо отдать ему должное, не растерялся и ответил: — Ничего страшного, я ведь могу тебя от неё избавить, только попроси… Возникла пауза. Такая, от которой сердце начинает стучать быстрее, а воздух наполняется электричеством. Одна судьбоносная пауза на кухне дома 35 по Портленд Роу. — Уверен? — со всей серьёзностью спросила я, внимательно глядя Локвуду в глаза. Неважно, что там насчёт нас мне привиделось по милости того Гостя. Неважно, как велико было моё желание снова сделать его своим, личный опыт Люси Джоан Карлайл — вне игры. Неважно даже, что он мне признался, у него всё ещё был выбор идти или бежать по этому пути, и на сей раз никому плёнку назад не отмотать... Хотя кого я обманываю?! Ни черта он уже не решал! Кажется, Локвуд и сам это понял, а потому выдохнул: — Да, уверен. — Тогда долой пижаму, — вынесла я приговор. Мы молча и спокойно встали, взялись за руки и не торопясь пошли на второй этаж. Поднимаясь по лестнице, я свободной рукой убрала сапфир под водолазку, чтобы не мешал. Локвуд, тоже одной рукой, развязал галстук. Нервничал он или нет, не могу сказать. В тишине и темноте ночи мы зашли в его спальню, и он аккуратным, плавным движением повернул ключ в замке. Бог его знает, сколько было времени, но ещё далеко до рассвета. Развернувшись, Локвуд безмятежно притянул меня к себе и заключил в нежные, но надёжные объятия. — На чём мы остановились? — тихо спросил он. — Ты угрожал что-то со мной сделать, если я ещё раз скажу твоё имя, — в тон ему ответила я. — Просто фетишист какой-то, честное слово… Всегда так было? Может показаться немножко странным, что он спрашивал о самом себе, но у кого, как не у меня, теперь узнавать, что творится в подсознании? — Пожалуй, что да, но реакция была чуть менее острой, — заключила я, не добавляя, что мне, по всей видимости, неизменно хотелось превратить его в фетишиста. — И ведь не сказать, что я раньше никогда не слышал «Энтони» в твоём исполнении, было такое, хоть и давно… Или я в одночасье сделался настолько жутким эгоистом, или ты меня околдовала! Как ещё объяснить, что я съезжаю с катушек, стоит тебе произнести это имя? Весь мой самоконтроль капитулирует к чёртовой матери, Люс! — Что же с тобой будет, когда я начну его кричать? — едва ли не тише шёпота спросила я, и ответом мне стал протяжный, мучительный стон, ознаменовавший собой конец всем разговорам посредством слов.

Слёзы капали на покрывало бесшумно, незаметно, стекая по вискам, как струйки дождя по надгробию. А я хотела кричать, хрипеть, орать, не сдерживаясь, бесстыдно, не зажимая рта, от того, что бушевало внутри. Я испытывала катарсис, но только слёзы могли меня выдать, ни сердцу, ни дыханию я не позволила участиться. Локвуд по-прежнему лежал сверху и накрывал меня своим телом, как одеялом. А я просто обнимала его руками, чувствуя, что он отключился. Мне это нравилось. Нравилось, что я могу успокоить его, после того как зажгла, нравилась тяжесть его тела, нравилась возможность побыть наедине с самой собой, никуда его не отпуская. — Если бы ты знал, как чудовищно я тебя люблю, ты бы бежал от меня без оглядки, — почти беззвучно, одними губами произнесла я через некоторое время. — Не дождёшься, — раздался тихий, но ехидный ответ, и невесомый поцелуй вспыхнул на моей шее. — Меня радует твой оптимизм, но я серьёзно, Локвуд, — заговорила я чуть громче, в эту минуту пытаясь выразить то, что и речи, и разуму поддавалось с трудом. — Если мне моя любовь уже почти невыносима, как с ней справиться тебе? Как с этим огромным чувством можно существовать на земле? Оно не вписывается в нормальность, несовместимо с работой… Мне страшно при мысли, что рано или поздно оно убьёт нас обоих! Я не должна была втягивать тебя снова, должна была промолчать, соврать… Локвуд приподнялся на локтях, бережно стёр дорожки слёз с моей кожи и с уверенностью сказал: — Ложь тебе бы не помогла, Люси. Только не после сцены в кино. Он покачал головой, отрицая тем самым любой другой исход. — Никакие оправдания о потустороннем воздействии призрака бы не сработали. Ты просто не осознаёшь, что рассказала мне тогда без слов! Силу, с которой ты меня обнимала, отчаяние и глубину поцелуев, бившую тебя дрожь, безумную нежность на кончиках пальцев, которыми ты, словно в бреду, меня касалась, — всё это невозможно подделать! Погружённый в воспоминания, он сам безотчётно дотрагивался до моего лица, гладил, ласково перебирал волосы, и казалось, что не только дикий крик, метавшийся в моей груди, умолк, а все страхи, все рваные мысли, роившиеся в мозгу, стихли, но и кровь по венам больше не текла, потому что даже сердце застыло в паузе, слушая его. — И если бы я думал, что ты ещё под внушением, то вряд ли бы отозвался, вряд ли воспользовался… Но я всей душой почувствовал эту ошеломляющую искренность, острую, резавшую по живому, отсекающую последние сомнения, и целовать тебя в ответ стало самой естественной вещью на свете… Не отвлекись ты на остальных и не пойми, что происходит нечто из ряда вон выходящее, никаких поисков на кладбище бы не понадобилось! Можешь не верить, но я был близок к тому, чтобы решить всё на месте... Не знаю, что меня остановило, собственная глупость, не иначе. И сейчас я жалею, что не послал всех к чертям, чтобы не мешали, — он усмехнулся и мягко поцеловал меня, а потом договорил: — Неважно, насколько одержимой ты себя считаешь, не имеет значения, что ждёт впереди, я ни за что не убегу, ясно? И не убежал бы тогда, что бы ты ни сделала, что бы ни сказала, ведь на тот момент я уже тебя любил. Как много он вложил в свои слова, с какой бездонной теплотой в глазах смотрел... Казалось бы, чего же мне ещё? Но снова упустить удобную возможность его спросить я не смогла. — И когда ты собирался мне об этом сказать? — дрогнувшим голосом наконец озвучила я вопрос, который не переставая терзал меня, поскольку во время обоих полученных мной признаний, призрачного и настоящего, Локвуд был по большому счёту лишь заложником ситуации. — Ну, — уклончиво протянул он тем вкрадчивым тоном, к которому всегда прибегал, если его крепко загнали в угол, — когда я подбросил тебе сапфир, я фактически расписался в этом... — Не-а, Локвуд, так оно не работает, и ты это прекрасно знаешь! Мне даже труда не стоило рассердиться, так давно во мне сидела эта заноза, а он только рассмеялся. — Ладно, я трус, ты довольна? — отсмеявшись, признал он. — Да, — пробурчала я, а потом подумала и добавила: — Но если судить по сегодняшней ночи, то не такой уж и трус... Мои пальцы убрали с его глаз упавшую прядь волос, и внутри всё перевернулось от этого простого прикосновения. — Когда ты успел обеспокоиться контрацепцией? — Когда, когда... — Локвуд уткнулся лбом в моё плечо, пряча лицо. — Считаешь, я мог думать о чём-то ещё? Натурально как с ума свихнулся! Стоило мне выпасть из такси и добраться до кровати, как моя бедная голова переполнилась таким количеством интересных сюжетов, что я сам от себя не ожидал! Чтобы отвлечься, попёрся в зал в пять утра и, будто мне было мало, нарвался там на тебя, такую прекрасную и воинственную… Ты же не дала мне ни единой возможности себя проявить, а потом и вовсе из дома сбежала! — Не пойму, что тебе, собственно, мешало себя проявлять? Ты и днём со мной разговаривал, — резонно возразила я. — По-твоему, мне надо было признаваться через дверь, да? — возмутился Локвуд. Я кивнула. Через дверь, через окно, через стену, как угодно, на тот момент меня устроил бы любой вариант. — Хорошо! В следующий раз я буду ходить по дому и колотить поварёшкой об сковородку, выкрикивая, что люблю тебя, если ты снова откажешься пускать меня к себе! Я засмеялась от возникшей в моей голове живой картинки, а он мстительно, но несильно укусил меня за подбородок и скатился на кровать, намереваясь встать. — Найдёшь для меня запасной халат? — попросила я, после чего сладко потянулась и зевнула. — В конце концов, в этом доме две ванных... Локвуд, не споря, встал и направился к шкафу. И пока он рылся на верхней полке, а я любовалась его стройной фигурой, тихое бормотание донеслось до моих ушей: — Лучше бы запереть тебя тут на ключ от греха подальше, а не отпускать в ванную, не то, боюсь, даже Шекспир уже не подскажет, где придётся опять искать...

Несмотря на опасения Локвуда, я спустилась из мансарды первой, подобрала с пола свою одежду и тщательно её сложила, а его рубашку и брюки расправила и повесила на вешалку в шкаф. Знала ведь, как он щепетилен по отношению к собственным вещам. Кто бы мог подумать, что в итоге аккуратности меня научит призрак, всего лишь ментально поселив на месяц с Локвудом в одной комнате? Да никто! Возможно, самому Локвуду тоже когда-нибудь удалось бы меня перевоспитать, но он уже опоздал блеснуть таким талантом. Я подошла к постели, предполагая, что в этот раз найду на покрывале следы крови и придётся отдельно озаботиться его стиркой, но, как ни странно, оно не пострадало, по крайней мере, мои глаза ничего не разглядели в полумраке. Я только пожала плечами: устала сравнивать одно с другим и гадать о собственной физиологии. Свернув покрывало и пристроив халат в изножье кровати, я залезла в постель, стараясь не считать, сколько уже не спала, потому что всё равно очень хотелось дождаться Локвуда. Засыпать без него было почти осязаемо страшно, и, слава богу, минут через пять он вернулся, молча разделся и забрался ко мне, обжигающе холодный после душа. Я прижалась ближе, делясь своим теплом, и уткнулась лбом ему в грудь, чтобы не только слышать, но и ощущать размеренное дыхание, всегда успокаивавшее меня перед сном. — Как ты, Люси? — тихо спросил Локвуд у моей макушки, и голос отразил его искреннюю обеспокоенность. Должно быть, он понял, что так и не узнал от меня... — Больно не было? — Нет, — мягко ответила я и, в общем, не солгала. Всего лишь умолчала, что больно мне сейчас было всегда, и никакая физическая боль не могла сравниться с той, что сидела в моём сердце, как застрявшая ружейная пуля, ожидая темноты под закрытыми веками.

Ему снился сон. Часто и отрывисто дыша, она остановилась с ним рядом. С облегчением и благодарностью улыбнулась. Вдвоём они только что выбрались из уродливого двухэтажного кирпичного дома с печной трубой посередине и замерли теперь в тупике на асфальте перед полукругом живой изгороди, обводившей голый клочок земли с грядками, который кто-то мог считать огородом. Босая, в изящном вечернем платье, спереди забрызганном кровью, но невредимая, она снова была так близко... Её волосы растрепались, впрочем, лучшего он и пожелать сейчас не мог. Он сжал её в объятиях изо всех сил и, наконец улыбнувшись, достал сапфир из кармана. С нежностью застегнул кулон на её шее и только тогда произнёс: — Так-то лучше, для начала. Его рука вновь потянулась к карману, где в синем бархате маленькой шкатулки лежало кольцо, заказанное для неё ювелиру. И было плевать, подходящий сейчас момент или нет, но неумолимым роком уже прозвенело оконное стекло, и карой за его неосторожность грохнул ружейный выстрел. Душой и телом он знал, что всё. Свет ушёл из её глаз, как крохотная бабочка, покинувшая цветок, хотя улыбка ещё горела, догорала… Он подхватил её, не дав упасть, потому что лишь это ему оставалось, лишь это было позволено для неё сделать. А он хотел вложить своё дыхание ей в лёгкие, уступить своё сердцебиение, оставить ей цепочку своих дней, взамен забрав себе только пулю. Хотел кричать, хотел прогнать мысли о предсмертной агонии, тоже отнятой у него… Но мог только, выплакав реку, утонуть в чёртовом океане крови.

Я проснулась в спальне Локвуда одна ещё до полудня. Сон мой обычно был крепок, и мало что могло его прервать, поэтому я совсем не услышала, когда Локвуд встал и ушёл, что было досадно. Но вместо себя он оставил на подушке листок бумаги, должно быть, не забыл мой рассказ о письмах друг другу. Сцапав рукой записку, я прочла: «Не думай, что я не понимаю, насколько огромно это чувство внутри тебя. И я всё равно хочу его целиком, без остатка. Поклянись, что никогда не скроешь его от меня, не спрячешь, не смолчишь. Отдай его мне, и я отдам тебе своё. И тогда мы увидим, кто из нас более сумасшедший». Я хорошо знала спокойный, уверенный, полушутливый тон писем Локвуда, и это был не он. Перечитывая снова и снова несколько коротких строк, я никак не могла отделаться от живой тревоги, застучавшей в сердце. Если Локвуда накрыла та же волна, что и меня, то в доме было лишь одно место, куда он мог отправиться... Быстро встав, я принялась одеваться. Даже не прикоснулась к юбке и водолазке, но натянула легинсы и без стеснения залезла в шкаф, нашла там одну из старых рубашек Локвуда, ту, что посвободнее других, бледно-голубую, и надела, закатав длинные рукава. Я направилась прямиком вниз, в фехтовальный зал. Забила на утреннюю гигиену, она могла подождать, а мне срочно надо было знать, что все мои дурные предчувствия напрасны. Но стоило приоткрыть дверь и увидеть, как фехтует Локвуд, у меня всё оборвалось внутри. Его клинок ожесточённо разил, вспарывал и убивал, а гримаса страдания на пепельно-сером лице всё равно не сменялась ничем, сколько бы он не колол своих призраков в надежде на облегчение. До безумия знакомыми мне были эти движения... Я только не могла понять, как Локвуду удалось вогнать себя в то же состояние, которое владело мной всего сутки назад. — Локвуд... — испуганно позвала я. — Что?.. При первых звуках моего голоса он развернулся, беспомощно выронил рапиру и бросился ко мне. Заключил в тиски своих рук так, что хрустнули позвонки. Его всего трясло, и это дико пугало... Опасаясь, что у меня самой подогнутся ноги, я заставила его опуститься вместе со мной на колени. — Что же ты не разбудил?! — еле выговорила я, гадая, верно ли поняла причину, по которой он вцепился в меня мёртвой хваткой и уткнулся лицом в область шеи, где пульсировала артерия. Локвуд молчал. Страшно, невыносимо. И я практически заставила его выпрямиться, сжав его голову ладонями, и поразилась тому, насколько больными выглядели его тёмные глаза. Но я всё равно улыбнулась, попыталась стереть пальцами это напряжение на лице, разгладить складку между бровей, согреть кожу своим теплом. Он не сопротивлялся, когда я взяла его руку, чтобы приложить её к надрывавшемуся в моей груди сердцу. — Слышишь это? Давай, Локвуд, вернись... И я осторожно коснулась его губами. Вот тогда он среагировал, покрыл поцелуями моё лицо и через некоторое время смог успокоиться настолько, что заговорил, хрипя, как глубоко простуженный человек или как тот, кому пришлось выплакать все глаза: — Ещё раз так меня напугаешь во сне или наяву, и до конца жизни тебе придётся ухаживать за пациентом психушки! — Знаю... Добро пожаловать в клуб, — вымученно улыбнулась я, а Локвуд, вряд ли уже способный остановиться, приглушённо продолжил: — Я не хочу читать то, что с тобой было в этом видении, Люси, и почти готов умолять ничего мне больше не рассказывать! Это какая-то мистика: с поразительной чёткостью видеть потом всё во сне и осознавать, что тебе пришлось такое вынести, а у меня просто нет твоего мужества... Я в ужасе закусила губы. Собиралась навсегда уберечь его от своих воспоминаний и даже случайных слов, чего бы мне это ни стоило, хотя понимала, что жить полунемой может оказаться непосильной ношей или, хуже того, просто невозможно… — Но я должен! Прекрати качать головой и не смей ничего утаить! — прикрикнул он на меня, встряхнув, и уже мягче добавил: — Я просто не могу оставить тебя с этим один на один, Люси… И поэтому в следующий раз обещаю, что разбужу тебя и буду доказывать себе, что ты живая, всеми возможными способами... А потом Локвуд прижал меня крепче, коснулся лбом и, не скрывая, что плачет, зашептал: — Если бы ты знала, как чудовищно я тебя люблю… Однако ещё в моих силах было не позволить ему мои же слова договорить.

Мы с трудом поднялись с колен несколько минут спустя и, поддерживая друг друга, направились к выходу. Собирались покинуть фехтовальный зал и привести себя в чувство, но не успели: напоролись на Джорджа. Должно быть, он искал Локвуда и не ожидал столкнуться с нами обоими в дверях. Вскрикнув и отшатнувшись, Джордж схватился за очки, чтобы получше вглядеться в нас. Спорю, вид был не ахти, потому что мы услышали встревоженное: — Ребята, без обид, но вы как будто только что из могил встали! Сработал триггер, диафильмом в мозгу проплыли все последние мрачные события этих дней. Мои руки до сих пор ощущали тяжесть падающего тела. Так же саднил крик, застрявший в темноте глотки. Лёгкие по-прежнему жгло, будто их обдали кипятком, а мне ими всё ещё дышать… Не ошибусь, если скажу, что и с Локвудом происходило нечто похожее, ведь я считала собственную гибель со дна его зрачков и теперь наперёд знала: когда моя Смерть действительно придёт, у неё будут эти его глаза. А Джордж, поразившись нашим пустым лицам и остекленевшим взглядам, вскинул руки и испуганно выдавил: — Понял, так оно и есть! Тогда, может, чаю? Зомби пьют чай? — нервно поинтересовался он, и мы с Локвудом загробным хором отозвались «пьют!», а потом, не сказав больше ни слова, со скоростью похоронной процессии направились наверх. — Батюшки-светы, — тихо прокомментировал Джордж, когда наши ноги практически скрылись из виду, — надо предупредить Холли, чтобы не заходила на кухню, не то начнёт звонить в скорую, хотя тут труповозка пока уместнее...

Гигиена всё же победила и желание выпить чаю, и нежелание Локвуда расстаться со мной хотя бы ненадолго. Я настояла на том, что душ пойдёт ему на пользу, и строго-настрого наказала выйти оттуда человеком, а не зомби. Сама я с поставленной задачей справилась быстрее, поэтому пошла на кухню готовить горячие бутерброды. Несмотря на наличие другой, более традиционной для «Локвуда и Компании» еды моя душа требовала именно их. И стоило мне достать противень из духовки, появился Локвуд, снова свежий и спокойный, в чёрной рубашке с закатанными рукавами и расстёгнутым воротничком. Пожалуй, на её фоне чересчур бледный, но, как всегда, это ему только шло. Явно погибая от голода, он с интересом принюхался к результатам моего труда, однако любовь иногда способна пересилить даже желание набить желудок! Он подошёл, бережно обнял меня за талию, отвлекая от тарелок, которые я доставала, развернул к себе и поцеловал. Трудно сказать, что в тот момент было горячее, его губы или бутерброды из духовки… Я прижалась теснее, зарывшись пальцами ему в волосы, и рассталась со всеми мыслями разом, но со стороны двери вдруг раздалось весьма настойчивое покашливание. Мы дружно повернулись на звук и увидели забавную картину: донельзя смущённая Холли вцепилась в плечи Джорджа, очевидно, пытаясь не пустить его на кухню, но блеск очков, изгиб бровей, то, как Джордж дышал, втягивая носом воздух, позволяло предположить, что его цель — бутерброды. И на пути к этой цели Джордж вполне был готов, не моргнув глазом, перешагнуть даже наши с Локвудом тела, занятые любыми непотребствами. — Простите! — беспомощно пролепетала Холли. — Он и слушать ничего не хотел, как учуял запах! Хотя полчаса назад сам говорил мне сюда не заходить, пугая какими-то зомби… Видишь, не нужна им труповозка! — прошипела она Джорджу в ухо. — Рад видеть вас снова среди живых, — нетерпеливо согласился с Холли Джордж, — и не подумайте, я обязательно провозглашу по поводу вашего воскрешения и всего остального, тут увиденного, ещё не одну аллилуйю, можете и не мечтать, что я проигнорирую сии замечательные факты, но прямо сейчас я могу сказать только одно: такой красотой принято делиться! — Давай, — подбодрила я его, — здесь целый противень, всем хватит. Я была привычная к тому, что нас с Локвудом в «прошлой жизни» периодически ловили за поцелуями в разных местах дома, и ни капли не смутилась. А Локвуда, похоже, нигде и никогда этим было не пронять, поэтому мы вдвоём спокойно разложили еду по тарелкам, пока Холли и Джордж возились с кружками, и наконец уселись рядом пробовать мою стряпню. — Так вас можно поздравить? — спросила Холли, с умилением наблюдая заботу, с которой Локвуд подливал мне чай и подавал печенье, когда с бутербродами уже было покончено. — Как думаешь, Люси, можно? — лукаво посмотрел на меня Локвуд, наверняка в уме перечисляя, с чем именно нас можно поздравить на текущий момент, и я всё-таки покраснела. За одну ночь достижения и правда были выдающимися, не хватало ему ещё узнать, что я его фиктивная невеста, и мы бы собрали фулл-хаус. — Можно… — буркнула я и отвела от него глаза. — А можно узнать, откуда рецепт, Люси? — полюбопытствовал Джордж, довольно облизывая пальцы. Земные и суетные человеческие взаимоотношения временно выбивались из рамок его жизненных интересов, и слушал он в основном не нас, а хруст поджаренного хлеба на зубах, плеск чая в кружке и ответы своего главного и очень тонко настроенного научного прибора — живота. — Отличная штука получилась. — Честно говоря, авторство приписывалось тебе, но вижу, что ты не в курсе, — улыбнулась я, а потом вздохнула: — Привыкайте, ребята. Боюсь, я для вас сейчас что-то вроде прорицателя, могу ляпнуть что-нибудь не то, и попробуй разбери, где правда, а где вымысел. — Стоило ожидать чего-то подобного, ещё когда нам описали «анамнез» владельцы кинотеатра, верно? — принялся рассуждать Джордж. — Хотя я положа руку на сердце им не поверил. Где ж это видано, чтобы Гость во время призрачного захвата кинулся сочинять многолетнюю биографию жертве, опираясь на её подсознание, с целью плавно свести в могилу, вместо того чтобы тупо из кресла выпрыгнуть, да и дело с концом? Он с удовольствием откинулся на стуле и упоённо продолжил: — Исключительный по своей силе и воздействию призрак, уникальный! Не сожги мы тот комок жвачки, ух, я бы за него взялся… А то, может, и вы бы захотели сохранить на память, — хитро глянул он на нас с Локвудом, — как-никак оба обязаны ему, чего мелочиться, всем! Джордж, как всегда, зрил в корень. Я не могла заставить себя ненавидеть призрачного сукина сына со всей силой, которой он того заслуживал, равно как и сосчитать, чем была ему обязана, но меня всё равно передёрнуло от мысли, что кто-то ещё вляпался бы в смертельную ловушку засохшей пожёванной дряни, да к тому же специально. И Локвуд разделял моё мнение: — Этой твари место только в Клеркенвелле, Джордж, сам знаешь! И один раз спалить её, честно говоря, маловато... — Он сурово скрестил руки на груди. — А как думаете, кто он был при жизни? — полюбопытствовала Холли. — Или она, — заметил Джордж. К счастью, он не захотел перечить Локвуду по вопросу сохранения Источника. — Думаю, всё-таки он, — поделилась я своими ощущениями. — Не знаю почему, но я представляю себе молодого студента театрального или даже режиссёрского факультета, балбеса, конечно, и прогульщика, но не обделённого мозгами, и он явно фанател от жвачки! Похоже, эта привычка настолько въелась в него, что лепить её везде, где он появлялся, стало чем-то вроде визитной карточки. Наверное, красное кресло в зрительном зале было последним местом, куда он успел её шлёпнуть, прежде чем каким-то образом нашёл свой конец. — Знаешь, не удивлюсь, если так оно всё и было, как ты описываешь, Люси, — согласился со мной Джордж, и остальные покивали. — А что касается конца, подобные типы или с моста сами прыгают, если жизнь не мила и их никто не понимает, или попадают под машину, потому что за своей бесшабашностью и безудержным весельем не способны заметить опасность, просто не верят, что мир может подложить им такую свинью! Как думаете, который из вариантов наш? — Не хочу даже гадать, Джордж, извини, — отказалась я. — Хватит и того, что сама себе теперь гадалку напоминаю: сбудется или не сбудется, сделать или не сделать, сказать или не сказать, бр-р-р! — М-да, это немного пугает, конечно, ожидать от тебя пророчеств, но думаю, мы переживём, — обнадёжила меня Холли и встала. — Пошли, Джордж! Ты своего уже добился, и нам есть чем заняться внизу… Не готовьте больше ничего! — одними губами посоветовала она нам с Локвудом напоследок. Джордж легко позволил себя увести, и мы остались с Локвудом вдвоём. Он мне улыбнулся. Не убийственной своей улыбкой в тридцать два зуба и сто тысяч мегаватт, а мечтательно. Он явно успел нарисовать себе какой-то приятный сценарий, который делал его счастливым. Протянув руку, Локвуд коснулся моего лица, погладил скулу, убрал прядь волос за ухо и уже повёл ладонь ниже, когда наконец заметил, что, собственно, на мне надето. И вспомнил, что я говорила о желании обновить свой гардероб. — Ах да, ты же думала пойти по магазинам... — Собиралась, а то, знаешь, в твоём шкафу только одна рубашка, которая на мне застёгивается, — усмехнулась я. — Неужели ты перемерила их все? — развеселился Локвуд. — Слава богу, не понадобилось. — Я даже содрогнулась, представляя себе, как надолго мог бы затянуться весь процесс. — Эту легко было опознать, не в первый раз доводится в ней ходить, то есть доводилось... Чёрт, совсем запуталась, как лучше говорить об этом? Мне не хотелось сейчас чувствовать раздражение, но оно без приглашения лезло в голову: очень уж надоело вставлять ремарку о своих призрачных приключениях в каждую фразу. — Ты вполне понятно говоришь, не волнуйся, — успокоил меня Локвуд, — но можешь начинать думать, что одну я тебя по магазинам не отпущу. Немного заинтригованная таким поворотом событий, я вопросительно заломила бровь. — Или со мной, или никак, — развёл он руками, демонстрируя, что больше ничего не может мне предложить. — Считай, я к тебе приклеился. — Но тогда сюрпризов не получится, Локвуд! — попыталась образумить его я. — К тому же в прошлый раз мы ходили с Холли, можем и сейчас… — Некоторых твоих сюрпризов мне до конца дней хватит, — проворчал он и передёрнулся. — Я вообще не большой любитель сюрпризов, если на то пошло, предпочитаю тихую, размеренную и предсказуемую жизнь… — И это мне говорит глава агентства «Локвуд и Компания», бессменный лидер банды самых безбашенных агентов во всём Лондоне?! Окстись, какая предсказуемость?! Мы оба расхохотались, признавая абсурдность его заявления, но Локвуд всё равно был непреклонен. И вопреки своему страху сесть в лужу без грамотного руководства Холли, я решила согласиться.

