Нежность луны

— Я дома, — Чимин кидает ключи на комод в прихожей, скидывает обувь с ног. Голова гудит от усталости и шума. Идея открыть кафе была отличной, пока она оставалась идеей. Но теперь, когда мечта оказалась воплощенной в реальность, суета кружит голову, хочется домой, обнять покрепче одного лунного и уснуть крепким сном. Иногда кажется, что без Юнги Чимин бы послал все на три стороны и плюнул на кафе, но после длительных разговоров он вновь загорается мотивацией и бросается в бой. — Устал? — Юнги целует в щеку, обнимает бережно за талию. Чимин в ответ только мычит положительно. Он прижимает к себе ближе Юнги и впервые за долгое время вспоминает их детьми. Страхи. Волнения. Тягучая нежность. Последнее по сей день витает в их маленьком мире. Только теперь нет тех ярких эмоций, их заменил уют и комфорт. Чимин вылезает из объятий, плетется в душ, чтобы смыть остатки тяжелого дня. Он долго уговаривал Юнги съехаться, но тот отнекивался, находил тысячи предлогов уйти от сожительства. Они даже поссорились на этой почве, но среди гневных высказываний Чимин смог выцепить: «Я боюсь». И злость сама пропала. Чимин разговаривал с Юнги долго, объяснял, что на него сущность лунного уже не так влияет, что он уже давно приучен к его рукам. И Юнги с трудом согласился попробовать. Чимин знает, что ему пришлось туго, видел это по скованным движениям, робким касаниям и вновь оборванным зрительным контактам. Юнги днем едва не отшатывался от него, зато ночью лип липучкой, едва ли не мурчал в ответ на нежность. Постепенно успокоился и ночью перестал быть жадным до внимания, а днем пугливым. В полнолуние просил слезно Чимина уехать. И вновь пошли скандалы. Чимин остался, но поплатился за это обиженным Юнги, которого с каждым днем трясло от страха все сильнее и сильнее. Но полнолуние оказалось нестрашным, Юнги игриво кусал шею и плечи, был ярым собственником и, когда Чимин возвращался с работы, заставлял идти в душ, чтобы смыть все запахи с себя. Его кожа и глаза сияли так, будто он полностью состоял из света. Чимин в открытую любовался им, подчинялся беспрекословно, выполняя все капризы. Лунный ластился, игриво стрелял глазами, клянчил поцелуи, был свободным и легким. А Чимин радовался той мысли, что видит его таким он один. В новолуние он едва ли не душил заботой Юнги. Ему всегда хотелось защитить, уберечь, но от чего не понимал. Потом уже Юнги объяснил, что это его суть звала и требовала помощи. Чимин боялся, что, когда они с Юнги съедутся, ему будет тяжело постоянно терять энергию, но, как выяснилось, чем дольше он находился рядом с лунным тем, меньше лунный брал энергии. Жадность пропала со временем, а ласковая натура Юнги позволила энергию брать в ответ. И сейчас, стоя под струями теплой воды, Чимин понимает, что счастлив. На кухне его ждет Юнги. Он выслушает все мысли, которые тревожат, окружит покоем и нежностью. Чимин вновь заставит его сесть на колени, будет любоваться темными глазами и наконец-то расслабится после тяжелого дня в любимых и ласковых руках. Все идет, словно по сценарию, Юнги оказывается на его коленях, а Чимин расслабленно тычется ему в ключицы лбом, наслаждается прикосновениям к шее и затылку. Его клонит в сон от нежности, которую ему так щедро дарит Юнги, но сонное состояние прерывается тихим голосом: — Я всегда боялся, что ты будешь несчастлив со мной, но у меня никогда не было сил на отказ от тебя. Даже сейчас, просто вспоминая, что мы прошли, внутри все кипит от желания тебя к себе привязать. Моя сущность так тянется к тебе. Чимин лениво поднимает голову, чтобы посмотреть на тепло улыбающегося Юнги. Он целует в шею, вдыхает запах геля для душа, которым они оба пользуются, и понимает, что он действительно дома. Когда в его руках Юнги, он всегда дома. — Я счастлив с тобой, моя нежность. Юнги отвечает нежным поцелуем в лоб. Чимин прикрывает глаза, впитывает в себя уют и комфорт, вслушиваясь в тихое дыхание Юнги. Усталость аккуратно исчезает, но сонливость все равно укутывает в теплый кокон. Чимин засыпает, но продолжает крепко обнимать Юнги.