Когда прекратятся раскаты и взрывы, все вопли и стоны. Сломаются все механизмы часов и все телефоны. И вдруг станет тихо, какое блаженство, мгновение рая. А ты что-то шепчешь и делаешь жесты — я всё понимаю. У тебя есть тайна, храни её, не выдавай. У тебя есть тайна, держи её, не отпускай.
Конечно же Долорес знала, что Касита трескается, не могла не слышать этого в день получения дара ее братом Антонио, но наивно полагала, что дядя Бруно успеет вовремя заделать эти трещины, как всегда успевал на протяжении долгих десяти лет. Да, Долорес была в курсе того, что трещины начали медленно расползаться по дому уже очень давно. Впервые она услышала тихое «хруп», донесшееся откуда-то снизу, из самого основания дома, когда была ещё ребёнком, а на следующее утро дядю Бруно не нашли. Кто шпаклюет стены изнутри, девушка тоже прекрасно знала, как и то, что бабушка, может и не сразу, но точно заметила трещины и только сделала вид, что не поверила Мирабель. Тяжело не знать чего-то, когда можешь слышать падение булавки на другом конце города. У Долорес было много дней, чтобы незаметно разузнать все, что только можно, и много ночей, чтобы все это обдумать. То, что дядя исчез после того, как Мирабель осталась без дара, — не совпадение. Хорошенько порывшись в памяти, девушка вспомнила, что Абуэла просила Бруно о пророчестве. Что же такого увидел дядя, что ему пришлось сбежать, чтобы скрыть правду? Но теперь узнать, что происходит с магией, хотела не только Долорес. Мирабель видела трещины и явно горела желанием докопаться до истины. Долорес решила помочь своей кузине, — осторожно, разумеется, — так, чтобы никто как можно дольше не догадался о том, насколько много тайн она хранит на протяжение последних десяти лет. Да, Долорес умела молчать, несмотря на свою репутацию болтушки и сплетницы. Будь она и впрямь такой, половина жителей города сгорела бы со стыда, когда их большие и маленькие секреты стали бы достоянием общественности. Но Долорес молчала, и люди могли спокойно смотреть друг другу в глаза без желания провалиться сквозь землю. Наверное, только это умение не говорить о том, что знаешь, просто не вмешиваться, предоставляя людям возможность самим во всем разбираться, помогло Долорес не стать изгоем, как в своё время дядя Бруно, которого она очень хорошо понимала. За прошедшие годы девушка почти перестала ждать возвращения дяди, ей оставалось лишь надеяться на то, что ему не очень плохо живётся внутри стен. По крайней мере, он придумывал отличные «сериалы», за развитием сюжета которых девушка с интересом и удовольствием следила по вечерам. Долорес по-прежнему не собиралась выдавать дядю родственникам, но ее всерьёз беспокоили трещины, которых становилось все больше и больше. Поэтому вечером того же дня, как Антонио получил дар, Долорес завела разговор с Луизой, будто случайно «напомнив» ей о том, как «шушукались взрослые о пророчестве, сделанном на пятилетие Мирабель». Разумеется, впечатлительная кузина, заметив, что слабеет, не спала всю ночь. Так что на утро Долорес как бы невзначай упомянула при Мирабель о том, что Луизу «что-то беспокоит». Никто не заметил, как просияла на мгновение дочь Пепы, когда Луиза — вот умница! — сказала сестре сходить в комнату Бруно, чтобы поискать пророчество. Мирабель справилась, нашла осколки разбитой таблички. Дело оставалось за малым — собрать их воедино. Долорес могла бы остановить дядю Агустина до того, как он прошёл бы в комнату своей младшей дочери и увидел пророчество, но не стала делать этого. Она надеялась, что Мирабель во всем признаётся отцу и это сорвёт помолвку Исабеллы с Мариано. Кузина оправдала ожидания, но Агустин решил молчать до конца вечера, что не входило в планы Долорес. Пришлось взять дело в свои руки. Конечно, она желала счастья своим родным и ни за что не стала бы мешать воссоединению двух любящих сердец. Девушка смирилась бы с тем, что мужчина ее мечты женится на ее же родной кузине, и унесла бы тайну своих чувств в могилу, как и секреты горожан, если бы была уверена, что Исабелла будет с ним счастлива. Но не Долорес ли по ночам зажимала уши в течение последних недель, чтобы не слышать рыданий двоюродной сестры? Не она ли единственная в семье знала, как страдает Исабелла, проживая жизнь не своей мечты, стараясь быть идеальной, оправдывать возлагаемые на неё надежды, — как, впрочем, каждый в Касите? Только Долорес знала, что иногда Исабелла и Луиза меняются комнатами, чтобы старшая могла выплеснуть эмоции на «груше», висящей в спальне сестры, не заботясь о поддержании образа «сеньориты совершенство», а младшая, в свою очередь, расслаблялась и отдыхала в цветочной комнате Исабеллы. Их маленькая