Мам, прости

Периодически приходилось пихать Ямагиши, чтобы напомнить ему о такой необходимости, как дыхание. Естественно, новость о том, что они идут в игровой центр вместе с главой Черного Дракона для всех оказалась ошарашивающей. Но остальным хватило нескольких минут, чтобы привыкнуть и разглядеть в легендарном гопнике такого же мальчишку, как и они сами. Только Ямагиши, казалось, не мог уложить в своей голове: как человек, которым он столько восхищался может так заливисто смеяться, побеждая в гонках и так раздосадовано фыркать при проигрыше в битвах. Так…по настоящему? Но даже с таким фанатским придыханием, в их кругу всё равно царил комфорт. Потому что не возводились границы по возрасту и положению. Потому что Шин сразу же оплатил все жетоны. Потому что раскрыл секрет, как всегда вытаскивать щипцами игрушку из автоматов. Потому что это же Шиничиро — его невозможно не любить. Такемичи привык находится в среде, где любовь к Шиничиро — неоспоримый факт. Честно говоря, и спорить с этим тоже не очень-то и хотелось. Уж слишком легко казалось быть на его стороне. Смелый, умный, смешной, заботливый — настоящий рыцарь на черном байке. Идеал, к которому все должны стремится. Даже сейчас в условиях конкуренции: вместо того, чтобы праздновать легкую победу, Шиничиро оставляет свой джойстик и наклоняется к Такуе, чтобы научить его правильному управлению. Старший брат для всех. Всегда улыбчивый, заботливый, неловкий, растрепанный — человек, который будто бы и не старается, но людям рядом с ним всё равно комфортно. Он всегда сияет. Поэтому для Такемичи становится откровением, тот момент, когда Шин отходит от компании мальчишек, и уголки его губ безжизненно опускаются. Резкое перевоплощение как в играх. Настолько неожиданное, что сразу же хочется задаться вопросом: он так делает всегда, когда думает, что его никто не видит? Шиничиро устало прислоняется к стене. Острый выступ упирается в его позвоночник, грозясь проломить, но Сано, казалось бы, даже не замечает этого. Такемичи замирает на пороге игрового зала, как завороженный наблюдая за тем, как тень проникает сквозь плотную форму и сливается с кожей, словно становится её частью. Когда черты чужого лица искажаются в темноте, чтобы после исчезнуть — становится страшно. Тело двигается само. Такемичи рывком преодолевает расстояние между ними и крепко хватается за руку Шинчиро, словно пытается вытащить утопающего. — Что-то ты долго ходил, всё хорошо? — Шиничиро с удивлением оборачивается на Такемичи, а после перестраивается меньше, чем за секунду. На лицо попадает неоновый свет от случайного экрана, а вокруг его глаз — которые еще миг назад были опустошенными — лучиками расходятся морщинки от теплой улыбки. — Ага. Очередь просто. — Такемичи неловко отпускает руку, которую схватил и смущенно протягивает сдачу от купленной газировки. Шин кивает, довольствуясь этим объяснением и безразлично закидывает мелочь в карман. Мальчик мнется и всё-таки спрашивает: — А у вас всё хорошо? Шиничиро думает, что Такемичи спрашивает про своих друзей и поворачивается в их сторону, добродушно посмеиваясь: — Они в восторге. Сейчас пытаются сделать финт, которому я их научил. Ты его уже знаешь, Манджиро, по идее, должен был тебе показать его. Ни смешок, ни мягкие слова, ни просветлевший взгляд — ничто не выдавало той маски усталости и мрака, которую он надевал в одиночестве. Ничто даже не намекало на то, что темнота, которая его окутывала вдали от всех была равносильна свету, который согревал всех вокруг него. — Да, круто. — Нервно тянет Такемичи и обхватывает трубочку, делая слишком большой глоток. Сладкая газировка сразу же ударяет в нос и колюче разливается по горлу. Какие-то глупости лезут в голову. И зачем он так помчался, словно Шин был при смерти? Ханагаки отставляет руку со стаканчиком и прокашливается. Шин тут же поворачивается к нему и смеется из-за его перекошенного выражения лица. — Такая сильная? — А затем без спроса наклоняется, чтобы тоже попробовать. Пару секунд смакует ее во рту, а затем выдает вердикт: — На троечку. Не пиво, конечно, но пойдет. — Не знаю, никогда не пробовал. — Такемичи пожимает плечами и вновь делает глоток, в этот раз медленно, чтобы запить. — Что ж ты так запоздал. Уже давно пора. — Шиничиро на секунду сохраняет серьезное выражение лица, а затем прыскает, когда видит растерянное выражение Такемичи. Гладит его по