Танец крови и слёз

Когда юноша очнулся, то не смог ни понять, где он, ни вспомнить, что с ним случилось. — С пробуждением, моя спящая красавица, — тишину разрушил мягкий, приятный мужской голос и его же тихий смешок, — даже целовать не пришлось. — Парень попытался сесть. В тот момент, когда он тряхнул головой, убирая волосы за спину, с его глаз с шорохом спала белая атласная лента. Он удивлённо огляделся по сторонам, задерживая взгляд на нижней части своего тела. Его ноги были полностью покрыты такими же белыми лентами. На нём была забольшая белоснежная рубашка с кружевными воротником и манжетами — выглядит дорогой. Он вперил непонимающий взгляд в то, в чём лежал, вернее, уже сидел. Это был... гроб? Заполненный цветами лаванды* и мягкими, уже завянувшими маками**. Вид на ясно-голубое летнее небо ограничивали ветки цветущей глицинии***. Вдалеке, за цветастым лугом, был особняк: светлый, с большими окнами, но без какого либо ограждения, что совсем не вписывалось в общий ряд. Сразу за ним начинался лес — тёмный, густой, мрачный, что придавало зданию лишь большего контраста. Молодой человек уставился на стоящего рядом мужчину, осматривая: его объёмные каштановые кудри доставали до острых плеч, глаза почти скрывала длинная чёлка; скулы — острые, почти прямой нос с лёгкой горбинкой, кожа чистая и идеально белая, как мрамор. Бесцветные губы, чуть выступающие белые клыки, острый подбородок. Вся его одежда тоже была белой: чистая рубашка, ажурный шейный платок, узкие брюки и того же цвета высокие сапоги. Он стоял, прислонившись спиной к дереву, и смотрел на проснувшегося, не пытаясь даже скрыть улыбку. Он ожидал стандартных вопросов вроде "Где я?", "Кто Вы?". — Зачем я Вам? Эти цветы, Вы же... просто шутите над бродягой? — юноша отвёл то ли смущённый, то ли злой взгляд, теребя тонкими пальцами край рубашки. Мужчина на секунду опешил, но вскоре спокойно ответил: — А ты хочешь, чтобы это было шуткой? — бесшумно появившись с другой стороны гроба, он мягко присел на землю на колени и приобнял сидящего за плечи, потираясь о него щекой, как кот. — Как скажешь. — Зачем я Вам?.. — Ещё не понял, недогадливый мальчишка? — его голос разливался плавной медовой трелью, напоминая щебет соловья. — У тебя же не было выбора. — Хочу убедиться, что здесь я обречён. От одного холода Вашего тела у меня мурашки по коже. — Вздох. Взгляд глаз цвета бескрайнего океана опустился на обнимающие парня руки, и он нахмурился. — Вы... кро- — Древний вампир голубых кровей, и никак иначе, — поспешно перебил речь мужчина, — ты слышал о об утерянном во мраке блвгородном роду Дазай? — отрицание. — А в общем, думаю, нам бы стоит познакомиться. Я — Осаму Дазай. — Удивлённый взгляд сапфировых глаз. — А ты? — Я... — юноша запнулся, будто вспоминая собственное имя. — Чуя. Чуя Накахара. — Собеседник вздрогнул, медленно выпустив парня из объятий и вставая. — Что-то не так? — Ах, нет. — Осмотрев горизонт, он протянул юноше руку. — Идём в особняк. Ох, исправлюсь: позвольте мне пригласить Вас в графский особняк Дазаев, юная лед... — убийственный взгляд синих глаз, — кхм, милорд*****. — Юноша всё ещё смотрел на своего "ангела-спасителя" с опаской, хотя тот всем своим видом выдавал явно дружелюбный настрой. В первый миг вампир действительно показался ему ангелом: белые, просторные одеяния, мелодичный, как трель соловья, голос, лёгкие и бесшумные движения, приятные черты лица, чарующая улыбка, мягкие и длинноватые волосы. Когда тот без толики напряжения