***
— Что ж, сегодня был отличный день! Мы столько всего посмотрели, вкусно поели и даже попали в приключение... Здесь так здорово, Ринсвинд! Двацветок прыгнул на кровать, оказавшись совсем рядом с уже сидящим на ней Ринсвиндом. Волшебник повернул голову и встретился взглядом с абсолютно счастливыми голубыми глазами. — Не понимаю я тебя, — пробормотал он. — Почему? — удивился Двацветок. — Ты будто живешь в мире, где все повернуто другим боком. Допустим, я вижу дом. Самый обычный, может, с дырой в крыше и с разбитым окном. А ты видишь... эээ... — Самобытный пример местной архитектуры? — подсказал Двацветок. — Точно, — честно говоря, Ринсвинд даже не знал, что значит половина из этих слов. — Я вижу очередную передрягу, а ты — приключение. Я не понимаю, как это работает. — Ох, — Двацветок облизнул губы, чем вызвал в Ринсвинде целое многообразие чувств. — Ну, этому есть несколько объяснений. — Я слушаю. — Во-первых, ты привык жить в похожем месте, поэтому большинство вещей для тебя не в новинку. У нас, в Агатовой империи, города совсем другие. И реки другие, и дома, и природа... и вообще все довольно другое. Наверное, окажись ты в Бес Пеларгике, ты бы тоже всему удивлялся. Ринсвинд не был в этом так уверен. Он попытался представить дом, максимально не похожий на дом, и улицу, максимально не похожую на улицу, но вышло как-то плохо. Кто знает, может, у них здания принято строить круглыми, а улицы волнистые и разделены на две части. — Мгм. — Во-вторых... в целом, я думаю, что все в мире так или иначе красиво. Иногда надо посмотреть на что-то под определенным углом, но все же, красота есть во всем, — улыбнулся турист. Ринсвинд приподнял бровь. Странно как-то это все звучало. — Даже в помойке? Двацветок задумался. — Ну, хорошо, насчет помойки я не очень уверен. — Кровавом ритуале? Расчленении? — Ринсвинд! — побледнел Двацветок. — Ну, или, допустим, во мне? — сорвалось с языка Ринсвинда прежде, чем он успел остановиться. Глаза туриста округлились. — Ты же не всерьез считаешь, что похож на помойку или... тяжкие увечья, верно? Ринсвинд уставился на свои колени и предпочел не отвечать. Мягкая рука нежно коснулась его щеки, заставив вздрогнуть. Двацветок был совсем близко, настолько, что Ринсвинд буквально чувствовал тепло, исходящее от его тела. — Ох, Ринсвинд, кто тебе такое сказал? Конечно же, ты красивый. «Да каждый второй человек, который меня видит», — горько подумал Ринсвинд. Он редко об этом задумывался, но теперь, когда Двацветок обратил на это внимание... Честно говоря, турист был единственным человеком, который за все время знакомства не сказал ему ни единого дурного слова. И в глубине души Ринсвинд боялся, что когда-нибудь Двацветок поймет, что никакой он не замечательный маг, интересный собеседник и отличный гид, и просто найдет себе спутника получше. Кого-то, кто больше любит приключения, знает много интересных вещей и умеет если не по-настоящему колдовать, то хотя бы обращаться с оружием. Ведь Двацветок был совсем другим. Ему нужен был кто-то более... светлый. Кто-то лучше. — И что же во мне красивого? — спросил Ринсвинд не своим голосом. Двацветок погладил его по волосам, так и не убрав ладонь со щеки. Ринсвинд, совсем не привыкший к такой ласке, не знал, чего ему хотелось больше — убежать и спрятаться или напротив, прижаться теснее. — Ты замечательный человек, — негромко, мягко заговорил Двацветок, отчего волшебник засомневался, что обращаются именно к нему. — Ты заметил, что я не знаю местного языка, и решил помочь, хотя мог бы этого не делать. Ты до сих пор путешествуешь со мной, хотя мог бы этого не делать. Может, кто-то и говорит, что ты трус или что-то такое, но ты всегда выпутываешь нас из любых ситуаций. Ты никогда не бросаешь меня в беде. Не говоря уж о том, что ты красиво выглядишь. Турист все гладил и гладил его, а Ринсвинд, который