Kneel

Бенильда Долохов Веврейн выросла в очень своеобразной семье, или, по крайней мере, она отличалась от большинства людей. В то время как большинство семей волшебников выросли в любви и привязанности, Бенильда никогда по-настоящему не разделяла эти чувства. Её отец, Марций Долохов, долгие годы был министром магии, и не сказать, что хорошим. Её мать ни дня в своей жизни не работала, живя на деньги, заработанные мужем, и состояние, которое она унаследовала от своей семьи. Разделение родительского внимания ещё с шестью братьями и сестрами означало, что Бенильда едва заставляла родителей обратить на себя внимание. Несмотря на это, она всегда хвалила своих родителей и неоднократно благодарила их за то образование, которое они ей дали. При этом нетрудно было понять, что Бенильда всегда следовала принципам своих родителей и превыше всего ценила чистоту крови. Покинув Хогвартс, восемнадцатилетняя ведьма не теряла времени даром и вышла замуж за мужчину на десять лет старше её, по имени Бальтазар Веврейн, богатого волшебника, работавшего в министерстве вместе с её отцом и принадлежавшего к одной уважаемой семье в волшебном мире. Это не была любовь с первого взгляда, но всю жизнь они неплохо ладили. В течение многих лет Бенильда пыталась забеременеть, но ей это не удавалось. Было довольно странно, что ведьма не могла забеременеть. Однако когда ведьме было двадцать семь, она, наконец, забеременела мальчиком. В день его рождения вся семья была необыкновенно счастлива. Но вскоре всё изменилось, когда младенец умер в первый же час. Не нужно объяснять, что вся семья была опустошена, потому что мальчик с фамилией отца прожил недолго. После долгих лет разбитого сердца ведьме наконец удалось снова забеременеть. На этот раз это был не мальчик, а Серафина Веврейн, появившаяся на свет за два дня до начала 1927 года. Веврейны не были так счастливы, как когда родился их первый сын, так как они хотели иметь мальчика, названного в честь его отца и унаследовавшего семейное состояние. Какой позор, когда родилась девочка и причём довольно странная. Серафина и в самом деле была странным ребëнком, который не мог молчать больше пяти минут и не вёл себя на светских мероприятиях так, как от него ожидали. Супруги делали всё возможное, чтобы приручить девочку, но она не успокаивалась и не слушала родителей, когда они её ругали. Шестнадцать лет спустя, к разочарованию родителей, ничего не изменилось. Серафина всё ещё была импульсивной девочкой, никогда ни перед кем не закрывала рот и возражала родителям, когда у неё была возможность. Они никогда не терпели такого поведения, но ничего не могли сделать. Перепробовали всё, действительно перепробовали, от физических до моральных способах. Поэтому, когда Бенильда Веврейн посмотрела в окно и увидела Освальда, своего домашнего эльфа, прибывшего с Абраксасом, у которого на руках была Серафина, и мальчиком, которого она не знала, она чуть не рассмеялась от чистого счастья. Её дочь... спала? Она не могла поверить своим глазам, когда увидела, что её дочь действительно молчала, поэтому тысячу раз поблагодарила Мерлина, прежде чем услышала стук в дверь. Простым взмахом её руки дверь открылась, и Освальд вошёл внутрь с тремя учениками. Бенильда машинально показала фальшивую приветливую улыбку при виде гостей. Освальд поклонился, прежде чем оставить их. — Добрый день, — сказала она, всё ещё кривя губы от счастья, когда дочь ничего не сказала, потому что она всё ещё спала на руках Абраксаса, — Абраксас, как дела? — спросила она мальчика почти ласково. — Я в порядке, миссис Веврейн. Но ваша дочь… — она не дала ему закончить предложение и начала говорить с Лео. — Вы, должно быть, Лео Гринграсс, я полагаю? — спросила она, заставив застенчивого мальчика сглотнуть при виде высокой ведьмы, похожей на её дочь. — Д-да, — робко ответил он, — Приятно познакомиться. Абраксас прервал обмен словами, – Послушайте, извините, что прерываю, но ваша дочь