Ходить по магазинам, будучи безнадёжно влюблённой парой, — это отдельная песня. Советчик из Локвуда оказался превосходный, но несколько раз мне приходилось натурально выставлять его из примерочной и в остальное время внимательно следить за длинными тонкими пальцами, которые постоянно норовили залезть куда не следует! Опасаясь последствий, я не пустила его дальше порога магазина с бельём, запретила и думать входить внутрь, но, когда из-за шторки появилась его худая рука с пачкой вешалок, даже не предлагая, а требуя померить содержимое, стало понятно, кто тут управляет ситуацией на самом деле. — Я не смотрю! — утешил меня Локвуд, и в отместку я укусила его за запястье, заранее предчувствуя, что это мне ещё аукнется. По правде говоря, подставила я сама себя минимум дважды, потому что вкус его кожи на языке на несколько минут совершенно вывел меня из строя, и как я удержалась, чтобы не втащить в итоге Локвуда к себе, ума не приложу... Но среди мыслей поскорее остаться наедине всё-таки попадались и мысли об одежде. Вдвоём мы практически разорили большой отдел с костюмами, потому что Локвуду нравилось на мне буквально всё: брюки, пиджаки, рубашки, жилеты и ремни. Себя он тоже не обделил, и я подумала, что сегодня таким безмятежно счастливым его ещё не видела. Конечно, пока мы не зашли в магазин фехтовальной экипировки… Локвуд собрал нам обоим полный доспех и, несомненно, уже предвкушал, как скоро разделает меня под орех. Да у него и без отягчающих обстоятельств на это были стопроцентные шансы, а на моё ошарашенное молчание в процессе примерки он всего-навсего хмыкнул: — Что, в твоём видении мы пользовались только защитными наконечниками, не так ли? Человек в сетчатой маске, чёрной куртке с дополнительными уплотнениями на груди, плечах и локтях, в брюках из усиленной ткани, защитных перчатках для дуэльного фехтования и лёгкой спортивной обуви, мог только кивнуть. — Дилетант! — бросил Локвуд, критикуя то ли самого себя, то ли плохо разбиравшегося в фехтовании призрака, и, развернувшись ко мне спиной, направился к продавцу, чтобы оформить доставку на Портленд Роу. Своими силами нам это богатство было никак не унести... А после магазина со снаряжением усталость всё-таки скосила нас обоих. Стали проявлять себя и бессонная ночь, и утренние потрясения, поэтому, решив, что хорошего понемножку, мы отправились домой. И первое, что услышали наши уши, пока тела ещё не успели толком пересечь порог, потому что с трудом втискивались в дверной проём с миллионом пакетов, было поражённое, практически оскорблённое до глубины души замечание Джорджа, обращённое к Локвуду: — Ты что, уже повысил ей жалованье?! — Не-а, не повышал, — отдуваясь, сообщила я. Мне наконец удалось пробраться в прихожую и сгрузить пакеты на пол. — Привет, ребята! В прихожей, кроме Джорджа, недоверчиво сверкавшего очками и раскинувшего руки в беспомощном жесте объять необъятное, обнаружился Квилл Киппс, который, похоже, тоже только что пришёл. — Привет, Квилл, не ждал тебя сегодня, — сказал ему Локвуд, а затем быстро освободился от пакетов, чтобы скинуть пальто и галантно помочь мне снять куртку. — Здорóво! — отозвался Киппс. — Я и не собирался приезжать, но Холли позвонила, сказала, что вас нужно подменить ночью. — В самом деле? — удивился Локвуд, когда закончил раздевать меня в рамках приличий и совершенно естественно обнял за талию, прижав спиной к себе. А я в ответ совершенно естественно обхватила его руки своими. — Да, сказала, что вы заболели, — скептически окинул нас взглядом Киппс, — и теперь я вижу, чем… А вот это вот всё, — он тоже повёл руками, обозначая море пакетов с одеждой и обувью на полу, и понимающе ухмыльнулся Локвуду, — должно быть, обратная сторона медали… Парни! Я не видела выражение лица Локвуда, но догадалась о нём без труда. — Вот не надо страдальчески закатывать глаза, ты сам не пустил меня одну, — проворчала я и легонько стукнула его затылком в плечо. — Эй! — возмущённо отозвался Локвуд, стиснув и приподняв меня над полом, но Киппс уже перебил возможное продолжение драки. — Как ты узнала, что он закатил глаза? — с любопытством уставился он на меня. — А она теперь всё обо мне знает, — встрял Локвуд, возвращая мои ноги на землю. — Тот засранец, Призрачный Режиссёр, выложил ей моё сознание на блюде. — Я бы посочувствовал, Тони, но больше тянет сказать «так тебе и надо»! — Киппс хохотнул и с восхитительной ехидцей добавил: — Отшкворчала ваша скрытность, ребята, с удовольствием приду на поминки! Ох, не умеют некоторые люди вовремя остановиться, правда? — На твоём месте я бы поосторожнее веселился в присутствии Люси, — с языка снял мою мысль Джордж, не глядя ни на кого и отрешённо подпинывая носком ближайший к себе пакет, словно у него в голове ещё продолжал работать калькулятор. — Это почему? — насторожился Киппс, и взгляд его забегал от Джорджа к нам с Локвудом и обратно. — Потому что она теперь всё знает и о нас, — траурно закончил Джордж, поджав губы, а мы с Локвудом беспощадно кивнули. После долгой паузы и попыток найти в наших лицах намёк на шутку Киппс красноречиво описал этот переплёт тихим, но ёмким «блин!».

На самом деле Киппсу пришлось заменять нас не один день, а целую неделю. Локвуд заявил, что созрел для настоящего отпуска, чем удивил абсолютно всех. Мы-то думали, что он и трёх дней не продержится без работы, а он, радостный до безобразия, просто взялся за меня по полной программе... Если мы с ним не валялись в постели, то фехтовали, а если не фехтовали, то я писала для него своё немаленькое сочинение. Хотя было также подозрение, что Локвуд неспроста стремился выставить Киппса в наилучшем свете, доверяя ему команду. Похоже, он сообразил в первый же вечер, почему со смешанным чувством сожаления и печали я смотрела на Квилла с Холли, провожая их на расследование. Между этими двумя не сквозило ничего, что могло бы выйти за рамки обычных дружеских отношений, и гнетущее состояние неразрешимого противоречия давило на меня мощным мелейзом. Киппс, как оказалось, тоже тогда приметил мой взгляд и перед выходом, пока закидывал на спину свой рюкзак, обеспокоенно спросил: — Всё нормально, Люси? — Да, — соврала я и как можно непринуждённее пожала плечами, спрашивая себя, долго ли смогу поддерживать это «нормально» и не вмешиваться туда, куда не просят. — Просто непривычно видеть тебя прежним, что ли, не обращай внимания. — Ладно... Я-то уж подумал, ты захочешь сказать что-нибудь судьбоносное, — слегка озадаченно потёр он бровь. — Лучше не спрашивай её сейчас ни о чём, Квилл, — тронув его за плечо, попросила Холли. — Лично я не хочу лишних мыслей в голове, когда иду к призракам в гости. — Да, ты права! — легко согласился с ней Киппс. Показалось или нет? На каплю больше нежности в прикосновении Холли? На тон теплее взгляд Квилла ей в ответ? «Была не была», — решила я и всё-таки заикнулась кое о чём. — Хотел судьбоносного? — угрожающе спросила я и, не дожидаясь ничьих возражений, заявила: — Вставь серьгу в ухо! Лицо Киппса растеряно вытянулось, с каждой секундой приобретая всё более задумчивое выражение. На лице Холли вспыхнул оценивающий взгляд, который она автоматически устремила на Квилла. А лицо Джорджа, появившееся из-за их спин, выглядело крайне раздосадованным. — Ну спасибо тебе, Люси! Из-за тебя теперь командовать парадом придётся мне, ведь этот болван всю ночь будет думать только о чёртовой серьге в ухе! Джордж, бесспорно, был прав, более того, мне был известен ещё один человек, который всю ночь будет думать об ушах Киппса, но угрызений совести я по этому поводу почему-то не испытывала. Локвуд же моих слов Квиллу не комментировал ни до, ни после того, как они отчалили. То ли не считал нужным, то ли просто изнемогал от желания утащить меня в спальню, где первым делом, кто бы сомневался, поставил напротив большого зеркала, как будто мы снова были в одной из примерочных. Упорный, знаете ли, тип! И ещё имел наглость прочесть мне лекцию о вреде неспортивного поведения, пока его пальцы, само собой, делали всё, что им заблагорассудится... Что же касается фехтования, то у меня было одно-единственное преимущество: эффект неожиданности, которым я собиралась активно воспользоваться, пока мой наставник не включился в бой по максимуму. Так размышляла я на следующий день, наблюдая детский восторг Локвуда, распаковывавшего нашу приехавшую экипировку. Оставалось понадеяться, что я вообще смогу что-то изобразить в полном доспехе с непривычки... И скажу честно, ничегошеньки у меня вначале не получилось! Поди застань Локвуда врасплох, тем более что он уже составил кое-какое представление о моих возможностях в то раннее утро... Хотя удивить его под занавес спарринга мне всё же удалось. Удачно увернувшись от предназначенного мне выпада, я оказалась на идеальной дистанции для того, чтобы свободной рукой придержать клинок Локвуда за эфес, и тут уже ничто не мешало мне нанести свой впечатляющий укол: лезвие тренировочной рапиры красиво изогнулось другой, упираясь ему в грудь, и поставило эффектную точку в нашем поединке. Ну а что, использовать свободную руку не запрещено! Локвуд и сам это знал, поэтому, сняв маску, довольно улыбнулся: — Не могу не восхититься, как нежно ты только что меня убила! Он сиял, словно свеженачищенные цепи, пока увлечённо делился своими идеями по части программы занятий, тогда как я, греясь в этих лучах, снимала перчатки, расстёгивала липучки на куртке и разувалась. Только такие его эмоции и давали мне силы садиться за свои записи, нырять в них, как в бездну, с молитвой доплыть до берега. Кто из нас при этом больше боялся пачки исписанных моей рукой листов — спорный вопрос. Впустить в свою голову Локвуда было для меня жизненно важным и единственно верным решением, но врать не буду, мужества оно требовало немалого. И я, безусловно, сбежала бы куда-нибудь на те несколько часов, что понадобились бы ему на чтение, но должна была выдержать и остаться рядом. Локвуд не захотел намеренно или случайно отнять у меня право свободно говорить о произошедшем и собирался ни много ни мало уменьшить плотность моей боли, порой перераставшей все границы, а способ, увы, был всего один — разделить её со мной. В день, когда последние строчки чёрными перьями легли на белизну бумаги и моя исповедь оказалась у Локвуда в руке, я попыталась улыбнуться: — Эта могила глубокая, но пустая. — И ты вытащишь меня из неё, если что? — как всегда, расслаблено и беззаботно спросил Локвуд, но мог обманывать своей невозмутимостью кого-нибудь другого: я видела, какое усилие он прилагает, чтобы листы в его руке не дрожали. — Да, — твёрдо заявила я. — Или ты — меня. Всё как мы любим. Так когда и где? За ним было право выбора места и времени. Например, читать такое на ночь я бы никому не посоветовала… Лучше всего подошёл бы свежий воздух и солнышко, но Локвуду не повезло с погодой: тучи одна чернее другой бороздили небо, мутными потоками дождя заплёвывая окна. Не пожелав дожидаться более благоприятных условий, Локвуд решил остаться в спальне, уселся с рукописью в изголовье кровати и вытянул свои длинные ноги. А я примостилась головой у него на коленях, намереваясь в этой позе остаться до победного конца. И лишь по движению его пальцев, пробегавших по моим волосам и коже, можно было догадываться, о чём именно он читал... Дождь стучал — будто земля сыпалась на крышку гроба. Я слушала его, пытаясь дышать ровно и спокойно, силилась уснуть и не думать, что даже часы на комоде тикают так, будто дом с минуты на минуту взорвётся. Но столь лёгкого пути мне судьба не подарила, заставила отсчитать все положенные на мою долю капли, секунды и удары сердца, покуда Локвуд не сказал, ласково погладив меня по плечу: — Люси, отомри, я дочитал. По тону его реакцию угадать было невозможно, и я, неспособная с собой совладать, только отрицательно покачала головой и продолжила лежать как лежала. Локвуда это не устроило, он вывернулся из-под меня и сполз вниз на уровень моего лица, которое я сразу же уткнула в покрывало. — Тебе не надо меня бояться, — убеждал он мою упрямую голову, а та не хотела сдаваться. Локвуд убрал ей за ухо занавесом упавшие волосы, открывая зажмуренный глаз, и попросил: — Люс, пожалуйста, посмотри на меня. Древним заклинанием звучала эта мольба в его голосе, и мне всегда нечего было ей противопоставить... Я повернулась на бок и взглянула на него. Минуту, а может, больше, мы просто лежали друг напротив друга, объятые бессловесной тишиной, пока чары не спали и Локвуд вполголоса не заговорил: — Помнишь, на кладбище я заявил, что твоё видение было гораздо счастливее, чем настоящая жизнь, в которой ты проснулась? Ни для кого оно не стало загадкой, это видение: ты и я были вместе, пока я не погиб, — вот и весь ответ на неё. Следовательно, раз я жив, осталось только снова стать парой, и, — он прищёлкнул пальцами, — ты счастлива. Но за этими очевидными выводами и глупым представлением о счастье не стояло ни одного дня твоей глухоты, ни месяца длиной в нашу жизнь, ни горя длиной в нескончаемую минуту, ни любви, которой я не заслуживаю... Не надо, не возражай! Локвуд накрыл ладонью мои губы, останавливая слова, и сел вместе со мной на постели, потому что лежать вдруг стало невыносимо. — Всё, что я сделал достойного, — это сказал «люблю» не под дулом пистолета. Прямо-таки достижение с моей стороны! Конечно, я без раздумий за тебя умру, и почему-то это считается наивысшей жертвой, которую один человек может принести ради другого, но не это тебе нужно, не это сделает тебя счастливой, не об этом ты мечтаешь! Локвуд резко встал с постели и заходил по комнате, пытаясь унять эмоции, но на самом деле лишь усиливая их. — Заплатить одной, пусть красивой, смертью когда-нибудь потом за то, что получаешь безмерную любовь здесь и сейчас, — это отвратительно, так по-мужски, и этого мало, понимаешь?! Мало! Он въехал кулаком в ближайшую стену, перепугав меня вусмерть, но я не позволила себе его прервать. — Переживи я то же самое, что и ты, хватило бы мне смелости последовать собственному совету и начать сначала? Послать по матери кон и ставки, что и сейчас кажется мне правильным? Мы оба знаем, что нет... Якобы желая уберечь, я просто снова бы тебя подвёл! — Он сорвался на крик: — А надо любить тебя каждый мой чёртов день! С твоей же силой любить, вот тогда мне не в чем будет себя упрекнуть в конце! Тогда я смогу сказать, что действительно отдал тебе жизнь! Поэтому, знаешь, — Локвуд застыл посередине между окном и кроватью, тяжело дыша, опустошённый, но непоколебимый в своих убеждениях, — я планирую заняться ежегодной благотворительностью и жертвовать кинотеатру Клэпхэм Пикчерхаус внушительную сумму за то, что тот Гость, надеюсь, навсегда убил во мне трусливого идиота. Не делая резких движений, я поднялась на ноги, медленно подошла и, взяв его разбитую руку, нежно коснулась её губами. — Любить, — тихо начала я, — заботиться, искренне открываться, выносить упрямство, успокаивать после кошмаров, притворяться, что веришь в некоторые «всё хорошо» и «не переживай», беспокоиться из-за каждого синяка и царапины, подчас делать то, что терпеть не можешь, включая мытьё посуды и глажку рубашек, психовать, но вовремя затыкаться, прощать заскоки, не пилить за риск, позволять то, что поперёк горла, молча ревновать за всё без разбора и доверять при этом безоговорочно, помнить, что одинаковые, не беситься, если иногда разные, болеть одним гриппом, порой оставаться друг без друга, скучать и тосковать смертельно, вместе радоваться, что непобедимы, не за себя бояться в минуту опасности, находить в себе силы остывать, даже если трудно, целовать, когда больно, обнимать в любой непонятной ситуации и снова целовать, снова и снова… Такой бесконечный и только обоюдный труд, Локвуд, и ты же знаешь, — мои губы тронула мягкая улыбка сквозь слёзы, — я в деле. — Как и я… — отозвался он, опускаясь передо мной на колени и обнимая, словно самую большую драгоценность в своей жизни.

Увы, избежать темы, которой я побаивалась больше всего с того момента, как Локвуд приступил к чтению моей рукописи, конечно, не удалось. Будто незаметно подплывший со спины бестелесный Фантазм, она застала врасплох ничего не подозревающую меня тем же вечером. — Не сказала, что моя невеста, — шепнул Локвуд мне на ухо, стоило только ему безраздельно завладеть моим телом. — Думаешь, сейчас подходящее время это обсуждать? — опешив, сумела выдавить я из себя, жалея, что приходится отвлекаться на разговоры. — Идеальное, — выдохнул Локвуд, — не спрячешься и не убежишь… — Клянусь, что отвечу, но, будь любезен, сосредоточься на том, что делаешь, — проворчала я, поскольку опасалась, что нужное состояние вернуть будет непросто. — Как пожелаешь, — с иронией отозвался Локвуд и, надо отдать ему должное, сделал всё возможное, чтобы сосредоточилась и я… Однако так просто отказываться от затеи не дать мне увильнуть, пригвоздив к месту, он не собирался: по окончании остался лежать сверху и подпёр голову руками с выражением крайней заинтересованности на лице. — Ты невыносим, ты в курсе? — спросила я его, но ровным счётом ничего этим не добилась, и осталось лишь выложить свой главный козырь: — Я тебе написала, это считается. — Где написала, там и сказала, так почему не второе? — настаивал он. — Посмотреть бы на тебя, скажи я об этом прямо на кладбище… А ведь какой был соблазн заявить, что мы женаты и у нас двое детей! — попыталась я его припугнуть. — И, знаешь, надо было так и сделать! Да сфотографировать на память твоё лицо, чтобы не приставал больше, — хмыкнула я, считая, что теперь-то ему нечем крыть. — Я бы тебе поверил, но ты даже обманывать не стала! В чём же дело? — допытывался Локвуд. — Не знаю! — беспомощно воскликнула я. — Ты не сделал мне предложение, вот и всё. Какая разница, кто кого какими словами без этого пару раз вынужденно назвал. Я пожала плечами. — Хочешь, сделаю? — серьёзно спросил он, и со мной чуть не приключился разрыв сердца, а в мыслях ангелом и чёртом забилась извечная дилемма: ответить честно или возмутиться, что он каким-то непостижимым образом опять свалил всё на меня?! — Я хочу, чтобы ты перестал перекладывать ответственность за решения своей жизни на мою голову, иначе я из чистого упрямства тебе откажу, — пришлось твёрдо заявить мне, хотя дикое волнение и не собиралось отступать, ведь было продолжение: — Несмотря на то… — Несмотря на то, что ответ «да»? — гипнотизировал он меня своим внимательным взглядом. — Да… — шёпотом расписалась я в своих притязаниях на него. — Тогда я подумаю, что мне сделать с этим «да», чтобы результат тебя устроил, — сверкнув самой потрясающей своей улыбкой, подвёл Локвуд итог. И я действительно не знала, каких ещё богов мне спрашивать, почему ему такое всю дорогу сходило с рук?!

