Мам, прости

Ханма смотрел на себя из прошлого с нескрываемым отвращением. Презрение когтями цепляется за мышцы лица, заставляя безобразно скалиться, не сводя взгляда с кадра ленты. Ханма неспешно расстегивает запонку на рубашке. Затем пальцы ловко поднимаются к четырем пуговицам на рукаве пиджака. Не хочет видеть, но смотрит, не в силах оторвать взгляд от того, с чего всё началось. От самого себя. — Ханма Шуджи?! Он — ещё ребёнок, ещё человек — забывает обо всём стоит услышать неуверенный зов Камэ. Отталкивает ревущего Кисаки и бежит к ней со всех ног — испуганный, отчаянный, потерянный. Мерзкий. — Ты знаешь! — Запыхавшийся подросток даже не думает как-то снизить громкость своего голоса или отойти подальше от приговоренного персонажа, чтобы тот не слышал их разговор. Запыхавшийся Шуджи думает лишь о том, что это правда. Что все его выматывающие повторы не плод воспаленного разума. Что она точно что-то знает. Что она поможет. — Что? — Однако Камэ не уступает ему в собственной немощности. Растеряно оглядывается, словно чувствует на себе взгляд Бога Времени. Но натыкается лишь на пустоту улицы и вновь поворачивается, оглушая человека напротив своей беспомощной тишиной. Ханма-Бог фыркает и прикрывает глаза от собственной наивности. Затем вновь упирает хищный взгляд в ленту и подходит к ней ближе. Неряшливо закатывает рукава на одной руке, не заботясь об образовавшейся гармошки смятой ткани на сгибе локтя. Выжидает чего-то с терпением охотника, загоняющего свою добычу в капкан. — Ты ведь тоже возвращалась во времени? Ты знаешь, как это остановить? — Шуджи едва контролирует себя от того, чтобы не сорваться на отчаянный крик. Хватает Камэ за изувеченную руку и сдавливает с такой силой, будто хочет сломать каждую косточку. Будто боится — стоит её отпустить и его вновь закрутит в водовороте ебанутых событий, собственной смерти и вечного возвращения. Ханма закатывает глаза: малолетка хоть в чём-то прав. Затем косится в левый угол кадра, предпочитая впиваться взглядом в черную рамку нежели в собственную перекошенную всеми возможными страданиями морду. — Погоди. — Камэ старается сохранить спокойствие. Тяжело вздыхает, но не вырывает своей руки из чужой хватки. — Ты переносишься во времени? — Ты разве нет? — Как давно это началось? — Я, блять, без понятия. Думаешь, где-то ведется учет всех случаев, когда тебя пристрелили, а ты вернулся? Думаешь, я так уверен в своей памяти, чтобы считать, что случилось ровно столько, сколько я помню? Ханму передергивает от своего сорвавшегося голоса в прошлом. На ум приходят все известные ему синонимы к слову «мерзко», но он терпит: сцепливает зубы и не отводит взгляда от края ленты. Но даже не глядя на картинку с легкостью представляет и напряженное лицо Камэ, которая пытается утрамбовать всю новую информацию и свой собственный еблет, застывший в ожидании какого-то чуда. — Откуда ты меня знаешь? Мы с тобой никогда не встречались. — На удивлении это прозвучало гораздо тверже, чем Ханма запомнил. — Ещё не встречались. — Поправляет его Камэ, медленно подбирая слова: — В будущем…или в прошлом? В общем, когда-нибудь, мы с тобой будем встречаться гораздо чаще, чем этого хотелось бы нам обоим. Ответом ей служит молчание. А затем протяжное: — Хуйню несешь. — А возвращаться каждый раз после смерти — не хуйня? — Весомо. Малолетке парировать нечем. Рамка ленты внезапно начинает медленно обугливаться с левого края. Гибкий материал стекает сверху вниз, размывая границы между хронологиями прошлого. Ханма закрывает глаза. Глубоко вдыхает запах гари, словно в попытке удержать его в собственных легких. Давно не виделись, старик. Быстро поправляет очки и делает еще один шаг к ленте. Оказывается вплотную к рябящей поверхности кадра. Вглядывается в фон, игнорируя и главных героев сцены, и не прекращающего ныть Кисаки, который не замечал ничего постороннего в своей истории. Вглядывается в поисках определенного лица, которое уже знал в прошлом. Но о котором ещё не знал в будущем. — Почему это происходит? — Он всё ещё не отпускает чужой руки. Камэ мешкается. Может быть кусает губы в нерешительности или просто тупо смотрит на него снизу вверх, слишком потерянная. Левый край сгорает до черного. Невидимое пламя неестественно перекидывается наверх, пожирает кадр словно по кругу. Старый