Барышня-сорванец

Единственное окно в одиночной камере было забрано решёткой, так, что через него едва проникал дневной свет. Вместо дверей здесь было энергетическое поле, что тоже светилось прозрачно-желтым. На узкой лавке, возле окна, был постелен старый, сильно истончившийся матрас, из чего следовало, что она заменяет постель той заключённой, что в данный момент содержалась в этой камере. Она сидела на этом матрасе, обхватив колени руками и бессмысленным взглядом смотрела перед собой. Она была здесь уже несколько дней и единственным чувством, бывшим у неё, являлось отчаяние и неверие в то, что это всё происходит с ней и как вообще возможно такое. Она, довольно миловидная тогрута лет семнадцати, в прежние времена её можно было назвать даже красивой, но не сейчас, когда уставшая и совершенно морально истощенная, девушка более всего вызывала сочувствие. Но не у тех, по чьей вине оказалась в таком безрадостном месте, как тюремная камера предварительного заключения в участке полиции Корусанта. Тогрута за всё время здесь почти ничего не ела и крайне мало разговаривала, что, конечно же, не добавляло её состоянию позитивного настроя. Она как будто бы даже видела себя со стороны, исхудавшую, с потухшим взглядом, полным безнадёжности, но это её не слишком беспокоило, как и любого другого человека на её месте, потерявшего надежду на изменение судьбы. Её нежная оранжевая кожа потускнела и стала почти серой. Огромные серовато-голубые глаза потемнели и казались красными из-за расширенных сосудов. Бордовая туника и серые лосины были все измяты и давно требовали стирки, сапоги девушка вначале сняла, но вскоре надела вновь, поскольку, температура воздуха в камере была не слишком высокой. Это давало хоть какую-то защиту, в отсутствие любой другой, поскольку, световой меч у неё отобрали сразу же после ареста, как и цепочку падавана, тем самым как бы отрезая от единого целого, к которому тогрута принадлежала с раннего детства. Орден джедаев, то самое сообщество, где прошла вся её сознательная жизнь, теперь отвергло её и ясно дало понять, что такая безжалостная преступница никогда не сможет стать настоящим джедаем. А если она преступница поневоле? Та, кто не хотела совершать преступление, а просто оказалась в ненужном месте, в не подходящее время? Полиция обещала разобраться, но всё равно, сразу стало понятно, что никакого разбирательства не нужно, улики и так более, чем очевидны. Девушка в очередной раз тяжко вздохнула и подняла лицо вверх, к тому самому окну, свет из которого упал ей на лицо и стало заметно, какое оно бледное и измученное. Само солнце прониклось бы к нему состраданием, но помочь могло очень немногим, только осветить его и согреть, насколько это было возможно. И тут световой бартер на секунду погас, чтобы через мгновение возникнуть снова, только теперь уже отгородив от мира двоих. Ту самую уже знакомую всем тогруту и высокую, крепкую женщину-забрачку, довольно грубую и резкую, как и все работники тюрьмы. На её профессию без слов указывал темно-синий костюм с эмблемой полиции и значок возле плеча с символикой Республики. Он плохо сочетался с розовой кожей забрачки, но той было всё равно на свой внешний вид, о чём так же говорило и отсутствие на лице косметики, а на руках и шее всяческих украшений. Само лицо было суровым и выражение имело равнодушно-презрительное, она повидала много преступников и давно уже научилась не считать их людьми, даже её рога были солидарны с её мнением, особенно выпрямившись и заострившись. Тюремщица смерила холодным взглядом сидевшую на койке девушку и сказала, резко и довольно сухо: - Быстро собирайся и надевай форму, сейчас мы улетаем. - Куда? - машинально спросила девушка, едва узнавая со стороны свой голос, боясь даже на миг поверить в счастливое, А вдруг? И не напрасно, ибо ответ, пришедший незамедлительно, убил эту надежду, не позволив ей даже родиться: - В Призму. Корабль отходит через час, советую поторопиться. Девушка внутренне похолодела. Призма! Это же тюрьма строго режима, куда