Мам, прости

После всех событий, произошедших днём, Камэ хотела бы рассчитывать на один спокойный вечер: где она просто валяется на кровати в тишине, одна съест все дешевые булочки и сладко засыпает прямо на не расправленной постели. Но, увы, это был не её вечер — это просто её мечта. Потому что её сын — с легкостью отошедший от всех пережитых эмоций! — сейчас валялся вместе с ней — уместней было бы сказать на ней — и старательно пытался прочитать вслух страницу из детской сказки. Скоро школа — давно пора было заняться его подготовкой к ней. И почему она не подняла этот вопрос раньше? Он ведь и в детский сад толком не ходил — почему она до этого не обращала внимание на его уровень знаний? Нужно было насторожиться, как минимум, год назад. О чём она только думала? — Мам, мам, — Такемичи дергает её за рукав, возвращая в реальность и тянет, ведя пальчиком по непонятному слову: — Как это понять? Камэ фокусируется на странице и уточняет: — «Время не воротишь»? — Такемичи кивает, и она продолжает: — Это означает, что время не вернешь — то, что было уже ушло и ты никак не сможешь изменить прошлое. Не вернешься в прошлое, чтобы что-то исправить. От осознания Камэ так резко поднимается на кровати, что Такемичи едва не слетает с неё. — Мам, что такое? Тебе плохо? Да, сынок, твоя мать окончательно сошла с ума. О чём она сейчас думала? О том, почему не научила сына грамоте раньше? Почему не настояла на нормальном детском саде? Почему не спохватилась хотя бы год назад? Она? Та, которая перенеслась в чужое тело, буквально… Сколько времени уже прошло с того момента? — Прости, мне нужно выпить воды… — Растеряно бормочет она не впопад и пытается спешно встать, чтобы в уединении прийти в себя, но Такемичи небрежно кидает книжку и первым вскакивает на ноги с решительным: — Нет-нет, лежи, не напрягайся! Я принесу! — Спешно топает на кухню. Камэ изможденно откидывается на подушки и закрывает лицо ладонями, прячась от слишком яркого света лампочки. В какой конкретно момент она начала воспринимать себя как истинную Ханагаки Камэ? В какой конкретно момент она забыла о том, что это манга? В какой конкретно момент она не может подсчитать сколько дней, недель, месяцев — а может всё-таки годов? — прошло с момента её переноса? — Вот, держи! — Такемичи держит стакан двумя руками, поэтому Камэ на секунду кладет свои ладони на его, грея несколько мгновений, прежде чем забрать воду себе. — Испугался? — Спрашивает она, после того, как едва ли не за один глоток вливает в себя весь стакан воды из-под крана. Такемичи слабо кивает и настороженно всматривается в неё. До сих пор не рискует сесть обратно — кажется, даже ноги напряжены от готовности в любой момент бежать за водой, врачом или помощью. — Прости, что напугала тебя, малыш. — Камэ окончательно садится на кровати и протягивает обе руки к мальчику. Тот послушно шмыгает в её объятия, и она начинает успокаивающе поглаживать его тощую — почему он никак не отъедается? — спинку: — Это всё из-за непогоды. Называется метеозависимость, когда человеку может стать плохо из-за перепадов давления в воздухе. — Но сейчас ведь тепло и спокойно. — Такемичи отрывается от её плеча и с любопытством заглядывает в её глаза. Камэ легонько щёлкает его указательным пальцем по носу и с выдавленной улыбкой парирует: — Значит погода скоро изменится. По новостям обещали грозу. А потом изменится опять на лучшую. Всё хорошо будет. — То есть врачу звонить не надо? — Камэ качает головой и Такемичи с облегчением выдыхает. Камэ напрягает мышцы челюсти до судороги, чтобы сохранить безмятежную улыбку. Тянет Такемичи на себя и вместе с ним падает обратно на подушки, крепко прижимая его к себе, чтобы тот не успел увидеть её искаженное испугом лицо. Как так вышло? Она ведь специально завела дневник для случаев потери памяти. Все его загнутые страницы были наполнены неразборчивыми именами, адресами и датами. Его было опасно всегда таскать с собой, но благодаря неразберихе, царившей в нём — можно было с легкостью увильнуть от лишних вопросов при обнаружении. Но если она запишет туда всю свою историю попадания? Если кто-то наткнется на эти записи — а в этом Камэ безоговорочно уверена. Рано или поздно Кубо прикажет обыскать её вещи или квартиру, если уже не сделал этого — то тогда объяснить этот пассаж будет очень сложно. Её примут за сумасшедшую — и ладно бы это полбеды. Но ведь об этом могут донести органам опеки. Её просто лишат родительских прав и посадят в психушку, пока Такемичи будет гнить в детском доме. Один. Это уже не просто провалы в памяти — это её сращивание с сюжетом манги. Словно она пересаженный орган, которого ткани никак не могли принять. Но вот спустя — сколько, чёрт побери времени прошло?! — какой-то период началось заживление. И