Мам, прости

Она не могла не думать об этом. Произошедшие события проигрывались в ее голове как заевшая кинопленка. Она будто жила на пороховой бочке воспоминаний — который каждый раз взрывалась в самом неожиданном моменте. Будто то простая чистка зубов или поход в магазин, как сейчас— желание спрятать горящее лицо в своих ледяных ладонях, чтобы спрятаться от себя оставалось константой. Руку каждый раз пронзало фантомное прикосновение Шиничиро. Оно будто превратилось во вторую кожу. Такое ощущение, что в груди поселилось чудовище. Оно рвет грудную клетку своими мерзкими щупальцами. Иначе как объяснить эту тяжесть в сердце? Вина грозилась раздавить. — Камэ! — Чья-то рука опускается на её плечо, и женщина испуганно вздрагивает и резко выворачивается из мягкой хватки, поворачиваясь лицом к неизвестному: — Ты чего творишь-то? Хилые ручки от тяжелых пакетов впиваются в ладонь, а сам полиэтилен прямо-таки трещит, готовясь порваться. — Это ты что творишь? В конец из ума выжил? — Злобно цедит Камэ, когда наконец различает черты Киё в тусклом свете уличного фонаря. Киё поднимает руки ладонями к ней — то ли ждёт, что она его сейчас ударит, то ли показывает, что сам абсолютно безвреден: — Просто мимо проходил. Увидел, как ты с этими тяжелыми пакетами маешься. Решил подойти. Что ты здесь делаешь? Камэ уже хочет сварливо сорваться на нём, мол у нее, что права нет закупаться в своём районе. Но вспоминает, что при первой их встречи притворилась, что живет в районе Хинаты — и во время прикусывает язык. Но ведь он узнал её номер. Значит, и узнать, где она живёт — тоже не проблема. Поэтому не стоит сразу же верить в его подозрительное «просто мимо проходил». — Тебе какая разница? Хотел помочь? Спасибо, за беспокойство — не стоит. Можешь и дальше идти. — Она нервно чуть двигает рукой и, естественно, пакет решает, что настало время для фееричного взрыва. Взрослые растерянно смотрят, как пакет повисает в руках безжизненной тряпкой, а по улице рассыпаются продукты. Камэ матерится сквозь зубы. Киё со рвением бросается собирать провиант. — Вот ты всегда такая...резкая. — Он бубнит себе под нос, но видимо специально делает это громко, чтобы до Камэ дошли его слова: — Всё-то тебе нужно по своему сделать... — Что ты там бубнишь? — От окрика Камэ, тот вжимает голову в плечи и качает ей, как китайский болванчик: — Нет-нет, ничего. Так мысли вслух. Камэ закатывает глаза и начинает рыться в своей сумке в поисках дополнительного пакета. Пренебрежительно фыркает на бывшего, но всё равно не может предотвратить дрожь ладоней. Последние его слова, словно оплехи — от них начинают гореть щеки. «Всё-то тебе нужно по своему сделать» — такое ощущение, словно эта фраза расползается по ее телу чесоткой. Каким-то лишаем, от которого постоянно передергивает. Потому что...так и есть? Она старается контролировать всё. Делает так, чтобы ситуация повернулась в ее сторону. Врёт людям. Врёт людям. Врёт людям. Врёт людям. Думает только о том, как извлечь выгоду из момента — и плюет на все чувства, которое испытывают её «друзья». Возможно, был иной способ решения проблемы с Шиничиро? Возможно, не стоило вываливать на него всю свою боль, чтобы он послушно впитывал её как губка? Возможно, действительно, нужно было просто поговорить и выложить всю правду? — Камэ? Тебе плохо? Ты ещё не отошла от болезни? — Обеспокоенный голос Киё возвращает её на землю. Ханагаки встряхивает головой и хмурится, выталкивая лишние мысли из головы. Затем вытаскивает запасной пакет из сумки и резким взмахом расправляет его. Выставляет распахнутым перед Киё, и тот сосредоточенно выкидывает туда всё, что собрал. — Давай я понесу. — Он хватает Камэ за кисть и не даёт закрыть пакет и взять весь его вес на себя. — Не надо. — Камэ дергает пакет на себя, но вновь чувствует, как напрягаются ручки и вынужденно остаётся на месте, чтобы