Но звуки вернутся, иначе не могут, они же раскаты. Они же мелодии, шорохи, вздохи, триоли, рулады. Все ходики ходят, приёмники включены, струны играют. И сердце кричит, только губы беззвучны — я всё понимаю. У тебя есть тайна, Храни её, не выдавай. У тебя есть тайна, Держи её, не отпускай.
Рано или поздно все заканчивается. Подошла к концу и отстройка Каситы, благодаря помощи жителей Энканто длившаяся всего три месяца. За это время многое успело измениться в жизни и семьи Мадригаль в целом, и Долорес в частности. Кто бы мог подумать, что именно восстановление дома — ну и Мирабель, разумеется, — поможет ей сблизиться с Мариано?***
Личная жизнь Долорес не складывалась по вполне понятной причине: парни, что общались с ней, были не готовы к отношениям с девушкой, от которой ничего невозможно скрыть. Они шутили, флиртовали, звали на прогулки, но это никогда не длилось больше месяца. Мариано же совсем не напрягало то, что Долорес многое о нем знает благодаря своему дару. Более того, он, кажется, был в восторге оттого, что кто-то увидел в нем человека, личность, а не просто мускулистого красавчика и «мамину гордость». Мало кто в Энканто обращал внимание на то, что Мариано, например, мастер на все руки, а ещё отлично поёт и сам сочиняет песни, но Долорес по-настоящему прислушивалась к нему, и это делало парня счастливым. То же, что девушка лишилась своих способностей и, возможно, навсегда, не повлияло на его к ней отношение. С даром или без него, Долорес оставалась для Мариано особенной, и это сделало её любовь к нему только крепче. Иногда парень задавался вопросом, как он мог не замечать такую девушку раньше? Для него это оставалось загадкой, а Долорес просто не могла объяснить то, чего она подспудно боялась все эти годы. Тётя Джульетта переживала, что из-за отсутствия дара Мирабель повторит участь Бруно, но к отзывчивой и дружелюбной, пусть и не одаренной девочке в городе относились скорее с сочувствием, чем с неприязнью. Только вот Долорес прекрасно понимала, что в случае малейшей ошибки, именно она, а не Мира, — следующая на очереди. Конечно, с годами девушка научилась неплохо управляться со своими способностями, настраивая слух на нужные волны и приглушая все остальные звуки, но все же у неё далеко не всегда получалось делать это вовремя. В каком-то смысле, дар Долорес также позволял ей знать гораздо больше, чем положено. А люди не любят и боятся тех, кто знает о них слишком много. Бруно пытался предупредить окружающих о подстерегавших их невзгодах, он хотел помочь — и чем все обернулось? Его не любили горожане, да и Абуэла порой неодобрительно качала головой, будто провидец нарочно портил репутацию семьи Мадригаль. Неудивительно, что дядя Бруно так редко покидал свою комнату, прежде чем окончательно ушёл в стены. Кому захочется чувствовать себя чёрной овцой? Долорес умела учиться на чужих ошибках, и потому раз и навсегда решила никому не рассказывать то, что знает. Она помогала общине, но в основном тем, что передавала семье просьбы тех, кто по каким-то причинам не имел возможности добраться до Каситы. В остальном же Долорес предпочитала молчать, чтобы не сболтнуть лишнего и невольно не настроить против себя кого-либо. Где есть один недовольный, найдутся и другие. Иногда достаточно крохотной искры, — одной случайной сплетни, — чтобы разжечь пламя ненависти. В таком маленьком городке, как Энканто, это может быть очень опасно не только для самой Долорес, но и для всей семьи. Девушка не имела права рисковать. Она стала своего рода невидимкой — не той, кто скрывается ото всех, а той, что может быть незаметной, оставаясь на виду. Милая и жизнерадостная, она не отличалась от остальных Мадригалей и не выделялась среди горожан.***