дом превращается в пепел, мелкий Кисаки сгорает, пустая улица начинает плыть от приближения пламени. Но середина, два героя остаются нетронутыми. Словно обрамленные в виньетку потустороннего вмешательства прошлого Бога Времени. Ханма вздрагивает, когда видит его на горизонте. Он ждал его столько жизней, он знал, что он придет — но всё равно трясется, не в силах справится со страхом. Наконец Камэ произносит долгожданные слова: — Ты что-нибудь слышал о Боге Времени? — Слова, ради которых всё началось. Слова, с которых всё началось. Ханма быстро засовывает свою руку с поднятым рукавом в кадр, как в ледяную прорубь. Игнорирует взрывы каждой клеточки своего тела и хватается за предплечье Камэ. Та вскрикивает от неожиданности. Малолетка рефлекторно отпускает её и отшатывается, когда видит, как из ниоткуда появляется рука. Спотыкается о собственную ногу и падает прямо на задницу, всё ещё продолжая свои никчемные попытки хоть как-то отодвинуться от внезапного скримера. Ханма выжидает, чтобы Бог Времени оказался рядом с ними. Чтобы он протянул руку к Камэ. Только после этого силой делает рывок и вытаскивает Ханагаки из минувшего будущего. Та тряпичной куклой послушно следует импульсу и силой ударяется о его тело, даже не успевая осознать произошедшее. Невидимое пламя, словно получает разрешение. Мигом раскидывается по всему оставшемуся кадру и хаотично прожирает его, пока тот не исчезнет. Недостаточно быстро. Ханма всё равно сталкивается с пронзительным взглядом старика из-под кустистых седых бровей. Прижимает Камэ к себе ещё крепче, не давая оторвать лица от своей груди. Затем поднимает свою руку с гордо выпрямленным средним пальцем. Пошел нахуй, дед. Избранным осталось недолго — парадокс запущен. — Какого черта ты меня выдернул? — Камэ приходит в себя и вырывается из хватки Бога Времени ровно в момент, когда первый кадр плёнки исчезает вместе с лицом прошлого вершителя судеб и всем тем, что было до него. Поэтому Ханма спокойно даёт ей выбраться и вальяжно пожимает плечами, скрывая собственный надрыв в насмешке: — А что? Так понравилось проводить со мной время? Если что, руки на стол, тот я — ещё несовершеннолетний и милфами не интересуется. Камэ закатывает глаза и пренебрежительно фыркает. А потом в спешке оглядывается и забывает, что хотела сказать: слишком ошарашенная тем, что только что исчез целый пласт жизни. Пока она не смотрит на него, Ханма спешно поправляет рукав рубашки и пиджака. Продолжает игнорировать чувство, будто все кости до локтя раздроблены в крошку. И лишь мельком удостаивает взглядом черные вены. Будто у наркомана: слишком вздувшиеся и выпирающие сквозь тонкую кожу так, словно сейчас прорвут ее. — Что произошло с кинолентой? — Самоуничтожилась. — Ханма едва успевает застегнуть запонку, когда Камэ резко к нему поворачивается, упираясь ладонями в свои бока. Специально говорит безразлично, чтобы спровоцировать взбудораженную смертную: — Это я сейчас самоуничтожусь рядом с тобой! Контекст будет? Почему? Это наше вмешательство так повлияло на ленту? Если ты не всегда был Богом, то… Кто тогда им был? Ханма вновь пожимает плечами и игриво поправляет скосившийся галстук: — Кто-то да был. Че бубнить-то. — Затем отворачивается от девушки и демонстративно потягивается, всем своим видом показывая, как же он устал от этой скучной темы. — Ты его знаешь? — Камэ упрямо обходит его так, чтобы видеть его бесстыжие глаза, блестящие за стеклами очков. — Я его знаю? Ханма ухмыляется и делает шаг ей навстречу. Та не отходит — поэтому он склоняется над ней и бесцеремонно сжимает её щеки, словно растягивая поджатые губы в улыбке: — Откуда ж мне знать, кого ты там знаешь. Ты в двух мирах жила, кого-то явно да знаешь. А всех даже я отследить не могу. Как и ожидалось, Камэ недовольно хмурится и тут же кладёт свои руки на чужие запястья с силой стараясь оторвать его от своего лица. Его предплечье отзывается болезненным импульсом, но он улыбается лишь шире и позволяет девушке отойти от него. Позволяет больше не таранить его допытывающим взглядом и сорваться от всех его пакостей, изменяя трезвому рассудку: — Это уже ни в какие рамки не лезет! Что ты задумал, Ханма Шуджи? По-твоему это всё ещё игра? Вселенная вот-вот может распасться, а тебе лишь бы веселиться? Всё в угоду твоему непомерному