* * *
— Цветочек, — мальчик осторожно коснулся растения, проводя подушечками пальцев по лепесткам. Невольно его губы потянулись вверх, понимая, насколько прекрасно создание в этом меркнувшем рае, — ты должен выжить, хорошо? — и словно не только ему, но и себе произнёс. Наклонился ближе, детальнее рассматривая капельки росы на нём, что были похожи на слёзы падших. Стёр ручками. Вокруг пыль и дым, огонь и вопли людей, рвущие сердце, но он цвёл. Держался в осеннем холоде среди людей, топчущих рыдающую землю. Им не до деревьев, цветов. Они позабыли о чудесах природы, собственных грёзах, стремясь не погибнуть. Воздух был наполнен запахом пороха, крови, что впитались в кожу, сожрали всё внутри. Позади звучал истошными криками грохот снарядов, а Чхве Сан всё равно продолжал смотреть на своего погибающего друга, который даже не мог сказать о боли. Шептал бы, выговаривал, ревел во всё горло. Он видел в цветах искажённую картину мира, более светлого, чем есть на самом деле. В нём не рушились здания, не разлетались в небе искры ярким всплеском, люди не стирали слёзы перепачканными в крови руками. Не молили в бреду о спасении. Не убегали из своих квартир с мыслями о том, что вернуться в родной дом больше не получится. А эти гнёзда былого счастья крошились врагами на мелкие осколки, вспыхивали, на всё сапфировое небо распевая песню о потере. Времени на слёзы никогда не хватало: нужно было быстро хватать документы, тёплую одежду и припасы, вырубить все приборы, а потом бежать изо всех сил дальше запуганными. Эта паника глубоко сидела в голове, выжирала мерзким червём любые эмоции, оставляя дикую тревожность. Она срывалась бессонницей, животным страхом перед очередным взрывом. Сан боялся, что разрушат моменты спокойствия, небо озарится аспидно-синим после взрыва, люди падут мёртвыми к бесплодной земле. Внутри него всё кричало, гнило, мечтало о попытке перестать всё делать, пытаться бороться. Только в следующий момент взгляд юного мальчика падал на маму и младшего брата, которые лежали рядом на постеленных матрасах, спали, свернувшись от холода. Сан понимал, что причина жизни в них, что оставаться нужно ради них. Не для себя. Ради них нужно от мира защищаться и защищать самому. — Сан-и, бежим скорее, — звала Мюриде, сжимая в своих тёплых руках ладошку пятилетнего Чанхи. В её глазах отражалось беспокойство, смешанное с глубокой печалью, что из них никто не уберёт, не вырвет и прошепчет: «теперь ты можешь ходить без неё, теперь ты свободна». А она без неё ощущала себя не так, словно с неё содрали кожу, обнажили и заставили бродить так по Кемеру, ловить на себе взгляды, полные презрения. Губы у женщины были искусаны от переживаний, волосы становились местами седыми, руки часто тряслись. Она старалась ради детей, на ней вся опора их маленькой семьи, крохотная вера в дивный мир, в возрождение. Пришло бы оно скорее, перестав стирать жизни людей, рвать глотки. Чхве был бы безмерно счастлив, если бы этот ад закончился. — У нас нет времени на это. Он кивнул, в последний раз кидая взгляд на то, что в панике истопчут люди. «Спаси, сохрани, оживи», — надрывно звучало в голове, резало остриём, сверкало слезами на исхудавших щеках, а он мотал головой растению, убегая вместе с мамой и братиком. Не сможет. Сан с ним простился в своих мыслях, оплакивал сжавшимся в мириады раз сердцем, вытирал слёзы грязным рукавом кофты. В девять лет Чхве Сан оставил позади себя ещё один цветок. Ещё одно последнее волшебство природы, в которой находил утешение. Зарывался в их нежные оттенки мечтаниями о лучшем будущем. В разрушенных поселениях его уже не было, города стали призраками, земля умирала, покрытая пеплом и прахом тех, кто погиб в этой войне. Плечи ныли от тяжести рюкзака, пока они шли в неизвестность. Никто не знал больше или меньше там врагов, тех, кто лишал света простых людей, стреляя в людей. Они просто двигались в том направлении, куда глядели пустые глаза. Маме нельзя было задавать вопросы о войне, она смотрела уставшими глазами на сына, отрицательно качала головой. Один лишь Чанхи спасал его одиночество. Всегда рядом. Всегда вместе. Братья. Чанхи зевнул, всё ещё не понимая, что происходило вокруг. Его разбудили, приказав быстро собрать собственные вещи, не объяснив ничего, потому что не нужно. Ломать детство мальчику не хотелось ни маме, ни старшему брату. Он только