Наутро дождь устал поливать Лондон, и солнце запалило прекрасную осень, до предела обострявшую все человеческие чувства, вскрывавшую защитную оболочку души, чтобы впустить туда такой знакомый и щемящий шум листьев, блеск зеркальных луж, рваные облака и лишь этим одним обступить собой со всех сторон. Налюбовавшись вдоволь на Портленд Роу из окна, мы с Локвудом спустились на кухню с намерением позавтракать. Будь Джордж и остальные вчера на расследовании, нам не светило бы их общество даже в это позднее утро, но клиенты в плохую погоду обычно сами переносят назначенные с агентами встречи, то ли опасаясь преждевременной и зловещей темноты, то ли самой стихии. Иными словами, мы нарвались на всех разом, даже Фло заглянула к нам сегодня, благоухая сыростью ночного ливня и прелыми листьями, если, конечно, пожелать выделить исключительно эти два оттенка из её обычного аромата. — Сладкая парочка явилась, — зевнул Киппс. — Ого, Люси, потрясно выглядишь! — оценила Холли моё иссиня-чёрное, в тон сапфиру, сатиновое платье-комбинацию, поверх которого я набросила рубашку Локвуда, небрежно завязав её узлом на животе. — Хорошо прошла ночь, ребята? — равнодушно спросил Джордж, хрустя тостом. Я удивлённо посмотрела на Локвуда, не веря своим ушам, а он только озорно улыбнулся. — Дежавю! — пожал он плечами и, притянув меня к себе, поцеловал. А где один поцелуй, там и другой… — Чтоб я сдохла, — растерянно нарушила тишину Фло, — даже ни капельки не наврали про кинотеатр! Но мне было не до Фло и остальных… Беда с этими поцелуями, честное слово! Они, как и танец, всегда выдадут окружающим то большее, что есть между вами, что сквозит в каждом движении своей плавностью и слаженностью, что способно заразить даже зрителей… Локвуд уже развернул меня вполоборота, чтобы закрыть своей спиной от взглядов, и тут уж кухня не выдержала. — Шли бы вы обратно! — хором заорали на нас Киппс, Холли и Джордж. — А то людям завидно, — тихо подвела черту Фло. Локвуд засмеялся сквозь поцелуй, а потом, переварив совет, заявил: — Дельная мысль! И не успела я опомниться, как он подхватил меня на руки! Сгорая от смущения, не в силах протестовать, я всё-таки посмотрела через его плечо на остальных: четыре раскрасневшихся лица с очевидно одинаковым набором формулировок в головах проводили нас выразительными взорами… — Ни стыда, ни совести! — завела я душеспасительную беседу, пока Локвуд нёс меня по лестнице на второй этаж. — Как я буду им в глаза смотреть после того, что ты устроил? — Пускай пример берут, — хмыкнул Локвуд. — К тому же ты мне неплохо помогала! — Если они будут брать с нас пример, твоё агентство разорится, Локвуд! — высказала я возникшее опасение, когда он опустил меня рядом с собой на ноги, чтобы открыть дверь спальни. — Работать будет некому! — Обсудим попозже, — пообещал он и запер нас на ключ.

Когда от беседы снова ничто не отвлекало, Локвуд действительно вернулся к обсуждению работы своего агентства: — Твой довод просто создан для того, чтобы я с ним поспорил. Он сидел на краю кровати и собственноручно завязывал узлом рубашку на моей талии, пока я послушно стояла напротив и не вмешивалась в процесс. Справившись, он усадил меня к себе на колени, как маленького ребёнка, и продолжил: — Во-первых, призрачное видение очень чётко показывает, что никто не разорится, даже если все разом с ума посходят. — Гостю просто было недосуг пускать твой бизнес под откос, его интересовали другие сюжетные повороты, — возразила я. — К тому же реальность от выдумки отличается! Взять хотя бы этот отпуск, недоставшийся мне в прошлый раз. То ли призрак не верил, что ты нормальный живой человек, то ли сам при жизни был очень неромантичным типом... — Да, маху дал, — усмехнулся Локвуд. — И тем не менее стабильность агентства я считаю себе практически гарантированной! А во-вторых, мы, в конце концов, обычные тинейджеры на войне, Люси, за исключением Киппса, конечно, и то ему едва за двадцать! Без вопросов, всё так чертовски увлекательно, но только битвой и сражениями жить нельзя, что с нас толку, если мы умеем рисковать всего на одном фронте? В башке у тинейджеров по определению должен быть хаос, в венах адреналин и гормоны, в руке пиво, а в сердце — такие страсти, чтобы потом до старости помнить! — Что-что в руке? — развеселилась я, не в силах представить себе Локвуда с пивом. Хотя зарекаться, наверное, не стоило, как-никак пабы — часть социальной культуры Англии, и даже призраки не способны это изменить. — Ладно, чай! — поправился Локвуд. — Согласись, Проблема словно попыталась доработать нас напильником, атрофировать ненужные ей человеческие чувства в угоду себе, и я скажу так: шиш ей без масла! Не вижу ничего плохого в том, чтобы попробовать совмещать любовь с войной нам, им и вообще всем. Сегодня поговорю с Киппсом… — А ты готов взять на себя ответственность за судьбу своих друзей? — сурово перебила я его. — Просто потому что тебе так кажется правильным? Что бы ты ни думал, Локвуд, я и с тобой, возможно, не решилась бы, не скажи ты первым, что любишь… К сожалению, это было правдой. Локвуд сколько угодно мог приписывать мне святое мужество, но его тогда легко могло не хватить! И меня поражало до глубины души, что сам он после тяжёлого признания о трусливом идиоте действительно, похоже, больше не ощущал никаких внутренних противоречий и не сомневался в необходимости вмешаться в чужую жизнь, без спроса подчиняя её навязанному сценарию. Возможно, испытав всё на себе, он хотел теперь подобного очищения и для Квилла. Дружеской рукой убить в нём трусливого идиота. — Не кажется, — мягко улыбнулся мне Локвуд, — это и есть правильно, Люс. Я просто расскажу то, что, возможно, поможет Квиллу лучше понять самого себя. Выполню роль подброшенной монетки: задам простой вопрос, и ответ придёт к нему, пока монета вращается в воздухе. Даже если она упадёт не той стороной, понимаешь? До него всё равно дойдёт суть! Ведь когда ты знаешь, что где-то, неважно, где и когда, у тебя получилось что-то значимое и прекрасное, ты плюнешь на страх! Только знание делает нас свободными! — с чувством закончил он, и мои расширившиеся глаза, как реакция на последнюю фразу, заставили его обеспокоиться: — Что с тобой? Почему ты переменилась в лице? — Не стала писать тебе этих слов в конце, — призналась я, толком не в состоянии объяснить, почему закончила рукопись всего лишь нашим с ним диалогом на могильном камне. — Наверное, потому что думала о них уже после, когда мы уходили с кладбища вдвоём, — сама себе дала я ответ, но, по совести говоря, звучал он неубедительно. Может, мне просто хотелось получить ещё один знак свыше. И по всему выходило, что я только что его получила. — Не ты одна думала, Люс, — понимающе сжал мою руку Локвуд, а потом снова преобразился в абсолютно уверенного в завтрашнем дне человека, заявив: — Так что мы попросту составим график! — График! — засмеялась я и наконец расслабилась. — Сам-то сможешь ему следовать? Для наглядности я завалила его на покрывало. — Возможно, с перебоями, — подтвердил мои опасения Локвуд, в свою очередь подминая меня под себя, — особенно если ты не захочешь мне помогать ему следовать… Но когда-нибудь же наступает насыщение? — спросил он и снова заинтересовался созданным с таким тщанием узлом на моей рубашке. — Дай угадаю, — протянула я, погружаясь в ощущения, — вопрос риторический? — Риторический! — пару секунд спустя вздохнул Локвуд, поцеловал мой живот через платье, а потом поднялся, следом протягивая руку. — Вставай, надо поесть, у тебя и так всего за неделю одни глаза на лице остались, связалась со мной на свою голову… Про одни глаза на лице он, конечно, приврал, но таким нехитрым образом мы всё-таки вернулись на кухню. Локвуд втащил меня туда практически силком, а я от стыда закрывала рукой пол-лица, потому что не могла смотреть на остальных, всё ещё тихо-мирно заседавших за столом. — Народ, дубль два! — весело и широко улыбнулся Локвуд. — Садись давай, не стесняйся, — велел он мне и принялся хлопотать вокруг, собирая нам завтрак. — Как вы это терпите? — закатила глаза Фло, ни к кому конкретно не обращаясь и одновременно что-то почёсывая под своей соломенной шляпой черенком чайной ложки. — Прячемся по углам, — будничным тоном отозвалась Холли, захрустев орешками, которые Джордж милостиво разрешал ей потреблять в дополнение к полноценному завтраку, — ходим по дому перебежками. — Драматизировать всё же не стоит, — благодушно заметил Локвуд, когда поставил передо мной тарелку с кукурузными хлопьями и кружку с чаем. — Не бойся, Тони, она даже преуменьшает, — успокоил его Киппс. — И много полезных навыков ты получила, Карлайл, просто сидя в красном креслице кинотеатра? — в своей обычной манере обратилась ко мне Фло, подавая пустую кружку Джорджу, которую он без вопросов наполнил, заботливо пододвинув сахарницу. — А если точнее, что ещё ты теперь умеешь, кроме как уматно целоваться и наконец-то со вкусом подбирать одежду? Я успела вовремя подставить ладонь, иначе окатила бы брызгами горячего чая полкухни, подавившись последними словами Фло. Локвуд озабоченно подал мне полотенце, однако платье и рубашку было уже не спасти, их ждала стирка. Счастье ещё, что на стол не попало! Джордж не одобрял слишком крупных пятен на скатерти для размышлений, не дай бог, попортят его записи, а он предпочитал заляпывать их сам. Придя в себя, я с возмущением глянула на Фло, которая как ни в чём не бывало ожидала ответ на свой вопрос. Ладно, в эту игру можно играть вдвоём! — Я недурно боксирую, — скромно потупила я взгляд, и трагедия с разбрызгиванием чая незамедлительно повторилась, только Киппс не успел подставить ладонь и спасти скатерть, за что Джордж теперь дышал на него разъярённым носорогом. Я протянула Квиллу полотенце, похлопав по плечу в качестве извинений, пока Фло продолжала сверлить меня своими большими и внимательными голубыми глазами. — Брехня, — ухмыльнулась она, стоило нашим взглядам пересечься. — Зато она стала классно фехтовать, — заметила Холли, вынужденная иногда появляться в тренировочном зале, чтобы в двух словах переговорить с Локвудом, пока мы там на пару развлекались, упакованные в экипировку. И Локвуду при этом совершенно ничего не мешало справляться одной левой с делами, требующими его внимания, а другой правой — со мной. — Более того, даже научилась убирать за собой и аккуратно складывать вещи! Лично для меня это перевешивает всё остальное, вместе взятое. — В уборку я, может быть, поверю, но фехтовать нельзя научиться под влиянием призрака, — мотнула головой Фло, полностью отметая подобную возможность. — Тем не менее ей это удалось, — спокойно возразил Локвуд, и я немедленно растаяла от такого веского комплимента. Фло нахмурилась, но почему-то промолчала, не оспаривая его утверждение. Вместо этого она сёрбнула из кружки свой жидкий сахар и, прищурившись, продолжила допрос. — Что ещё можешь сказать? — грубовато подстегнула она меня на дальнейшие откровения. — Видала тебя в платье, — с покерфейсом перешла я в наступление, — и это зрелище до сих пор стоит у меня перед внутренним взором. — Исключено, — отбила Фло. — Ты очень красивая! — я постаралась вложить всю душу в своё заявление. — И с чего бы мне оказаться в платье, Карлайл? — саркастично изогнула она одну бровь. — Проиграла желание, Фло, — пропела я. — Во что ж мы играли с тобой, моя сладкая? — зловеще оскалилась она в ответ, сверкнув белыми зубами. «Ещё немного, и Фло включит свои инстинкты старьёвщицы», — нутром почувствовала я. Вся кухня затаилась в ожидании развязки, а Локвуд, можно было не сомневаться, уже приготовился вмешаться, не понимая, зачем мне понадобилось так опасно блефовать. — В рапиры, само собой, — не скрывая раздражения от её тупости, фыркнула я. — Ты больная? Я не дерусь с детьми вроде тебя, — внезапно успокоившись, махнула рукой Фло. Дружный выдох мне показался преждевременным, однако Локвуд успел сжать мне запястье, заодно убедительно посмотрев исподлобья. — Достаточно, Люси, — мягко попросил он, хотя подтекст читался другой: если я спровоцирую Фло на поединок, то поминай как звали, а в придачу пару-тройку дней я не смогу сидеть, потому что Локвуд мне добавит. Вот такой примерно подтекст. В общем-то, с самого начала это было совершенно ясно, но иногда для здоровья бывает не менее вредно отказываться от удобной возможности побесить человека, который зачем-то сам напрягает тебя, правда? В итоге я равнодушно дёрнула плечом и принялась за свои уже размокшие в молоке хлопья. — Интересный, конечно, цирк у вас нынче, но я, вообще-то, не представление в двух актах с одним антрактом пришла смотреть, — заметила довольная своей формулировкой Фло, совершенно не стушевавшись под неодобрительным взглядом Локвуда, которым он её наградил. — Не прожигай во мне дыру, Локи, помощь нужна, и ты знаешь, как мне обычно приятно её у тебя просить. — С этого бы и начинала… — проворчал Локвуд, махом приканчивая свой завтрак и предусмотрительно поднимая руку в останавливающем жесте, потому что Фло явно собиралась ещё раз пройтись своими грязными башмаками по невеликим шансам до сих пор что-то начать в нашем присутствии, кроме драки со мной, разумеется. — И не хочу больше слышать твоих комментариев о том, как я провожу своё утро, так что давай ближе к делу. — Есть одна проблемка… На самом-то деле давно уже, но только на днях у меня появилась надёжная информация, поэтому и рот открыла. Фло скрестила руки на груди, словно желала защитить себя от излишней откровенности, и приступила к своему рассказу: — В одном из канализационных коллекторов этой весной сгинули два агента… Мы все мрачно переглянулись. Под улицами Лондона спрятано более двух тысяч километров кирпичных туннелей, по которым неочищенные сточные воды выводятся прямо из наших домов, и примерно сто тридцать километров соединяющих друг друга магистральных коллекторов в основном шириной с железнодорожные туннели. Впрочем, попадаются и такие узкие подземные коллекторы, которые сделаны в форме яиц, перевёрнутых остриём вниз, что, бесспорно, способствует движению по ним потока сточных вод, но не способствует движению чего-то ещё размером покрупнее крыс. И почти вся эта система была спроектирована сэром Джозефом Базэлджетом в середине девятнадцатого века во время Великого зловония, включая, словно в противовес нечистотам, великолепные канализационные насосные станции, очень похожие на соборы. А теперь угадайте, как часто агентам приходится спускаться в царство Базэлджета? Ответ, честно говоря, не нравился никому, хотя «Локвуду и Компании» в этом плане пока везло, если не вспоминать тот «самый грязный в истории» случай с Полтергейстом в Брайдвелле. Зато особенно «по душе» начало повествования Фло пришлось Киппсу. Как бывший сотрудник крупнейшего агентства «Фиттис», он регулярно при исполнении вынужден был работать в канализационных сооружениях по заказу городских властей. А между тем Фло продолжила: — Точнее как сгинули, тела-то их нашлись, понятное дело, в старушке Темзе сразу после первого сильного дождя, синие и распухшие, всё как полагается, но причины, по которым они там оказались, кое-кому до сих пор покоя не дают... Так уж вышло, что один из тех двоих агентов имел наглость помереть в коллекторе, будучи при этом моим родственником. Хотела бы я сказать, дальним, да вам врать не буду. Его отец вбил себе в голову, что состояние тел могло указывать не только на недельное бултыхание в сточных водах, но и на призрачное прикосновение. Вроде как разглядел ожоги от эктоплазмы на их затылках или ещё бог весть где. Можете сами угадать, куда его послали с этой версией официалы, не стесняйтесь. Но после отказа в дорасследовании дядя затеял свою петрушку, и, к сожалению, ему до сих пор известно, под каким мостом я предпочитаю обитать, так что, прикрываясь семейным кодексом чести, он без права на обжалование скинул этот висяк мне, какими бы красивостями я его не крыла… — Постой, — перебила я Фло, — не знала, что старьёвщиков заносит в коллекторы! Разве их не держат у себя под нечистой подошвой эти, как их? — Тóшеры, — подсказал со знанием дела Джордж. — Охотники за сокровищами канализации. Древнее и прибыльное ремесло, надо думать, раз до сих пор процветает. — Всё так, но и среди старьёвщиков попадаются уникумы, способные совмещать копание в грязи на поверхности с вылизыванием подземных коллекторов. На этом месте все мы перекосились в брезгливом отвращении, но Фло гримасы наших лиц были до лампочки. — К тому же у меня в знакомых ходит и парочка тошеров, готовых за соответствующую плату поискать опасность-невидимку на ранее вполне благополучном участке. — В коллекторах никогда не бывает безопасно, Фло, — пессимистично заметил Локвуд, — там дело всегда дрянь... Мы горячо покивали, и при этом каждый наверняка постарался удержать коней своего воображения, чтобы всё-таки не расстаться с завтраком. — Брось, дело в навыке, только и всего, — отмахнулась Фло. — Тех двоих послали разобраться с особенно громким Каменщиком, не дававшим спать всей улице, и они с ним действительно справились, поскольку стук прекратился, но почему никто не вылез наружу сразу после окончания работы, одному Базэлджету известно. То ли заблудились, то ли что похуже, но даже первого вполне достаточно, чтобы в итоге искупаться в Темзе. — Не темни, начала же с некой недавно полученной надёжной информации, следовательно, ты уже не веришь в несчастный случай, так? — Джордж спокойно протёр очки. — Верно, — довольно улыбнулась ему Фло. — А теперь хотите викторину типа «кто назовёт больше причин, из-за которых тошеры копались в тех туннелях с весны до осени»? — Лично я хочу эту викторину, если за победу мне не придётся потом лезть в коллектор... — проворчал Киппс, и Холли молча поддержала его, похлопав по плечу, но Джорджа такие задачки всегда вдохновляли. — Естественно, главная причина — проточная вода, которая блокирует Источник большую часть времени. А если участок большой, то попробуй-ка дождись всех благоприятных условий, включая погоду! Сами знаете, даже крохотный дождик — и суши вёсла. — И если у тебя в друзьях не десяток тошеров, одарённых Зрением, Слухом и Осязанием, как боги, то я удивлён, что они хоть что-то там словили, кроме клаустрофобии и миазмов, в принципе никогда не покидающих коллекторы, — добавил Локвуд, в задумчивости потирая подбородок. — А мы, кстати, пока так и не услышали, что же им удалось там накопать, что вдруг стало указывать на Гостя, — рисуя какой-то узор пальцем по скатерти, заметила Холли. Ей явно не хватало своего любимого блокнота, в котором она делала бы пометки, но обычно она не носила его с собой по дому. Джордж, тоже обратив внимание на этот факт, выудил из штанов, не будем задаваться вопросом, откуда именно, огрызок карандаша и без комментариев подал его Холли. Та рассеяно взяла, и её рука автоматически встала на ближайшем пустом месте скатерти для размышлений, готовая регистрировать ответы Фло. — А нечем тут будет стол марать, — хмыкнула Фло, — всего-то-навсего мой друг почувствовал мелейз. — Что?! — вырвалось у меня. — Только мелейз? Ни манифестации? Ни посмертного свечения, ни призрачного тумана? Ни единого звука или эха? На всё Фло отрицательно мотала головой, и трудно было сказать, радовала такая перспектива или совсем наоборот. Скудное проявление парапсихологических следов могло объясняться хотя бы тем, что Источник не до конца просох, а может, это был слабый призрак Первого типа, который в принципе больше ничего не умел. Но шестое чувство, выработанное за годы работы оперативником, подсказывало, что если там действительно есть Гость, то он не так уж прост. — Сколько лет твоему информатору? — без тени улыбки спросил Локвуд, что за ним редко водилось. Сложные случаи обычно были пределом его мечтаний. — Восемь, — последовал короткий ответ. — Сколько?! — ужаснулась Холли, всплеснув руками. — Восьмилетний тошер! Да что за ад-то кругом? Куда смотрят его родители?! Фло смерила её взглядом, от которого зубы могли бы заныть, очевидно, поражаясь проявленной в своём присутствии глупости. — Разумеется, они давно смотрят на звёзды из-под земли, Манро, и странно, что тебе надо это объяснять. — На самом деле реакцию Холли вполне можно понять, — встал на её защиту Квилл. — Встречался я с этими ребятами, многие в годах, но по-прежнему крепкие и сильные. Слыхал даже, что чем старше тошер, тем чаще он лазит по подземельям, якобы тамошний воздух каким-то образом способствует их общему здоровью, представляете? — он красноречиво округлил глаза. — Ничего не боятся внизу, берут такие же железные копья, как у Ночной стражи, и в добрый путь... — Но неудивительно, что профессия молодеет, какие времена, такие и тошеры, — мрачно резюмировал Локвуд, и мы все покивали, признавая его правоту. Юные агенты и даже старьёвщики подразумевались здесь сами собой. — Улов так себе, Фло, если восьмилетка не приметил ничего, кроме мелейза. Может, порадуешь чем-нибудь ещё? — Я примерно знаю место, этого должно хватить, — пожала она плечами. — Итак, мы имеем коллектор и загадку в нём. Такую, которая предположительно, не оставляя следов, заманила и прикончила двух подготовленных оперативников, из какого агентства, кстати, Фло? — уточнил Джордж. — Если тебе очень уж нужно это знать, — проворчала она, — то мой родственник работал на «Гримбл». То есть, другими словами, агенты действительно были достаточно компетентные, вот как это следовало понимать. Не совсем уж олухи, по крайней мере, хотя их и послали всего-то на Каменщика. Ладно, на Каменщика в коллекторах, есть всё-таки разница. — Ты упускаешь одну деталь, Каббинс, — хмуро уставился в пустоту Киппс, словно бы припоминая весь свой опыт спусков под землю, — к Базэлджету не ходят со вспышками. Стандартное предписание, если, конечно, не хочешь уронить себе на голову половину Лондона. Он ещё не договорил, а в глазах у всех нас уже зажглось понимание масштабов проблемы, потому что Киппс был чертовски прав! Клоачный газ, про который многие просто не знают, способен убить не хуже Гостя и даже разными способами. В основном это метан, газ без цвета, вкуса и запаха, который крайне взрывоопасен. А для полного счастья в составе обычно присутствует сероводород, который образуется при разложении минералов и при гниении органических веществ, содержащих серу. Если его мало, вы почувствуете характерный запах тухлых яиц, но в больших концентрациях из-за прижигающего воздействия на нервные окончания слизистой оболочки носа и глаз вы не ощутите ничего. То есть клоачный газ — высокотоксичный яд! Быстрая и глубокая потеря сознания, судороги, галлюцинации, поражение сердечно-сосудистой деятельности и дыхания, токсический отёк лёгких обеспечены, а там и смерть не за горами. Я тихо выругалась, выражая тем самым общее мнение, а потом посмотрела на Локвуда. Решение в любом случае было за ним. Локвуд обвёл глазами всех собравшихся, задержался взглядом на мне и слегка улыбнулся. — Вижу, какое воодушевление витает над столом, но не вижу причин, по которым мы бы с вами не справились с этой задачей, — завёл свою любимую шарманку он. — И не такое щёлкали как орехи, а в данном случае у нас ещё и благородная цель, можно сказать, вендетта. Или мне стоит напомнить, насколько мы круты и через что нам уже удалось вместе с вами пройти, чтобы освежить память? — Ой, избавь! — махнула на него Фло, и все засмеялись, освобождаясь от сковавшего умы и сердца напряжения. Отсмеявшись, Локвуд взял меня за руку и в этот раз обратился только ко мне: — Пойдёшь со мной в преисподнюю? Я расплылась в азартной улыбке: — Спрашиваешь! — А я вот не настолько тебя люблю, Тони, честное слово, — хмыкнул Киппс, однако весь его вид говорил о том, что и он заразился нашим боевым настроем. В тесном кругу любые эмоции могут легко передаваться, как пожар, и стоило Локвуду бросить спичку, на кухне тут же воцарилась нормальная рабочая атмосфера, характерная для людей, привыкших рисковать, словно хрустеть печеньем. — Ладушки! Тогда дождёмся, как просохнет после вчерашнего дождя, и, если новый не зарядит, к концу недели нырнём. — Довольная принятым решением Фло начала подниматься со стула. — Секунду, только не говори, что ты решила полезть туда с нами? — мгновенно меняясь в лице, но пока что нормальным тоном задал вопрос Джордж. — А что меня остановит? — удивилась она. — Нечего тебе там делать, пяти агентов будет более чем достаточно, чтобы излазить этот коллектор вдоль и поперёк. Это наша работа, не твоя, насколько я помню, у тебя ещё с утра была другая! — разразился длинной тирадой Джордж, не преминув обратиться за поддержкой: — Скажи ей, Локвуд. — Тебе действительно незачем... — попытался открыть рот наш командир, но тут же был остановлен возгласом: — Захлопнись! Фло вскочила на ноги, воинственно сверкая глазами. — Без проводника вы там заблудитесь через пять минут и сгинете, как те два идиота, а мне из Темзы вас потом вылавливать, так, что ли? Дудки! — План нам нарисуешь! — Джордж тоже поднялся со стула. — Кучу вариантов можно придумать! — Я сама решаю, куда и с кем мне идти, ясно тебе, Каббинс? — вперилась в него опасным взглядом Фло. Но от Джорджа такие взгляды обычно отскакивали, как от стены. — Флоренс, не знаю, как твоё втрое имя, Боунс! Пойдём-ка со мной наверх, и я тебе кое-что объясню о последствиях присутствия на расследовании лиц, не относящихся к оперативникам при исполнении, и своё личное мнение по этому вопросу, напрямую касающееся тебя... — И не подумаю куда-то ходить! — упёрлась Фло, для наглядности вцепившись пальцами в спинку стула. — Дело твоё, я могу и здесь. Но, поверь, ты не захочешь, чтобы это слышали все, так что или ты идёшь в мою комнату, или я считаю до трёх! Зловеще и властно сейчас звучал голос Джорджа в тишине. Признаюсь, что подобных интонаций я у него ещё никогда не слышала и, конечно, понимала, чем они были вызваны. Меня только интересовало, проняло ли Фло? — Раз! — неумолимо начал отсчёт Джордж, и Фло, притопнув от ярости, зашагала вон из кухни. Джордж кинулся за ней, и оставалось надеяться, что она не обдурит его, выскочив из дома... Но вроде пронесло. — Процесс пошёл, — шокированно констатировал Киппс, когда рассерженный стук их башмаков по лестнице стих. — А всё вы со своими поцелуями, довели людей... Я и Локвуд молчаливо переглянулись, очевидно, думая одну и ту же мысль, и Киппс, пожалуй, не зря насторожился, но в этот момент со второго этажа начали раздаваться звуки разбиваемых об пол и стены предметов. — Это что, полетели приборы Джорджа? — не поверила я своим ушам. — Думаю, да, — обеспокоенно отозвался Локвуд, тоже прислушиваясь к неутихающему грохоту. — Больше он не будет жаловаться, что их слишком много... — Неужели он позволит ей разбить их все? — недоверчиво глядя в потолок, засомневалась Холли несколько громких минут спустя. — Если любит её, то позволит, — со знанием дела подтвердил Локвуд, и я внимательно уставилась на него. — Что ты на меня так подозрительно смотришь? — усмехнулся он. — Надеюсь, не собираешься крушить дом, зная, что я беспомощен перед тобой, как младенец? — Даже если так, — встрял Киппс, — на месте Каббинса я бы поскорее нашёл нужные слова, способные её утихомирить. — Слова тут не помогут... Лучше действовать... — пробормотал Локвуд себе под нос, еле перекрывая тарарам, и Киппс с ним согласился: — Да, пожалуй... Настал черед нам с Холли обменяться взглядами, а потом она сощурилась и вроде бы невзначай спросила: — Сами-то обычно следуете своим советам? И прищур её остановился на Квилле, заставив того занервничать и замяться с ответом. — О, глядите, стихло! — воскликнула я. — Джордж, похоже, подобрал нужный ключик. — С чем его и поздравляем! — довольно хлопнул в ладоши Локвуд. — По моим прикидкам, Фло успела разбить процентов тридцать от его барахла, можно сказать, легко отделался! — Думаешь, удалось уговорить её не идти с нами? — поинтересовалась Холли. — Вот это вряд ли, — спустила я её с небес на землю, покачав головой. — Да, — снова помрачнел Локвуд, почему-то в задумчивости глядя на меня, — без шансов. И опять появилось это стойкое ощущение, что его слова, возможно, если как следует поразмыслить, а потом тщательно проанализировать, могут являться определённым намёком на некое сходство... — О чём ты сейчас подумал, Локвуд? — начала я ласковым тоном, но Квиллу и Холли явно уже надоело торчать с нами на кухне, судя по шороху стульев. Страшно даже представить, сколько они с утра здесь просидели! И Локвуд, воспользовавшись своим шансом увильнуть, встрепенулся, открестился от моего вопроса обворожительной улыбкой и обратился к Киппсу. — Да, кстати! К тебе тоже есть разговор, — огорошил он Квилла, уже стоявшего на ногах с намерением наконец свалить из нашего дома, пока его не подписали не только лезть в канализацию, но и ещё на что-нибудь столь же суицидальное... Есть всё же у некоторых людей чутьё на такие вещи! Однако нет привычки к нему прислушиваться, к сожалению, поэтому Локвуд беспрепятственно увёл теряющегося в догадках Киппса, на прощание подмигнув нам с Холли. Мог бы удержаться, право слово, ведь подмигивание тут же насторожило и её. — Мне надо знать что-нибудь об этом, Люси? — вежливо спросила она, но неуютное состояние, возникающее каждый раз, когда не можешь выбрать, покривить душой или сказать правду, всё равно накрыло меня по полной. — Я, честно говоря, не уверена в этом, Хол, — виновато развела я руками. — Локвуду проще, он абстрагировался от всего и прёт напролом к цели, которую себе нарисовал, а мне больше такое не по зубам... — Значит, опять судьбоносное из серии «серьга в ухо»? — спокойно улыбнулась она, а когда я горячо кивнула, продолжила: — Что ж, ты честно предупреждала о возможных пророчествах, и я ценю твоё желание сохранить полученные тайны при себе, не сомневайся! Наверняка и Локвуда, которого невозможно было оставить в неведении, ты попыталась удержать, но если даже тебе это не удалось, то я надеюсь, он знает, во что вмешивается, и некоторые секреты действительно заслуживают чести вскрыть их, скажем так, принудительно. Я тяжко вздохнула. Надо было хоть что-то объяснить ей, иначе продолжит думать, что проблема заключается лишь в неспособности молчать о чужих тайнах. — Было бы всё настолько просто… Мне пришлось заставить себя сесть прямо и поднять на неё глаза. — Я не видела будущего, Хол, с этим ясно. Не проживала целого куска из якобы прошлого, мне его навязали. И, наконец, существовала в фальшивом настоящем, среди копий, и, поверь, никто не ответит, насколько отличимых от оригиналов. Вернувшийся домой Череп, вы все до одного — галлюцинации длиной в месяц! Ублюдок сделал большую ошибку, допустив расхождение с реальными фактами. Я очнулась и поняла, что минимум часть увиденного — грубый блеф. Может, поэтому и не тронулась, легче представлять случившееся сном... Пока не споткнёшься на мысли, что он всё равно покопался в вас. Так на какое количество совпадений при этом можно рассчитывать, как считаешь? Знала я после пробуждения твои секреты? Или Квилла? Фло? Джорджа? Секреты Локвуда? Мой голос дрогнул, и я беспомощно умолкла, опустив взгляд на свои руки, лежавшие на столе. Они тряслись. — Боже правый! — шокированно прошептала Холли. — Естественно, ты целый день ото всех пряталась наверху, особенно от Локвуда, ты ведь даже не была уверена, любит ли он тебя! Ладно, спокойно! Глубоко подышав с полминуты, она вновь овладела собой. — Нам всем сейчас не помешает максимально расслабиться, а тебе — всеми средствами выкинуть эту гниль из головы! И если нужны уши, не сомневайся, я готова тебе их предоставить, как и любой из нас, а что до Локвуда… Холли тепло улыбнулась, накрыла мои ладони своими и ласково добавила: — Ты для него больше, чем любовь, Люси. Ты — его благословение, всегда им была. Может, поэтому ему так много времени понадобилось, чтобы осознать нечто столь непостижимое уму. Признаюсь, она ошеломила меня своими словами, заставила онеметь в попытке восприять их. Я словно вдруг оказалась в маленькой церкви, охваченная безмерной тишиной, где с такой силой наваливается вечность, что остаётся едва дышать, а благодать, напротив, с нежностью обнимает и, прижавшись губами ко лбу, впитывает в себя соль всех прежних бед и посредством чадящих свеч вытесняет из груди тьму. А потом Холли снова вернула меня в реальность, разрушив своё же хрупкое волшебство. — Люси, давай, приди в себя, — мягко попросила она. — Поднимись, что ли, переоденься, отвлекись, а то больно смотреть на эти чайные пятна… Я улыбнулась, опознав такое знакомое ворчание своего персонального стилиста. — Прямо сейчас ты действительно похожа на ту Холли, которая часами могла подбирать для меня наряды. — Вот оно что! — Её глаза заблестели от гордости. — Значит, это мне спасибо нужно сказать? Ай да я! Хотя к этому платью лучше было бы белую футболку под низ надеть, шикарно бы выглядело. — А то я не знаю! — рассмеялась я. — Но не всё ж за учителем повторять, согласна? Она встала, аккуратно расправила свою юбку-карандаш, потом немного поразмыслила, смерив меня оценивающим взглядом, и сообщила: — Через пару лет сможешь со всей уверенностью это заявлять, а пока что я считаю себя обязанной не бросать на полдороге свои же начинания! Не могу даже передать, как меня обрадовала возможность уже по-настоящему разделить с ней ту сторону моей жизни, в которую до её призрачной версии вообще никто никогда не проникал, поэтому я тоже встала и без послесловий пошла её обнимать. Давно было надо.