традиционно отправляли самых опасных преступников и рецедивистов с пожизненным сроком. Она просто не могла даже в мыслях и самых страшных снах представить себя в этом месте, в компании подобных людей, в качестве одной из таких же. - В Призму? Но как же так? - не сумев сдержаться от потрясения, неожиданно громко воскликнула тогрута - Мне же обещали, что меня никуда не отправят до суда, а его ещё не было. - И ты поверила? - с пренебрежением бросила надзиратель - Мужчинам вообще нельзя доверять, политикам, особенно. Тогрута поняла, что всё кончено и сопротивляться дальше значит лишь сильнее испортить свою жизнь. Как будто и так всё не ужасно? И снова вздохнув, девушка встала с койки и ясно дала понять, что собирать ей нечего, всё, что при ней было, сейчас на ней и находится. Надзиратель в ответ лишь молча швырнула ей на койку такой же костюм, как у неё, только без знаков отличия и велела сейчас же надеть на себя. Заключённой ничего не осталось, кроме, как сбросить с себя собственную одежду и облачиться в свободные брюки, рубашки и грубые ботинки из кожзаменителя. От этой казенной униформы неприятно пахло дезинфекционным раствором, кожа неприятно чесалась от грубой синтетической ткани, ботинки жали и в них было трудно идти. Барьер снова отключили и преступницу, закованную в силовые наручники, вывели из здания тюрьмы на улицу, где ярко буйствовал летний день, сияя солнечным светом, призывая радоваться и весело проводить время. Но только не той, которую спешно позволили к полицейскому сине-белому спидеру с республиканской символикой на боках и над лобовым стеклом. На водительском месте сидел крупный муун в такой же синей форме, он вопросительно глянул на подошедщих и надзиратель дёрнула за руку свою спутницу, грубо сказав ей, дыхнув в лицо табачным угаром: - Назови себя! - Асока Тано, падаван Ордена джедаев, задержана по обвинению в убийстве вице-спикера Масса Омедды. Водитель без эмоций кивнул и велел усаживаться, как вдруг преступница дёрнулась и посмотрела куда-то в сторону, взгляд её при этом словно бы просветлел и загорелся новой надеждой. Там, возле ворот тюрьмы, стоял её возлюбленный, сенатор Лакс Бонтери, который смотрел на неё и пытался, как мог, приободрить свою девушку. И Асока, устремляясь к нему всем корпусом, выкрикнула, как могла, громко: - Лакс! Помоги мне! Не давай никаких показаний! Вытащи меня отсюда! Я люблю тебя! - Асока! Держись! Я вытащу тебя, обещаю! - крикнул в ответ Бонтери и тут Асока увидела, как за оградой, внимательно глядя на неё, но не решаясь подойти, стоит её учитель - пожилой Магистр из расы кел-дорцев, фактически бывший ей за отца. Тогрута его всё равно заметила и снова крикнула, ещё громче и отчаянее: - Магистр Пло! Поверьте мне! Я не убивала! Вы должны верить, вы так давно знаете меня! - Я верю тебя, малышка, - долетел до неё тихий и хриплый голос учителя - Я всегда знал, что ты невиновна, и, видит Сила, я это докажу! И тут Асоку втолкнули в спидер и почти бросили на заднее сидение. Надзиратель села рядом с водителем, бросив на сидение тогруты какой-то голокрон, который нашли в её одежде. - Что это такое? - спросил у неё водитель. - Кодекс джедаев, - машинально ответила Асока, прочитав подпись на голокроне. - Хочешь вспомнить то, чего так нелепо лишилась? - ехидно спросила забрачка, но не успела Тано ответить ей, как водитель произнёс, сверившись с данными навигационного компьютера: - Основной воздушный путь до космопорта перекрыт, придётся лететь в обход, это займёт более долгое время. Надзиратель мрачно кивнула и спидер, заведясь, начал медленно набирать высоту. Асока молча сидела сзади и обернулась к стеклу, в надежде хотя бы ещё раз увидеть дорогих и любимых людей, с которыми её так несправедливо разлучили. Но скоро все они скрылись из виду и уже нельзя было никого разглядеть. При этом Асока мысленно вернулась на несколько дней назад, в тот горький вечер, когда она пошла в сенат, желая выяснить подробности недавнего конфликта, итогом же этого стало то, что она наблюдала сейчас.