голове, взъерошивая волосы и смеется: — Успокойся, шучу. Но если что — ты знаешь, где меня искать. Шиничиро легко любить, потому что он такой же, как они: глупый, беззаботный, несерьёзный. Потому что он не испытывает отчаяния. Его плечи никогда не опускаются из-за груза ответственности. Его лицо никогда не тускнеет из-за мрачных мыслей. Он сам никогда не исчезает в темноте. Потому что это он протягивает всем руку. Потому что это он силой выводит из темноты и заставляет смеяться. Раньше Такемичи даже не замечал, какое влияние на него оказывает старший брат парня, с которым они вместе ходят на карате. Всё началось с простых разговоров, когда Шин вел его до дома, пока у мамы была работа. Он расспрашивал об обыденных вещах: нравятся ли ему тренировки, какие фильмы он смотрел, во что играл, любит ли он острое? Но постепенно односторонние вопросы, которые так непринужденно осыпали Такемичи переросли в его собственные рассказы: о драках, в которых он побывал, о друзьях со двора, о мечтах и об одиночестве. Такемичи, конечно же, не назвал бы себя одиноким. У него ведь была мама. Но… Так ведь было не всегда, верно? Подробности детства заботливо стерлись из памяти, но отголоски ощущений все ещё порой гудели в воспаленном сердце. Отторжение, раздражение и жжение вины. Страх находиться рядом и точно такое же стояние в темном углу, словно ты отрезан от жизни. Изгнан из неё. С Шиничиро так никогда не было. Они шли вместе, шли на равных по освященным фонарями дворам. Поэтому было так легко говорить с ним? Или потому что Такемичи всегда знал, что с его семьей что-то не то? Он не жил в изоляции, общество — пусть даже в самых редких и в низших — формах всё равно окружало его. Окружало и насмешливо показывало, что в их семье не всё в порядке. Или правильнее сказать: всё не в порядке? — Ты в порядке? Это, если что, тоже шутка была. — Шиничиро внимательнее вглядывается в лицо Такемичи, когда тот молчит слишком долго, поглощенный прошлым. — Ага. — Такемичи кивает и тяжело сглатывает ком в горле, скрещивая свой взгляд с обеспокоенными глазами Сано. Шиничиро не был первым человеком в его жизни, который спросил, в порядке ли он. Не был первым человеком, который проявил заботу о нём. Не был первым человеком, который показал, что такое настоящее счастье. Но его было легко любить. Его было за что любить. Потому что Шин был первым человеком, которому он рассказал то, что тщательно скрывал от матери: мелкие пакости, причины вечных ушибов, глупые желания. Не потому что мама не внушала доверие, а потому что некоторые вещи всё-таки лучше оставлять в тайне для её дальнейшего спокойствия. Первым человеком, благодаря которому, Такемичи стал хоть чуть-чуть похож на своих ровесников из полных семей. Нет, он никогда не смотрел тоскливо вслед счастливым детям, которых забирала пара, а не едва живая после тяжелой смены в цеху единица. Никогда его не трогало изображение счастливых улыбок семей из реклам. Никогда он не задумывался над тем, что им с мамой не хватает какого-то дополнительного элемента. — Так, видимо, пора заканчивать веселье. — Шиничиро хмурится и поворачивается к разыгравшейся за их спинами компании. — Погоди здесь, сейчас приведу всех и отправимся по домам. Любить Шиничиро было аксиомой не потому, что так решил Майки, чья незримая власть держит под контролем весь двор. Любить Шиничиро было аксиомой потому, что так решил сам Шин. Каждый вопрос, каждая шутка, каждое трепание по голове — каждое его решение приводило к этому итогу. — Черт, да пошли, пока он не увидел… — Такемичи вырывает из размышлений чье-то недовольное шипение. Он рефлекторно оборачивается и через пару мгновений узнает в темном силуэте давнего знакомого. — Кисаки? — Произносит не слишком уверенно, но этого хватает того, чтобы тот с обреченным вздохом сделал шаг на свет. После их первого знакомства, они виделись раз пять. Естественно, поводом для встречи была Хината. Поэтому как-то неожиданно было его видеть без хрупкой фигуры девочки рядом. И, честно говоря, не то, что бы они были лучшими друзьями. Или хотя бы просто друзьями. Даже не приятелями. Складывалось ощущение, что что-то в Такемичи отталкивало Тетту. Словно тот ненавидел его — но вот за что? Хината всегда говорила, что это просто с непривычки. Мол, Мичи общается только с такими же дружелюбными, как он ребятами. И подобный затворник вне его понимания. Она говорила, что