Локвуд с Киппсом вошли, затворив за собой дверь, в пустую и прохладную гостиную. Квилл не мешкая направился к дивану, но Локвуд замер перед кофейным столиком, подождал, пока Киппс устроится и воззрится на него в немом ожидании, а затем сунул руку в карман брюк с тем, чтобы вытащить какой-то предмет, легко скрывавшийся в кулаке. — Лови, — предупредил Локвуд и бросил Киппсу монетку. Тот поймал и удивлённо уставился на неё, пока Локвуд опускался в любимое кресло. — На черта мне два фунта? — задал Киппс закономерный вопрос, рассматривая аверс и реверс монеты. Аверс ничего интересного собой не представлял, разумеется, это был портрет Её Величества, а вот на реверсе были изображены череп и роза в честь очередной круглой годовщины смерти Уильяма Шекспира. Локвуд немного помолчал, собираясь с мыслями, вздохнул и без тени улыбки попытался объяснить, может быть даже самому себе, чего хочет от Киппса. — Подбрось её, — попросил он. — Люси думает, что я всегда пру напролом, как танк, если уж решился, и в основном это верно, но и мне иногда бывает не справиться без божественного вмешательства. — Ясно, — нахмурился Киппс, пристально вглядевшись в Локвуда. — Имей в виду, я всё равно не поверю, что Люси лицезрела мой труп, а всё остальное… Он красноречиво развёл руками. — Люси хватит и того, что она лицезрела мой, — скривился Локвуд, словно у него вдруг страшно заболела голова, а может, и не только голова. Киппс притих, и Локвуд глухо продолжил: — Не передать, каково это… Вчера я наконец смог увидеть её глазами, что произошло. Погрузился в события, так детально описанные на бумаге, что волосы дыбом встают, и кажется, будто тоже ту жизнь прожил... Но как объяснить, что с точностью до выбоин на асфальте мне приснилось собственное место смерти до того, как я прочёл её рукопись, Квилл? — не сумев скрыть отчаяние в голосе, спросил Локвуд. Ему не достало сил рассказать об этом Люси, он слишком боялся напугать её снова, но держать в себе такое больше не мог. — Не всё в жизни можно объяснить, и ты это знаешь, Тони, — тягостно покачал головой Киппс. — Как объяснить Гостей на земле? Как объяснить их страх перед железом и серебром? Как объяснить, что то, чего мы боимся сами, так или иначе достаёт нас прямо до печёнок остриём железной рапиры с посеребрённым концом? Иногда стоит бросить попытки что-то себе объяснять, брат, тебе сейчас это точно ни к чему, вам двоим на самом-то деле. И после того, что я услышал, мне хотя бы отчасти понятно, почему Люси всё время словно не в своей тарелке, особенно если тебя рядом нет. — По правде говоря, мы оба не в своей тарелке, Квилл, ведь видел я на том месте вовсе не себя… Локвуд на мгновение закрыл глаза, а потом коротко тряхнул головой, прогоняя непрошенное видение, и уже бодрей воскликнул: — Но с тобой не всё так страшно, честное слово! Поэтому подбрось чёртову монетку, пока я не начал без советов с фатумом вываливать компромат, жгущий мне язык. — Думаешь, теперь мне больше хочется, да? — проворчал Киппс, но послушно подбросил монету в воздух. Со звоном она упала на кофейный столик и завращалась на ребре, очевидно, насмехаясь над идеей стрясти с неё ответ, но потом, всё-таки сжалившись, свалилась плашмя и явила миру трагедию Шекспира, смотревшую на них своими пустыми глазницами. Череп. — Ну? — нетерпеливо спросил Локвуд, глядя на вполне равнодушное к жребию лицо Квилла. — Что «ну»? — буркнул Киппс. — Ты же просил подбросить, а не загадывать. — Да чтоб тебя, Квилл! Тут не только твоя судьба решается, перебрасывай давай! — рявкнул Локвуд, но вовремя заметил ехидный блеск в глазах Киппса. — А! Ну, очень смешно… Остряк! — Видел бы ты своё лицо, — самодовольно хмыкнул Киппс. — Расслабься, Тони, всё равно, какой стороной она упала. Ты думаешь, я такой дундук, что не в курсе своего самого большого секрета? Локвуд недоверчиво уставился на него, но в этот раз всё-таки решил поверить и лишь раздражённо поинтересовался: — И чего ты тогда резину тянешь? — Кто сказал? — возразил Киппс. — Как раз сегодня иду на свидание. — Неужели? Локвуд попытался воспроизвести в памяти сегодняшнее утро и оценить поведение Квилла с Холли с точки зрения назначенного свидания, но ничего ему особенного не припомнилось. — Да, — спокойно подтвердил Киппс, — Кэт наконец согласилась со мной поужинать… Что ты вытаращился на меня, как салага на Сырые Кости? Кэт, Кэт Годвин! Помнишь такую? У ошарашенного Локвуда, если честно, даже не всплыл образ Кэт Годвин, достаточно было и её имени, чтобы в мозгу, словно бабочка в стекло, забилась одна-единственная мысль: как он скажет об этом Люси? — Не знал, что бедняжка настолько тебе не нравится, — заметил Киппс. — Перекосило просто всего! — Да я тебя! — вскочил Локвуд с намерением придушить своего друга за тупые шутки, пока тот, дав себе волю, ржал как плохо воспитанная лошадь. — Всё-всё! — вскинул руки Киппс, когда сообразил, что Локвуд неспроста шарит взглядом по гостиной, и, чтобы отвлечь его от этого занятия, со всей серьёзностью спросил: — Холли в курсе? — Нет, — неохотно прекращая поиск подходящего оружия с целью начистить Квиллу лицо, ответил Локвуд, — если, конечно, прямо сейчас не выпытает из Люси всё, что нужно. — Холли не станет спрашивать сама. Упоминала ещё в первый вечер, что не хочет заглядывать в своё призрачное будущее. А Люси, надо думать, вмешиваться себе не позволит, раз уж тут ты передо мной стоишь, а не она... Кстати, передай, что лучше уж она, у меня язык бы не повернулся так над ней стебаться! — Сам передай, это пойдёт ей на пользу, — буркнул Локвуд и направился к двери. — Позову пойду, готовься! Она пустит тебя на лапшу, когда услышит про Кэт! И его злорадный оскал заставил Киппса вспомнить, что за все удовольствия в этом мире приходится платить.

— Кэт Годвин?! Кэт — да чтоб тебя Полтергейсты до рассвета по канализации гоняли — Годвин?! Я ворвалась в гостиную, рассерженно хлопнув за собой дверью, и упёрла руки в бока. Киппс поспешно поднялся с дивана и покаянно заулыбался, но слишком виноватым почему-то всё-таки не выглядел, что меня немного смутило и заставило притормозить с желанием потолковать с ним на тему приколов. Знаю, сама подобное провернула с Фло, но вымышленное платье — пустяк по сравнению с заявлением Квилла о свидании с Кэт, особенно если учесть, что он догадался про намерения Локвуда! Между тем Киппс вдруг посерьёзнел, просто и внимательно поглядел на меня, а потом подошёл и обнял, удивив этим несказанно! Однако быстро отпустил и произнёс: — Больше не надо бояться говорить со мной, поняла? Всё равно, о чём, я выслушаю, и, если мне не понравится услышанное, я тебе сразу скажу, идёт? — Идёт... — выдавила я из себя, почти физически ощущая, как тугие границы моей души расширились, впустив в себя ещё одного человека, самоотверженно готового принять всё, чем я захочу поделиться. — Спасибо... — Брось! Тони больше такое не доверяй, и квиты будем, — усмехнулся Киппс. — И ещё ты мне скажи, Холли знает? — Не знает, — поправила я его, — но чувствует, будь уверен. Она внизу, в офисе, пойди и обними теперь её, потому что совет переходить к действиям на самом деле отлично работает! И я вытолкала его из гостиной. Хотя, надо отдать должное, он и не упирался.

Разделавшись с Киппсом, я всё-таки поднялась наверх переодеться. Ему-то что, весь его чай оказался в основном на столе, а мой… «В следующий раз не буду спасать скатерть», — решила я, напяливая на себя мягкую и уютную футболку терракотового цвета с подворотами на коротких рукавах, которую заправила в чёрную джинсовую юбку. А потом я снова вернулась на кухню, где Локвуд самоотверженно мыл за всеми посуду. Между прочим, сам вызвался! Он уже почти закончил, когда я подошла и обняла его за пояс, ткнувшись носом ему в спину. — Люс, щекотно! Локвуд засмеялся и непроизвольно дёрнулся, так что пришлось убрать голову подальше, иначе любое касание приводило к тому же результату. — Оставила что-нибудь от Киппса, а? — спросил он, взявшись за последнюю стоявшую в раковине кружку. — Не переживай, я его не убила, мы только обнимались, — отозвалась я. — Что?! Локвуд бросил губку с кружкой и, совершенно не заботясь, удачно ли они долетели, вмиг развернулся. Его мокрые и мыльные руки намочили мне все бока и спину, но я не собиралась об этом жалеть, наслаждаясь силой, с которой он прижал меня к себе. — Похоже, ты слишком много ему порассказал, раз даже его проняло. Я спокойно посмотрела Локвуду в глаза и тепло улыбнулась. — Не бойся, это было очень по-семейному, он ведь знал, что иначе ты его попросту пришьёшь! Но заметь, всё равно сделал, до глубины души меня потряс... Я послала его обниматься к Холли, чем, надеюсь, они сейчас и заняты. — Весь дом на уши поставила! — проворчал Локвуд, попытавшись замаскировать улыбку, но получалось у него не ахти. — А ты неплохо мне помогал, — вернула я ему его же слова, — и, кажется, на сегодня мы набедокурили достаточно! — Думаешь? — с лукавым огоньком в глазах спросил Локвуд и приник губами к моей шее, медленно вытягивая передний край футболки из юбки... Что-что, а думать в таких условиях было не то что невозможно — противопоказано.