крепче сжал палец матери в своих, кинул заинтересованный взгляд на её аптечку в другой руке и улыбнулся Сану, увидев, что тот зацепился взором за Чанхи. От внимания старшего его задоринка не ускользнула. — Я у мамы взял бинт, будем сейчас в докторов играть, — Сан читал по губам слова Чанхи, которые тот боялся сказать при маме. Описался, что его отругают за детскую шалость. — Хорошо, — широко улыбнулся ему брат, обнажив зубки. У Сана теплело в груди. Он не заметил, как лицо замерцало радостью. С Чанхи спасалась, исцелялась вся душа, перекрывая раны. Он его маленькое утешение в ряби планеты, обезумевшей в один момент. Никто не помнил, как и когда началась война, разрушения. Когда небоскрёбы стали руинами, поглощённые огнём, когда был услышан первый взрыв. Все только знали, что Элем загнал все страхи людей в свою клетку, что тихо, бесшумно, люди там расползались белыми змеями по всей стране. Затем неожиданно истребляли, отравляли. Губили. Смотрели в мёртвые глаза и дьявольски скалились тому, насколько смерть искусна в их руках. Сама кровавая хищница в истинном её виде. Сан и сам мало что знал. Детство затуманилось в один момент, оставались в воспоминаниях только бесчисленные побеги и бомбоубежища, в которых они прятались. Но он видел людей из группировки собственными глазами, когда в прошлом году вместе с семьёй подальше убегал от горящего в пламени поселения. Отчётливо помнил, как жестоко, хладнокровно они перерезали горло мужчине, скрывая под масками зловещую улыбку. Помнил, как задрожало всё тело от страха, как рухнуло на сырую землю, ладони прикрыли рот, только бы крик не вырвался из него. Только бы мальчика не заметили. Детей не жалели. Убивали. И Сан больше всего страшился, что они с Чанхи будут следующими. Они перешагнули через очередные разломы, стараясь не зацепиться за гвозди, торчащие из деревянных досок. Ранения и саднящие конечности не нужны были, иначе придётся постоянно останавливаться и перевязывать, чтобы заражение не пошло дальше. Лучи солнца ласково поглаживали макушки троих, согревая своим теплом тельца, продрогшие от холода. Кофты и куртки не спасали. Хотелось только дойти до местности, где можно было бы укрыться, а дальше уже как обычно: разложат спальные мешки, разожгут костёр из найденных по пути досок и заварят жасминовый чай. Мама любила его. Он и у детей отзывался мягкостью в груди, ведь спокойствие и нежная улыбка родителя связаны с такими чаепитиями. Только в эти светлые мгновения её стальная защита распадалась на мелкие кусочки, давая свету большой звёзды, покоящейся меж её рёбер, засиять рядом со своими детьми. Никакой строгости во взгляде, поджатых губ, усталости, одни лишь искорки, которых иногда так не хватало. — Мам, когда мы уже остановимся? — спросил Чанхи, когда его ноги от усталости уже не желали передвигаться на большие расстояния. Они втроём остановились, госпожа Ю, сощурившись, осматривала городок, через который они проходили, и, заприметив чуть дальше небольшой дом, двинулась в его сторону. Дети не отставали, покорно следуя и таща за собой тяжёлые рюкзаки и сумки. Пройдя через препятствия в виде развалившихся зданий, они подошли к маленькому дому с потрескавшейся штукатуркой. Удивительно было то, как он уцелел после разрушений, нанесённых Элемом. Сану даже пришла в голову мысль, что его построили уже после того, как взрыв разнёс всё поселение. Чанхи же любопытно осматривал увядший сад, находившийся возле. Старался найти в нём какие-то игрушки или вовсе песок, чтобы слепить из него что-то, как обычно делал вместе со старшим братом. Мюриде постучала в деревянную дверь и отошла, дожидаясь того, когда она отворится. Ответа не было слышно, потому она нервно поправила свои очки, спадающие с переносицы. — Может, пойдём дальше? Вдруг там есть другие дома, — спросил Сан, подходя к маме. Та взглянула на сына, покачав головой. Подождут. Когда мальчик уже отошёл к Чанхи, дверь отворилась, и из неё выглянула голова пожилой женщины. Та настороженно взглянула на них, разглядывая семью и все вещи прицелом глаз с тёмными радужками, а когда взор зацепился за аптечку в руках Мюриде, то словно переменился. Стал мягче и добрее. Она вышла к ним, отворив множество своих замков. Лицо её было покрыто морщинками, волосы седые, немного неровно постриженные, платье с небольшими дырками и остатками грязи. Для Сана это было