Мам, прости

Кажется, у неё уже стало входить в привычку чувствовать, как после крушений, жизнь постепенно входит в свою колею. Кажется, она привыкает раз за разом адаптироваться к обстоятельствам и вовремя натягивать нужное выражение на лицо, даже если перенос во времени и истерзанное прошлой владелицей тело всё ещё искажает восприятие. Будто она постоянно находится в центрифуге, но уже зафиксировала своё внимание на одной точке, чтобы оставаться в сознании. И, кажется, она привыкает к постоянному присутствию Шиничиро. Он со строгостью самого требовательного врача следил за ней едва ли не каждую секунду. У Камэ даже начало закладываться впечатление, что его огорчает её неожиданная — она честно старалась притворяться выздоровевшей как можно плавнее, но видимо её актерские навыки оставляли желать лучшего — поправка. Казалось, он настолько привык к ней слабой, лежащей и нуждающейся в нём — что теперь убедил сам себя, что стоит ей вернуться в прежний режим, как она вновь отдалится от него. Всё ещё такой ребёнок, хотя казалось бы между ними не настолько огромная разница. Камэ хмыкает, когда порой ловит себя на мысли, что Шиничиро ничуть не сознательнее Такемичи. Он такой же наивный, ранимый и невинный. Он также нуждается в её опеке, как и остальные дети. Он также, как и вся эта орава сорванцев, внимательно следил за каждой её реакцией и одергивал каждого, кто мог бы своими действиями или словами как-то ухудшить состояние Камэ. Его привычная забота на грани с утомительным беспокойством, кажется, передавалось воздушно-капельным путём. Иного объяснения почему дети ходят по её квартире на цыпочках и разговаривают шёпотом, поочередно цыкая друг на друга — на Баджи — и испуганно замирая от лишнего движения — попросту не было. — Я ещё не умерла. — Камэ устало потирает переносицу и хмуро смотрит на Шиничиро. Кажется, собираться с ним на кухне и что-то обсуждать пока кипит чайник, укрывая их от излишне любопытных детских ушей — тоже становится привычкой. — Ещё? — Эхом повторяет Шиничиро и поворачивается к Камэ. Та утвердительно кивает и скрещивает руки на груди: — Да. Ещё. И в ближайшее время не планирую. Поэтому прекрати превращать мой дом в место проведения церемонии отпевания. — Да, я ничего им не говорил. — Шиничиро на автомате оглядывается на комнату с детьми и пожимает плечами: — Они сами. — Ты подаёшь им пример. Они видят, как ты крутишься вокруг меня и повторяют за тобой. — Камэ обвинительно, но мягко тычет указательным пальцем в грудную клетку парня. Тот отшатывается — тоже скорее по привычке, нежели от настоящего дискомфорта. Однако Камэ из-за слабости быстро теряет равновесие — голова тут же начинает кружиться. Её пошатывает. Шиничиро быстро успевает поймать её. Обхватить тонкое запястье своей рукой и придержать ладонью за спину, словно хочет закружить в вальсе. Всё выходит легко и непринужденно. Привычно — слишком часто Камэ подводило своё-чужое тело. — Как я могу не крутится вокруг тебя, если ты сама на ногах не держишься? — Он произносит это не в укор. Просто констатирует факт мягким голосом — так Камэ обычно старалась донести до детей элементарные истины. Её привычная манера поучать сейчас обернулась против неё самой. Камэ закатывает глаза и отворачивается от слишком понимающих глаз Шиничиро. Рефлекторно слегка надувает губы в обиде и бормочет: — Слишком преувеличиваешь. Обычная слабость после болезни. — После попытки самоубийства и переноса из другой реальности. Кажется, это тоже становится уже обычным делом. — Что делаете? — Оба взрослых синхронно оборачиваются на любопытствующее лицо Манджиро, появившееся в приоткрытой двери. — Разговариваем. — Почему-то Камэ непривычно смущается. Аккуратно высвобождает свою руку из хватки Шиничиро и отходит от него на шаг, сбрасывая его ладонь со своей спины. — У вас всё хорошо? — Ваш телефон звонит. — Манджиро прищуривается, словно что-то подозревает и аккуратно просовывает через щель оставленный мобильник. Камэ с благодарностью кивает ему и не глядя принимает звонок, чтобы спешно отвернуться от Шиничиро. Тот понимает ситуацию. Тяжело вздыхает и выходит вместе с младшим братом, чтобы не подслушивать