Следующий день выдался более спокойным на события, хотя и не обошлось без неожиданностей. Например, впервые на Портленд Роу оставил свой грязный влажный след на полу от входной двери до кухни обожаемый мешок Фло. И если бы он содержимым ещё и поцарапал покрытие, то, боюсь, Холли нашла бы способ отомстить его хозяйке, скажем, используя швабру и элемент неожиданности. И без того ей пришлось с моей помощью приводить в порядок ванную на втором этаже, которую Фло вчера почтила своим присутствием, вопреки устойчивому мнению, что многое человеческое ей чуждо. А пол, должно быть, уберегла свежая лаванда, как обычно, под завязку набитая в мешок, ведь то, что Фло извлекла на свет божий во время завтрака и с некоторым трудом водрузила прямо на стол перед заинтригованным Джорджем, оказалось тяжеленным допотопным прибором с четырьмя круглыми ручками-крутилками и большим овальным чёрным глазом-шкалой. Солидный корпус из тёмно-красного дерева с чёрной окантовкой местами был повреждён и побит жизнью, по краям — сплошь сколы и потёртости, но общее впечатление от этой махины они тем не менее не портили. — Компенсация, — объяснила Фло, обращаясь к Джорджу и похлопав ладонью по крышке, — за те штуковины, которые я вчера поломала. — Фло, это радио, — констатировала я, — оно же не умеет ничего из того, что делали приборы Джорджа, разве нет? — Ну и что, что радио? Такой винтаж сейчас любое ротвелловское хилое устройство переплюнет, и поди попробуй его так просто раздолбай! — Откуда ты вообще это взяла? Как допёрла? В нём же килограммов двенадцать, не меньше, — заметил Локвуд. — Волоком да в мешке ещё и не то можно утащить, поверь мне, и я в принципе девушка тренированная. Она выглядела крайне довольной собой, и любой наш скепсис вдребезги бы разбился об её абсолютную уверенность в правильности всего происходящего. — А где взяла, там, как говорится, уже нет. — Оно хоть работает? — наконец подал голос Джордж, как только обрёл дар речи. — А это важно? — удивлённым тоном спросила Фло. Джордж поперхнулся, но сумел взять себя в руки: — Да нет, что это я в самом деле… Спасибо, Фло, я ценю твой подарок, правда! Никогда не был радиолюбителем, но посмотрю, что тут можно сделать... В любом случае красивый монстр. И Джордж ласково погладил бок радиоприёмника. Его сердечный жест привёл к тому, что Локвуд и я невольно тоже протянули руки, чтобы прикоснуться к тёмному дереву, ощутить под пальцами гладкую лакированную поверхность, пожалеть её царапины и сколы, рассмотреть детали с таким же тщанием, с каким внуки изучают морщины на лице любимого дедушки. — Фергюсон, — с неожиданной для меня самой теплотой прочитала я заглавными буквами напечатанную на шкале надпись, очевидно, указывавшую на производителя. И, похоже, своими действиями нам удалось не на шутку растрогать Фло, потому что она сейчас же засобиралась, подобрала с пола выпавшие веточки лаванды, зачем-то распихала их по карманам и, наклонившись, на прощание поцеловала Джорджа, закрывая всё самое интересное своей соломенной шляпой. А когда она смылась, унося, можно сказать, опустевший мешок на плече, порозовевший под блеском наших лучезарных улыбок Джордж кашлянул в кулак. — Аттракцион окончен, — благодушно буркнул он. — Некоторым вроде нас с тобой, Джордж, к такому сложно привыкнуть, а некоторые, наоборот, чем дальше, тем непрошибаемей становятся, — заметила я, подразумевая Фло и Локвуда, на которого указала кивком головы. — А по-моему, вся прелесть именно в том, чтобы ты не привыкла, — возразил Локвуд и без зазрения совести убрал мне за ухо прядь, пропустив волосы сквозь пальцы до самых кончиков, отчего меня тут же бросило в жар. — Видишь? Я мог бы любоваться этим румянцем целый день... — Осторожнее, Энтони, — сверкнула я на него глазами, — в мире существует слишком много способов ответить тебе тем же! И по тому, как у него перехватило дыхание и расширились зрачки, я убедилась, что получилось достаточно наглядно продемонстрировать свой тезис. — Понял, возьму на заметку... — хмыкнул Джордж, поспешно встал и покинул кухню. Ох уж эта кухня! И чем же она так всех возбуждала? Сдавалось мне, что ответ на этот вопрос можно было пытаться ловить годами, и периодически пришлось бы вести поиски вовсе не на кухне... Между тем никаких грандиозных страстей днём больше не случилось, а осенний вечер мы с Локвудом решили провести в гостиной за шахматами. Зажгли камин, заранее позаботились о подносе с чаем и пончиками и, удобно устроившись на диване, поставили между собой доску. Чёрное лакированное дерево и натуральный перламутр её клеток в сочетании с неклассическими, но очень изящными фигурами из рога буйвола сразу же погружали в особую атмосферу древних сражений! А если учесть, что эти шахматы откуда-то из юго-восточной Азии много лет назад привёз отец Локвуда, то каждая игра становилась почти сакральной… Когда пончики и чай были досрочно побеждены, а в приоткрытой двери вдруг показалось лицо Джорджа, Локвуд, играя чёрными, уже успел закрепиться своим конём в центре доски и заставил меня угрожать ему разменом. — Не помешаю? — спросил Джордж, и, после того как мы дружно пригласили его войти, он медленно боком протиснулся в гостиную, осторожно держа в руках своё тяжёлое радио, на крышке которого до кучи лежали пара потрёпанных книжек и отвёртка, грозившая при любом неосторожном движении пуститься в бега. — Подумал, что начать знакомство с ламповым радиоприёмником лучше всего сидя в тёплой гостиной у камина. Он аккуратно поставил приёмник прямо на пол рядом с кофейным столиком и сам сел туда же, облокотившись спиной о пустующее кресло. Однако мне было некогда глазеть на Джорджа, Локвуд уже провёл рокировку, и размен коней тоже состоялся, хотя у чёрных по-прежнему всё было в полном порядке. Само собой, Локвуд играл гораздо лучше меня, и тем не менее я затеяла эту схватку, даже несмотря на возможно грозящий проигрыш. Слишком хорошо знала, что мой занятый шахматным рисунком мозг под серьёзной нагрузкой позволял легче справляться с беспокойством в душе и извлекать на свет занозы, глубоко засевшие внутри. Вот и сейчас, заставляя Локвуда сосредоточиться на том, что ему невыгоден теперь размен слона, ведь того могло ждать блестящее будущее, я вполголоса завела разговор. — Как считаешь, может, нам стоит в дополнение к принципу не разделяться на заданиях придумать собственный свод правил для оперативной работы? — выложила я свою навязчивую мысль, возникшую в результате принятого за обедом решения идти завтрашней ночью на расследование. Я и Локвуд оба понимали, что перед заварушкой в коллекторе требовалось размяться, и дело тут было не столько в хорошей тренировке, сколько в проверке наших нервов на прочность. И с последним у меня были проблемы. Неупокоенный страх уже зашевелился во мне, грозя сократить рассудок до размеров пулевого отверстия в самый неподходящий момент. — Свой кодекс, — продолжала я. — Назовём его «Долго и счастливо» и начнём с того, что дадим каждому право «вето» на действия другого. Например, по три запрета в месяц, должно же хватить? Я хочу сказать, не всегда ведь можно внятно объяснить свои дурные предчувствия, со стороны покажется, что для них нет никаких оснований, но ты точно откуда-то знаешь — нельзя! Нельзя отпустить из железного круга, нельзя позволить воплощать любую мысль, которая придёт в голову... И один сможет остановить другого, использовав своё право, а второй обязан будет подчиниться! Локвуд, обдумывая мой ход ладьёй, ворвавшейся в игру на его ферзевом фланге, хмуро потёр подбородок. — То есть ты априори заявляешь, что моих приказов слушаться не намерена без дополнительного, хм, запрета с моей стороны? Я всё ещё твой начальник, Люс, хотя понимаю, насколько такое иногда встаёт тебе костью в горле. Локвуд вскрыл свою белопольную диагональ, убрав торчавшую на ней пешку, и надо было его за это поблагодарить, иначе мне пришлось бы страдать бесплатно, а так мой слон сразу же съел несчастного пехотинца, одновременно угрожая последнему чёрному коню на доске. — Вообще-то, я собираюсь слушаться, и меня устраивает, что ты лидер, но такие крутые возможности, Локвуд, только у тебя! А что мне прикажешь делать, чтобы удержать тебя самого от безумных поступков? Равноправием и не пахнет! Эй! Локвуд добрался до ощущавшего себя в безопасности слона и уничтожил его ладьёй, продемонстрировав поистине великолепное позиционное понимание. В ответ нехорошая ладья немедля пала от руки белого разъярённого ферзя. Пошла жаришка, как сказал бы Череп. — Идиотизм… — донёсся до нас с пола рассудительный голос Джорджа. — То есть? — уточнила я, уворачиваясь ферзём от атаки чёрных. — В этом мире непреложным может оставаться лишь одно правило — правило печенья, остальные правила просто не работают, Люси! Ни на вас, ни на ком-то другом. Вот что будет, если ты раздашь по три запрета в месяц каждому? Думаешь, что сможешь трезво и разумно их использовать? Но ведь, придумывая их, ты сама сказала о неподдающихся описанию, иррациональных предчувствиях беды, которые накрывают, когда кругом опасность! Если ты начнёшь в такой момент думать о каких-то запретах, применять их или нет, вспоминать, сколько их в этом месяце у тебя осталось, соображать, насколько твои дурные ощущения прямо сейчас тянут на право «вето» и не нужно ли его сэкономить для другого раза, а потом задаваться вопросом, что делать, когда уже всё израсходовала, то ты, прости за прямоту, труп. Агенту нельзя забивать голову подобными бреднями, поэтому для вас, друзья мои, есть единственный принцип: сковаться одной цепью, как в песнях поётся. Хотя вру, два принципа: учитесь полагаться на интуицию и чутьё другого, сложите их вместе так же, как делите риск на двоих, и они вытащат вас за уши из любой передряги, а иногда даже с Другой Стороны могут помочь ноги унести, сами знаете. Но не рекомендую останавливаться на достигнутом, синхронизация шестых чувств — процесс поистине бесконечный, вам до старости хватит работы. Джордж, удовлетворённо крякнув, аккуратно положил радиоприёмник задней крышкой вверх, чтобы наконец начать откручивать винты и узреть внутренности своего нового друга. До того он всего лишь изучал принесённую макулатуру. Мы с Локвудом ошарашенно переглянулись. В его взгляде читалось понимание, за какие такие заслуги Джорджу в моём видении было обещано повышение жалования, а что до меня… Я вдруг осознала, чего не сделала вчера, и тогда я без колебаний слезла с дивана и пошла к Джорджу. — Джордж, можешь встать на секундочку, пожалуйста? — вежливо попросила я. — Да, а что? — спросил он, однако отложил отвёртку и безропотно поднялся на ноги, ухватившись рукой за подлокотник кресла. Не вдаваясь в объяснения, я просто его обняла. Джордж удивлённо хмыкнул, но обнял меня в ответ, не преминув уточнить: — А это вообще законно сейчас, прижиматься к тебе при Локвуде? — Семейные обнимашки не считаются, — усмехнулась я. — Всё, хорош! — проворчал Локвуд, и мы с Джорджем сразу отстранились. — С Киппсом ты тоже вчера так долго стояла? — Ещё и Киппс! Ох, Люси, судьбу испытываешь, — предупредил меня Джордж, покачав головой, и я засмеялась, возвращаясь на своё место. — Ну, раз уж я встал, то ещё кое-что скажу. Не думайте, что я забыл своё обещание провозгласить аллилуйю в вашу честь, поэтому внимание! Он воздел обе руки вверх и, устремив взгляд в потолок, с чувством произнёс: — Аллилуйя! Но если вы позволите себе ещё раз меня напугать, как тогда в фехтовальном зале, я её у вас отберу и выдам пяток таких матов, что уши схлопнутся у обоих. Надеюсь, понятно? Мы с Локвудом смогли только кивнуть, растроганно и чуть виновато улыбаясь, но Джорджа это устроило. — Аминь! — Хлопнул он в ладоши и с видом человека, выполнившего свой долг, опустился обратно на пол, чтобы заняться оценкой ущерба, причинённого радиодеталям ржавчиной, пылью, грязью и временем. А мне самое время было уставиться обратно на доску и попытаться вспомнить, что вообще там происходит. Скажем прямо, ситуация уже почти вышла из-под контроля: Локвуд пустил в дело свою ладью, нацелившись на размен и хорошо понимая, что моя белая башня, увы, сейчас единственная активная фигура на поле. А когда обе башни снесло лобовым тараном, Локвуд наконец стряхнул пыль со своего ферзя и после ожесточённой, но второстепенной борьбы пешек, парализовал им все мои фигуры, штампуя шахи, пока бледный конь савраской метался, закрывая короля. М-да, я была совершенно беспомощна перед ним… Локвуд не дал мне ни единого шанса толком реанимировать моего ферзя, и ещё через десяток ходов я сдалась в позиции с лишней пешкой и без конкретных угроз! — Мои поздравления, чемпион блокадных партий, — сказала я и, как полагается, протянула ему руку. — Не обнималась бы с другими, не стал бы загонять тебя в угол, — усмехнулся Локвуд, вместо рукопожатия целуя мне запястье, и я тут же мысленно сдалась ещё раз, причём на много партий вперёд… — Киппс не обнимал меня и трёх секунд, — пришлось всё-таки объясниться мне, чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда. — Я знаю, — смело заявил Локвуд, не отрывая от меня глаз и не выпуская руки. — Я бы на его месте тоже ограничился тремя секундами, но моё место мне нравится несоизмеримо больше... — Прекрасно, вот уже и стало понятно, чем надо разжиться, чтобы воскресить Фергюсона, и на сегодня я больше ничего не могу для него сделать. Джордж встал и размял затёкшую спину, а его голос вернул нас обратно в гостиную из тех далей, куда мы с Локвудом уже успели в воображении вдвоём уйти. — А что, это всё же возможно? Ты его починишь? — обрадовалась я, предоставив Локвуду самому собирать фигуры и ставить доску на место. — Попробую, — легко отозвался Джордж. — Осталось раздобыть паяльник, мультиметр и схему, а ещё понадобится тазик растворителя, потому что сначала всё придётся разбирать и отмывать от ржавчины, а потом кое-что заменить… Работы прорва, но я никуда не тороплюсь. Люси, поможешь мне до комнаты всё это донести? Я с готовностью взяла книги, отвёртку, крышку и винты, пока Джордж поднимал вскрытый корпус, и через пару минут мы с ним и радиоприёмником распрощались наверху. С первого этажа как раз послышались шаги Локвуда, закончившего приводить после нас в порядок гостиную, и я в ожидании задержалась у двери его комнаты, где и сама теперь жила уже больше недели. Грех было жаловаться, но я скучала по своей мансарде, и особенно остро, если долго не могла заснуть, когда моё тело словно выходило на поединок со слишком большим для него пространством. А мне недоставало того особенного чувства близости точек и пределов, которое могла подарить только теснота. — Я заказал мебель по твоим эскизам, ты же знаешь, — сказал Локвуд, стоило ему подойти и взглянуть на меня, и я озадаченно уставилась на него в ответ. — У тебя на лице всё написано, Люси, но лишь в призрачных видениях шкафы и кровати появляются всего за сутки, в реальной жизни придётся с месяцок подождать. Он сочувственно улыбнулся и ободряюще меня обнял. — Ага... Из моей груди вырвался печальный вздох. Эскизы я отдала Локвуду в тот же день, что и рукопись, и среди прочего там был рисунок медальона, без которого очень не хотелось выходить на охоту. Впрочем, даже дураку было ясно, что проку от него никакого. — Череп будет готов пораньше, — опять читая мои мысли, сказал Локвуд, — я попросил мастера ускориться. — Не забыл сказать, чтобы в сплав не добавляли железо и серебро? — Не забыл, Люс, — ласково отозвался он, хотя наверняка думал, что нет смысла беспокоиться о вещи, которую никогда не получится использовать в том же качестве, в котором это удалось в чьём-то воображении. И тут он снова был прав, верно? — Спасибо, — прошептала я, уткнувшись ему в плечо, а Локвуд, больше не говоря ни слова, понимающе прижался губами к моим волосам. Не знаю, сколько мы простояли так, обнявшись, на пороге. Должно быть, столько, сколько потребовалось призраку Черепа, чтобы уйти назад в мои воспоминания.

Я лежала в той же позе, в которой заснула вчера: на правом боку, подложив под подушку вытянутую руку. Всегда теперь, мучаясь от бессонницы, ложилась так, лицом к Локвуду, и смотрела на него в темноте, а кончиками пальцев позволяла себе притрагиваться к его волосам, совсем легко, чтобы не разбудить. Локвуду всё ещё не удавалось нормально отдыхать по ночам: он просыпался всякий раз, стоило мне ощутимо пошевелиться. И хотя сон сразу забирал его обратно, утешения мне это не приносило. Да и загвоздка заключалась не в том, что Локвуду с непривычки было некомфортно со мной делить постель, просто он всё время подспудно беспокоился обо мне, словно я была маленьким простуженным ребёнком, каждый больной вздох которого всю ночь царапал сердце. Я очень старалась поменьше тревожить его хрупкий покой, а значит, сама, сновидениями обойдённая на километр, могла касаться Локвуда только взглядом. Как я делала и сейчас, светлым осенним утром. Локвуд полусидел, облокотившись на подушку, и сосредоточенно читал какой-то детектив, держа длинными изящными пальцами книгу в багровом переплёте. Без пижамы он выглядел ещё более худым, чем обычно, но меня никогда это не отталкивало, пусть худой, лишь бы был здоров. К тому же на его теле можно было рассмотреть все тонкости мускулатуры, что далеко не каждому даётся природой, а в последнее время Локвуд ещё и много фехтовал... Иными словами, я не могла оторвать от него глаз. Ни ночью, ни днём. Локвуд наконец заметил, что я на него смотрю, и лицо его тут же преобразилось. — Привет, — с нежностью сказал он и улыбнулся. — Почему я никогда не чувствую, что ты уже проснулся? — вместо приветствия задала я вопрос, который волновал меня по утрам сильнее, чем того стоил. — Потому что слишком плохо засыпаешь, — удручённо ответил Локвуд, а потом отложил книгу и позвал: — Иди сюда... Я подтянулась к нему, обняла и положила свою голову ему на грудь, а он обвил меня прохладными руками. В моё ухо тотчас проник уверенный стук его сердца. — Какая же ты всегда тёплая, Люс! — с восхищением в голосе, почти благоговейно выдохнул он. — Точно живой огонь, запертый в непрозрачном сосуде... — Сёстры называли меня по этому поводу не столь поэтично, всего лишь печкой, — поделилась я. — Летом Мэри строго-настрого запрещала мне засыпать рядом с ней, потому что иначе она бы задохнулась от жары и утонула в поту, зато зимой сроду не прогоняла... Не буду скрывать, горьковатым получился привкус у моих воспоминаний. Да что уж, не всем везёт со счастливым детством, а ко всему прочему я до сих пор переживала, что не могу по собственной воле приглушить жар своего тела, давно отучивший хотеть теплоты от других. И мне заранее было жаль Локвуда. — Наступит лето, и ты тоже убедишься, что спать рядом со мной сущее мучение. — Шутишь? — возмутился он, прижав меня к себе крепче. — Я покроюсь потом, ожогами, если надо, обуглюсь и рассыплюсь пеплом, но не откажусь от этого тепла! Стоит ему исчезнуть из моих рук, и знала бы ты, как мертвецки они холодеют… А за ними и все внутренние органы до мозга костей! Я терпел это годами и теперь не представляю, как вынести ещё хотя бы день, Люси, только не когда я знаю средство от своего проклятия... Я удивлённо посмотрела на него снизу вверх. — С тех пор, как ты прочёл рукопись, ты иногда говоришь и ведёшь себя так, будто... — Будто боготворю тебя? — просто закончил он за меня. — Это тебя пугает? — Наверное, не больше, чем то, что у меня самой внутри, Локвуд, — обдумав его вопрос, призналась я и поцеловала ближайший к себе шрам на его плече. — То есть до чёртиков, да? — перевёл мою мысль Локвуд и слегка улыбнулся. — Ладно, я постараюсь потише молиться на тебя. — Даже не думай! — настал мой черед запротестовать, и вовсе не потому, что я хотела, чтобы он слепо преклонялся предо мной. — Я же поклялась не утаивать от тебя ничего, помнишь? Рукой я указала на листок, прикреплённый Локвудом к стене рядом с открытками, когда-то привезёнными его родителями из далёких стран. Это была та самая записка, в которой он заклинал меня никогда не прятать свою любовь и обещал ответить тем же. И на которой, прежде чем идти его искать в то утро, я написала одно слово: «Клянусь». — Веский аргумент, — кивнул он. — Спасибо, — я с облегчением выдохнула и добавила: — Я люблю тебя, Энтони. — Боже, не дай мне привыкнуть это слышать... — успел выговорить Локвуд, прежде чем его губы коснулись моих. И я не потребовала от него новых обещаний ничего от меня не скрывать, потому что чувствовала: каждым своим движением он и так клялся мне в этом.

День пролетел на удивление незаметно, хотя Локвуд чуть было не совершил ошибку, задумав отменить на сегодня тренировку. Но я вовремя его образумила: — Отменить тренировку? Перед нашим первым расследованием после кинотеатра? Спятил?! Да она нужна нам позарез! А в придачу к ней желателен пятичасовой веломарафон, иначе мы вконец изведёмся! — Ладно, согласен, — признал он мою правоту. — Только давай просто подерёмся, идёт? Без приставных шагов и кучи параллельной работы… Локвуд предпочитал муштровать меня огромным количеством упражнений, в которых рапира вообще не участвовала, зато участвовали воображение и такие мышцы на теле, о которых потом долго приходится задумываться, когда садишься на стул или спускаешься по лестнице. Отзеркаливание его движений мне уже неплохо давалось, но сегодня рутину хотелось бросить к едрёне фене. — Когда ты просишь со мной подраться, ты же понимаешь, что я почему-то думаю вовсе не о драке, да? — ворчал Локвуд, пока надевал на голову сетчатую маску и вставал в стойку напротив меня. — Дожил! Секс затмил фехтование… — Перестань меня смешить, — велела я ему, уповая на то, что через сетку смущение не очень заметно. — En garde! Prêt? Allez! И за час мы успели до того напрыгаться, что нас обоих можно было выжимать, а заодно и звать полотёров, потому что двигаться по такому мокрому от пота полу становилось попросту опасно. В кои-то веки мне удалось заставить Локвуда хорошенько напрячься! Уж не знаю, действительно ли он не мог сосредоточиться, а я словила вдохновение, но проиграла я ему не с настолько разгромным счётом по уколам, как обычно. — Я слишком хорошо учу, — заявил он, скинув маску и отбирая у меня рапиру, чтобы поставить её на место. — Даже не проси давать тебе уроки шахмат, не то я и в них скоро не смогу тебя побить! Я весело рассмеялась, а он сделал вид, что рассердился. — Смеёшься надо мной, да? — спросил он и перешёл в рукопашную! Пришлось убегать, побросав шмот… Так мы дурачились до тех пор, пока обессиленные не упали морскими звёздами посередине зала. И если наше физическое состояние оставляло на тот момент желать лучшего, то в эмоциональном плане мы были абсолютно готовы идти ночью в заражённый дом. Спонсором сегодняшнего расследования внезапно выступала Холли, точнее её соседка по квартире, работающая на ДЕПИК. Хотя громкое место работы этой девушки в данном случае не играло никакой роли, потому что речь шла о её семейных делах, а правильнее сказать — о делах её любимой тётушки, чей трёхлетний сынишка, вернувшись с послеобеденной прогулки, вдруг наотрез отказался заходить в дом. Такой буйный припадок, по словам очевидцев, устроил, словно в него дьявол вселился! Объяснить своё поведение он в силу возраста и страха не мог, но родители попались толковые, они покидали вещички в сумки и от греха подальше эвакуировались в гостиницу, а уже потом у успокоившегося сына наводящими вопросами вытянули сведения, подтвердившие их мысли о Госте. И ситуация была аховая, ведь никто не понимал, откуда Гость взялся в доме! Та милая женщина из гостиницы сразу позвонила племяннице и умоляла по знакомству привлечь именно «Локвуда и Компанию» к решению возникшей проблемы. Вот она, родимая, — репутация! Сам глава агентства, чем ближе к вечеру, тем счастливее выглядел, заряжая своей энергией всех кругом, как самый мощный блок бесперебойного питания. И оделся, конечно, так, будто собирался на свидание: тёмно-серые брюки и рубашка, жилет с бирюзовым отливом, дорогой галстук… — Для кого это ты наряжаешься? — насмешливо приподняв бровь, спросила я. — Не я один, — проигнорировал мою подколку Локвуд, — давай-ка не отставай! И он красноречиво провёл рукой по вешалкам с моей новой одеждой, которую он, на секундочку, собственноручно отгладил! Сказал тогда, что легко может доверить мне свою жизнь, но не утюг… — Я обычно не хожу на охоту в брюках, Локвуд, ты же знаешь, тем более в новых! — Тогда радуйся, что сегодня не в коллектор лезем, — хмыкнул он. Что ж, кажется, мне не оставили выбора... Бог его знает, какой образ Локвуд себе при этом представлял, но вышло следующее: поверх стандартной чёрной водолазки я надела белую рубашку с накладными карманами на груди, не застёгивая на ней половину пуговиц и манжеты, потом заправила это всё в платиново-серые прямые костюмные брюки с защипами спереди и виртуозно отглаженными стрелками, подпоясалась сначала обычным ремнём, потом рабочим, а сверху накинула свободного покроя шерстяной пиджак цвета мокрого асфальта, чуть поддёрнув вверх рукава, чтобы из-под них выступали и водолазка, и манжеты рубашки. Вроде ничего страшного, да? Но когда я заправила широкие штанины брюк прямо в высокие голенища своих кожаных ботинок со шнуровкой и тракторной подошвой, реальность в глазах Локвуда немножко качнулась. Зато Холли за его спиной молча показала мне два поднятых вверх больших пальца. — Шарф брать? — спросила я у всех присутствующих в коридоре разом. — Не стоит, мне кажется, — ответила Холли, — а ты как думаешь, Локвуд? — М-м-м… — Подождите, он должен переварить кощунство, которое Люси сейчас проделала с брюками, — прыснул Киппс. В его правом ухе уже красовалась серьга, и сам он просто светился от радости, приобнимая Холли за плечи. Я даже залюбовалась ими, так приятно было видеть, что всё снова на своих местах. Почти всё… — Полный дом модников, — буркнул Джордж, наконец выпихивая нас за дверь. — Пошли уже! Мне одному, что ли, интересно, что там у людей за чудо-юдо завелось неизвестное?!