действительно больна, и мы очень за неё беспокоимся. Сегодня, когда мы были в Хогвартс-экспрессе, она потеряла сознание и с тех пор спит. Хотя Лео чувствовал себя немного виноватым за то, что с ней произошло, он ничего не сказал. В конце концов, он хотел, чтобы Бенильда любила и уважала его, как она любила Тома Реддла. – Дорогой, не беспокойся о ней. Моя дочь жаждет внимания и делает всё, чтобы получить его, так что просто оставь её в спальне и не поддавайся её манипуляциям. Если хочешь, можешь остаться на ужин, но я уверена, что твоя дорогая мама скучает по тебе. Она не видела тебя несколько месяцев! – Бенильда со смехом отмахнулась от беспокойства Абраксаса. Малфой ахнул: — Миссис Веврейн, простите, что настаиваю, но с вашей дочерью что-то серьезно не так! Она не проснулась, даже когда поезд остановился, и все кричали очень громко. Кроме того, она горит! – Вы же не предполагаете, что у моей дочери простуда? У моей дочери не может быть магловской болезни, – она только рассмеялась. – Я думаю, что это хуже! – Абраксас нахмурил брови, не понимая, как девушка всё ещё спит, когда они кричат. — Ерунда! Ты преувеличиваешь, дорогой. Как ты думаешь, Лео? Когтевранец снова сглотнул: – Я-я не знаю, миссис Веврейн. Возможно, ей нужно отдохнуть, может быть, она просто устала. – Ты серьезно? – Абраксас потрясëнно посмотрел на мальчика. – Я думаю, что он прав, Абраксас. Серафина, вероятно, устала тратить своё время на бесполезные дела. Пожалуйста, оставь её в спальне, пока я отправлю сову твоей матери, что ты останешься на ужин, – она улыбнулась ему, хотя была очень недовольна ситуацией. Малфой понял, что ничего не может сделать, чтобы изменить мнение Бенильды. И он подумал, что это хорошая идея остаться на ужин, потому что у него будет больше времени, чтобы убедить Бенильду что-то предпринять. – Хорошо. Если вы извините меня, – он повернулся, чтобы подняться по парадной лестнице и отвести Серафину в спальню. Он был в особняке Веврейн бесчисленное количество раз, так что вскоре он повернул направо по коридору и добрался до спальни. Лео молча последовал за ним, но остановился, когда увидел стену, увешанную движущимися картинами. На этой огромной стене было около сотни рам, большинство людей на картинах он не узнал, поэтому предположил, что это были предки и некоторые члены семьи Серафины. Но он был удивлен, когда увидел около пятидесяти совместных фотографий Тома и Серафины. На одной фотографии им было около одиннадцати. Они стояли перед гигантской рождественской ёлкой, и Том был немного выше Серафины, заставляя её опустить голову ему на плечо и улыбнуться самой искренней улыбкой, которую он когда-либо видел. Через пару секунд юная Серафина взглянула на Тома с восхищением, а он посмотрел на неё, было видно, что он горд. Но что заставило Лео почти перестать дышать, когда он посмотрел на движущуюся фотографию, так это осознание того, что Серафина никогда не смотрела на своего парня так, с таким восхищением. Но самая большая рама на стене располагалась прямо в центре, и Лео увидел не движущуюся фотографию, а огромную картину, которую, вероятно, рисовали часами. На ней были изображены Том и Серафина, вероятно, два или три года назад. Она элегантно сидела на темно-зеленом стуле в длинном белом платье, полном кружев и деталей. Её поза напомнила ему о тех аристократических особах, а её уникальные глаза глядели сурово. С другой стороны, Том с гордо поднятым подбородком стоял прямо позади в красивом чёрном костюме и нежно держал руку на её плече. Это был один из тех портретов похожих на портрет супружеской королевской четы, но им было не больше четырнадцати лет, что делало его ещё более странным. Он не торопился, рассматривая остальные их совместные фотографии, внутри него нарастала волна странного гнева. Конечно, он много раз видел их вместе и не был доволен их близостью. Но Лео понимал, что их связь была глубже, чем он думал, будто они принадлежали к одной семье. И