не лишиться последнего пакета. Киё внезапно горько ухмыляется и опускает лохматую голову. Всё ещё не убирает свою сухую ладонь с её костяшек. Но смотрит исподлобья и произносит: — Ты мне даже шанса не даёшь на то, чтобы показать тебе, что я исправился. Камэ опешивает от этого внезапного признания. Подавляет в себе желание нервно оглянуться по сторонам и впивается твердым взглядом в человека напротив. — То, что ты понесёшь мой пакет, не перечеркнет прошлого. — Отчеканивает она. — Да-к, кто же просит перечеркивать его? — Киё поднимает голову и прикусывает нижнюю губу, отважно не сводя с сурового лица Камэ свой потерянный взгляд: — Сам понимаю, что был полным мудаком. Но не хочу и в будущем оставаться этим же мудаком в твоих глазах. И в глазах сына. — Похвальное желание. Ты больше не мудак в моих глазах. А теперь отпусти мою руку. И давай больше никогда не встречаться. Она не знает что именно заставляет её говорить это — отголоски прежней Камэ, собственная паранойя или местный божок. Но всё её существо яростно протестовало против присутствия Киё рядом. В мыслях тут же вспыхивает её наигранное желание защиты перед Шиничиро. Она изо всех сил ломала из себя беззащитную даму в беде. Не погнушалась перейти через себя и сыграть на самых искренних чувствах Стыдно. Она не то, что не давала ему и шанса высказаться — просто продавливала своей решительностью, не допуская и мысли, что возможно он сможет признаться. Здесь сейчас также? Решающим становится воспоминание о Такемичи. Она не имеет никакого права решать за него. Но чтобы раскрыть ему картину, стоит и самой для начала понять, что происходит. — Я тебя слушаю. Только для начала, честно: ты меня преследовал? — Наконец, с неохотой выдыхает Камэ. Киё замирает, совершенно не ожидая такой реакции и медленно кивает. Видит как Камэ открывает рот, чтобы высказать всё своё возмущение по этому поводу и спешно бормочет: — Ты мне сама наврала с местом своего проживания! А на улицах опасно, знаешь ли. Вот и я подстраховался. — Уж благодаря тебе точно знаю. — Фыркает Камэ, но быстро отбрасывает язвительные комментарии и переходит к делу: — Кто тебе об этом рассказывает? Я, конечно, не особо важная личность с мега секретными данными, но всё же имею право на приватность, не так ли? И если я не говорю — значит по какой-то причине. — Мой босс. За хорошую работу. — При последних словах Киё прямо-таки расцветает. Лучезарно улыбается и, казалось, будь у него собачий хвост — тот бы сейчас вилял во все стороны со скоростью света. Камэ вспоминает как Киё недавно ходил с каким-то посланием к Шиничиро. На кого он работает? Другая банда? Вряд ли — успех от их победы все ещё был в памяти каждого. Едва ли кто посмел связываться с Черным Драконом. Хотя послание ведь не всегда означает начало войны. Возможно, наоборот: там была просьба о сотрудничестве и объединении усилий? — И на кого ты работаешь? Или вернувшиеся якудза? — Прости. Не могу сказать. Это дело только моего босса и твоего. — Он важно надувается, но всё ещё продолжает держать руку на её руке. Камэ коробит от «твоего босса», которое нагло режет слух. Ужас, между ними никогда не было чисто деловых отношений «начальник-подчиненная», сколько бы они не притворялись перед другими и самим собой. Всё всегда было гораздо глубже обычного сотрудничества. Наверное, ей было бы проще пережить эту ситуацию — если бы их, действительно, не связывало ничего кроме работы. И всё-таки даже если это предложение сотрудничества — Черный Дракон ясно дал понять всем, что монополия на префектуру находится только в его когтях. Они достигли высшего уровня — стали сильнейшими в своей обители, поэтому предлагать им объединить усилия — полная глупость. Есть только один непобежденный соперник. — Так и знала, что ты связался с якудза. — Камэ недовольно выдыхает свою догадку и с любопытством косится