Путь был неблизкий. Чтобы добраться до Уиндмил-роуд, нам нужно было сделать пересадку на станции метро Грин-Парк по линии Пикадилли и примерно через час выйти на Норсфилдс в Илинге, а потом ещё топать минут пятнадцать на юг. Не спрашивайте, почему нас так часто стало заносить в Илинг… Видели бы вы ещё тамошнее кладбище. Основанное в шестидесятых годах девятнадцатого века, оно приютило в своей земле солдат времён Первой мировой. И его готические постройки из серо-бежевого камня, деревья — тисы и кедры, платаны и падубы, — чьи стволы или прямее часовых стоят на посту, или раскидывают свои узловатые, толстые ветви-пальцы прямо над могилами, собирая их, как детей, в круг, тяжёлые каменные кресты, печально склонённые на бок надгробия, почерневшие от времени ангелы, плачущая розовыми лепестками магнолия по весне, земля, усеянная полевыми цветами или листвой, когда октябрь, заставят подумать, что если лечь с ними рядом и заснуть, через тебя тоже со временем прорастут голубые колокольчики. Ничего не помнящие. Ничего не забывающие. Но сегодня наш путь лежал не на кладбище. Двухэтажные дома по Уиндмил-роуд, как бойцы, выстроившиеся в две шеренги вдоль дороги и вынужденные прижиматься друг к другу плечами, были в основном похожи: красный однотонный кирпич, белое оформление окон, дверей и фронтонов, коричневые черепичные крыши... Типичный образец рядной застройки Лондона. Но здесь попадались и исключения. На пересечении Уиндмил-роуд с боковой улочкой, не соприкасаясь стенами, стояли два дома. Один из них, тот, что левее, из жёлтого кирпича с вызывающей чёрной отделкой, названный нам как ориентир, был забран в строительные леса. Прямо перед ним маленький экскаватор разрыл кусок дороги. Видимо, трудился целый день, но сейчас, в закатные часы, затих неподвижно, готовясь ночевать в окружении полосатых пластмассовых конусов. Рабочие собирали лишние расставленные на проезжей части ограждения и деловито грузились в грязный фургончик, припаркованный у второго дома, расположенного на самом перекрёстке. Кирпичи его были пёстрыми, от ржавого до черновато-пурпурного, словно фасаду никак не удавалось спрятать проступавшее наружу тёмное нутро, особенно бросавшееся в глаза на фоне белизны проёмов. Над входной дверью треугольный козырёк, на единственном фронтоне по правой стороне — маленькое декоративное слуховое окно, чей окантованный красными кирпичиками круг украшал белый каменный декор, который, соединяясь с идентичной по цвету глухой серединой окна, образовывал кельтский крест. Криво задёрнутые бежевые шторы на первом этаже, заросший неухоженный палисадник, позеленевший и увитый дохлыми растениями кирпичный забор дополняли картину. И странное возникало от всего этого ощущение, гнетущее… Должно быть, из-за креста, наводившего на мысли о необходимости помолиться. Эффект был даже мощнее, чем от действительно стоявшей через дорогу очередной англиканской церкви. Такой эффект, будто вот-вот мелко начнёт подёргиваться веко. А может, дело было вовсе и не в кресте, просто мы уже чувствовали, застыв бок о бок напротив двери, которую собирались открыть: при всей той внутренней, неразбавленной звуками тишине за ней... пустотой тут и не пахло. Холли отперла тяжёлую, обитую железом тёмно-коричневую с цветными витражами дверь ключом, который получила от своей соседки утром, и мы, не задерживаясь на пороге, один за другим вошли. Немного постояли, прислушиваясь и присматриваясь в узкой прихожей, слово встраивали себя в местную реальность. Времени на подготовку у нас было предостаточно, поэтому мы не спешили осматривать дом и прошлёпали прямо по коридору на кухню, игнорируя распахнутые и запертые двери комнат и мрачноватую деревянную лестницу, приглашавшую обследовать подвал и второй этаж. Большая, оформленная в светлых тонах кухня вроде бы должна была выглядеть гостеприимно, но почему-то не выглядела. Может быть, из-за того, что арка входа располагалась здесь аккурат напротив распашных стеклянных дверей в неухоженный сад, и складывалось впечатление, что ты ещё толком не успел войти, как тебя уже попросили выйти. Даже весёленькие жёлтые с мелкими цветочками занавески, обрамлявшие проём, не могли смягчить столь невежливого намёка... Слева от дверей в углу стоял большой буфет, на полу возле которого обнаружилось оранжевое детское пластиковое ведёрко со всякой дребеденью для песочницы, должно быть, сунутое сюда кем-то прямо из сада, затем холодильник и наконец простой овальный деревянный стол на шесть персон, накрытый бело-голубой клетчатой скатертью. Вот ему-то и выпало приютить нас у себя в этот вечер. — М-да, — первым нарушил молчание Джордж, падая на ближайший к себе стул, — не по фэн-шую у них тут двери, и сквозняком небось всё время тянет. — А это что за хрень? — спросил Киппс и указал пальцем на белый шар размером с арбуз, который бельмом пялился на нас из дальнего угла длинной, во всю правую стену, кухонной столешницы. — Лампа, наверное, какая-нибудь, — пожала плечами Холли, — ночник. — Ночник на кухне! — саркастично закатил глаза Квилл, потом отодвинул для неё стул и сел рядом на соседний. — Ты как будто первый раз в доме, где есть мелкие дети, — образумила я его, пока сама медленно двигалась вдоль стены, касаясь пальцами отделанной под коричневый камень столешницы в надежде на какие-нибудь парапсихологические ощущения, и рассматривала прихватки, металлические толкушки и лопатки, свисавшие с крючков, беспорядочно напиханные в незастеклённые шкафчики баночки со специями и другую кухонную утварь. — Ночник на кухне ещё ерунда, иногда вообще не поймёшь, как детские вещи по всему дому расползаются, вытесняя всё взрослое барахло повыше да подальше. Киппс не стал со мной спорить, вместо этого обратился к Локвуду: — Ну давай, Тони, командуй! Передать не могу, как меня радует, что сегодня не я за главного. — И он с наслаждением откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. Мы дружно повернулись к Локвуду, всё ещё стоявшему в арке на пороге кухни, готовые слушать его мудрые приказы, но он только передёрнул плечами, словно стряхивал чей-то назойливый взгляд со своей спины, и неопределённо спросил: — Сначала скажите, все чувствуют? — Если ты о том, — принялся вдумчиво отвечать ему Джордж, взявшись протирать очки футболкой, торчавшей из-под толстого синего худи, — что ещё солнышко не село, а в доме уже заметно прохладно, причём от входной двери до кухни равномерно, судя по ощущениям в моих лодыжках, а также неуютно, смутно тревожно, будто я с незастёгнутой ширинкой сюда зашёл, и вообще всячески подозрительно, то... — Да! — одновременно гаркнули я, Холли и Квилл, не то Джордж начал бы более подробно описывать свои впечатления. С него бы сталось. — Я тоже думаю, что наш клиент тут успел впитаться даже в пыль, — кивнул Локвуд, — так что делиться по этажам не будем. Вместе обследуем сначала всё внизу, потом наверху, выберем наиболее удачные места, где разложить цепи, перекусим, и дальше по обстоятельствам. Согласны? — спросил он у всех разом, но посмотрел при этом на меня одну. Я тепло улыбнулась ему и показала большой палец, пока остальные выражали одобрение более традиционными способами: кивали и дакали. Довольный Локвуд расплылся в широкой сверкающей улыбке и изобразил энергичный жест дирижёра, поднимающего оркестр. — Тогда поехали! Вставай, Джордж, ещё насидишься! Квилл, давай надевай свои консервы, проверяй ширинку, и за дело! — Всё, я уже вспомнил, каково это, когда ты за главного... — буркнул себе под нос Киппс, но очки послушно опустил со лба на глаза. — С чего хочешь начать? Локвуд подошёл ко мне, и по прерванному движению его рук я догадалась, что он хотел меня обнять, но не стал. На работе лучше думать о работе, всё правильно. — С кухней вроде уже понятно, да? Тогда пошли по часовой, что ли, — предложила я. Так мы и сделали. Первая на очереди дверь от кухни вела в крошечный санузел с раковиной и унитазом, затем шла гостиная с камином и большим зеркалом в золотой оправе над ним. У криво занавешенного окна, выходившего на палисадник, стоял старый лакированный комод, а по бокам от него у противоположных стен два разномастных дивана: один — чёрный кожаный, второй — матерчатый пепельно-розовый. Оба потрёпанные и продавленные, наверняка видавшие много чего интересного в жизни, включая фломастеры, следы от которых наблюдались на измочаленных розовых сидушках. И сами инструменты маленького художника-оформителя обнаружились здесь же на стеклянном журнальном столе вместе с кучей листочков, разрисованных непонятными каракулями. Потом была следующая гостиная, такая же, как первая, но без камина, заваленная всевозможной детской пластиковой мебелью и игрушками. Особенно впечатлял резиновый красный ослик-прыгун, на которого можно было садиться, воображая себя всадником. Точнее впечатляли его бешеные глаза навылупе, со вселенской тоской смотревшие прямо в душу, словно он умолял нас поскорей уносить отсюда ноги… Невзирая на царивший тут бардак, я пришла к выводу, что хозяева в целом пытаются поддерживать в доме чистоту. Чего совсем нельзя было сказать о большой оранжерее со стеклянной покатой крышей. Её пола было практически не видно под мусором, строительными материалами, мисками и валиками, шлангами, садовой утварью, канистрами, пакетами, пустыми коробками, ящиками и досками. Даже велосипед, перевёрнутый колёсами вверх, едва виднелся в центре этого неприкасаемого хаоса. А гордое название оранжереи оправдывала лишь здоровенная, но чахлая финиковая пальма в кадке да что-то буйно вьющееся тёмно-зелёное по серым каменным стенам. — Охо-хо, — ужаснулась Холли, когда заглянула мне через плечо, потому что дальше порога я не продвинулась по объективным причинам, — надеюсь, нам не придётся искать здесь Источник! Думаю, что одного взгляда на оранжерею хватило и остальным, чтобы понадеяться на то же самое... А между тем первый этаж, можно сказать, был изучен, насколько это позволяли обстоятельства, конечно. Подвал, заставленный сломанной обстановкой от пола до потолка, ничего интересного из себя не представлял, так что на закуску нам оставалось обследовать только второй этаж. Мы цепочкой поднялись по лестнице и оказались на просторной площадке с пятью неплотно закрытыми или вовсе распахнутыми дверями. Здесь, чередуясь друг с другом, располагались три спальни и две ванных. Одна спальня была отведена под детскую со всей положенной атрибутикой, помноженной, пожалуй, на неуёмное желание покупать ребёнку лишние игрушки. Во вторую, кроме большой деревянной двуспальной кровати, тумбочек по бокам от неё и платяного шкафа с комодом, зачем-то втиснули очередной кожаный чёрный диван в стиле хай-тек, похожий на слоёную булку, притерев его к окну, а стена над кроватью не к месту была украшена ирландским флагом. Последняя жилая комната на этаже и вовсе была полупустой: односпальная кровать с тёмно-серым стёганым изголовьем, покрашенный белой краской комод, раздолбанный раскладной столик-тумбочка под красное дерево с лампой на нём — вот и всё, что мы увидели. Ванные же были как близнецы похожи: бледно-розовый мраморный кафель на всех поверхностях, просто и без изысков. Что сказать? Такое количество разнородной мебели редко где встретишь... Одинаковыми здесь были только стены, светло-бежевые и почти совсем голые. Флаг, пяток настенных светильников в главной гостиной да несколько рисунков в детской, среди которых был шедевр, напоминавший бородатое солнце с глазами-блюдцами и лягушачьим ртом, можно было не считать. А ещё абсолютно идентичными были ощущения от дома, везде, куда бы мы не заглядывали. Всюду только холодно, дико и странно. И это начинало нервировать, потому что с наступлением темноты превращалось в угадайку. Вернувшись на кухню, мы зажгли себе фонарь, включили чайник, расселись за столом и достали припасы. — Делайте ваши ставки, господа, — спустя некоторое время предложил Киппс и отхлебнул из своей большущей походной кружки с таким видом, будто там был виски со льдом. Очки он снова поднял на лоб и мигом стал напоминать то ли фантастического лётчика, то ли муравья-мутанта. — Я за первый этаж. — Поддерживаю, — сказала я, заканчивая заваривать Локвуду его крепкий чай, пока он копался в своей сумке и выуживал моё любимое печенье. — Тоже, — коротко отозвался Джордж. Он уже пару секунд безуспешно пытался разорвать упрямый пакет с неизвестным содержимым. И когда ему это наконец удалось, он сунул внутрь руку, заграбастал что-то пятернёй и вывалил оное кучкой перед собой, а потом, как крупье, быстро разметал всё по столу со словами: — Я сегодня щедрый, пользуйтесь. Мы с любопытством уставились на прилетевшее угощение. Совершенно незнакомые шоколадные конфеты в чёрной фольгированной обёртке. А Локвуд даже присвистнул от удивления: — Неужели Фло уже начала показывать тебе, где продают самые лучшие сласти в Лондоне? Джордж только хмыкнул. Он явно не собирался раскрывать ничьих секретов. Повторяя за другими, я развернула шелестящую фольгу, полыхнувшую изнутри зелёным, и на меня уставился шоколадный трепанированный череп с грецким орехом вместо мозга. «Привет, дружище… — мысленно заговорила я. — Красивый мозг! Не буду шутить, что он размером с орех... Всё-таки присоединился к нам сегодня, да? Хоть и в странном виде... Нет бы, твою мать, уже лично это сделать... А так я съем пародию на тебя, и что мне останется?» — вопрошала я вовсе не конфету, но именно терпкая горечь её шоколада на языке стала мне ответом. Однако нельзя было не признать, вкус действительно оказался восхитительным, и Джордж по делу принимал восторженные отзывы, гордо выпятив грудь, будто он своими руками стряпал эти черепа у нас на кухне. А за конфетами пришла очередь и печенья, которое чуть приподняло мне настроение наравне с обычной, ненапряжной беседой о пустяках, здорово помогавшей противостоять сгущавшейся вокруг с каждым часом атмосфере фильма ужасов. — Кстати, я смотрю, ты пустился во все тяжкие, — заметила я, обращаясь к Квиллу и указывая на него надкушенной печенюшкой, — а я, вообще-то, имела в виду простую серьгу-кольцо. До сих пор мне не представилось случая обсудить, что же Киппс на себя нацепил, а между тем его ухо украшал амбициозный гвоздик в виде чёрной звезды. Пожалуй, это ему всё-таки шло, хотя и оказалось для меня полнейшей неожиданностью. — Ой, ну скукотища же, Люси, — сморщился Киппс. — Я предпочитаю совсем другой стиль! Кроме того, моей девушке нравится, — самодовольно ухмыльнулся он, стрельнув глазами в сторону Холли, а та шутливо взъерошила его рыжие волосы над очками. И вот теперь образ мутантного муравья-переростка окончательно возобладал над и так не слишком убедительным лётчиком. — Ага, о твоём стиле мы все имеем неплохое представление, — пытаясь не улыбаться, сообщил Локвуд. — Надеюсь, Холли удастся с ним что-нибудь сделать, но пора уже определиться, где цепи кидаем. Почти десять, становится опасно беспечно болтать в месте с неидентифицированным Гостем... Локвуд был чертовски прав, и, посоветовавшись, мы решили разложить один круг на полу в кухне, ближе к коридору, один во второй гостиной рядом со входом в оранжерею и ещё один на площадке второго этажа, хотя никто не собирался в нём сидеть, поскольку верхний этаж проиграл в голосовании. Он должен был просто успокаивать наши нервы, как и запасное кольцо снаружи в саду. На последнем настоял сам Локвуд, считавший, что нужно иметь место вне дома, где мы в случае нужды могли бы укрыться. И он вместе с Джорджем лично пошёл его укладывать на нестриженном газоне возле кирпичной ограды. Сад, собственно, из этого газона и состоял, несколько кустов по углам и раскладной деревянный стол с одиноким шезлонгом не особо обременяли его пространство своим присутствием. А когда с цепями было всё улажено, Холли и Квилл заняли оборону возле оранжереи, а мы втроём втиснулись за железный барьер на кухне. Прямо скажем, комфортно разместить трёх человек пусть в достаточно широком, но не бесконечном же, круге — интересная инженерная задача, однако мы справились. Джордж сел в позу лотоса, Локвуд прислонился к нему спиной, сложив ноги по-турецки, а я боком пристроилась у него между ног, подтянув колени к груди, и он обхватил меня руками. Получилось весьма уютно, насколько так можно было сказать о сидении на твёрдом холодном кафельном полу в тесном пространстве без возможности выпрямить конечности. Не исключено, кстати, что мы зря настолько рано попрятались в укрытия, но гадать, когда запахнет жареным, сегодня дурных не было. Джорджу выпало пялиться в коридор, а мы с Локвудом развернулись лицом к выходу в сад. Они вдвоём тихо переговаривались друг с другом о прогнозе погоды на неделю, расценивая наши шансы залезть в коллектор посуху, а я молча разглядывала белые с позолоченными щеколдами и круглыми ручками двери. За стеклом слева виднелась ржавая подставка для зонтов с единственным в ней зонтом-тростью, которым, видимо, часто пользовались в саду, и чья загнутая в виде крючка деревянная ручка напоминала старческий костяной палец, готовый схватить любого, кто окажется к нему слишком близко. «Хорошо ещё, что створки открываются наружу, иначе на него действительно кто-нибудь бы напоролся в самый неподходящий момент…» — так я размышляла, пригревшись у Локвуда в руках, и, должно быть, даже задремала, потому что не заметила, когда двери успели открыться настежь, как портал в иной мир, и в их проёме стала вырисовываться фигура. Словно пустоту сверху обливали краской: сначала я увидела контур головы, плечи, торс и затем ноги, недостающие до пола... Да, передо мной был висельник. Его тело, подвешенное точно по центру на толстой цепи, крепившейся непонятно к чему, медленно поворачивалось вокруг своей оси, обещая явить свой лик, занавешенный тёмными волосами, как невеста обещает поднять фату с лица. И скрип звеньев, эта тоненькая песенка Смерти, уже склонившая одну голову на правое плечо, убаюкивала теперь и меня... Он или она? Свободный пиджак, торчавший светлый ворот рубашки и брюки подсказывали — он. Да только широкие штанины, заправленные в высокие голенища тяжёлых ботинок, узнаванием ожгли мне мозг. Она.

Вздрогнув, я распахнула глаза, вытаращилась на пустой, запертый дверной проём и непроизвольно схватилась рукой за горло. Наверняка напугала бы этим Локвуда, если бы не в ту же секунду мы не услышали довольно громкий звук со стороны лестницы, отвлёкший всё наше внимание. Как будто что-то крупное катилось с неё, издавая странный лязг и звон. Сначала катилось медленно, затем ускорилось и с последним смачным ударом о стену — затихло. Мы тут же встали, внимательно прислушиваясь. — Что, шайтан подери, это было?! — раздался взвинченный голос Киппса со стороны оранжереи. — Кто-нибудь видел? — Я разглядел только слабое свечение какого-то круглого предмета с хвостом, и ни одной догадки по поводу его природы у меня нет… — медленно промолвил Джордж, явно находившийся под впечатлением от смутно увиденного. — Полагаю, это было наше приглашение на второй этаж, — мрачно заключил Локвуд, переглянувшись со мной. — Доставайте рапиры. Люси, не отходи от меня ни на шаг. Я коротко сжала его руку в ответ, не упоминая дурной сон, оставшийся для него незамеченным, и тогда он решительно переступил цепь, окликая Киппса и Холли. Все вместе мы стали подниматься на площадку второго этажа. Холод лизал наши ботинки, быстро пробирался выше и проникал внутрь через глаза, уши, рот и ноздри, через все прорехи, которые были ему доступны, пропарывал саму кожу, чтобы попасть в грудь и затрясти сердца. А второй этаж под стать холоду встретил нас кромешной голодной тьмой и, следовательно, пятью закрытыми дверями. — Да ладно… — упавшим голосом протянула Холли, сообразив, отчего там настолько темно. — Я же лично их все оставила открытыми, когда круг выкладывала! — Придётся поиграть в наше любимое «чур», куда ж без него, — хмыкнула я, стараясь прогнать заползший в меня ещё сквозь сон мелейз. Ничего, что черно, в любой темноте можно найти ориентиры, если не поддаться страху. Ничего, что я не видела ни руки, ни лица Локвуда, я чувствовала его рядом, и мне этого было достаточно. — Чур, моя вот эта. Я махнула на первую дверь слева, хотя моего взмаха наверняка никто не увидел. Мне не очень-то помнилось, в какую комнату или ванную она вела, да и, как говорится, хрен редьки не слаще. А кроме того, водится за призраками один грешок: насылать интересные видения, перемешивая образы друг с другом... Посему я просто бодро шагнула к намеченной цели с рапирой наперевес и нащупала круглую гладкую ручку. Локвуд не стал меня останавливать, только сдвинулся так, чтобы при необходимости подстраховать. И о железном кольце я не забыла, готовая, в случае чего, метнуться в его сторону. Но за моей дверью никого не было. Всего лишь детская, тихая и статичная. Неживая, как натюрморт. — Пусто, — констатировала я и оставила дверь открытой, разбавляя темень тусклой ночью, лившейся из окна. — Чур, моя следующая, — решительно сказала Холли и прошла ко второй белой двери, продолжив таким образом наше движение по часовой. Мы снова встали на изготовку, но опять вхолостую. — Скажи честно, ты помнила, что там ванная, — насупившись, заметил Джордж, разминая шею, чтобы настроиться на новую дверь. — Да какая разница! Думаешь, твоё чудо-юдо постесняется на нас из унитаза выпрыгнуть? — раздражённо выпалил Киппс и следующим вышел вперёд. — Моя будет эта! — И он резко хлопнул ладонью по круглой ручке третьей двери. Мы перестроились. Я, Локвуд, Джордж и Холли заняли оборонительную линию, железный круг и лестница остались за нашими спинами, и Киппс, провернув ручку, толкнул дверь. Перед нами предстала скудно меблированная спальня. Маленькая застеленная кровать с тумбочкой, костью белевший комод, обрамлённое шторами окно, шкаф в углу… Киппс развернулся к нам, театральным жестом демонстрируя пустую комнату, с облегчением улыбнулся, и я отчётливо услышала: — Нашёл! Да только губы Киппса даже не шевельнулись.