Все замерли в ожидании, пока Мирабель шла к новому дому. Для семьи Мадригаль это был момент особой важности. Каждый невольно вспоминал тот день, когда маленькая Мирабель так же шла к волшебной двери. Ситуация была удивительно похожей, но всё-таки было одно очень существенное отличие. Тогда все происходило в гробовой тишине, сейчас же все подбадривали девочку, улыбались ей, говорили слова поддержки, а маленький Антонио и вовсе шёл рядом, держа её за руку. И Долорес искренне считала, что так гораздо лучше. Когда Касита озарилась золотистым сиянием, девушке показалось, что над ней взорвался фейерверк. Все кругом хлопали в ладоши, смеялись и взвизгивали от радости. Долорес тоже улыбалась, хоть ей и пришлось снова закрыть уши ладонями, пока шум не стал хоть немного тише. Это было очень неожиданно, но всё-таки девушка была рада возвращению звуков, которые вновь заполнили ее жизнь. Долорес сама не подозревала, как сильно соскучилась по звучанию шорохов и вздохов, по тиканью старых ходиков и еле слышному треску радиоприёмника. Соскучилась даже по негромким раскатам грома из тучки, которую от переизбытка чувств случайно вызвала мама. Только один человек во всем городе был не очень рад возвращению магии. Пока вся семья толпилась у входа в отстроенный заново дом, дядя Бруно неловко мялся позади, ссутулившись, кажется, даже сильнее, чем обычно, что не укрылось от внимания Долорес. Он тоже улыбался, но как-то натянуто — больше растерянно, чем радостно, и зябко потирал ладони, видимо пытаясь не поддаться давней привычке стучать по ближайшей поверхности или бросать соль через плечо. Долорес хотела сказать ему что-нибудь ободряющее, но прежде, чем она успела подобрать слова, ее позвал Камило, и девушка решила, что поговорит с дядей позже.***
Празднование затянулось до позднего вечера, что было совсем не удивительно, так как поводов для радости было действительно много. Все Мадригали сидели за ломящимся от угощений столом и поднимали бокалы за вернувшегося в семью Бруно и за Мирабель, благодаря которой это и произошло. Долорес только улыбалась, слушая очередной тост в честь кузины, которая спасла магию. Откуда-то с улицы доносилась тихая струнная мелодия, незнакомая девушке, но очень приятная. Долорес подумала, что хотела бы, чтобы эта музыка играла на её свадьбе. Да, не далее как сегодня утром Мариано сделал ей предложение. Девушка была рада, что это случилось до возвращения магии, иначе не получилось бы сюрприза. Долорес решила немного повременить с тем, чтобы сообщить радостную новость родным. Ей не хотелось лишать младшую кузину, и так долго бывшую в тени, совершенно заслуженного внимания. Когда ужин подошёл к концу, вся семья разбрелась по дому, разбившись на маленькие компании для разговоров. Исабелла о чём-то шушукалась с Луизой в своей спальне, мама и папа пошли укладывать Антонио спать, Абуэла увела Мирабель наверх, чтобы поговорить с ней о чём-то с глазу на глаз, а Камило остался на кухне с тётей Джульеттой и дядей Агустином, помогая им убрать остатки трапезы. «Вот же обжора! Наверняка надеется перехватить лишнюю порцию десерта», — подумала Долорес. Она оглядела гостиную в поисках свободного местечка. На глаза девушке попался небольшой диванчик, на котором расположился дядя Бруно. Судя по застывшей позе и отсутствующему взгляду, его мысли сейчас были где-то далеко. — Не помешаю? Дядя вздрогнул, разом выныривая из невеселых размышлений, и засуетился. — Нет, нет, конечно нет! Присаживайся, — протараторил Бруно, отодвигаясь на край дивана, чтобы освободить место для племянницы. Долорес устроилась рядом, расправила складки юбки и сложила руки на коленях. Она по-прежнему не знала, с чего начать разговор. Во время отстройки Каситы все были постоянно чем-то заняты, а к вечеру так уставали, что времени и сил на беседы совсем не оставалось. Тогда вся семья — да что там, весь город! — была при деле, и Бруно сравнительно легко влился в общую работу. Он ловко шпаклевал стены — натренировался за годы латания трещин — и выполнял другие поручения. Теперь же, когда самые срочные дела были наконец завершены, им всем предстояла не менее сложная работа — научиться жить по-новому, со всеми произошедшими переменами. Долорес слишком долго ждала возвращения дяди, слишком много невысказанных слов скопилось внутри за эти годы. Выбрать из них самые важные и верные и тем более произнести вслух казалось почти непосильной задачей. — Кто бы мог подумать, что Мирабель вернёт нам волшебство, а? — начала Долорес тем самым тоном, которым обычно говорят: «Прекрасная погода, не правда ли?», когда хотят заполнить неловкую паузу хоть чем-то, лишь бы не затягивать её ещё сильнее. — О, да… кхм, да, волшебство. Не ожидал, что это случиться. И правда, настоящее чудо, — натянуто рассмеялся