тайна. Долорес надеялась, что сорванная помолвка подтолкнёт к более решительным действиям если не Мирабель, то хотя бы Исабеллу. А что может подойти для срыва любого торжества лучше, чем известие о пророчестве, которое все равно должно вот-вот исполниться? Во время ужина Долорес нервно комкала пальцами подол платья. Шутка ли, быть так близко к парню, в которого ты влюблена лет с семнадцати и который должен с минуты на минуту сделать предложение твоей кузине, и сидеть с ним за одним столом, зная, что обязана помешать этому? Девушка находилась в состоянии, близком к панике, и сидящая напротив Мирабель, которая сейчас беспокоилась не меньше, это заметила. Долорес знала, как готовились Мариано и Исабелла к этому дню, какие надежды на них возлагают обе семьи. Она понимала и то, что в провале идеи с помолвкой обвинят, как всегда, Мирабель. Долорес очень сочувствовала кузине, которой наверняка придётся пережить гнев Абуэлы и, возможно, Исабеллы. Девушка глубоко вздохнула, готовясь рассказать о пророчестве, смысл которого дядя Бруно так хотел оставить в тайне, что сбежал на целых десять лет. «Прости, дядя, я должна это сделать. Прости, Мирабель, простите, Иса и Мариано. Прости, бабушка», — мысленно произнесла Долорес, прежде чем шепнуть сидящему рядом Камило: «Мирабель нашла предсказание, магия умирает, дом трескается. Скажи старшим». Когда над мамой сгустились грозовые тучи, девушке пришлось закрыть уши ладонями от грома и шума трескающихся стен. Настолько громкие звуки могли причинить боль Долорес, но сейчас они то становились слабее, то снова усиливались. Магия ещё никогда не сбоила так серьёзно. В жуткой неразберихе, что творилась сейчас в доме, все происходящее словно распалось для Долорес на отдельные фрагменты: сломанный нос Мариано, разъяренная Исабелла, мечущая громы и молнии мама, разбегающиеся животные Антонио, Камило, от испуга меняющий внешность с калейдоскопической быстротой, расползающиеся по стенам уродливые трещины и шокированно глядящая на собранное пророчество бабушка. Только собранным оно оставалось недолго. Долорес упустила момент, когда крысы растащили осколки зеленого стекла. Она успела увидеть только последнего грызуна, шмыгнувшего за угол, и бегущую за ним Мирабель. Долорес искренне пожелала ей удачи. Кузине сейчас действительно лучше быть где угодно, главное, чтобы подальше от Абуэлы, да и Исабелле на глаза попадаться не стоит. Долорес была рада, что помолвка не состоялась, но всё-таки девушку терзали сомнения. Может, стоило остановить Мирабель? Следуя за крысами, она может наткнуться на тайны, распоряжаться которыми Долорес не имела права. С другой стороны, раз уж семья все равно узнала о предсказании, есть ли смысл дяде прятаться дальше? Девушка не стала вмешиваться. Об остальных приключениях младшей кузины Долорес узнавала на слух, параллельно убирая остатки сорвавшегося торжества. Мирабель нашла тайный ход, спрятанный за картиной в коридоре. Девушка непроизвольно затаила дыхание, когда услышала, что кузина смогла-таки догнать дядю Бруно. К счастью, Мирабель поняла, что он сбежал не просто так, а чтобы защитить её, и, кажется, уже приняла дядю как члена семьи, хотя в последний раз они виделись десять лет назад, когда она была совсем маленькой. Долорес смогла вздохнуть с облегчением, на лице сама собой появилась улыбка. Что стало неожиданностью, так это то, что Антонио узнал правду от крыс и даже предложил свою комнату для ритуала. Ещё никогда, даже в день получения дара, Долорес так сильно не гордилась своим младшим братиком, как в этот момент.***
Чтобы спасти магию, Мирабель нужно обняться с Исабеллой. Выполнить это условие было далеко не так легко, как могло показаться. Непростые отношения между сёстрами ни для кого в семье не были секретом, но мало кто догадывался об истинных причинах конфликта. Исабелла не была черствой или недостаточно чуткой, но привыкла держать эмоции в себе, и потому она совершенно не представляла, что делать с переживаниями другого человека. И когда Мирабель не получила дар, её старшая сестра просто не знала, как утешить, как общаться дальше, как себя вести. По правде говоря, тогда все были растеряны и чувствовали себя неуютно, но Исабелла — особенно. Она как будто ощущала себя виноватой перед сестрой. Абуэла же стала строже к старшим сёстрам Мирабель. Требований и ожиданий становилось всё больше, они накапливались, как снежный ком, грозящий окончательно раздавить собой и без того хрупкое взаимопонимание. Со временем Исабелла, и так отдалившаяся от всех, спрятавшаяся в скорлупе собственной навязанной идеальности, почувствовала раздражение и зависть. Не раз и не два Долорес слышала сетования