Голос, раздавшийся из-за двери, тоже никогда не принадлежал Киппсу, и стоило это осознать, как тень, принятая нами за шкаф, которого в той самой комнате как раз не стояло, медленно отлипла от стены, разгораясь потусторонним светом и явно не собираясь больше прятать свою сущность. Да и действительно, зачем было скрывать ото всех, что ты здоровенный гоблиноподобный волосатый мордоворот, весь в звенящих цепях, с огромной шипастой палицей и увешанный головами каких-то не слишком весёлых джентльменов? Одна такая голова, привязанная за патлы к обрубку цепи, с высунутым языком болталась в левой руке нашего Гостя. Хотя кто тут гость, а кто хозяин, вопрос был спорный. Нас хватило пока только на то, чтобы, отвесив челюсти, подобно бóшкам, раскачивавшимся при каждом шаге призрака, пытаться осмыслить увиденное... Есть в английском фольклоре разные мифические твари. Некоторые агенты даже специально интересуются подобным в силу склонности давать встреченным явлениям более подходящие им имена, а где-то люди до сих пор предпочитают пугать детей по старинке, то есть не просто ду́хами, но и оборотнями, домовыми, буками, фейри и прочими чудищами, поэтому ничего удивительного, что мы и сами были немного в теме. Так вот, клянусь, сейчас перед нами остановился точь-в-точь йоркширский Джек-в-цепях. Имя Джек, как и во всех подобных случаях, конечно, не указывало на имя собственное, характеризуя лишь неопределённость этого субъекта и его принадлежность к мужскому полу, зато цепей на нём было вдоволь! Впрочем, я ошиблась, утверждая, что мы совсем застыли. Локвуду удалось ещё дёрнуть Киппса подальше от двери, и теперь мы впятером в ряд медленно пятились, ощетинившись рапирами, под усыпляющий звон толстых звеньев, не в силах перестать выхватывать глазами детали... — Ах вот что катилось по лестнице… — тихо объяснил сам себе Джордж, едва шевеля губами. И, скорее всего, именно этот проблеск его исследовательской натуры хотя бы отчасти привёл нас в чувство, иначе мы бы не успели отскочить в разные стороны, когда Джек профессионально метнул голову по полу, и она, как хвостатый шар для боулинга, проскочив мимо нас, смяла железный круг и отъехала вместе с цепями к самой лестнице, шипя и пузырясь эктоплазмой. Для нас такой поворот событий означал одно: мы только что окончательно превратились в мишени. И полетели клочки по закоулочкам! Быстро выяснилось, что обороняться рапирами совершенно бессмысленно, призрачные головы не наколешь на них, как мясо на шампур. Клинок, конечно, рассекал их на части, но не способен был уничтожить настолько большой сгусток эктоплазмы, и пушечной инерции снарядам всё равно хватало, чтобы попытаться достигнуть цели. А вдобавок, совершенно не напрягаясь обстрелом, наш Джек ещё занялся тем, что стал дубасить своей палицей по полу и создавать какие-то дикие вибрации во всём доме. — Вниз! Уходим! — орал Локвуд, перекрывая дребезг и лязганье металла, грохот ударов, шкворчание эктоплазмы и непроизвольные звуки, которые иногда издают агенты в пылу работы. Попросту говоря, каждый вопил благим матом в меру своих возможностей. А Локвуд, которому по должности полагалось вопить исключительно команды, при этом пытался уследить за всеми одновременно, чтобы, не дай бог, никто не ломанулся в комнаты, из которых нет выхода, да уворачивался сам, стараясь не угодить под хэдшот. Однако зря волновался, люди мы были достаточно дисциплинированные, и дважды приглашать нас вниз ему не пришлось. Холли, Киппс и Джордж уже стучали по лестнице каблуками, когда я обернулась, подгоняемая Локвудом в спину. — Пригнись! — резко потянула я его за руку вниз, и жуткая бородатая башка на сантиметр разминулась с его макушкой, шлёпнулась об стену и покатилась с лестницы, ускорив тем самым спуск остальных. И, должно быть, Джеку понравился план снова покатать шары, потому что он перестал стучать своей дубинкой и двинулся следом, готовясь метнуть нам в ноги очередной снаряд. Само собой, мы не стали дожидаться, пока он это сделает. В несколько прыжков преодолев лестничный марш, мы с Локвудом приземлились на первом этаже и на секунду обалдели. Вообще-то, мы ожидали увидеть здесь заботливо разложенные железные круги, но покорёженные цепи своей геометрией напоминали скорее гордиевы узлы, чем что-то ещё, и становилось понятно, что Джек не просто так палицей по полу шмякал, он целенаправленно рушил нашу защиту! И в данных обстоятельствах нам не помешало бы попробовать выманить его из дома, чтобы основательно дать прикурить вспышками. Джордж и остальные, горевшие похожей идеей, обнаружились возле дверей в сад. Видимо, те неслабо заклинило, но втроём они осилили их выбить и уже неслись сверкая пятками к единственному целому железному кругу с зажжённым фонарём посередине. Нам с Локвудом тоже было не до отдыха, сзади мячиками-попрыгунчиками заскакали по ступеням новые головы. И пока я бежала к выходу мимо запутанной кучи металла, ко мне пришла мысль, что йоркширского Джека не зря называют повелителем цепей. Они повиновались ему, словно змеи своему заклинателю, даром что железные! А стоило мне оказаться у порога, как я поняла всю жуть его прозвища, потому что оставалась ведь ещё одна цепь, до которой он успевал добраться… Та, что, храня синий овал сапфира, висела у меня на шее.

Я рухнула, как подкошенная, на газон и схватилась за душившую меня золотую цепочку, судорожно глотая ртом воздух. Локвуду, бежавшему следом, хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что я не просто споткнулась... Он упал на колени рядом со мной и попытался просунуть пальцы между воротом моей водолазки и украшением, ставшим удавкой, царапал ткань и кожу под ней, но тщетно. И показалось, что время остановилось, будто уже свело со мной счёты, или даже пошло по ту сторону… Я больше не видела, что делали остальные, почти не слышала их крики, сливавшиеся в сплошной неясный гул в моих ушах, странным мне было выхваченное из него слово «берегись!», чужой — тень, проскочившая мимо… Там, на краю, со мной был только Локвуд. Ни на кого не обращая внимания, он всё-таки сумел втиснуть свои пальцы поверх моих, и я почувствовала его усилие, которое добавилось к ослабевавшему моему, почувствовала надежду, обещанный вдох, просвет, но он вдруг остановился и лишь резко заорал на меня: — Убери руки! Да, боже, как?! Мой затуманенный паникой и отравленный углекислотой мозг, восставшие рефлексы, отказывавшиеся ослабить хватку пальцы, даже еле попадавший в мои лёгкие воздух, больше с примесью небытия, чем кислорода, изо всех сил противились этому! Каким чудом я заставила себя подчиниться? Была ли это привычка слушаться его? Реакция на голос, отдавший команду? Его неотпускавший в сумрак взгляд? Или беспредельная вера? Никто не мог знать, что всего этого хватит заглушить инстинкт и разжать мне руки, но хватило… И стоило Локвуду как следует взяться за цепочку, одним яростным движением он её разорвал.

Отбросив золотую нить в траву, как гадюку, Локвуд схватил меня за плечи, убедился, что я прихожу в себя, и снова включился в происходящее, готовый реагировать на все другие опасности, ведь вполне возможно, что нам нужно было срочно убираться с того места, где мы застряли, совершенно беззащитные! Но он только ошарашенно уставился на двери за моей спиной, и я тоже, частично отдышавшись и проморгавшись от могильной темноты в глазах, посмотрела туда, где происходило нечто совершенно невообразимое… В общем, как оказалось, это Джордж тогда промчался мимо меня, увидев, что Джек спустился со второго этажа и швырнул в нас с Локвудом очередную голову. Не знаю, как Джордж на самом деле собирался отбиваться, когда бросался ей наперерез, но результат его обороны превзошёл все ожидания! В его руке дымился большой раскрытый зонт, чей чёрный полиэстеровый купол сейчас оплавлялся и расползался под воздействием эктоплазмы, поскольку принял на себя удар, и, судя по всему, не один… И мы с Локвудом как раз успели к кульминации. Джордж, вконец рассвирепев, пошёл в атаку на призрака, дошаркавшего уже до середины кухни. Действуя, словно у него в руке не зонт, а рапира, Джордж сделал выпад, наколол Джека на остриё и, взревев: «От винта, говнюк!», крутанул шток. Стальные спицы завращались с неплохой скоростью, разбрызгивая видение и ошмётки ткани, как коктейль, во все стороны, а Джордж всё крутил и крутил ручку, пока от Джека-в-цепях не осталось тоненькой струйки, всосавшейся в детское оранжевое ведёрко возле буфета… И с видом победителя Джордж, всё ещё не бросая голый, дымившийся остов зонта, подошёл к ведру, левой рукой достал из кармашка на поясе серебряную кольчужку и накрыл ею всё содержимое сразу, не разбираясь, что там на самом деле Источник. Если бы у меня были силы хлопать, я бы уже аплодировала ему, как это делала Холли, спешившая к нам из железного круга. И Киппс, восхищённо ругавшийся и восклицавший: — Обалдеть! Да ты сделал из этого чувака смузи! И Локвуд, который, ласково погладив меня по плечу, будто извинившись, что ненадолго уходит, молча встал, подошёл к Джорджу и крепко обнял его, чем смутил окончательно... А уже через пару секунд они все вместе подошли ко мне, столпились вокруг, начали спрашивать, как я, сообщать, до чего ж они перепугались, галдеть о том, что произошло... Холли профессионально принялась осматривать меня, чтобы понять, насколько далеко зашла асфиксия, а Локвуд опустился рядом с нами на колени и, стараясь по возможности ей не мешать, просто вглядывался в моё, должно быть, всё ещё синюшное лицо... К счастью удушье продлилось не больше минуты, хотя она и показалась нам всем дурной бесконечностью. Чтобы чуть прийти в себя, я взяла Локвуда за руку, и тогда мне наконец бросились в глаза уже подсыхавшие на ней тёмные пятна. Хрипло ахнув, я развернула его кисть ладонью вверх и увидела порезы от цепи! — Ничего, — мягко улыбнулся он, и до меня с жутким опозданием дошло, что на самом деле значил тот его крик... Локвуд вполне мог попробовать порвать металл, просто потянув за мои руки, да побоялся, что я останусь без пальцев! — Локвуд... — только выдавила я из себя, а мне хотелось говорить ему все те глупые, избитые, всем известные, самые банальные слова во вселенной! Но моя душа, переполненная сейчас благодарностью и любовью, точно кровь кислородом, словно забыла речь или попросту потеряла её где-то здесь, в траве, как слезу, скатившуюся по щеке... И тем не менее я поняла: Локвуду было довольно и моего дыхания, чтобы услышать всё, что я не смогла сказать ему вслух.

Мы собирались домой. Холли, обработав Локвуду пальцы и заклеив их лейкопластырями, проигнорировала мои заявления о нормальном самочувствии и велела не дожидаться, пока они закончат оставшуюся работу. Так что Локвуд быстро сложил мой рюкзак, пока я сидела под её надзором в шезлонге с кружкой чая, упаковал в свою сумку единственную незапутанную цепь, нашёл и подобрал сапфир, с ничего не выражающим лицом сунул его в карман пальто, удобно пристроил всю поклажу на себе и помог мне встать, чтобы увести через калитку в садовой ограде, махнув остальным на прощание. Проходить через дом совсем не хотелось, поэтому мы просто обошли его по боковой улице, выйдя к Уиндмил-роуд, куда уже через пару минут подъехало вызванное для нас Джорджем такси. Локвуд заботливо усадил меня в машину, собственноручно пристегнул и, загрузив багаж, сел рядом у окна. Если бы не ремень, я бы его обняла, но могла только протянуть к нему руку. А он накрыл её своей ладонью и сжал так же, как собственные челюсти. За всю дорогу я не услышала от него ни слова, он лишь мягко останавливал любое моё движение, не позволив ни единого успокаивающего жеста в свой адрес. Я понимала, что испуг догнал его, захлестнул, практически одушевляя всё то, что он с огромным трудом пытался не представлять, и сил ему осталось ровно столько, сколько требовалось, чтобы просто меня держать. Ни с чем другим Локвуд сейчас был не в состоянии справиться, и пришлось отложить все попытки воскресить его до той минуты, пока мы не доберёмся на Портленд Роу. Но ждать, когда мы зайдём в дом, я не стала, как и Локвуд. Такси ещё не успело отъехать от калитки, а он уже бросил сумки на землю и обнял меня, стараясь не сдавить слишком сильно, и я прижалась к нему в ответ. — Люси... — хрипло выговорил Локвуд, как будто всю дорогу душили его самого. — Всё уже позади... — начала я, надеясь, что звук моего голоса хоть немного поможет вернуть его в чувство. — Наша жизнь всегда была похожа на большой бешеный аттракцион, колесо карусели, и мы всё равно заходим на очередной круг, снова и снова. Я ласково улыбнулась, посмотрев ему в глаза. — Такие, как мы с тобой, просто не могут иначе. И пока мы катаемся там вместе, а с нами Джордж со своим убойным зонтиком, Холли с лейкопластырями, звёздно сквернословящий Киппс в устрашающей оптике, чёрта с два воспоминания загонят нас в угол, слышишь? Ведь у нашей карусели даже нет углов, Локвуд, ни одного треклятого угла! И без боя мы им не дадимся, ни я, ни ты. Я подбадривающе тряхнула его, и он кивнул, действительно чуть оттаяв, и пока что мне было этого достаточно. — Хорошо, а теперь можно и домой! — с облегчением воскликнула я и попробовала покуситься на свой же рюкзак, но безуспешно, кто бы сомневался. В прихожей Локвуд, не заморачиваясь, оставил наше добро прямо на пороге, стянул своё пальто и кинул туда же, чтобы помочь мне раздеться. — Я в порядке, Локвуд, честно, по-прежнему неплохо могу шевелиться, — уверяла его я, пока он собственноручно снимал с меня ботинки. — Ты голодна? Хочешь, сделаю тебе чай? — заботливо спросил он, похоже, проигнорировав мои слова. — Мне не нужен чай, мне нужен ты, — усмехнулась я и потрепала его по волосам. Локвуд встал с пола и снова обнял меня, но ненадолго. — Тебе нужен отдых, — заявил он непререкаемым тоном и аккуратно поднял меня на руки. Не слишком полноценной и содержательной получалась у нас беседа, но я не собиралась останавливаться на достигнутом! — Как думаешь, стоит сказать, что нести меня совсем не обязательно? — мягко спросила я, испытывая, как всегда, неловкость оттого, что напрягаю его подобным образом. — Мне вполне по плечу самой преодолеть лестницу... — Не стоит, — отрезал Локвуд. — Я не могу тебя не нести, сейчас мне нужны все вещественные доказательства твоего существования, материальности, а в мире почему-то слишком мало способов их получить, по крайней мере, мне не хватает... — Но я бы хотела ещё умыться перед сном, пойдёшь со мной? Как с этим быть с точки зрения доказательств? — Никак, — тяжело выдохнул Локвуд. — Я бы пошёл, но боюсь напрочь тебя шокировать... И, ставя меня на ноги возле двери в ванную, он неожиданно добавил: — Жду не дождусь, когда мы переберёмся в мансарду, может, легче будет с той практически встроенной в одно пространство мелкой душевой... — Да я быстро, ты и соскучиться не успеешь, — пообещала я, прикоснувшись к его щеке. — И где бы физически ни было моё тело, я там всё равно тебя люблю. — Иди, — поторопил меня Локвуд, низко наклонился к моим губам, чтобы я не напрягала шею, и поцеловал на прощание. И я пошла, закрыв за собой дверь. Первым делом, конечно, мне нужен был туалет, а потом я направилась к раковине, вымыла руки и оттянула ворот водолазки. То, что я увидела в зеркале, меня напугало. Не цветом, размерами или формой были кошмарны синяки от цепи и пальцев на моём горле, а ужасом, который я уже представляла в глазах Локвуда. Конечно, мне было не спрятать от него ничего, но я всё равно желала отсрочить тот миг, когда он встретится со своими страхами, временно вытатуированными на моей коже. Сама понимала, насколько глупо медлить, но как я не могла смыть эти следы мылом и водой, так мне было не заставить себя просто показать их. Умывшись и почистив зубы, я вышла из ванной и обнаружила статую Локвуда, слившуюся с коридорной теменью. Она со скрещёнными на груди руками подпирала стену ровно на том месте, где я его оставила. — Сторожишь? — улыбнулась я. — Да, — просто ответила статуя. — Моя очередь сторожить, — сказала я, встала рядом в той же позе и принялась оттирать Локвуда боком к двери. — Давай, холодная вода творит чудеса. — Ладно, — буркнул Локвуд, — но нечего тебе тут у стены торчать, лучше лечь как можно скорее, поняла? — Ага, не буду ждать здесь, но при одном условии... — Люси! — возмутился он, даже не дослушав. — Не бойся, — успокоила я его, — всего-то хочу, чтобы ты улыбнулся, это ведь не много, правда? — Правда... — подтвердил Локвуд и постарался выполнить мою просьбу. Через пару секунд мы расстались. Не превращаясь в статую у стены, как и обещала, я медленно зашла в тускло освещённую окном спальню, с тихим вздохом прикрыла за собой дверь и принялась снимать рубашку, думая только о том, что никогда ещё не видела такую трудную улыбку в его исполнении.

Когда Локвуд пришёл, я уже лежала, натянув одеяло по подбородок. Само собой, он наверняка ожидал увидеть какие-то следы на моей шее, но был шанс, что хотя бы до утра они останутся в статусе предполагаемых. Однако, присев на край постели, Локвуд всё-таки протянул руку, чтобы зажечь лампу, и моя беззаботная просьба этого не делать сработала против меня. — Люси! — требовательно произнёс он, как только включил свет и убедился, что я не намерена добровольно демонстрировать ему кровоподтёки. — Нет! — твёрдо заявила я. — И не уговаривай, тебе придётся со мной подраться за кусок этого одеяла! Никуда мои синяки от тебя не денутся, завтра насмотришься, а сейчас гаси лампу, раздевайся и ложись. — Раскомандовалась, — усмехнулся Локвуд, но свет выключил. Должно быть, почувствовал, что я и правда разверну сопротивление, а может, просто решил зайти с другой стороны… Потому что едва он лёг ко мне под одеяло, куда я, конечно, его пустила, он вроде бы ненароком, воспользовавшись тем, что я забываю, что вообще происходит, стоит ему меня коснуться, опустил прикрывавший мою шею край, а уж видел Локвуд в темноте получше кошки... — Боже! — вырвалось у него. — Ах ты ж! Локвуд! — опомнилась я, но он остановил мои попытки выразить бурю возмущения, зашептав: — Тише-тише… Тебе нельзя перенапрягаться… Он принялся мягко гладить моё лицо, плечи и предплечья, мгновенно успокаивая этими движениями, почти околдовывая. И по тому, насколько гладко скользили его пальцы, когда рисовали свои магические узоры, стало понятно, что Локвуд уже избавился от лейкопластырей. — Я должен был увидеть, — оправдывался он, — хотя бы для того, чтобы решить, что делать с кулоном. — Что? — встревожилась я и попыталась прочесть по его лицу, насколько всё плохо, но Локвуд не выдавал своих мыслей. — Ты не должен собираться с ним ничего такого делать, просто почини цепочку. — Посмотрим, — мрачно и уклончиво отозвался он. — Это кулон твоей мамы, Локвуд, и он не виноват, что оказался под рукой у призрака! Вряд ли подобное вообще хоть когда-нибудь ещё повторится… — Уж я об этом позабочусь, — не скрывая в голосе угрозу по отношению к ни в чём не повинному украшению, заявил Локвуд. — Пока не знаю как, может, брошь из него сделаю, но в прежнем виде носить этот сапфир ты больше не будешь. — Вот не надо становиться параноиком, — фыркнула я, но он меня перебил, резко схватив за плечо и повысив голос: — Если бы я был параноиком, то запретил бы тебе не только впредь вешать что бы то ни было на шею, но и в коллектор спускаться! И все черти в аду свидетели, я мечтаю это сделать, да каким-то чудом всё ещё удерживаюсь, так что позволь мне хотя бы отыграться на бездушном металле, а не на тебе! Я испугалась. Посмотрела Локвуду в глаза и подумала, сколько же боли порой скрывается в нас… Боли, затыкающей нам рты и орущей взаперти во всю мощь наших же лёгких, упивающейся своим одиночеством… Кажется, ни единому звуку не пробиться через этот барьер, и пусть Локвуд на меня накричал, я всё равно была благодарна каждому его слову, показавшему мне то, что ускользало и от зрения, и от ума: раздавленность его нутра, дрожь, образы, мелькавшие в зрачках, жестокость моих препирательств... Состояние Локвуда было для меня намного страшнее, чем собственное пережитое удушье, а пора было учиться бояться и за себя — ради него. Ведь, к несчастью, чем чаще мы ходим по краю, тем больше забываем, что у нашей Смерти-сестрицы две руки, и пока одну она, не касаясь, привычно держит над нашим левым плечом, лишь испытывая нас, другой она всякий раз сжимает сердце тем, кто нас любит, и по-настоящему пытает их. И хотя нельзя только покаянием искупить ни прошлого, ни будущего, я чувствовала жгущую мне глаза потребность сказать: — Прости! Локвуд вздрогнул, как от удара, разжал пальцы, впившиеся мне в плечо, и в бессильном жесте прикрыл лицо ладонью, но уже через мгновение пришёл в себя и глухо ответил: — Не за что… И обещаю, что постараюсь учесть твоё мнение насчёт кулона... Он улёгся так, чтобы было удобно положить голову к нему на грудь, аккуратно притянул меня ближе и мягко добавил: — А сейчас тебе лучше попытаться поспать. Пожалуйста... И прохладой своего тела, запахом, ровным дыханием, пульсом, собой — этими простыми заклинаниями он снова убаюкал меня.

Спала я вряд ли долго, а когда вдруг открыла глаза, сама не поняла, из-за чего проснулась. Я прислушалась, и до меня дошло, что Локвуд тоже не спит. И ещё он просто чудовищно вспотел! — О господи! Надо было меня спихнуть! — воскликнула я, отлипла от его влажной кожи и приподнялась на локте. Локвуд упрямо посмотрел на меня, явно и не помышляя что-то менять, пока я касалась его чёлки пальцами и проверяла, насколько всё неутешительно. — Ты мокрый с головы до ног! — Мне плевать на пот, я же говорил, — равнодушно отозвался он в ответ, но я не могла всё так оставить. — У тебя не получится уснуть натурально в бане, Локвуд! — попыталась я внушить ему толику здравомыслия, а между тем на его лице отчётливо читалось это «я и не собираюсь спать», и тогда мне не осталось иного выхода, кроме как начать действовать самой. — Пойду принесу полотенце, а заодно накину на себя что-нибудь, поможет пригасить тепло. — Нет! — взбунтовался Локвуд, сцепив свои руки за моей спиной. — Я не хочу, чтобы ты одевалась! — Т-с-с, — нежно прошептала я и поцеловала его, останавливая возражения. — Ты просто ещё не знаешь, что ткань — лучший помощник наготы, — загадочно улыбнувшись, объяснила я, когда практически принудила себя оставить его губы в покое. С ума сойти, как же сильно я по нему соскучилась... Но сейчас Локвуду нужна была прежде всего забота, иначе он, чего доброго, простудится. К счастью, поцелуй его то ли убедил, то ли отвлёк, так что я беспрепятственно перелезла через него, пошла к шкафу, вытащила оттуда чистое большое махровое полотенце и бросила ему, а потом нашла тонкую просторную светло-серую футболку длиной до бёдер, которую специально покупала в качестве ночнушки, и натянула на себя. В зеркало смотреть не стала, решила, что не хочу видеть там своё новое шейное украшение. А вернувшись в постель, я убрала подальше одеяло, легла на спину и, удобно устроившись, сказала Локвуду: — Вытерся? Тогда иди сюда, теперь я побуду для тебя подушкой, всё равно до утра с твоей стороны кровати спать не получится. И я улыбнулась, гостеприимно раскинув руки. Он послушно лёг рядом, опустил голову мне на грудь, и вместе с тяжестью его тела меня накрыла бездонная и в то же время почти осязаемая мысль, будто я обняла и прижала к себе свою жизнь. Не знаю на самом деле, как мне удалось не задохнуться, выдержать эту мысль и не сдавить Локвуда в собственных руках, которые, казалось, приобрели настолько чудовищную силу, что могли сплавить нас воедино, если дать им волю... Но я не дала, будто и правда боялась сделать ему физически больно. Взамен я принялась тихонько гладить Локвуда, невесомо касалась его шеи, худого плеча, спины, всего, до чего могла дотянуться, и удивлялась, как же быстро холодеет его кожа, отдавая накопленный жар... Чувствовала под пальцами его шрамы, слишком много шрамов, и моё сердце щемило от нежности, перемешанной с состраданием. Я очень надеялась, что мне удастся расслабить его, успокоить, погрузить в сон, да поняла, что тщетно, когда внезапно услышала: — Это я должен просить у тебя прощения, Люси... — Бог мой, за что? — встревоженно выдохнула я, ничего не понимая. — Это тебя сегодня чуть не задушили, да чем! Что за злая ирония: кулон моей мамы как орудие убийства… Хуже только своими руками... Нет, не буду такое думать! И после перенесённого шока тебе нужно было всё моё внимание, поддержка, покой, чувство защищённости, в конце концов, а я всю ночь заставляю тебя переживать обо мне! Волноваться, пугаться, плакать, даже извиняться! Кто я после этого, Люси? На какую букву мне себя послать? Сейчас он изо всех сил пытался говорить спокойно, и только кулак, судорожно сжавший футболку на моём животе, представлял собой единственную точку, сквозь которую просачивалась терзавшая его жуть. — Ни на какую. Ты — человек, спасший мне жизнь, — мягко ответила я ему. — И ты по-прежнему Энтони Локвуд, самый скрытный парень на всю эту большую деревню под названием Лондон, просто данные тобой клятвы начинают работать уже независимо от твоего желания! Ты выдал мне ключ от своей головы, Локвуд, хотя порой и пытаешься задержать на пороге. А я всё ещё мечтаю пройти дальше, прямо сюда. Я легонько постучала ему пальцем по виску. — Неважно, насколько там мрачно, чернеть с тобой на чёрном плечом к плечу — считай это, чёрт возьми, моим предназначением! И нравится тебе или нет, теперь и свет, и тень твои принадлежат мне, а если попробуешь хоть что-то у меня отобрать, я тебя укушу, — на полном серьёзе закончила я. — В самом деле? — оживился Локвуд и приподнялся, чтобы заглянуть мне в глаза. — Да, — подтвердила я, радуясь, что он, похоже, снова воспрял духом. — А куда? — с любопытством спросил он. — О, пусть это будет для тебя сюрпризом! Я старалась поддерживать своё устрашающее заявление соответствующим выражением лица, но уже улыбалась до ушей. — Ну вот! — разочарованно протянул Локвуд, а потом издал тихий смешок, уткнулся лбом в моё плечо и добавил: — А ты и правда маленький дьяволёнок! Тебе надо бы поспать, а не заводить неизлечимо влюблённого парня из большой деревни разговорами об укусах! — Вообще-то, я хотела тебя припугнуть, — возразила я, не уточняя, насколько он на самом деле близок к истине. — Врёшь! — хмыкнул Локвуд. — И футболку надела, чтобы я умирал от желания её с тебя снять… — Да честное слово, не поэтому! — засмеялась я, а Локвуд, вопреки своему заявлению, пока не собирался ничего снимать. Он медленно скользил рукой по тонкой материи к груди, будто проверял свои ощущения от наличия этой лёгкой преграды между нами, и, добравшись наконец до цели, сжал пальцами сквозь ткань сосок, превращая смех в стон... — Что и требовалось доказать, — заметил он и продолжил изучать ту тайну, через покров которой, волнуя воображение, проступает нагота, чтобы затем весь остаток ночи чернеть со мной на белом.