вдруг когтевранец начал обвинять Тома Реддла в проблемах, которые у него были с Серафиной. Может быть, если бы она не была так близка с Томом, она иногда не становилась бы такой злой. Это он вложил ей в голову все эти безумные идеи, именно он заставил их бороться, именно он сделал её такой неустойчивой. Что она вообще в нём нашла? Несмотря на то, что он был хорош собой и имел отличные оценки, Лео чувствовал, что с мальчиком-сиротой что-то не так. – Ой? – он услышал голос Малфоя и, подняв глаза, увидел, что тот выглядит рассерженным и растерянным, — Ты вообще беспокоишься о своей девушке, Гринграсс? Или тебя больше интересуют украшение дома? – Лео усмехнулся, – Мне всё равно, я просто пришел проверить, не крадëшь ли ты что-нибудь. Лео ненавидел то, как Серафина тусовалась с этими людьми: – Я нет. Где она? Абраксас обернулся, и Лео последовал за ним по длинному классическому коридору, в котором до сих пор было много картин и фотографий. Малфой вошёл в комнату, и Лео последовал за ним. У него отвисла челюсть, когда он оглядел её спальню. Лео ожидал, что комната Серафины будет тëмной и украшенной множеством изумрудных деталей, но всë было как раз наоборот. Спальня была вся белая, с великолепным потолком, полным нарисованных на нëм белых облаков, напоминающих ангельское небо. Большое окно, закрытое белым покрывалом, и даже стены были белыми. Гигантская кровать, на которой она лежала под белым покрывалом, была кроватью с балдахином и белыми занавесками. Даже её письменный стол, книжные полки и гардероб были белыми. Он сделал несколько шагов к кровати, где сидел Абраксас и смотрел с тревогой на ведьму. Серафина всё ещё беззвучно спала, что, по признанию Лео, было очень странно. – Что, если она не спит? Может быть, она без сознания… – Почему она без сознания? – Абраксас пожал плечами. Лео посмотрел на её безмятежное лицо: –Я не знаю. Всё это произошло после того, как мы поссорились? – Да. Но не обольщайся, Гринграсс. Не похоже, что ты настолько важен, чтобы довести её до такого состояния. Судя по всему, она болеет несколько дней, но твоя тупость на самом деле усугубила её положение, – ответил Абраксас, обернувшись, чтобы посмотреть на Лео. Его взгляд всё ещё был прикован к девушке, – Она была счастлива, понимаешь? Проблема была в том, что она не становилась лучше, она просто становилась кем-то другим. – Была? – спросил Лео, – Она всё ещё пытается стать лучше. Ты и остальные змеи плохо влияете. – Она тоже змея, ты забываешь, что твоя девушка — одна из нас. Лео нахмурил брови, – Нет, это не так! – его голос стал громче, – Серафина не такая, какая она есть, рядом с тобой, я вижу это. Со мной она честная и настоящая. Она любит меня, понимаешь? — Может быть, да, но это не имеет значения. Хочешь знать, почему? –Лео ничего не сказал, поэтому Абраксас с ухмылкой обернулся, – Потому что человек, которого она любит больше всего, это она сама. Но я не осуждаю. Я чувствую то же самое, и в такие тëмные времена, как сейчас, это лучшее решение, которое кто-либо может принять, если честно. – Ты ошибаешься! Она заботится обо мне и никогда не предаст меня, чтобы спасти себя! –Лео настаивал, но на его заявление последовал смех Абраксаса, – Ты не знаешь её так, как знаю я! – Конечно, потому что ты был тем, кто встретил её, когда тебе было пять. Ты был тем, кто был рядом с ней, когда она плакала из-за своих родителей. Ты был тем, кто годами слушал её болтовню. — Это ничего не значит, Малфой! – Лео сплюнул в ответ. Абраксас наконец встал, выйдя из себя: – Послушай, Гринграсс. Я знаю, что ты лжец, и хотя я не знаю, о чëм ты лжешь, я знаю, что идеальный образ, который ты показываешь всем остальным, не настоящий. И не думай ни на секунду, что я забыл о том, что ты сказал ей в поезде. Никто из нас не забыл, — он сделал шаг ближе к Лео и сказал тихим голосом, — Если ты когда-нибудь снова заговоришь так с Серафиной, я разрушу твою жизнь так, как ты даже не представляешь.