вышел под золотистые солнечные лучи, Чуя быстро понял, что его спаситель-похититель не так прост. Он никак не реагировал на небесное светило, словно оно ему ни малейшим образом не припятствовало. Луг был словно с картины умелого художника: колоски какого-то злака, маки, цикорий, пушистые кисточки подорожников(как они здесь оказались?), ромашки и ещё какие-то неизвестные бродяге жёлтые цветы. По мере приближения к небольшому, но никак не скромному двухэтажному зданию попадались и кустики нежно-лиловых карликовых роз(а они-то как здесь оказались?!). А сам особняк утопал в пышной разноцветной сирени, ветви которой отчасти закрывали обзор из больших окон. На берёзовых оконных рамах была специфическая тонкой работы резьба. Дверь — такая же берёзовая, с похожими узорами, скрывала за собой вторую, чуть более грубой работы. Ступая на мягкий, ярко-красный ковёр, гость почувствовал, как его стопы утопают в прияном тёплом ворсе. За второй дверью его взору открылся чистый, светлый и довольно просторный холл. Прямо — расходящаяся в две стороны лестница на второй этаж. Белый камень, из которого вырезьблены поручни, блестит в полуденных лучах. На стенах висят картины бабочек. Даже не приколотые трупики, а мастерски нарисованные — юноша одобрительно хмыкнул. На рамках оседал еле заметный слой пыли. Внизу всё такие же светлые, высокие двери вели куда-то вглубь первого этажа. Гостя слегка одёрнули за просторный рукав, указывая ладонью на ступени. — Тебя сначала переодеть или покормить? — промурчал хозяин дома. — Зачем. Я. Вам? — с опаской, но со свойственным натиском повторил юноша вопрос, который в прошлый раз оставили без подходящего и вменяемого ответа. Он уже начинал злиться. — Если я скажу всё, как есть, ты начнешь меня избегать. Но, поверь, здесь ты в полной безопасности. — В безопасности, с неходячими ногами, так ещё и под одной крышей с постоянно лезущим ко мне вампиром в добавок?! — слова, пусть какими правдивыми они ни были, вызвали у Дазая обиду и лёгкое чувство вины, о котором он, однако, вскоре забыл. — Ты ничего не воспрещал. — Ты не давал- — И никак не дам, потому что, — он обнял гостя со спины, ласково потрепав перед этим мягкие, блестящие на солнце рыжие локоны, — у меня на то есть некие о-о-очень важные причины, уж поверь! — мягкая, лучезарная улыбка, — но здесь ты определённо в безопасности. — А ты даже не знаешь, кто я... - еле слышно пробубнил гость надеясь, что его не услышат, пытаясь высвободиться из цепкой хватки холодных рук. — Увы, но это совсем не так. Знаю, и даже больше, чем ты думаешь. — Недовольный гость был наконец-то отпущен и проведен на верхний этаж, после чего "заселен" в «любую угодную ему спальню». Роли это, конечно же, для бродяги не играло — он ведь привык ко сну на холодной земле или камнях, но ведь, раз уж представилась возможность погонять того, кто ему так стремительно не нравится — грех ею не воспользоваться! Пока вдохновлённый хозяин дома показывал парню гардероб — когда и откуда только нагрёб столько одежды нужного размера? — и объяснял, что да где, тот полностью отдался изучению интерьера. Светло-бирюзовые обои, тяжёлые синие портьеры, подобранные белыми подвязками с пышными кисточками, сказочно-мягкая, немаленькая кровать, светлая, такая же берёзовая прикроватная тумбочка, резная дверца в гардеробную, мягкий, поглощающий шум шагов, синий ковёр, бордово-белое постельное белье, несколько цветочных горшков — прямо удивительно, что они ещё живые — вдоль