старшей из кузин на несправедливость. Исабелла не понимала, почему она, в отличие от Мирабель, которую любят и ценят просто так, обязана соответствовать всем непосильно завышенным ожиданиям. Мирабель же, в свою очередь, обижалась на сестру, не понимая, чем так злит Исабеллу. И вот теперь судьба магии зависела от того, смогут ли сестры наладить отношения. В какой-то момент Долорес почти перестала надеяться на то, что Исабелла и Мирабель справятся сами, и уже начала раздумывать, как бы им помочь, но, к счастью, этого не понадобилось. Когда Долорес услышала, как сами собой исчезают трещины, и увидела цветы, наколдованные Исабеллой в порыве радости от примирения, она уже подумала, что все обошлось. Однако радость оказалось преждевременной. Абуэла не желала слышать объяснений младшей внучки. Когда бабушка стала обвинять Мирабель во всех бедах семьи Мадригаль, вплоть до исчезновения Бруно, Долорес хотела уже вмешаться и заступиться за кузину, но просто не успела. Вся Касита содрогнулась. Трещина, расколовшая плитку пола ровно посреди зала, все расширялась и разветвлялась дальше по стенам. Разлом угрожал достать до полки с волшебной свечой. То, что происходило дальше, напоминало кошмар. Оглушающая какофония из грохота и криков причиняла ощутимую боль, казалось, что сам дом стонет, переживая мучительную агонию. Но даже так Касита до последнего защищала Мадригалей, отбрасывая их волнами вспучившейся плитки подальше от опасности. Все закончилось так же быстро, как началось. Когда Касита окончательно рухнула, а Мирабель сбежала, Долорес осталась стоять посреди обломков того, что ещё несколько минут назад было их домом. Она все ещё по-привычке зажимала уши ладонями. Но, когда девушка осторожно опустила руки, она в первые секунды подумала, что оглохла. Не было слышно ни раскатов грома, которые при ином раскладе сопровождали бы маму, ни воплей напуганных землятресением горожан. Даже голоса родных, что находились совсем близко, доносились словно сквозь толстый слой ваты. Дар, который был с Долорес уже шестнадцать лет, исчез, оставив какую-то пустоту и уязвимость. Девушка была абсолютно дезориентирована, чувствуя себя отрезанной от окружающего мира. Впрочем, не она одна. Находясь будто во сне, Долорес помогла подняться бабушке, потерянно оглядывающейся по сторонам, словно пока не до конца верящей в произошедшее. Девушке самой тяжело было поверить в то, что Касита разрушена. Постепенно машинальные действия обретали смысл, а душу опутывал липкий, пробирающий до костей страх. Успел ли дядя Бруно сбежать до полного обрушения? Не ранен ли он? Осматривая руины Каситы, Долорес больше всего боялась увидеть под очередным обломком край знакомой зеленой руаны. Мысли о дяде не покидали девушку и тогда, когда она вместе отцом и братом отправилась в лес на поиски Мирабель. На смену страху пришло бессильное раздражение. Почему именно сейчас, когда ее дар так нужен, он исчез? Однако по мере того, как они шли по лесу, Долорес обращала все больше внимания на тишину вокруг. Девушке казалось, что это эгоистично и неправильно — радоваться потере способностей. И в самой ситуации нет ничего хорошего: Касита рухнула, семья потеряла дары, Мирабель пропала и ещё не известно, что с дядей Бруно. Однако Долорес не могла не наслаждаться тишиной, которую она не слышала с пяти лет. Это приносило ни с чем несравнимое удовольствие, словно остановившееся мгновение рая. «Мирабель!» — крикнула девушка. Несмотря на то, что кузина по-прежнему не откликалась, Долорес украдкой улыбнулась. Впервые за шестнадцать лет она могла быть настолько громкой, и шум не причинял дискомфорта. Какое блаженство! Только ближе к вечеру, окончательно выбившись из сил, Феликс, Долорес и Камило вернулись к месту, где ещё утром стоял их дом. По понурому виду остальной части семьи было понятно, что в городе Мирабель тоже не нашли. И Абуэла до сих пор не вернулась. Долорес не знала, что делать.***
Как же все были поражены, когда Мирабель и бабушка прискакали к руинам дома на коне. Казалось, удивиться сильнее нельзя, но, тем не менее, это произошло, когда все увидели человека, который пропал десять лет назад. Дальше были объятия, смех сквозь слёзы, торопливые извинения, сумбурные объяснения и признания. Все были очень рады возвращению Бруно. Долорес просто стояла и улыбалась, часто моргая, чтобы не заплакать. Она заметила, как дядя, все ещё обнимая своих сестёр после долгой разлуки, благодарно посмотрел на неё и прошептал: «Спасибо». Девушка улыбнулась и кивнула в ответ. Пусть дом разрушен, о чем тут же напомнил Камило, а способности исчезли, зато в семье больше нет раскола, и Долорес верила, что дальше все будет хорошо.