эго, да? Ты испоганил даже наш гипотетический шанс что-то исправить! Это невозможно, ты невозможный! — Невозможно харизматичный и невозможно красивый. — Самодовольно добавляет Ханма и с удовольствием наблюдает за тем, как Камэ теряет дар речи от его наглости. Затем он как ни в чем не бывало начинает идти в сторону из которой они пришли и не останавливается даже когда получает в спину ожидаемое: — Куда ты идешь? — Знаешь, мы с тобой сейчас ссоримся как женатая парочка. — Ханма бросает ей это через плечо. — Малыш, ты слишком не уверена в себе, перестань ревновать меня к моей же работе. — Оставь свои мечты при себе, извращенец. — Фыркает Камэ, но всё же — вновь ожидаемо — быстро догоняет его и хватает за рукав, останавливая. Ханма наигранно тяжело вздыхает и останавливается, бросая на неё ленивый взгляд: — Ты разочаровываешь. Ну, как можно быть такой недалекой дурочкой? Ты что, реально не понимаешь, что происходит? Находиться здесь — бесполезно и бессмысленно. Прими уже, что твоя теория провалилась и либо идем со мной, либо отстань от меня, чтобы мы оба здесь не ёбнулись. Один раз я уже на тебя напал. Уже забыла? — Это ты уже забыл, что нападал ты на меня не один раз. — Камэ передразнивает его тон и лишь крепче хватается за его рукав: — Да, возможно, я многое не поняла. Но поняла главное: это не начало всей ленты. Это начало ленты, хронологически привязанной к тебе. Был кто-то до тебя. И скорее всего этот кто-то обладал более профессиональными компетенциями, чем ты. Мы ведь можем пройти еще дальше и обратиться к нему! — Не-а. — Ханма вновь отворачивается от ней и без лишних усилий сбрасывает её руку. — Чтобы с ним не произошло сейчас, в прошлом-то он еще жив. Разве Боги Времени могут так легко исчезнуть? Я не понимаю — объясни. — Она вновь оббегает его и выставляет руки ладонями вперёд, словно действительно верит, что это его остановит. И требует. Так нагло требует, словно действительно верит, что они наравне. Он смотрит на неё сверху вниз, силой заставляя себя сохранить широкую усмешку на лице и спрятать истинное за насмешливым прищуром. Как же он её ненавидит. — Ты что, не знакома с теорией «Конец времени»? — Изображает удивление, отгоняя нахлынувшую ярость. А затем продолжает, не сбиваясь с дразнящего тона: — Ну, конечно. Откуда тебе знать: ты одну жизнь проныла, сидя за ноутбуком, а вторую пробегала, подтирая носы сопливым детишкам. — Ближе к делу. — Камэ морщится, но отмахивается от его слов, не сводя с него хмурого взгляда. — Не важно, есть Вселенная или нет. Время шло, идет и будет идти всегда. Оно бесконечно. А если оно бесконечно, значит, может произойти всё, что угодно. А если может произойти всё, что угодно, значит, когда-нибудь исчезнет и время. Просто остановиться на одном моменте, и людишки будут проживать его бесчисленное множество раз, даже не подозревая о том, что они в петле. — Это что-то типа парадокса? — И откуда только слов таких умных нахваталась? — Ханма закатывает глаза и вновь наклоняется к Камэ, даже не замечая, что та изо всех сил упирается ладонями в его торс. — Да. И прикол этого парадокса в том, что хуй знает какая вероятность выпадет в этот раз, но однажды она выпадет. И скажем, Боги Времени не становятся исключением. — Ты мне опять пытаешься заморочить голову. — Камэ сердито сдувает выбившуюся на глаза прядь и вновь заглядывает в лицо Ханмы: — Что произошло на первом кадре? Одно из разветвлений этой теории, без которой одна из вероятностей стала бы невозможной. Вероятность того, что Ханма Шуджи станет новым Богом Времени. И как же сильно он ненавидел это. Ненавидел этот момент. Ненавидел самого себя. — Ты создала парадокс. Показала простому обывателю, который каким-то чудом стал догадываться о возвратах о том, что существует Бог Времени. Чем сразу же вызвала его самого в эту хронологию. Иронично, да? Я создал тебя, чтобы ты создала меня. Камэ прикрывает глаза и морщится, вновь пытаясь уложить очередной странный факт в своей голове. — Тогда почему ты не хотел, чтобы я туда попала? Зачем останавливал, если без меня не было бы тебя? Технически, это был не совсем он. Он, конечно, но из другого временного отрезка. Того самого, что он убил в себе много жизней подряд, чтобы подняться на самую вершину. Того самого, что вернулся вместе с воспоминаниями, едва