Таймскип
19 апреля 2022 г. в 09:11
Дым сигареты лениво ползёт к потолку. Ударяется о ничто и вальяжно рассыпается по всей комнате.
Он сначала наблюдает за струйками сизого дыма, а после вновь переводит взгляд на мельтешащую киноленту — размером с комнату — перед собой.
Сквозь эфемерное пространство отчаянно билась жизнь. Загнанная в черные прямоугольники извивающейся ленты, идущая по кадрово в том порядке, в каком нравилось только ему.
Выученная наизусть своим постоянством и предсказуемостью каждого плот-твиста. Он смотрел на неё уже столько раз, что кажется может не глядя тыкнуть пальцем на момент чужой жизни и детально рассказать, что там происходит.
Отвратительно.
Он остервенело кидает сигарету вниз — где по сути должен был быть ковёр, но белая палочка стремительно исчезает куда-то в небытие: будто и её хозяин, и кресло, на котором он развалился и сияющая кинолента — всё это висело в невесомости между мирами.
Затем мужчина резко встаёт и приближается к кадрам. Внимательно оглядывает каждый с придирчивостью самого требовательного режиссёра.
Забывшись, он протягивает руки в перчатках к ней, но затем срывает с себя последнюю защиту, также бросая её в небытие.
Тонкими пальцами начинает перематывать ленту. Цепкий взгляд не упускает ничего даже на такой скорости: ни Такемичи из прошлого, ни Черный Импульс из будущего, ни первозданный мир без перемещений во времени.
Наконец, он резко тормозит один кадр. Разводит безымянным и большим пальцем, чтобы увеличить его. Судя по дате внизу — он ещё совсем новый.
Значит, его дорогая игрушка Камэ — вновь что-то натворила.
Он запускает жизнь с того, момента как на её пороге появляются дети и Шиничиро с Вакасой для извинений. Скрещивает руки на груди и важно кивает головой на каждое произошедшее действие — умница, всё идёт по его сценарию.
Но уже к концу «картины», он вновь хмурится. Вновь меняет расслабленную позу на напряженную и останавливает кадр, рассматривая Камэ в объятиях маленького Черного Импульса.
Этого не должно было быть.
Его Камэ должна была не выдержать накала эмоций — который именно он ей так угодливо подсовывал каждый день — в присутствии Шиничиро. Не в силах сдержаться, вместе со слезами на крепкое мужское плечо должно было политься и признание в её перерождении.
После было бы несколько дней пустых кадров, чтобы Сано-старший осознал всю правду и вернулся к его Камэ. Он ведь даже милостиво готов был чуть изменить сознание Шиничиро, чтобы тот безболезненно и быстро принял слова Камэ.
Но вместо этого его глупая малышка решает дать волю эмоциям только после того, как Шиничиро уходит, оскорбленный молчанием на свою душевную просьбу.
И ладно бы — пропустили этот момент признания, он бы устроил им новый. В конце концов, ему стоит щелкнуть пальцами — как в жизни Камэ появится столько стресса, что не выдержит ни один характер.
Однако каким образом там оказался Харучиё? Почему именно преданный Черному Импульсу пёс, который сразу же привёл своего хозяина к его кукле?
Он останавливает крупным планом всё ещё внимательное лицо Камэ, смотрящее прямо «в камеру». По идее смотрела она на дверь, в которую только что вышли дети, но с такого ракурса они вполне могли столкнуться с ней взглядами.
Он невесомо проводит пальцами по изображению чужой щеки и с недоумением чуть наклоняет свою голову к плечу, словно в желании посмотреть на свой проект под чужим углом.
— Моя крошка Камэ, это что ещё такое? Я ведь не велел тебе этого делать. Откуда такие проявления решительности, когда ты буквально несколько минут назад всё ещё продолжала жить так, как я скажу?
Камэ молчит — да и вряд ли даст ответа на этот вопрос даже если бы могла говорить — наверняка, не знает сама, что только что сделала.
Может вновь стереть ей память? Аккуратно вынуть из её мозга этот кусочек её жизни, как он уже сделал с её первым существованием. Но наблюдать за тем, как по его настроению, её воспоминания превращаются в отливы и приливы — весело.
Наблюдать затем, как её сносит между двумя крайностями интересней, чем просто наблюдать за статичностью куклы, принявшей роль.
— Боже, мой ребёнок растёт так быстро. — Издевательски тянет он и наигранно смахивает несуществующую слезу с прищуренных глаз.
И как теперь развернется дальнейшая кинолента? До основных событий ждать слишком долго, но он не мог перенести её чуть позже — его Камэ нужно было время, чтобы завоевать маленькие сердечки спиногрызов.
И в целом, со своей задачей сейчас она справилась на ура.
Он, наконец, опускает кадр с лицом Камэ и мотает ленту дальше — в будущее с каким-то ребяческим озорством, предвкушая что-то интересное.
Бегло просматривает все основные точки формирования характеров героев, убеждаясь что они все более или менее на месте. И задумчиво мотает чужие судьбы туда-сюда, не решаясь, в какую именно точку перенести повествование на этот раз.
Затем останавливается на одном из моментов и широко ухмыляется, довольный своей задумкой.
Не переживай, Камэ, он уверен, что ты совсем справишься. А даже если нет — он просто воскресит тебя и снова вернёт в изначальную точку. Пока ты не отыграешь идеально роль, которую он даровал тебе.
Не волнуйся, куколка, Бог с тобой.
Он с тобой.
Навсегда.