нормально. Редко можно было встретить кого-то с чистой, не испачканной в чужой или своей крови одежде, опрятным видом. В войне уже и масок не существовало, каждый показывал свою сущность. — Здравствуйте, — начала мама, — меня зовут Мюриде. Не могли бы мы с сыновьями остановиться у вас на одну ночь? Уже вечереет, — она повернула голову в сторону неба, указывая взором на то, как оно окрашивалось в тёмные оттенки, а как солнце постепенно покидало. — Как я узнаю, что вы не из Элема? — с подозрением спросила она, держа в руках своих клинок ножа. Без этого нельзя было обойтись, Сан понимал. Каждый дорожил своей жизнью, боролся за неё и страшился доверить сердце. Растопчут, расчленят, сожгут заживо. — Просто доверьтесь. Ни я, ни мои сыновья не убивали. Тем более взгляните на них, они ещё совсем дети, — жалобно посмотрела она на женщину, а та, в свою очередь, поджала губы, понимая трудность ситуации. Обдумывала в голове, стоило ли спасти жизни или позаботиться о сохранности своей. Ведь кто знал, возможно, люди группировки змеями ползли за ними, пока те находились в неведении. — Боюсь, что совсем замёрзнут. Сейчас осень… — Я поняла, — кивнула та, с трудом убрав нож, словно ещё сомневалась, — проходите, — со сталью в голосе, твёрдо и чётко. Она широко распахнула дверь, приглашая новых гостей войти в её маленькое убежище от остального мира. — Спасибо вам большое, — поклонилась Мюриде, вместе с ней и Сан с Чанхи, подхватив действия мамы, — в обмен на вашу доброту я могу перевязать раны или оказать другую медицинскую помощь. Это меньшее, что я смогу для вас сделать, — проговорила она, смотря на старушку со всей надеждой. Хорошие люди всё ещё оставались на прогнившей планете. — Не стоит. Всё хорошо. На следующее утро Сан и Чанхи заворожённо наблюдали за тем, как проплывали серебристые рыбки в небольшом аквариуме. Для них это была истинная сказка, магия, волшебство самой природы, что красотой и изяществом наделила таких маленьких существ. Их чешуйки нежно переливались сквозь солнечные лучи, оглаживающие дом светом, сами они медленно и грациозно двигались из одной стороны в другую. Дети впервые видели проявления природы в чём-то, кроме погибающих растений, вот и не могли отвести взора, насытиться естественным искусством. О животных для них раньше и речи не могло быть, те сразу погибали в огне. Дети прислонились к стеклу настолько близко, чтобы не упустить ни одну секунду любования рыбками. Пальчики оставляли разводы, на что госпожа Элиф — хозяйка этого дома, — недовольно качала головой. Но отгоняй мальчиков или нет, всё равно полезут лицезреть последнее искусство мира. Мюриде с улыбкой смотрела на то, какой восторг мерцал в их глазах. Она давно не видела такого в них, хоть и сама понимала известную причину: друзей никогда не было, только они есть друг у друга, игрушки забывались в моменты, когда нужно было бежать из одного убежища в другое, книг и вовсе не находилось. Хоть она и старалась уделять им внимание, обучать грамоте, этого всё равно было мало для их счастья. Его хотелось бы дарить им каждую секунду, наполнять дни ощущением розоватых облаков, сладости, что бывала у многих, кто видал мир до войны. Только не хотелось, чтобы после грёз они падали на землю. В реальный мир. Где из радости было только найти бомбоубежище на подольше или ночью не услышать взрыв кровавой злости Элема. Разбились бы. Прямо как те ракушки, что лежали на дне аквариума. Мюриде ловко осмотрела содержимое своего рюкзака и детей, проверив, всё ли нужное они успели взять. Убедившись точности анализа и порядку каждой вещицы, она кивнула самой себе, вставая с порванного дивана. Женщина надела рюкзак и, подходя к сыновьям, тоже вручила им сумки. — Чанхи, Сан, нам уже пора, — тепло сказала она, поглаживая мальчиков по пушистым волосам. — Вы должны попрощаться с бабушкой Элиф и поблагодарить за то, что приютила нас у себя. — Мам, я не хочу уходить, — заворожённо проговорил Чанхи и, даже не моргая, продолжал смотреть на бывших обитателей величественного океана. — Давай останемся тут совсем на немножко. — Нет, Чанхи-я, — хихикнула она, взъерошив его мягкие пряди, — нам нужно спешить. — Тогда давай заберём их, — Сан хихикнул на его слова, мысленно поддерживая каждое слово братика. Он бы тоже не хотел уходить, возвращаться в мир, где кругом разрушения и смерть вонзала свои глубокие синие