они только перешли черту его начала. Ханма Шуджи — человек. Переломанный временем, перемолотый жизнью, просроченный по всем показателям. С закипевшими мозгами и выкипевшими эмоциями. Не способный противиться заданному алгоритму его жизни: из раза в раз приходящий к старому дому и наблюдающий смерть лучшего друга, не в силах сделать ничего. Сколько раз на его ладонях засыхала кровь единственного, кому было не всё равно на существование всеми признанного шута? Сколько раз собственный разум подводил его, подменяя реальность фальшивой картинкой, спутывая события, раздваивая воспоминания? Сколько раз он был слишком слабым, слишком сопливым, слишком сломленным, чтобы выстоять против божественного вмешательства? Ханма Шуджи — бог. Переломавший Время, перемоловший жизни других, просрочивший все дни своей смерти. С трезвым расчётом и пьяным взглядом на мир. Способный подстроить алгоритм чужой судьбы в угоду собственной — из раза в раз заставлять каждого проходить через ностальгию, а после корчиться в муках страданий. Сколько раз он проматывал развилки историй и начинал всё с абсолютного нуля? Сколько раз собственный разум покидал его, оставляя наедине с созданным хаосом в очередном бракованном таймлайне? Сколько раз он продолжал наблюдать за смертью единственного, кому было не всё равно на существование всеми признанного шута? Того самого, что присвоил себе чужую власть, едва только представилась возможность. Технически это было не присваивание. Точнее присваивание, но не самовольное. А то самое, когда внезапно два интереса двух противоположных сторон внезапно пересекаются. — Кто знает. Если ты не заметила, я тогда был не в себе. — А ты хоть когда-нибудь бываешь в себе? — Камэ закатывает глаза. Ханма смеется и выпрямляется обратно: — Гибкость не позволяет. — Затем мигом делает серьезное лицо: — В общем, ты меня услышала. Хочешь оставаться — оставайся. А я сваливаю, спасибо за парадокс. Чао! Он проходит мимо неё, специально толкая, чтобы она отшатнулась прочь от ленты. Затем закатывает глаза. Боже, как же сильно он ненавидел себя. Испуганного. Зареванного. Лежащего в пыли, когда единственная надежда на правду растворилась в улицах. В тот момент мир остановился. Ветер замер, поднимая клубы пыли. Кисаки, наконец, заткнулся — окаменев с неестественно раскрытым ртом. Способность настоящего Бога Времени, который смотрел на подростка сверху вниз с самым тошнотворным искренним сожалением во взгляде. Он ненавидел себя, который смотрел на старика в ответ и не сдерживал собственных слёз, всхлипывая: — Что за очередная хрень? — Прости, сынок. — Сухая рука, похожая на ветвь какого-то древа, опускается на его всколоченную макушку. — Ты случайно стал побочным эффектом от вмешательства во время. Что в переводе со старпёрского: никакой ты не избранный, просто НПС, который заглючил из-за того что я скачал на компьютер твоей игры вирус. И все страдания, через которые ты проходишь — и не страдания вовсе. Так, обычные лаги, которые можно исправить простым форматированием. Он ненавидел себя за слишком жалкое и трусливое: — Это можно исправить? — Чел, перед тобой открылся целый сверх мир, где Человек управляет Временем, а ты хочешь остаться ебанным неигровым персонажем? Бог Времени молчит, и Ханма ненавидит прошлого себя за то, что не нашел в себе силы и так и не заглянул в его лицо, когда он, наконец произносит: — Я постараюсь. Но ничего обещать не могу. Мы сможем проверить это лишь в твоей следующей жизни. Ты что-нибудь слышал о «Конце Времени»? Но больше всего Ханма ненавидит самого себя за то, что так легко поверил ему. Видимо ложь у Богов Времени в крови. — Эй, засранец! — Голос Камэ вырывает Шуджи из его воспоминаний и заставляет поморщится. — Ну, что ещё? Она вновь догоняет его и запыхавшаяся старается идти в одну ногу с ним. — По лицу вижу: ты что-то задумал. Поэтому не думай, что у тебя получится использовать меня в своём становлении злодеем и тут же выбросить. Игнорирует его язвительное: — Уже получилось. — И продолжает: — Я всё равно доберусь до правды. И не дам тебе больше возможности что-то натворить. — Вау, жду не дождусь рояля в кустах в виде твоих внезапных суперспособностей или — боже упаси! — очередного преодоления себя и Камэтерапии. — Безэмоционально отвечает Ханма и закатывает глаза.