предсказатель, старательно пряча взгляд. Фальшиво бодрый тон дяди заставил Долорес украдкой поморщиться. — Ты выглядел немного обеспокоенным, когда дары вернулись. Кажется, тебя это не очень-то порадовало, — с сомнением произнесла девушка, глядя на дядю внимательно и серьёзно — Нет, что ты! — воскликнул Бруно, как если бы Долорес предположила что-то ужасное, почти кощунственное. — Я очень рад за всех вас, конечно же рад! Энканто бы тяжело пришлось без вашей помощи. Так что все в порядке, в полном порядке. Договорив, он как-то весь поник и съежился, словно эта речь отняла у него последние силы. Бруно переплел пальцы, чтобы руки перестали дрожать или чтобы это хотя бы было не так заметно. Как будто это могло обмануть Долорес. Как будто его сердце не колотилось сейчас так сильно, что девушке казалось, что она услышала бы это и без всякой магии. Как будто весь его вид сейчас — не беззвучный крик о помощи. Видеть его в таком состоянии было невыносимо тяжело. Долорес покачала головой, показывая, что не поверила ни единому слову. — Я знаю, что для тебя значит возвращение магии. Но теперь все будет по-другому, не так, как раньше. Поверь, тебе вовсе не обязательно пользоваться даром, если ты сам этого не хочешь. Долорес накрыла соединенные ладони дяди своей рукой, не желая, чтобы он переживал это в одиночку. Бруно посмотрел на неё с надеждой и недоверием, но тут же опустил взгляд. — Но что… что я буду делать тогда? — спросил провидец больше у самого себя, чем у племянницы, не решаясь снова поднять взгляд на Долорес. — Я даже не умею ничего другого. Ничего, кроме этих дурацких, бесполезных видений. Что-то в его голосе подсказывало Долорес, что, говоря о бесполезности, дядя имеет в виду совсем не видения. Девушка понимала, что потребуется время, чтобы он смог по-настоящему влиться в обыденную жизнь семьи, и что им всем тоже будет поначалу непросто привыкнуть к вновь обретенному родственнику. Но это ведь не значит, что дядя Бруно должен при этом чувствовать себя лишним или никчемным. Долорес крепче сжала его ладонь, стараясь поддержать его хотя бы так, пока подбирала нужные слова. — Мы обязательно найдём решение и занятие тебе по душе. Если хочешь, мы завтра же поговорим об этом с Абуэлой. — Эти слова, кажется, возымели должный эффект, по крайней мере дядя Бруно немного расслабился и выдохнул с облегчением. — Ну, а пока, — Долорес сделала небольшую паузу и продолжила уже с улыбкой, надеясь перевести разговор в более веселое русло, — ты мог бы продолжить придумывать свои крысиные сериалы. Думаю, это развлечение со временем обретёт популярность. Еще до получения дара Антонио постоянно тащил в дом всякую живность и, разумеется, первым делом шёл хвастаться очередной «прелестью» старшей сестре. Так что в какой-то момент Долорес пришлось не только побороть свою боязнь крыс, но и в принципе научиться не удивляться появляющимся в Касите зверушкам. — Сериалы? — Бруно непонимающе уставился на свою племянницу, а когда до него дошёл смысл её слов, захотел провалиться сквозь землю. — Боже, ты всё слышала, да? Как стыдно-то… — пробормотал он, наклонив голову так, чтобы упавшие на лицо волосы хотя бы частично скрыли залившую щеки краску. Бруно, конечно, догадывался, что Долорес знает о его присутствии, но вот о том, что она слышала такие подробности его жизни в стенах Каситы, как-то не подумал и теперь не знал, куда деться от смущения. «Просто отлично! Вот и наладил отношения с семьёй, называется. Молодец, Бруно, одна племянница уже считает тебя психом. Продолжай в том же духе, это же именно то впечатление, которое надо было произвести!», — злился на себя предсказатель. Вслух же он спросил: — Я не сильно тебе мешал? — Что ты! Все в порядке, мне очень нравились эти истории, правда, — рассмеялась Долорес и положила руку на плечо дяди. — это было так же увлекательно, как те сказки, которые ты нам рассказывал до того, как… — девушка запнулась и смолкла, не желая напоминать дяде о годах затворничества. — … до того, как ушёл, — тихо закончил за неё Бруно, но тут же улыбнулся. — Не думал, что ты до сих пор помнишь. — Конечно помню! — воскликнула Долорес, всплеснув руками, и добавила уже тише: — И не только я. Мы не забывали о тебе ни на день, мы все. — Спасибо. — Бруно с трудом сглотнул