на реакцию своего собеседника. Однако, как оказалось, особой хитрости здесь и не нужно было — Киё был прост как три копейки. Все эмоции тут же отображались на его мигом побледневшем лице. — Откуда? — Изумленно тянет Киё и даже опускает руку от удивления: — Глава Дракона тебе сказал? Ага, побежал сразу же ей докладывать. У них давно было негласное правило не лезть в дела друг друга. Вновь стыд. Чёрт, и она ведь влезла первая. — Какая разница. — Действительно, и с чего это она внезапно стала вынюхивать где, чем и с кем работает Киё. Кажется, совать нос куда не просят — становится её хобби. — Да, действительно, ты тоже работаешь на сильнейшего гопника — так что не осуждай. — Никто не осуждает — не выдумывай! — Огрызается Камэ и устало ставит надоевший пакет на землю, зажимая между ступней, чтобы тот не упал. Если якудза, то в их понимании сотрудничество это полное прогибание под их требования. Значит, вновь грядет бойня. Перед глазами непрошено встаёт заблюренное лицо Кубо. Он погиб при пожаре в цеху. Его тело было не узнать, поэтому даже после его смерти она так и не смогла увидеть его лица. С ним ведь всё покончено, да? Ведь что-то же может в её жизни закончиться быстро и без проблем? Не из всего же раздувать эпические сюжеты? Много ли якудза ошивается вокруг? Так что не стоит накручивать себя ещё и по поводу мертвых. У Такемичи сегодня не было тренировок — по идее, он должен сидеть дома и мучиться с домашкой. По факту — скорее всего опять втихаря смотрит боевики по телевизору. Ну, он ведь в безопасности? Но ведь её адрес дали Киё именно якудза. С чего бы им быть такими добрыми по отношению к какой-то шестерке? Это предостережение? Раз даже этот наивный глупец смог до тебя добраться — сможем и мы? — Камэ, с тобой точно всё в порядке? — Настороженно интересуется Киё. Камэ вновь встряхивает головой, в который раз разгоняя мутные иллюзии. Что за бред? С чего бы вдруг мафии охотиться за ней. С Шиничиро они не близки — недавний случай доказал ей это. Никакой главной роли в войне за территории — она не играет. Она просто швея — вряд ли кому-то принесут пользы какие-либо угрозы ей или её семье. Она останавливает взгляд на растерянном Киё. По спине внезапно проходит холодок. Камэ не выдерживает: нервно озирается по сторонам. Напрягает все мышцы, уже готовая бежать. — Камэ? Уже так стемнело. Вновь она в ловушке тусклого света уличного фонаря, за дрожащими очертаниями которого плотная темнота с дрожащими в кровожадном предвкушении тенями. Они так причудливо переплетаются между собой, что кажется будто за углом кто-то есть. — Камэ. — Киё мягко зовет её по имени и почти нежно берет её за руку, возвращая в реальность: — Тебе плохо? Камэ смотрит на него в молчаливом недоумении, словно забыла о его существовании. Затем медленно кивает головой и тяжело сглатывает. Вновь смотрит на испугавший угол и отшатывается, когда понимает, что оттуда — действительно — что-то надвигается. Несчастный пакет падает на землю, лишаясь опоры. Сама Камэ врезается в Киё. Тот на автомате обхватывает её обеими руками и прижимает к своей груди. — М-да, соррян, что помешал вашему воркованию. — Вакаса сияет голливудской улыбкой, когда входит в защитный круг света. — Но видела бы ты сейчас своё лицо. Он вальяжно проходит в середину. Руки засунуты в карманы. Распахнутая черная куртка пафосно развевается, вместе с его прядями. Камэ представляет как ветер внезапно меняет своё направление — из-за чего ухоженные волосы Вакасы внезапно падают ему прямо на лицо, превращаясь в замызганные сопли. Давит злорадно-мечтательную улыбку и лишь сухо выдавливает из себя: — А ты здесь какого черта забыл? — Тебе помочь пришел, вообще-то. — Взгляд Вакасы изучающе останаливается на ладонях Камэ, всё ещё продолжающих сжимать её предплечья, и беззаботно улыбается: — Но, видимо, тебе помощь особо и не нужна.