Если бодрствуешь почти до утра, трудно потом проснуться раньше, чем перевалит за полдень, но у Локвуда это периодически получалось. Когда я наконец разлепила веки, он, совершенно одетый, присел рядом со мной на край кровати. — Давно ты встал? И уже успел куда-то сходить? Я проспала что-нибудь интересное? — сыпала я вопросами, спешно прижимая к себе его подушку, которая должна была морально поддержать меня в ситуации с синяками, возможно заигравшими новыми красками и оттенками при дневном свете. — Можешь не закрывать, я уже и так налюбовался, — вместо ответа произнёс Локвуд, но ему не удалось замаскировать горечь, сквозившую в голосе. — Всё утро смотрел, потом не выдержал и сбежал фехтовать. — Настолько жутко? — опасливо спросила я, представляя, каким отталкивающим, должно быть, теперь выглядит для него моё горло: зрелище, которое ему придётся терпеть, стиснув зубы. — Ужасно, — честно ответил Локвуд, — но сейчас для меня хуже всего вот это… И он почему-то наклонился и поцеловал меня в левое плечо. — Эти оставил тебе я… С тревогой я вывернула голову, чтобы посмотреть, о чём он, и безбожно захотелось выругаться! Ночью при разговоре о кулоне Локвуд всего на несколько секунд стиснул пальцами моё плечо, но там, как нарочно, во всей красе отпечаталась его короткая вспышка отчаяния. Да что ж за подстава такая со стороны собственного тела?! — Фехтование помогло? — без особых надежд спросила я, потому что не знала, что ещё сказать. Как снова вытаскивать его из той глубокой эмоциональной могилы, из которой еле-еле он начал вылезать лишь к утру, и при этом не свалиться туда самой? А я чувствовала, что силы мои на исходе, ещё хотя бы один синяк, и у меня сдадут нервы… — Да, немного, — успокаивающе улыбнулся Локвуд, и тугой узел в моей груди чуть ослаб. — И ты ничего интересного не проспала, Джордж где-то пропадает, Холли на месте, но не в курсе, куда он подевался. Говорит, что он лично вызвался отвезти Источник в Печи, на том они ночью и расстались, а утром она его не видела. Но Джордж дома всё-таки был, я нашёл на скатерти новую надпись, повествующую о том, что он вышел на след йоркширского гада, представляешь? Так что нам остаётся только ждать, что он нароет. — А пока ждём, можем немного подготовиться, чтобы отметить его впечатляющее выступление с зонтом! Он заслуживает от нас персональный торт, не меньше, — подала я идею. На самом деле я считала, что Джордж давно заслуживал ещё и повышения жалования, однако Локвуду было прекрасно известно моё мнение на эту тему, давить было ни к чему. — И ты заслуживаешь второй торт, что бы там сам не думал, — добавила я, хотя заранее предвидела, что финальная часть моего предложения ему не понравится. — Разве что в лицо… — тихо пробормотал Локвуд, сместив взгляд в сторону, но быстро опомнился и поспешил прогнать свою мрачность, чтобы снова не вызвать моё беспокойство. — В общем, хороший план, поддерживаю. — Тогда я оденусь, и сходим вдвоём к Арифу, прогуляемся, — обрадовалась я. Локвуд мгновенно напрягся опять и заявил, что мне не стоит ходить куда-то дальше кухни. Но я-то чувствовала себя нормально, особенно если серьёзно не беспокоить синяки, о чём сразу ему и сообщила, не жалея языковых изобразительных средств для пущей убедительности. И вопреки своей обычной неуступчивости, Локвуд долго упрямиться не стал. Вот только, получив желаемое согласие, я всё ещё тормозила, не решаясь вылезти при нём из постели. Даже размышляла, не попросить ли его отвернуться… Что поделать, людям свойственно стесняться своих дефектов, шрамов, изъянов и других физических недостатков. Всего, что может вызвать у окружающих на лицах лишь ужас и брезгливое отвращение. У меня, к примеру, на боку был большой грубый шрам от осколка, не дававший мне забыть тот день, когда мы сражались с Фиттис в её апартаментах. И хотя кануть в забвение этому дню и без дополнительных напоминаний никак не грозило, оставшегося рубца я стеснялась так же, как и многого другого, а уж шея на данный момент была просто в топе! И вообще, полагаю, большинству людей может быть не понаслышке знакомо то состояние сознания, в котором становится невыносимо глядеть в амальгаму зеркала, беспощадно сводящую все твои вполне терпимые по отдельности внешние несовершенства к мысли, что ты, блин, попросту несовершенен весь. Догадавшись, отчего я медлю, Локвуд завалился рядом на кровать, низко наклонился над моим лицом, в упор посмотрел в глаза и серьёзно сказал: — Да, мне больно и страшно видеть все эти синяки, но оттого, что они есть на твоей коже, я не стал её меньше любить... Медленно, но уверенно он отодвинул мешавший ему край подушки в сторону и добавил: — Строго говоря, ровно наоборот. Осторожно и нежно Локвуд коснулся губами маленькой части сейчас одному ему видимого следа и на секунду замер, ожидая услышать возглас боли. Но его не последовало, и он не успокоился, пока не поцеловал каждый участок моей кожи, когда бы то ни было пострадавший достаточно сильно, чтобы сохранить об этом свою уродливую память... Как будто посылал тем самым все мои многолетние и недавние комплексы прямиком к чёрту.

Зонт — оружие истинного британца! Живые агенты против своего призрачного коллеги Неожиданная опасность, подстерегающая родителей маленьких детей В сегодняшнем выпуске: оперативник агентства «Локвуд и Компания» раскрывает подробности своей впечатляющей защиты от призрачного воплощения самых жутких йоркширских легенд Считается, что в жизни есть всего две неизбежности — смерть и налоги, но мы, британцы, хорошо знаем, что есть ещё и третья — дождь. И лондонская «Таймс» не впервые воспевает зонт, как спасение от этой великой напасти, порождающей во всём мире множество шуток о том, что практически в любой момент времени треть населения Великобритании либо разговаривает о погоде, либо только что её обсудила, либо собирается это сделать. Но, как оказалось, зонт может стать ещё и невероятно эффективным оружием против Гостей! В чём лично убедился и потом поведал нам в своём эксклюзивном интервью оперативник агентства «Локвуд и Компания» мистер Джордж Каббинс, который в ходе недавнего парапсихологического расследования в Илинге использовал нашу любимую британскую икону в борьбе с йоркширским Джеком-в-цепях, точнее с его призрачной версией, сохранившей, впрочем, все свои жуткие черты, подробно описанные в народном фольклоре. Мистеру Каббинсу удалось не только успешно отбить смертельный удар, направленный на своих коллег, и разделаться с Гостем с помощью зонта, но также выяснить реальную личность призрака и установить все обстоятельства его появления во вроде бы защищённом, на первый взгляд, жилище. Гость, явивший себя в образе Джека-в-цепях, действительно носил при жизни имя Джек и был хорошо известным оперативником агентства «Ротвелл» Джеком Айронсом. Мистер Айронс, имевший привычку ходить сплошь в железных цепях, погиб при исполнении Чёрной зимой в парке Бостон Манор Нейчер Трейлс, как, должно быть, помнят наши читатели, в сражении с Дымным Спрутом, нашедшим и атаковавшим одно из немногих уязвимых мест на его теле. Никто из ликвидаторов последствий той трагедии в парке не обнаружил тогда упавшего с руки поверженного агента в густые кусты самодельного кожаного браслета, и он пролежал там, блокируемый солью и железными опилками, всё это время, пока волею случая маленький трёхлетний малыш не нашёл его и не принёс домой в своём оранжевом ведёрке! Дорогие родители! Будьте бдительны, внимательно проверяйте находки, которые ваши дети подбирают в парках и на детских площадках! Не ровен час, это окажется Источником, способным наделать много бед. В сегодняшнем интервью Джордж Каббинс объясняет, как он вышел на след Айронса и что побудило его воспользоваться зонтом. «О, я просто вспомнил в тот момент свою девушку, — говорит мистер Каббинс, таинственно улыбаясь. — Она любит доказывать всем, что неважно, какой предмет у тебя в руках, важно, какие его свойства ты можешь использовать, чтобы выиграть бой. И не сомневайтесь, она всегда выигрывает». На вопросы нашего репортёра о личности этой, судя по всему, очень искусной фехтовальщицы и роде её занятий мистер Каббинс лишь загадочно покачал головой, добавив только, что она не простит, если он скажет о ней больше. Полный текст интервью мистера Каббинса читайте на стр. 6-7. Топ-10 бытовых предметов, способных эффективно защитить от Гостей: стр. 8-9. Иллюстрированная памятка для родителей «Как не принести Источник с прогулки домой»: см. стр. 23. Свеженькую газету с фотографией Джорджа, воинственно позировавшего с выставленным вперёд раскрытым зонтом, от которого остались только рожки да ножки, мы даже не передавали друг другу из рук в руки, я и Холли попросту сгрудились вокруг Локвуда, развернувшего её над столом, и читали текст одновременно через его плечо утром следующего дня, погибая от любопытства. И мы, и два шоколадных торта вчера целый день безуспешно прождали нашего спасителя и пока что ещё не дождались, когда он спустится к завтраку, хотя Джордж определённо был дома. Мы с Локвудом слышали, как поздно ночью хлопнула дверь его спальни, возвещая прибытие своего где-то загулявшего жильца. — А быстро он всё это провернул! — восхитилась я. — Ты уже прочитала статью целиком? Я обратилась к Холли, которая и принесла газету, возбуждённо влетев с ней на кухню, когда мы с Локвудом приступили к завариванию чая и размышлениям, не напасть ли на один из тортов, скучавших в холодильнике. — Не успела, я как фото увидела, сразу к вам побежала, — ответила она и отошла, чтобы сесть на стул напротив нас. — Локвуд, прочти дальше вслух, что ли, сил нет, так хочется узнать подробности! — Ну, ежели очень хочется, могу рассказать вам их из первых уст, — услышали мы донельзя довольный голос Джорджа, на который дружно повернулись. — Наконец-то! Явился, герой! — притворно проворчал Локвуд, всё равно расплываясь в улыбке. Холли тут же снова подорвалась к холодильнику, а я встала и побежала обнимать Джорджа, ведь толком-то и не поблагодарила его за всё, что он для нас с Локвудом сделал. — С меня причитается, Джордж! Если б не ты, нам бы обоим крышка… — Ладно-ладно, я тоже вас всех люблю, — растрогался Джордж, слегка похлопав меня по спине в ответ. — Лучше скажи, ты-то как? — Со мной всё путём, — улыбнулась я, мысленно радуясь, что никто, кроме Локвуда и Холли, выступавшей моим лечащим врачом, не видел прикрытую сейчас свитером с высоким горлом странгуляционную борозду, украшенную полосами и царапинами так, что всё это вместе напоминало ошейник в виде рыбьего скелета. Джордж внимательно поглядел на меня, потом бросил взгляд на Локвуда в попытке просканировать ситуацию и, должно быть, кое-что всё-таки уловил, давно наловчившись читать по нашим лицам, потому что он с преувеличенной заботой проводил меня обратно до Локвуда, поручил тому самому усаживать меня на стул и только потом обнаружил образовавшийся на столе стараниями Холли шоколадный торт. — О, а тебя-то я и не приметил, — ласково обратился он к торту и лучезарно улыбнулся, но почти сразу его улыбка поблёкла, и он твёрдо заявил нам, сложив руки на груди: — Хотя не надо бы его есть без Фло и Киппса… — Если ты хочешь выбить из нас слезу, ничего не выйдет! — крикнул Киппс откуда-то из коридора. Очевидно, он открыл дверь собственным ключом, который ему недавно выдал хозяин дома, решивший, что нечего дурью маяться, ведь все мы давно считали Квилла частью агентства «Локвуд и Компания», что бы сам Квилл по этому поводу ни думал. И через несколько секунд он показался на кухне, ухмыляясь до ушей, а за его плечом обнаружилась и Фло, которая весело козырнула от своей соломенной шляпы в качестве приветствия. Их появление вызвало бурю восторга, волну поцелуев, объятий, рукопожатий и всяких других жестов, выражавших радость встречи. Задребезжала посуда, загремели стулья, зазвенел смех, наполняя кухню одним на всех ощущением, что семья наконец-то в сборе. — Давай колись уже, Джордж, — попросил Локвуд, когда шум и гомон немного поутихли, а от одного торта почти ничего не осталось, и на всякий случай пригрозил: — Кто его перебьёт, от второго торта не получит ни куска! — А что, есть и второй? — обрадовался Джордж, но быстро пригасил свой энтузиазм, пока Локвуд взглядом не продырявил его насквозь. — Всё-всё, рассказываю! Да, собственно, было бы у тебя время самому об этом подумать, ты бы быстро догадался, как я вышел на след Джека Айронса. Первая мысль о том, что я дерусь с агентом, мне пришла почти сразу после его появления, хотя я и не могу объяснить, как она вообще у меня возникла. Может, мне просто показалось, что он слишком хорошо знал, куда атаковать… Я имею в виду наши круги. Он, конечно, повелитель цепей и всё такое прочее, но первый круг он уничтожил откровенно целенаправленным броском, даром что мы там стояли, закрывали собой траекторию. Впрочем, вряд ли бы он расстроился, если бы всё-таки попал в кого-то из нас, верно? Кстати, я выяснил, откуда у него такие шикарные навыки! Айронс при жизни действительно обожал боулинг! Довольный реакцией своих слушателей, удивлённо округливших глаза, Джордж продолжил: — Так вот, когда мы с Киппсом вывалили содержимое ведёрка на вторую кольчужку, чтобы хорошенько рассмотреть улов, перед нами предстал его Источник во всей красе. Самопальный браслет: два кожаных шнурка, переплетённых, как звенья цепи, через круглые деревянные бусины. Крутой такой, другого слова не подберёшь, и прожжённый возле того места, где шнурки связывались между собой, из-за чего узел нетронутым остался болтаться на одном конце. Эктоплазма постаралась, не иначе. С древней йоркширской легендой всё это плохо вязалось, но сам бы я ни в жизнь не догадался, что наш крендель на самом деле тёзка Джека-в-цепях, то есть практически дословно Джек-ин-Айронс! Мне просто в ту ночь фантастически везло по всем статьям, короче, браслет опознал приёмщик, старина Пол Хитер, который уже кучу лет сидит в Печах, да вы и сами в курсе. Уж он-то, как взглянул, тут же огорошил меня сведениями о владельце, Айронсе, родом из Йоркшира, ага. Я даже вспомнил, что читал о нём в газетах, такого видного агента, увешанного железом с головы до ног и работавшего на «Ротвелл», пресса обожала, а уж смерть его вообще стала чуть ли не сенсацией... Ну а дальше совсем не сложно было раскрутить всю историю от начала и до конца. К тому же Пол показал мне ребят, лично работавших с Айронсом, да до кучи мой с ними разговор ещё и репортёр подслушал, пригласил на интервью… Вот так мы с зонтом и оказались в выпуске спустя всего день! Джордж скромно развёл руками, как бы говоря, что он здесь практически ни при чём и всё это — один большой счастливый случай, с чем на самом деле трудно было не согласиться. Даже можно было утверждать, что не он один оказался везунчиком в ту ночь, но его самоотверженность и находчивость на удачу точно было не списать. Я протянула одну руку к нему, а вторую к Локвуду и открыла рот, пытаясь сдерживать эмоции, грозившие вот-вот выплеснуться наружу: — Если б не вы оба, я бы тут сегодня не сидела... И что я могу ещё сказать? День, когда ты, Джордж, самолично впустил меня в этот дом, хоть и пожалел поначалу, что я не рассыльная от Арифа и пришла без пончиков, а потом не захотел ставить чай, ожидая, что я сразу сбегу, и назвал злючкой в процессе собеседования, и нелепо отмазался от того, чтобы встать и получить за свои слова, и тем не менее посоветовал Локвуду объяснить мне правило печенья... — Всё, я больше не могу! Локвуд, сделай что-нибудь, умоляю, не то я разревусь, как девчонка! — параллельно со мной заголосил Джордж, поднося руку к глазам, и Локвуд пришёл к нему на помощь: развернул меня к себе и поцеловал, таким нехитрым образом останавливая мою речь. На секунду даже показалось, что наши друзья начнут считать вслух с целью повлиять на длительность процесса в сторону увеличения, чтобы отвлекающий манёвр сработал на полную катушку, но он и без того сработал: я совершенно забыла свою мысль и, когда поцелуй закончился, могла только в прострации глядеть на светящегося счастьем Локвуда, довольного произведённым эффектом. — Сам не знаю почему, но хочется вам похлопать, — усмехнулся Киппс и приобнял Холли за плечи, пока та всё же стирала слезу умиления и согласно кивала. — А ты не стесняйся, хлопай, — разрешил Локвуд, а вслед за тем чуть потряс меня за плечо и шутливо добавил: — Уже можно дышать, Люси! — О, весело тебе? — попыталась я изобразить грозное лицо, но ничего у меня не вышло, и я, рассмеявшись, махнула на него рукой. — Ладно, не хотите слушать благодарностей, ваши проблемы! Тогда рассказывай, Джордж, правда, что ты о Фло подумал, когда бежал наперерез летящей голове и хватал зонтик? Услышав мой вопрос, Фло вытаращилась сначала на меня, затем на него, и я поняла, что статью-то она не читала! Холли тут же любезно протянула ей газету. — Ну, да... — проблеял Джордж, почуяв щекотливый момент, когда Фло впилась в текст своими голубыми глазами. — У меня была всего секунда, но я действительно подумал о Фло, вооружённой лишь куском фланца от канализационной трубы... Та история, честно говоря, проникла мне в самое сердце! Хоть я и не видел воочию, как ты уделала фланцем того бандюгана, Фло, я часто себе это представлял и, похоже, вдохновился... — Меня? В «Таймс»?! — потрясённо бормотала она, пока переходила к полному интервью и проглатывала его не жуя. — Ты или чёртов романтик, или самоубийца, Каббинс… — Не ищи, больше там ни слова, — успокоил он её. — И можешь как угодно меня называть, я готов держать ответ, более того, моя комната в твоём полном распоряжении, — смело добавил он, сверкнув очками в её сторону. И взгляд, которым на него поверх газеты посмотрела Фло, заставлял предположить, что в этот раз крушить его имущество она не собирается, поскольку придумала для него совсем другую компенсацию.

Помню, уже несколько дней спустя я впервые начала делать то, что впоследствии вошло у меня в привычку. Делать что? Вы поймёте, если на секунду представите себе эту картинку… Мансарда. Долгий взгляд за окно. Туча вверху, как вынутая из головы серая масса. Жёлтые листья на мёртвой глади луж. Ладони, загнанные в пыль подоконника так, что чувствую, уберу — оставят не просто след, но и глубокие царапины по дереву. И больше ни одного голоса вокруг, кроме моего. — Пришла? Да, пришла. Извини, что не заглядывала. И не сваливай всё на Локвуда, он тут ни при чём. Просто, полагаю, я уже начала торг с судьбой и намеренно тебя игнорирую, чтобы побесить, или вынудить, или просто показать, насколько сама на тебя зла... Выбирай любую причину. Но сегодня ночью мы спускаемся в коллекторы, и я подумала… Может, ты что-нибудь мне посоветуешь? Как-никак сам там немало проторчал… Знаю, что, собираясь в прошлый раз, я не поднялась попрощаться, и если б ты видел, чем всё обернулось, то честил бы меня на все корки! Поэтому сегодня я и стою тут перед тобой, как дура, а ещё тряпку принесла, пыль протереть… Слышишь? Сама себя ругаю... Никуда не годная неумеха и бестолочь! Не уверена даже в том, что выйду живой из-под земли без твоей помощи, что вытащу оттуда остальных… А ты всё молчишь. Не можешь мне ничего сказать в своё оправдание? Я тебя спрашиваю, Череп! Говори! Болтай, зубоскаль, трещи без умолку, шепчи, отвечай мне, чёрт тебя подери! Пока тряпкой по темени не получил! Какой совет ты можешь мне сейчас дать?! Не стать такой же мёртвой, как ты?! Не повторять за тобой?! И всё? Как глупо… Об этом я и без тебя догадалась бы. Да! Ладно… Хорошо! Ты прав… Я обещаю, что вернусь. В отличие от тебя, я обещаю… Последний короткий взгляд за окно. Туча, кажется, даже болит от напряжения, вместе со мной пытаясь расслышать ответ. Глухо. Три высыхающих точки, будто пулевые, чернеют рядом со следами от ладоней. Царапины есть, но не там, их никому не увидеть. И только пыль мстительно шипит руке с тряпкой за то, что та её стирает: «Скучай дальше, Люси».

Примечания:

Некоторые треки, под которые написана эта часть: 1. Lifehouse «Am I Ever Gonna Find Out» / глава 2, Люси решает поделиться произошедшим (https://music.yandex.ru/album/6682148/track/21816345); 2. Emil Bulls «Winterblood The Sequel» / глава 5, сон Локвуда (https://music.yandex.ru/album/4631758/track/36729351); 3. Glasslands «Deadman» / глава 6, Локвуд утром в фехтовальном зале (https://www.youtube.com/watch?v=xLX60qcFQX4); 4. Hurt «Wars» / глава 10, монолог Локвуда о трусливом идиоте (https://music.yandex.ru/album/404822/track/3623344); 5. My Enemies & I «The Beast Inside» / глава 20, дом на Уиндмил-роуд (https://music.yandex.ru/album/4794388/track/37760831); 6. You Me At Six «Headshot» / глава 22, появление Джека-в-цепях (https://music.yandex.ru/album/16184875/track/85035604); 7. Lifehouse «Sick Cycle Carousel» / глава 25, Люси пытается подбодрить Локвуда на крыльце (https://music.yandex.ru/album/4528016/track/20138160).

18+

Часть 1. Йоркширский призрак