стены, картины с такими же бабочками, как и в холле, мягкие каштановые кудри перед лицом... Чуя отстранился от нависшего над ним обиженного Осаму, что тут же начал возмущённо ворчать: — Эй, Чуя, ты меня вообще слушаешь? — Ага. Просто фиалка красивая — вон та, слева. В белом горшке. Вот и засмотрелся на эту красавицу. — Вздох. — Где в моём доме кухня? — Это левая дверь внизу, за ней ещё есть люк в холодильные камеры погреба. — Где можно меня найти? — Спальня, напротив моей, или же библиотека на первом. Или сад. — На прикроватную тумбу опустился поднос с едой, которую юноше, однако, взять не суждено было. — Сначала я тебя осмотрю, а потом уже поешь. — Надоедливый Дазай потянулся к стройным ногам сожителя и принялся осторожно разматывать полосы белой ткани. Чуя неотрывно следил за ловкими движениями рук и скольжением ткани, будто затаив дыхание, хотя оно, вероятно, так и было. Каким же было его удивление, когда руки коснулись абсолютно целой и чистой молочной кожи. — Как видишь, вполне твои прекрасные ноги ходячие. — Шатен улыбнулся, будучи вполне довольным реакцией, опираясь на чужое колено. "Всё таки смог исцелить эти ужасные ожоги, значит..." — подумал юноша, будучи, наверное, впервые благодарным этому черту. — Но ведь ожоги были не только на ногах, разве нет?.. — он опуслил взгляд на дворянина, рассевшегося на полу у его, бродяги, ног. — М-м-м, сейчас посмо-отрим... — граф поднялся на коленях и скользнул головой под рубашку, мягко целуя впалый живот, щекоча чувствительную кожу своими пушистыми, беспорядочными волосами. Чуя тихо ахнул, запрокидывая голову, после чего несильно пнул хозяина обители ногой в живот. Тот, шикнув, немного отстранился, продолжая сидеть на мягком ковре. Глаза цвета дубовой коры смерили недовольного гостя щенячьим взглядом. — Ну прости-прости, не удержался, — виноватый детский тон, — мне просто стало слишком интересно. — Интересно что, идиот?! — изящные тонкие пальцы нервно сжимали рубашку на худой груди. — Ну-у... Твоя реакция. — Гость с рыком откинулся на поистине раскошную кровать, — Она такая забавная. — Он совсем бесшумно навис над лежащим, воспользовавшись тем, что тот столь беспечно прикрыл глаза. — И мне уже нравится. — Звонкий шлепок. Лучезарно улыбаясь, как полный дурак, вельможа коснулся краснеющей от — как неожиданно и возмутительно — сильного удара щеки. Нехилая такая пощёчина. — Ну, Вы там извольте-с позавтракать, милорд. Мне трупы здесь, конечно, не нужны, пусть какими бы прекрасными и соблазнительными они ни были. Сменные наряды — в гардеробной. Лишь когда дверь в покои тихо, почти неслышно, но наконец-то скрипнула, закрываясь, юноша со вздохом перевернулся на бок, согнув руку под головой и осматривая поднос — вполне приличная еда, и уж тем более, для такого, как он — есть подобное просто роскошь. Затем перевёл мрачный сапфировый взгляд на, а точнее, за, окно. Он тихо встал и подошёл к нему, наслаждаясь каждым шагом по рекрасному мягкому ковру, после чего раздвинул тяжёлые, но лишь с виду, портьеры шире. Вид из окна открывался довольно красивый: тот же луг, заполненный цветами гроб всё так же стоит под раскошными, усыпанными странными — или же просто для юноши непривычными? — цветами, на будто тяжёлых ветвях. Сейчас же... июнь, верно? Время пышного цветения множества растений, которые, к тому же, в большинстве своем прекрасно пахнут... Но куда, черт возьми, катится его жизнь? Что за странный, затягивающий, грязный рай показывает ему этот нечистый спаситель?..