копья. На них и были похожи те взрывы в небе, когда Сан смотрел на них. Здесь ему хорошо. В стенах этого дома, за закрытыми окнами он чувствовал себя комфортно. Ему не будет видно за ними тёмного дыма, кровопролития, не будет за ними чувствовать ненавистного пороха. Пусть лучше навсегда останутся в этой маленькой вселенной, запечатлённой в содранных обоях, покачивающейся люстре. — Нет, сыночек. Пойдёмте уже, — ласково промолвила Мюриде, обнимая их и вместе с этим действием даря всю свою любовь и заботу. Еле как отлипнув от прекрасных созданий, они поклонились госпоже, получив её мелодичный смех, слетевший с уст. Растопили закупоренное сердце своим невинным очарованием, детскими взглядами на мир. Семья покинула дом, что, казалось, вот-вот рассыплется от своей старости. Только не сдували его ветры, не испепелял огонь, он всё возрождался. Как и вся меркнувшая планета. Она возродится. Обязательно. И Сан дождётся этого момента, увидит его, держа за руки Чанхи и маму. Только стоило им выйти из обители спокойствия, как взгляд примкнул к небу. Вместо привычного светлого, почти сероватого или окутанного в дыме, они увидели то, как оно начало окрашиваться в чёрный. Это не грозы над ним царствовали, оттенок его сам стал тёмным, беспросветным, что вдали лазурные языки пламени казались ещё чудовищнее. Словно теперь и небеса не на стороне людей. Мюриде в страхе попятилась назад, как и её дети, прижавшиеся к матери от испуга. Дыхание спирало, что-то внутри так давило, тяжелело от ужаса, что мир больше не будет таким, как прежде. Сан вдруг замер, уставившись на беспроглядный, мрачный небосвод, не контролируя захлестнувшие эмоции. Страшно. Он не откликался на крики матери, зовущей, боявшейся, что оно поглотит в себе человеческие жизни. В его голове звенели мысли и заполняли собой всё пространство. Не давая абсолютно ничему из внешнего мира добраться до внутреннего, до самого сердца, бьющегося в истерике, рвущегося прямо из груди, царапаясь об острые рёбра. Он полными слёз глазами смотрел на то, как оно не светит. Небо переменилось.Не светит
1 мая 2022 г. в 09:14
Небо было одержимо сапфировыми грозами. Кристальные капли дождя скользили по стёклам особняка, отражая блеском сияние ночи, были подобны тем, что оставались на пушистых ресницах девушки. В комнату, охваченную мраком, проникал лунный свет. Он блуждал по оголённым участкам женского тела, целовал худенькие колени, оставлял свои благословения, отблёскивая на кварцевых слезах. С её красивых полных губ срывались всхлипы, крики и мольбы. Мюриде жмурила глаза, сжимала ладони мужчины в своих руках, подносила их к своему лицу и вновь не могла сдержать слёз от неподвластной боли. Просила его движениями, взглядом огладить пальцами её щёки, стереть солёные моря с бледной кожи, одарить своими трепетными, самыми светлыми чувствами. Когда расколется земля, выпуская всех чудовищ наружу, когда вселенная подойдёт к своему концу, оседая звёздной пылью на ладонях, иссушатся моря и океаны, а солнце навеки остынет, лишь её любовь будет стражем. Лишь она станет её доспехами, направит своё войско, спасёт от людских страданий. Сила её велика, никому не сломить.
Мюриде металась по простыням, распадалась цветком на множество лепестков, увядала от того, насколько взмокшему телу тяжело было перенести рождение новой жизни. Слёзы пропадали волнами в тёмных волосах, капельки пота смешались с ними, вздымалась грудь. Очередной болезненный стон сорвался с пунцовых, искусанных уст, разрывая грудную клетку. Вместе с ним у девушки было ощущение, словно её тело разрезали остриём, не давая возможности сохранить жизнь. Только мысли о сыне заставляли терпеть, проглотить до последнего куска боль. Ради него она будет стараться. Захлебнётся и потонет в водах страданий, окажется на самом дне, не будет жалеть себя, только вознесёт своего ребёнка до мира.
Он будет для них подарком самого Великого, Всемогущего. Станет принцем морей, что омывают Кемер, ласкают его шумом синих волн, властителем народа, что будет идти за ним к самому краю света, что не побоится отдать свои жизни за него, станет его стеной перед той войной, что расстелется перед его глазами. Он будет жить в её страхе, под тем куполом мрака, что она воздвигнет перед каждым, только сможет положить ей конец. Ведь он сын самых могущественных людей в Кемере, сын предводителей Элема.