чужой телефонный разговор. — Привет. — Незнакомый голос нервно прочищает горло и зачем-то делает паузу, чтобы неловко продолжить: — Ты ведь не против, что я позвонил? — Простите? — Камэ устало потирает глаза и напрягает память в попытке определить обладателя голоса. — Не узнала? Это я. — Камэ вопросительно молчит, показывая, что это ничего ей не прояснило. Обладатель голоса тяжело вздыхает и как-то нерешительно признаётся: — Киё. Остатки сна и слабости тут же слетают. Камэ напрягается и на автомате — привычно — хватается за край столешницы. Тупой угол впивается в мягкую ладонь и удерживает хрупкое ощущение реальности. — Откуда у тебя мой номер? — Какого чёрта тебя опять занесло в её жизнь? А если ту Камэ опять стриггерит? Всё ведь только-только начинает налаживаться. Киё уклончиво и невнятно мычит: — Ну, нашел. Не такой уж это и секрет. Мне сказали: ты болеешь. Может мне нужно тебе помочь чем-то? — Что тебе от меня нужно? — Камэ едва удерживает собственное раздражение, чтобы сохранить спокойствие и не допустить вспышки эмоций. Несколько раз равномерно вдыхает и выдыхает. Сосредотачивается на собственных мыслях: вроде бы все ощущения, что она испытывает — целиком и полностью принадлежат ей. — Как будто я не могу позвонить тебе без причины. Просто хотел помочь. — Мы не общались восемь лет. И внезапно ты решаешь мне позвонить, чтобы просто справиться о моём здоровье? — Цедит сквозь зубы Камэ и воровато оглядывается через плечо на неплотно прикрытую дверь. Вроде бы ей, конечно, нечего скрывать. Но абсолютно не хочется, чтобы кто-то из её посетителей стал свидетелем их разговора. Тем более, если этот кто-то: сам Такемичи. — Именно поэтому. Вина гнобит. — Камэ закатывает глаза, но всё-таки сдерживается и решает оставить при себе комментарии о том, что его давно уже гнобит не вина, а природа. — Я могу, например, за ребенком присмотреть. Тяжело ведь заботиться о нём во время болезни. За ним, в принципе, тяжело было заботиться за всё время отсутствия отца. Не в плане, что Такемичи трудный ребёнок — а в плане жестокой реальности. — Спасибо за предложение, но за ним уже присматривают. — Глава Черного Дракона, да? — Киё на той стороне провода вновь тяжело вздыхает и произносит, как явно вызубренный текст: — Не кажется, что это немного неподходящая компания для ребёнка? Гопники могут плохо на него повлиять. Особенно в таком нежном возрасте. Камэ вновь прикрывает глаза. Думает о том, что в таком «нежном» возрасте на ребенка плохо влияет отсутствие отца. У сына хотя бы появилась мужская фигура для подражания. Тот, кто поможет там — где мать будет бессильна. От банальных объяснений о том, как возиться с техникой до советов о том, как построить себя в жизни. Камэ, естественно, не переносит всю отцовскую роль на Шиничиро — это невозможно, если в её глазах он сам едва ли отличается от Такемичи — но, по крайней мере, соответствовал базовым потребностям ребенка быть нужным. Или хотя бы, не быть привычно — брошенным. — Ты-то чем лучше? — Всё-таки нейтральный тон разговора вздрагивает и срывается на ехидство. Теперь пришла очередь Киё замолчать. А после выдать нечто гениальное: — Ну, я его отец. — Нет. — Камэ не даёт и шанса на возражения. — Есть ещё какие-то просьбы и предложения? Чувствует как эмоции становятся всё сильнее, поэтому даже не дожидается ответа Киё и просто сбрасывает звонок. Небрежно кидает телефон на стол и устало опирается уже обеими руками о край столешницы. В висках пульсирует. К горлу подкатывает привычный ком тошноты. В голове, словно гудит рой разъяренных шмелей. Где-то под ребрами испуганно стучало сердце. Всё в порядке. Она всё ещё в теле Камэ. Последние слова — были её словами. Все чувства — были её. Мир не перестал существовать. За стеной было слышно едва различимое разноголосье детей. За окном лениво ворчали взъерошенные птицы. У двери раздавался привычно обеспокоенный голос Шиничиро: — Тебе плохо? Опять головокружение? Он подскакивает к ней ближе и вновь — привычно — кладёт ладонь на её плечо. Вторая рука напряженно выставлена вперёд, в любой момент готовая схватить Камэ за руку и притянуть к себе. — Просто разволновалась во время