за всю жизнь не слышал о себе столько хороших слов, совершенно не знал, что ему делать. Только сердце его гулко стучало в груди, а глаза почему-то начало щипать. Он осмелился посмотреть на Двацветка и снова столкнулся с тем же взглядом, что и на набережной. Таким, словно Ринсвинд действительно был чем-то дорогим и прекрасным. В груди что-то болезненно свело. В глазах защипало сильнее. — Ринсвинд, ты плачешь? Ринсвинд... Волшебник поспешно отвернулся и закрыл лицо руками. Почему Двацветок заставлял его чувствовать все это?! — Ох... Пухлые руки обвились вокруг Ринсвинда, и Двацветок, теплый и мягкий, прильнул к нему. Плечи Ринсвинда задрожали. Что-то внутри него дало трещину, и прижатые к лицу ладони быстро стали мокрыми. А ведь он много раз сносил разные, болезненные и обидные удары судьбы без единой слезинки. Почему же слова Двацветка сотворили с ним такое? Ринсвинд не знал, сколько сидел так, а Двацветок все держал его в своих руках и даже не думал отпускать. Волшебнику показалось, что когда Двацветок отстранится, он просто-напросто развалится на части. Он тут же отогнал эту мысль — конечно, ничего подобного случиться не могло. — Легче? — мягко спросил Двацветок. Ринсвинд пожал плечами. Он не был в этом уверен, но, по крайней мере, его ладони перестали мокнуть. Двацветок достал из кармана платочек и аккуратно вытер его лицо. — Ты совсем-совсем не знаешь, какой ты, — мягко улыбнулся он, хотя в глазах у него явно было беспокойство. — Скажи, почему ты заплакал? — Да какая разница! — отмахнулся Ринсвинд, вытирая остатки слез рукавом. — Большая. Обычно, когда кому-то говорят хорошее, он радуется. А ты плачешь... — Ты правда не видишь, как все ко мне относятся? И какими словами меня называют? — вырвалось у Ринсвинда. — Ах, да, ты же не знаешь наш язык. — Я могу понять по интонации, — заметил Двацветок. — Но мне кажется, что это больше говорит о них, чем о тебе. — Я не привык к… такому, — Ринсвинд сделал широкий жест рукой. — И вообще, вдруг ты передумаешь. Станешь думать обо мне, как другие. — Как те, кто с тобой почти не общается? Мы путешествуем вместе уже несколько месяцев, и с каждым днем я думаю о тебе только лучше. Двацветок ласково погладил его по руке, а в глазах все еще стоял тот самый взгляд, которым на Ринсвинда еще никто никогда не смотрел. И Ринсвинд не выдержал. Его ладони — сухие, костлявые, с несколькими шрамами — легли на мягкие веснушчатые щеки Двацветка. Тот хлопнул ресницами, будто на секунду удивившись, но быстро пришел в себя. Его губы были все такими же пухлыми. Такими же нежно-розовыми и манящими. И, заметив, что взгляд туриста тоже скользнул ниже, Ринсвинд не стал противиться желанию в третий раз. Он уже не помнил, когда в последний раз целовал кого-то. И это не было и вполовину так приятно, как целовать Двацветка. Губы у него были мягкие, нежные, сладкие. Он отвечал неумело, но очень охотно, и по телу Ринсвинда словно проносились маленькие молнии, одна за другой, отчего сердце колотилось как бешеное. Чуть опомнившись, волшебник отстранился, тяжело дыша. Он не ожидал, что Двацветок потянется следом, снова целуя его, а его губы стали еще мягче и краснее... О-ох. Ринсвинд не знал, как так вышло, но вскоре он уже лежал на кровати, а Двацветок целовал его нос, щеки, глаза, все, до чего мог дотянуться, и шептал о том, какой же он, Ринсвинд, красивый, замечательный и хороший. Не зная, как реагировать на такое количество ласки, и ужасно желая ответить Двацветку чем-то похожим, волшебник положил руки туристу на спину и начал гладить ее, вызывая тихие, завораживающие вздохи. — Ринсвинд... Двацветок был приятным, нежным. Красивым. Его хотелось гладить, трогать, целовать. Не отпускать. Ринсвинду было трудно представить, что Двацветок думает о нем что-то похожее. Но как еще объяснить его слова и действия?.. — Ринсвинд? — Мм?.. — Может, все-таки