От резкой боли Мюриде запрокинула голову, смотрела покрасневшими глазами на потолок, не различая ничего в комнате. Всё смазывалось, рассеивалось, что взгляд не знал, за что уцепиться, за что сохраниться. Низ живота пронзило так, что вздохнуть получалось с трудом, точно разломали рёбра до крошечных частиц. Оставили на них саднящие бутоны ударов, сдавили так, что сил полностью не оставалось.
— Избавьте меня от этих мучений, прошу, — прикрывая веки и поддаваясь поглаживаниям своего мужа, унимая свои мучения, проговорила она. — Я не смогу больше. Не смогу так больше. Молю вас, Чхве Сан, — губы дрожали, с них слетали вопли, слёзы жгли лицо. Она зацепилась второй рукой за его пальцы, сдавливая с такой силой, чтобы передать ему часть своих терзаний. — Я не смогу, не смогу, — шептала в бреду.
Мужчина на неё посмотрел со всей нежностью во взоре, а затем наклонился ближе, лишь бы оставить поцелуй на взмокшем лбу, забрать себе всю её боль. Лучше бы он сейчас так страдал, срывался на крики и терпел то, через что она проходит, только бы Мюриде была цела и невредима, только бы звучание её голоса не раздавалось так отчаянно, тело не терзалось природой. Он ведь должен защищать, он ведь её муж, но сейчас Сан не знал, что предпринять, как облегчить её испытания, не дать ей погибнуть в этой бездне, оставить его одного.
Он без неё не сможет. У него без неё иссохнет сердце в груди, там будет слишком пусто.
Мюриде задыхалась, стараясь тужиться, когда велел акушер, стоящий у изножья кровати, прямо перед разведёнными в стороны коленями. Свечи, расставленные вокруг них, поблёскивали лазурным пламенем в её слезах, совсем немного освещали комнату. Им не было позволено включать свет в тяжёлое время. Могли выследить, а после жестоко изуродовать. Казнить под покровом ночи за раздор, что сеяли в людях, призывая шествовать с ними. Преступная, террористическая группировка Элем порочна, люди в ней восхваляли зло, несли в себе революцию дьявола. Чхве Сан и Мюриде стали её предводителями, не побоялись выйти против тех, кто выше. У кого власти больше, убитых за собой мириады. Они вдвоём, сплетая пальцы, шли вместе по рубиновым лужам босыми ногами, сжирая, ломая чужие жизни. Выковывали себе путь к самой вершине. Чтобы с людьми своей группировки нести звучание правды, истины самого мира и того, каким он должен выглядеть. Не тем, что будет разрисован жадными кровопийцами на полотне судеб людей.
— В нём будет наша сила, Мюриде, — шептал Сан, придавая силы этим высказыванием, позволяя ей представить то, о чём они могли говорить долгими, нескончаемыми ночами.
— Он будет сверкать именем наших идей. Освободит наши земли и вознесёт их, создаст дивный мир без боли, — воодушевлённо произнесла она, прикрывая глаза, соглашаясь с каждым произнесённым словом мужа. — Этот ребёнок станет нашим великим наследием, — девушка рвано выдохнула, содрогаясь.
Время для неё тянулось мучительно медленно, каждая секунда растягивалась в невыносимую пытку, ей казалось, что на этом моменте замерла вечность, прежде чем пронзительный детский плач разорвал мутное сознание. В глазах всё расплывалось от слёз, и она чуть не подавилась воздухом от облегчения, радости, что расцвела в мгновение. Мюриде сквозь разлеплённые ресницы устало смотрела на то, как акушер аккуратно держал ребёнка, а Сан с замиранием сердца смотрел на своё новое чудо, не скрывал улыбку. Их сын — их следующий лидер, теперь с ними.
Внутри всё сжалось, затрепетало от того, насколько их малыш прекрасен. Черты личика были схожи с отцовскими: разрез глаз, в которых можно было узреть отражения синего неба за окном, губы, нос и бровки. Словно тот действительно был рождён для того, чтобы величать историю своих родителей.
— Чхве Сан. Пусть будут звать его так, — прошептала Мюриде тихо, почти неслышно от сорванного голоса, только ушей мужа коснулась мягкость её речей. В них огромная сила, которыми она короновала ребёнка, запечатлела в нём всё то величие, которым обладал её мужчина. — В нём будет вечное могущество Элема, вас.