застрявший в горле ком, с благодарностью глядя на племянницу. Одно это слово как будто надломило что-то внутри Долорес. Какую-то опору, что не давала чувству вины захлестнуть ее с головой. Сейчас это уже казалось дурным сном, но как же жутко и гадко становилось на душе от мысли, что они все, — и сама Долорес в первую очередь, ведь только она знала о присутствии дяди, — допустили, чтобы Бруно думал, что о нем забыли. Все то, о чем она молчала десять лет, прорвалось сухим всхлипом и скатившейся по щеке слезинкой. Закрыв лицо руками, девушка заплакала. — Прости… я ведь знала, что ты не ушёл, я должна была сделать что-то, а не ждать. Ты был там один… а я делала вид, что ничего не замечаю, что тебя нет с нами. Я думала, так будет лучше, думала, ты уйдёшь насовсем, если поймёшь, что я знаю. Десять лет… — простонала Долорес, бессильно уронив руки на колени. — Но я не забывала, правда, мне не было все равно. Я… так виновата перед тобой. Прости. Бруно растерянно смотрел на Долорес, не зная, как ее утешить. Слова племянницы стали для него большим откровением. Он и подумать не мог, что всегда жизнерадостная Долорес на самом деле просто мастерски скрывала свои переживания так глубоко, что только теперь позволила им вырваться наружу. Как она вообще могла предположить, что он винит ее в чём-то? Не совсем уверенный в своих действиях, Бруно осторожно положил руки на плечи Долорес и притянул ее к себе. По крайней мере раньше это помогало, когда нужно было успокоить кого-то из племяшек, но это было так давно. Уткнувшись в плечо дяди, девушка плакала уже навзрыд, пока он несмело гладил ее по волосам и спине. — Тшшш… пожалуйста, не нужно плакать. Теперь-то все хорошо. Ты все сделала правильно, сохранила мое присутствие здесь в тайне, и уже за это я тебе очень благодарен. Я знаю, как тяжело тебе было молчать все эти годы. Это ты меня прости, что невольно взвалил на тебя эту ношу. Долорес издала последний тихий всхлип и отрицательно помотала головой. — Ничего… Я знаю: так было нужно, но… я все равно очень скучала. — Ее голос звучал приглушённо, так как девушка все ещё утыкалась лицом в руану дяди. Долорес намертво вцепилась в его одежду, как будто боялась, что, если отпустит, он снова исчезнет, так что Бруно показалось, что даже сверхсильная Луиза сейчас вряд ли бы смогла бы оторвать ее от него. Но на самом деле ему этого и не хотелось. Наоборот, он давно не чувствовал такого тепла и умиротворения, такого всеобъемлющего счастья, как сейчас. — Я тоже скучал, — прошептал Бруно и прильнул щекой к кудрявой шевелюре племянницы, растворяясь в бесценном ощущении того, что он нужен и любим. Так они просидели ещё некоторое время, пока тишину не нарушила Долорес. — А ты расскажешь мне, чем закончится история Габриэллы и Диего? Неужели они и правда не смогут быть вместе? — Ох, ну… я не хотел раскрывать эту тайну так быстро, но могу рассказать тебе по секрету. Если хочешь, конечно, — добавил Бруно с улыбкой, то ли поддразнивая, то ли проверяя, действительно ли она хочет это знать. Всё-таки мысль о том, что кому-то настолько понравились эти бесконечные истории, до сих пор казалась ему немного дикой. Бруно изначально и не предполагал, что о придуманных им сюжетах вообще кто-то узнает. Он и сочинять-то их начал больше для того, чтобы окончательно не спятить от скуки и одиночества в стенах Каситы. Долорес энергично закивала в ответ, глядя на дядю широко распахнутыми от предвкушения глазами. «Некоторые вещи никогда не изменятся», — подумал Бруно, вспомнив, что точно такое же выражение принимало лицо племянницы десять лет назад, когда она просила его об очередной сказке. От этой мысли сердце наполнилось щемящей нежностью и верой в то, что для него ещё не все потеряно в этой семье. — Тогда слушай, — начал Бруно тем самым мягким и завораживающим тоном Рассказчика, когда Долорес удобно устроилась рядом, — на самом деле… Они засиделись далеко за полночь, совершенно не замечая хода времени. Бруно и Долорес так увлеклись обсуждением уже случившихся сюжетных поворотов и придумыванием новых, что только спустившаяся попить Пеппа смогла разогнать этих двоих по комнатам. И то ей пришлось грозно сверкнуть молнией и пообещать рассказать обо всем Абуэле, если они сейчас же не лягут спать.