разговора. — Камэ потирает переносицу и старается сфокусировать взгляд на подошедшем парне. Шиничиро привычно не спрашивает: кто звонил. Лишь понимающе кивает головой и оглядывает кухню в поисках таблеток. Камэ внимательно разглядывает его взволнованное лицо и внезапно — непривычно — даже для самой себя признаётся: — Звонил отец Такемичи. Шиничиро замирает. Глаза чуть расширяется в удивлении: то ли от услышанной новости, то ли от факта нежданной искренности Камэ. Его руки на автомате наливают в стакан чистой воды из графина и шебуршат блистерами с таблеткой. Однако мысли явно уже далеки от этого действия: — Он докучал тебе? Разве вы успели в прошлую встречу обменяться номерами? Камэ устало качает головой. С благодарностью принимает воду и быстро запивает привычную капсулу. Со стуком ставит стакан обратно и чуть детальнее обрисовывает ситуацию парню: — Он непонятно откуда узнал мой номер. Непонятно как узнал о том, что я болею. Непонятно зачем решил помочь с ребёнком. Непонятно почему начал говорить о том, что ты плохо влияешь на Такемичи. — Я? — Переспрашивает ошарашенно Шиничиро и тут же спешно начинает нервно оправдываться: — Я бы никогда в жизни, ты же меня знаешь. Ну, конечно, он явно не в высшем обществе находится — но, клянусь, я слежу за своим языком и словами парней. Тем более какие-то действия… Но Камэ мягко улыбается и поднимает ладонь, чтобы остановить его поток объяснений: — Я знаю. Поэтому отказала ему во всех вопросах. И сбросила звонок. — Внезапно Камэ понимает, почему решилась на этот разговор. Из-за чувства вины перед сыном. Из-за того, что он растет без отца. Из-за того, что — возможно — его отец, действительно, искренен в своих намерениях. Из-за того, что — всё ещё только возможно — она лишила их обоих шанса на нормальную семью. — Я, конечно, не эксперт… — Камэ вновь напрягается, когда слышит осторожное начало от Шиничиро: -… и лезу совсем не в своё дело, но… Камэ опускает голову, одновременно боясь и желая услышать продолжение. Она рассказала ему, потому что нуждалась в том, чтобы кто-то одобрил её решение. Кто-то снял бы с неё ответственность и сказал бы, что она поступила правильно. Впервые нет сил тянуть всё одной. Потому что всё что касается Такемичи — слишком сильно трогало её. Лишало привычной рассудительности. Каждый раз заставляло сомневаться во всём, в том числе в себе. — …он бросил собственного ребенка и женщину, которую любил много лет назад. И нет никаких причин вновь восстанавливать с ним общение: тот факт, что ты слегла после встречи с ним на два с половиной месяца явное тому доказательство. — Но он всё ещё отец Такемичи. — Камэ скорее возражает самой себе, чем Шиничиро. — Ты уверена, что на него можно наложить этот статус? Конечно, нет. Тот факт, что он просто поучаствовал в создании ребенка — абсолютно не даёт ему права называться отцом. Камэ бросает взгляд на Шиничиро и внезапно убеждается, что он думает о том же. Просто не знает: как правильно выразить словами так, чтобы не стало слишком неловко. — А если он изменился? Шиничиро пожимает плечами и отводит взгляд. Нервно взъерошивает и без того торчащие во все стороны волосы и резонно парирует: — Если изменился — пусть докажет. Один звонок с каким-то сомнительными позывами о помощи абсолютно не показатель. Обычно за людей говорят их поступки, а не слова. Так что нет смысла гадать и думать. Время всё расставит по своим местам. Камэ внезапно чувствует как дурнота отступает. Слабость всё ещё сохраняется, однако она уже может выпрямиться, чтобы смотреть на Шиничиро на равных. Смотреть с благодарностью и признательностью. — Ого, говоришь прямо как взрослый. — Становится настолько легко, что Камэ даже улыбается и позволяет себе подразнить парня. Тот сразу же недовольно цыкает и грозно — уморительно — зыркает на неё. Ворчит: — Не такая уж и большая между нами разница. — Привычно дуется, совсем как ребёнок и смотрит на неё с упрёком. — Восприму как комплимент. — Камэ тихо смеётся и осторожно похлопывает парня по плечу. Всё хорошо. По крайней мере, в её список собственных «привычек» можно со смелостью вносить присутствие очаровательного и надежного главы Черного Дракона.