Мам, прости

Ложь — мягкая и липкая. Ей так легко придавать нужную форму и загонять в нужные рамки, чтобы та как монтажная пена заполняла собой все пустоты в разговоре. Шиничиро упрямо не поднимает на Камэ взгляда — и та, впервые, благодарна ему за это. Зрительный контакт — очень важная часть коммуникации, которая позволяет увидеть несоответствие между словами собеседника и его реальным состоянием. А Ханагаки не уверена, что настолько вжилась в роль, чтобы без дрожи врать прямо в щенячьи глаза напротив. Пусть он и отвечал на все её просьбы односложно: — Угу, я тоже думаю, что тебе ещё рано ехать в такие поездки. — Хорошо, я попрошу Вакасу сопроводить вас. — Тогда оставайся, если не хочешь его общества. Пусть иногда даже ограничивался кивком. Пусть постоянно смотрел на часы, явно показывая желание сбежать от неё как можно быстрее. Она не винила его. Ей и самой было жутко противно от себя. Потому что фальшь слетала с её губ так привычно и непосредственно. Наверное, самое страшное, когда становится слишком легко врать близкому человеку — будто всё что вас связывает лишь липкая паутина лжи. Камэ тяжело выдыхает — специально, чтобы он заметил. И пятерней зачесывает упавшие на глаза волосы. Первая попытка провалилась — Шиничиро ни разу не оторвал взгляда от кассового аппарата, который сосредоточенно чинил. Лишь пальцы его свободной руки барабанили по магазинной стойке, будто в попытке заглушить назойливые фразы Камэ. Надо приступать к следующему этапу. Если он так упорно видит в ней барышню в беде — она даст ему возможность насладиться её беспомощностью. Во-первых, тактильный контакт. Язык жестов и прикосновений — известен людям с самого рождения. Вплоть до определенного периода времени это единственный способ коммуникации ребенка с миром: покачивание на руках как призыв успокоиться, поглаживание как знак нежности, объятия — символ защиты. Поэтому каждый человек нуждается в нём, даже после того как вырастет. Шиничиро — в особенности — как человек чувствительный. Он интуитивно полагается на прикосновения, придаёт им едва ли не сакральный смысл. От того, так тщательно выстраивалась дистанцию между ними: начиная формальными обращениями и заканчивая совершенно трепетными границами «дружбы». Камэ осторожно накрывает его дергающиеся пальцы своей ладонью. Чуть прижимает их к стойке, прекращая нервирующий стук. Шиничиро вздрагивает. Кидает на неё украдкой взгляд и тут же переводит к запчастям на столе. Даже так успевает заметить беспокойство на её лице. Успевает почувствовать инстинктивно и едва ли не жалостливо протянуть: — Ну, что тебе от меня-то нужно? — Твоя защита. — Камэ не рискует и дальше делать что-то с его рукой — будет слишком неуместно. Поэтому оставляет свою ладонь как есть и продолжает тщательно подбирая паузы между слов, чтобы он прочувствовал как она перешагивает через свою гордость: — Я. Не справляюсь. Одна. — Откуда такие внезапные мысли? Шаг второй: вызвать эмоциональную связь, при помощи общих воспоминаний. Хочет он этого или нет, но сознание само начнет проецировать кадры из прошлого при его упоминании: — Пока болела, у меня было более, чем достаточно времени на то, чтобы обдумать…всё. Ты один из самых близких мне людей. Сам не раз натыкался на мои отказы в твоей помощи. И никогда даже не думал отступать — почти всегда навязывал своё. Поэтому я так привыкла к твоему покровительству, что потеряла бдительность. Стала слишком заносчивой из-за навязчивого понимания того, что ты всегда будешь за моей спиной. Ей не нужно смотреть на него, чтобы знать — сейчас в его сознании кинолентой отматываются все дни их знакомства. От первой встречи на этом крыльце до последнего звучания его имени на её губах в этом магазине. Все их медленные и долгие сближения. Все их рванные и испуганные отдаления. Всё это сводилось к одной точке: к её ладони на его руке. — И тот случай с ограблением и этим чертовым Киё — будто вернул меня в реальность.