всё в порядке. Что, скорее всего, в глубине души Кисаки ненавидел всех. — Это твой друг? — Рядом с Кисаки становится другой парень, к которому, видимо и обращался Кисаки, невольно привлекая внимание Такемичи: — А я гляжу, ты на короткой ноге с Черным Драконом. Парень опирается на плечо Кисаки своим локтем, непринужденно подчеркивая их разницу в возрасте, но взгляд направляет на Такемичи: заинтересованный, горящий, даже предвкушающий. — Эм… — Неопределенно мычит Такемичи, поводя плечами от слишком прямого взгляда. «На короткой ноге с Черным Драконом»? Точно, нет. Близок с Сано Шиничиро? Определенно. Парень с осветленной прядью внезапно коротко хохочет от неловкого молчания и тыкает пальцем, едва ли не в лоб Такемичи: — Скромничаешь, значит. А уж не ты ли тот самый Ханагаки? — Тот самый Ханагаки? — Эхом отзывается за ним Такемичи и непонимающе переводит взгляд на раздраженного Кисаки, словно ожидая, что тот ему всё пояснит. Есть разница между заботой о нём, как о своих младших и званием главы гопников. До сегодняшнего дня для Такемичи «Черный Дракон» был лишь пустым звуком. Простой профессией, что-то по типу «швея» у матери. Но глядя на реакцию своих друзей, глядя на то, как на протяжении всего вечера на них — на Шина — с любопытством пялились, глядя на смельчаков, что решились подойти и с благоговением попросить автограф — Такемичи постепенно осознавал сколько же много веса в некогда бессмысленных слова «Черный Дракон». Внезапно, даже хвастливые слова Майки, о том что его старший брат — легенда, больше не кажутся заносчивой чепухой. Такемичи знал старшего Сано только, как Шина. Сторона же главы преступной группировки успешно игнорировалась вместе с такими понятиями, как «гопники», «величайшая банда», «влияние по всей стране». Эти слова просто исчезали вместе с остальным словесным мусором, который так часто используют взрослые, когда их разговоры тайком подслушиваешь. — Тот самый Ханагаки. — Сварливо передразнивает Кисаки и резко разворачивается, делая так, чтобы его приятель потерял опору и упал. — Я пошёл. — Чёрт, аккуратнее, я ж навернуться мог. Кто так поступает с друзьями? — Несмотря на слова, странный парень всё равно улыбается широкой улыбкой, удерживая равновесие. — Знать тебя не знаю. — Бросает через плечо Кисаки, поправляет тяжелую оправу очков и спешно выходит. Парень рядом с Такемичи заливается счастливым хохотом, словно только что услышал самую смешную шутку в своей жизни. Выдавливает: — Это он так шутит, мы с ним лучшие друзья на самом деле. — Ага. — Такемичи не находит ничего другого для ответа и нервно оборачивается через плечо на Шиничиро и ребят, которые были слишком увлечены решающим заездом Аккуна и Ямагиши. — Я о тебе много слышал. — Внезапно парень перестаёт смеяться и как-то слишком серьёзно произносит эту фразу, заглядывая в глаза Такемичи с каким-то вопросом: — Всего только самого хорошего. — Спасибо? От кого? — Такемичи непонимающе хмурится, однако его вопрос тонет в хлопке от ладони, которую друг Кисаки с задором отпускает на плечо Ханагаки: — Ханма Шуджи. Значит, будем знакомы. — Вновь он не даёт и секунды для ответа. Отправляется к выходу, также внезапно, как и вклинился в их разговор. Странный тип. И что ещё за «тот самый Ханагаки»? Словно теперь он связан не только с Шином, но и с «Черным Драконом». — Твой друг? — Для Шиничиро, естественно, не остаётся незамеченным разговор двух мальчишек. — Первый раз его вижу. — Такемичи качает головой и старательно отводит взгляд к взмыленным друзьям: — Твой фанат, кажется… Шиничиро на миг прикрывает глаза, словно в попытке удержать реакцию на боль. Всё-таки тяжело вздыхает и вновь гладит Такемичи по голове: — Мальчишки любят слишком всё преувеличивать. — Но ведь то, что вы крутой глава «Чёрного Дракона» не преувеличение! Естественно, все будут хотеть хотя бы издалека на вас посмотреть! — С жаром возражает Ямагиши. Шин коротко ему улыбается и быстро переводит взгляд на Такемичи. Тот пожимает плечами и первым направляется к выходу, задумчиво болтая в руке бумажный стаканчик с так и недопитой газировкой. Был ли Шиничиро крутым? Абсолютно. Был ли крутым «Черный Дракон»? Он не знает. Потому что слишком много времени провел со старшим братом, чтобы за его чертами разглядеть бесстрашного главу гопников. Потому что любить Сано Шиничиро очень легко. Но так ли легко наделять теми же чувствами и Чёрного Дракона?