вытащишь эту штуку из кармана? Она немного мешается. Ринсвинд открыл глаза. Проморгался. Немного поерзал. — Тогда и ты свою вытащи. Она, знаешь, тоже чуть колет. — Но у меня нет...! — Двацветок потянулся вниз к своим шортам, после чего густо покраснел. — Ох... Ринсвинд невольно хехекнул. — Ты не занимался этим раньше? Двацветок помотал головой. Ринсвинд моргнул. — Я имею в виду, сексом. — Я понял! Нет, ни разу, — признался Двацветок. — А ты? Ринсвинд принялся делать мысленные подсчеты. — Эммм... раза три. Но если что, я помню, как это делается. — Я знаю, что это приятно, — мягко добавил Двацветок. — И мне хочется попробовать это с тобой. Ринсвинд взглянул в яркие, невинные голубые глаза и прокашлялся. Не сказать, чтобы он считал себя особенно хорошим в постельных делах, но, как минимум, он точно знал несколько вещей, которые следует и не следует делать в процессе. К тому же, что-то явно подсказывало ему, что секс с Двацветком будет совсем не похож на те свидания на одну ночь, что у него были раньше. — Скажи, если тебе что-то не понравится, — шепнул Ринсвинд, осторожно проводя руками ниже по спине туриста. — Обязательно, — выдохнул Двацветок и тихо охнул, когда ладони волшебника легли на его бедра. Ринсвинд хотел было ухмыльнуться, но не смог — горячие губы Двацветка прижались к его шее, зацеловывая ее и вытягивая из волшебника тихий стон. Они стянули друг с друга одежду (правда, Двацветку пришлось немного повозиться с балахоном, в котором Ринсвинд благополучно застрял), и наслаждались друг другом, целуя и гладя. Ринсвинд зацеловал округлые веснушчатые плечи, на которые столько раз засматривался, а Двацветок уткнулся носом ему в макушку, лаская худое, чуть подрагивающее от непривычной нежности тело. От туриста головокружительно сладко пахло цветами. В нем хотелось раствориться, забыться. Ринсвинд плавился от звуков, срывающихся с губ Двацветка. Он так отзывчиво реагировал на касания, снаружи и внутри, что у волшебника захватывало дух. Ринсвинд никогда не думал, что его имя может звучать настолько красиво. И не мог представить, что другой человек может быть настолько приятным. Что может быть так хорошо. И судя по тому, как жадно целовал его Двацветок, насаживаясь, хватаясь за плечи и постанывая в губы, он чувствовал то же самое.***
На следующее утро Ринсвинд проснулся непривычно рано. Солнце только-только начало выплывать из-за горизонта, и по комнате разливался легкий розовый цвет. Двацветок спал в объятиях волшебника, буквально опутанный длинными худыми конечностями. Ринсвинд в кои-то веки не смог сдержать улыбку и поцеловал его в растрепавшиеся кудри. Губы у туриста все еще были красные. Зацелованные. Ринсвинд аккуратно выпустил спящего Двацветка, заметил его очки, лежавшие в углу кровати, и положил их на тумбочку. Затем потянулся, накинул балахон и, движимый неведомым желанием, выскользнул подышать свежим воздухом. В это время дневные обитатели города еще не проснулись, а ночные — уже собирались спать, поэтому на улице было спокойно и тихо. Засунув руки в карманы, Ринсвинд вдохнул полную грудь прохладного воздуха и оперся спиной о каменную стену. «Наверное, Двацветку бы тоже понравилось смотреть на рассвет в тишине», — подумал он. Его нога скользнула на чем-то тканевом. Ринсвинд опустил взгляд и заметил знакомый зеленый предмет в белый цветочек. Это была панамка Двацветка. Волшебник усмехнулся и поднял ее с земли, представляя, как турист обрадуется найденной вещи. Интересно, если Ринсвинд попробует постирать ее в Сундуке, тот опознает ее как одежду своего владельца? Ринсвинд пожал плечами и, заметив первых утренних прохожих, вернулся обратно в таверну. Солнце, как и всегда, медленно поднималось над Диском, а Ринсвинд, на душе у которого было удивительно хорошо, думал только об одном. О кудрявом туристе, который во всем умел видеть красоту.