— Скорее наоборот выбил из неё, но опустим этот момент. — Тогда чуть не пострадала Хината. Из-за меня чуть не пострадал невинный ребёнок, понимаешь? Видимо Камэ смотрит на Сано слишком пристально — тот слегка качает головой. Но это больше попытка избавиться от мыслей, чем отрицательный ответ. Но Ханагаки продолжает давить: — Ну, естественно, ты не понимаешь. Ты ведь всегда заботишься о своих младших. Да, и в принципе о всех близких людях. Всегда защищаешь их. Вот уж в тебе точно ни у кого не возникало сомнений. Шиничиро замирает. Его вторая рука, до этого перебирающая механизм кассы, начинает чуть дрожать. Слишком сильным было желание впиться грязными ногтями в беззащитную плоть ладони. Но Шиничиро сдерживается. Камэ морщится на секунду, как от боли. Но продолжает гнуть свою линию. Она создаст гротескный контраст, в котором выступит в роли эгоистки, которой важно полное обладание ситуацией. На её фоне она отдаст Шиничиро роль защитника. Всем его тем же уловками и недомолвками — придаст значение благородства. Уже не просто контроль, а обеспокоенность чувствами дорогого человека. Обелит его настолько, что прошлое само проступит на нём чернильными пятнами. — Ты преувеличиваешь. — Словно в подтверждение его теории произносит Шиничиро и неловко чешет затылок. Затем медленно поднимает свою голову. И впервые сталкивается со взглядом Камэ. Теперь очередь девушки стыдливо опускать глаза и прятать лицо за вновь упавшими на глаза волосами. — Не думаю. Ты даже взял на себя заботу о Такемичи — о совершенно незнакомом и чужом ребёнке, пока его мать… Я боюсь, что однажды он останется один. Всем тяжело терять единственного родного для себя человека. Детям с их неокрепшей психикой тем более. А если этот кто-то нарушит свою клятву сделать всё для его счастья и защиты? Не хочу становиться в детских глазах чудовищем. Один раз так уже было — у меня больше нет прав на ошибку. Камэ убирает руку, словно обессилела. Та безжизненной плетью повисает вдоль её тела, лишь подчеркивая непривычную сгорбленность её фигуры и склоненную перед будущим голову. — Уже было? — Голос Шиничиро внезапно садится и тот нервно прокашливается, чтобы прочистить горло. Всё. Последний контрольный выстрел в его голову — взаимный обмен. Манипуляция доверием, в которой она поручает ему свою тайну с условием узнать и его прошлое. Она попросту обязует его раскрыться перед ней, чтобы они вернули равенство в их взаимоотношениях. А до этого пусть Шиничиро сколько угодно будет думать, что дело в том, что он находится в привилегированном положении, в отличие от остальных. И пусть никогда не узнает о том, что это Камэ сама вручила ему право на откровенность. Что она сама решила, где будет следующая граница дозволенного в её душе. — Наши отношения с Такемичи не всегда были такими… — И она рассказывает ему всё прошлое оригинальной Камэ. С хирургической точностью потрошит все испытанные чувства той Камэ. Сжимает руки в кулаки и признается в её неспособности полюбить собственного ребёнка из-за того, что в нём видит крест на всей своей жизни. Шиничиро слушает её не перебивая. В один момент начинает казаться, что он и вовсе не дышит. Но Камэ поднимает на него тревожный взгляд и тут же сталкивается с его — изучающим. Он стоит в той же позе, смотрит на неё не отрываясь, словно он весь окаменел от её рассказа. Лишь подергивающиеся пальцы его руки, лежащей на стойке — подавали сигналы о том, что он всё ещё функционирует. На мгновение Камэ спохватывается: не перешла ли она сама черту позволенного в их отношениях? Не взвалила ли сейчас слишком много ответственности на ту хрупкую связь, что образовалась между ними? Он ведь может сейчас просто отвернуться от неё. Как бы он себя не вёл — эта история может показаться для него совершенно дикой? Они ведь всё ещё не настолько близки, чтобы признаваться друг другу в чём-то. Хоть так и вынуждает обстоятельства. Был ли другой способ для достижения цели? Но отступать уже некуда. Поэтому Камэ плавно обходит тему попаданчества в это тело и закольцовывает свой рассказ объяснением о постепенно выработавшейся привязанности к собственному ребёнку и признанием собственных ошибок. Последние слова тонут в абсолютной тишине. И Камэ неожиданно для себя облегченно выдыхает — как после исповеди. Какая ирония: в её самой большой лжи внезапно оказывается больше всего правды. Шиничиро всё ещё молчит. Становится неуютно. Камэ вновь хочет опустить голову, чтобы затаить свой ожидающий взгляд, но Шиничиро внезапно начинает движение. Тянется через стойку, чтобы обхватить её ладонь своей. Проводит большим пальцем по её острым костяшкам и первым опускает голову. Бормочет, явно прикусывая щеку изнутри до крови: — Скажи мне…время. Во сколько мне нужно будет подъехать?