теперь она становится частью единого организма, которая функционирует в его ритме. Если она и взаправду станет закулисным персонажем — разве тогда все её действия будут нести какой-то смысл? Какое-то влияние на будущее людей — персонажей! — которых она хочет спасти? — Мам, ты что не слышишь? — Камэ возвращается в реальность только, когда взлохмаченный от её рук Такемичи вырывается из кольца её рук и недовольно тянет: — В дверь стучат! Действительно. Приглушенный стук расползается по комнате, словно ядовитый газ — отравляет здравый рассудок, заставляет задыхаться от страха, сгибать руки в попытке вновь схватиться за Такемичи. — Пойду открою Вакасе-сану. — Сын одной будничной фразой разбивает вдребезги наваждение. Камэ сначала растеряно смотрит на его удаляющуюся спину, затем на запертый ящик своего рабочего стола с бумагой, после на настенные часы и только тогда выдыхает: точно. Будний вечер — обычное время для работы с Вакасой над отчетностью для Кубо. Однако остатки тревожности всё ещё неясно скребут на душе. Ханагаки-сан кряхтит, поднимаясь с кровати и на ходу приглаживает волосы, прежде чем выйти в коридор. Нужно быть с Такемичи, прежде чем дверь откроется. Однако, она не успевает. Скрежет замка и звон снятой цепочки — оглушают. — Выглядишь отвратительно. — Первое, что произносит сияющий Вакаса, когда переступает порог её дома и дружелюбно треплет Такемичи по макушке. Камэ лишь закатывает глаза. Если ей не изменяет память — изменяет память? Дорогуша, она у тебя в целом отсутствует — они с Вакасой были одногодками. Однако что за ребячество он себе позволяет? Она не собирается опускаться до его уровня и огрызаться на его провокации. — И именно в этот день я, увы, пришел с гостями. Соррян. — Только после этого Камэ видит за его спиной какую-то толпу. Первым за Вакасой входит незнакомо — знакомый — мальчик. Бритый в лучших традициях гопничества и с ярко выделяющейся родинкой под глазом — Казутора Ханемия. За ним, немного неуклюже — он едва не падает, зацепившись за порог — вваливается второй новый — старый — персонаж: Акаши Харучиё — ещё без болезненных шрамов в уголках губ. Камэ удивленно вскидывает бровь, когда видит даже хрупкую Эму, цепляющуюся за рукав надутого Манджиро. Удивление растёт ещё больше, когда в — уже явно тесноватую для стольких людей — протискивается Баджи с каким-то пакетом в руках. Последним заходит Шиничиро. Он же и захлопывает дверь, мгновенно лишая всех в прихожей единственного источника свежего воздуха. — Что за парадная процессия? — Удивленно тянет Камэ, пока Такемичи радостно здоровается со своими друзьями и знакомыми. — Так, быстрей разувайтесь и в комнату — она будет попросторнее. Камэ осторожно проскальзывает в комнату и открывает окна нараспашку. — Прости за то, что вломились. Если что это была идея босса. — Вакаса самодовольно вваливается за ней так, словно это квартира была его. Камэ косится на Шиничиро, который стоял прижатый в углу сворой детей и координировал их действия так, чтобы никто не ушибся и не разнёс тонкие стены. Затем вновь кидает удивленный взгляд на Вакасу. Тот наигранно вздыхает, плюхаясь на её рабочий стол и театрально тянет: — Судя по виду, сегодня ты болеешь, поэтому так и быть не буду мучить. Весь этот цирк пришел извиняться перед тобой. Камэ вновь чувствует как кровь приливает к лицу от всё более нарастающей неловкости. — Да не надо было. Они же дети. Все их домыслы не имели никакой серьёзной основы, чтобы как-то ранить… — Однако Вакаса начинает цыкать и перебивает её самодовольно ухмыляясь: — Ты не поняла. Извиняться пришли не дети, а Шин. Ах, и для заметки: я пытался его от этого отговорить, но он злющий ходил, как чёрт все эти дни, поэтому я сдался, чтобы он, наконец, успокоился. Камэ складывает руки на груди и вкрадчиво произносит: — И ты, конечно же, пошёл по своей воле и никто тебя не заставлял. — Твои намёки просто оскорбительны. — Вакаса спрыгивает со стула и отворачивается к окну: — Это дружеская помощь, ясно? И вообще, это назначенное время для работы — я бы пришёл вне зависимости от всяких затей Сано. — Да-да, конечно. Не сомневаюсь ни капли. Вакаса драматично вздыхает и с несчастным видом произносит: — Горе мне взаимодействовать с таким невежеством. Однако, к моему счастью, недолго мне осталось терпеть твои издевательства… — Умереть собрался? Только не выбрасывайся из окна моей квартиры, найди другую локацию. Вакаса оборачивается, глядя на неё с максимально осуждающим прищуром. Камэ поднимает руки, мол сдаётся, и парень только после этого продолжает с хитрой ухмылкой: — Ещё скучать по мне будешь. Шин сказал, что собственнолично будет контролировать тебя. Удачных вечеров с этим занудой. Словно по сценарию, обещанная гроза гулко расходится по небу именно в этот момент.