Дочка убийцы

Тетя Молли всех отправила спать, однако нашей юной мисс Блэк не хотелось спать. Сейчас ее переполняло слишком много эмоций. Вернулся Волан-де-Морт, она в доме где когда-то родился и вырос ее отец, по этому дому блуждает не совсем нормальный домовик, на Гарри напали дементоры и его могут исключить из школы, да и для самой Веатрикс состоится слушание. Но несмотря ни на что она послушно шла вслед за отцом. Она хотела о многом поговорить с отцом, например о своих видениях или о чем-нибудь другом, но сейчас шла и упорно молчала. Поговорить они еще смогут ведь впереди целый месяц каникул. Она думала, что спать она будет на том же этаже где спали Гарри и Рон, однако отец же ей сказал, что хочет чтобы она была рядом. Поэтому он привел ее в комнату, которая находилась рядом с его собственной. Сириус ушел пожелав дочке спокойной ночи, а Веатрикс принялась осматривать комнату. Она отличалась от тех двух комнат, что уже были у нее. Эта была совсем чужой. Однако Сириус сказал, что так как она его дочь, а значит дочь хозяина этого дома, она должна иметь собственную комнату. Она осматривала комнату, эта комната много лет пустовала, но сейчас огромными стараниями отца, который поделился тем что эта единственная комната после его собственной, которую он очистил самостоятельно. Веатрикс отбросила в сторону одеяло и легла в холодную постель. Ну и как спрашивается уснуть? Уснуть она не могла поэтому принялась читать. Страсть к чтению открылась у нее совсем не давно. И эта страсть проявлялась у нее только к магловским книгам. Они были гораздо интереснее волшебных. Так за прочтением очередной книги, которую она одолжила у дяди Теда, она уснула. Проснулась Веатрикс от того, что за дверью послышался какой-то шум. Она поднялась с кровати, думая что это местный домовой эльф Кикимер, о котором говорил ее отец и намереваясь приказать ему заткнуться и идти куда подальше. Но выйдя на лестничную клетку она не увидела там Кикимера, сказать честно она даже не знала как он выглядит, а хуже того поняла, что шум доносился из комнаты ее отца. Она зашла в комнату, перед этим постучав. Веатрикс посмотрела на кровать отца. Сириус лежал и что-то говорил во сне и ворочался. Не трудно было догадаться, что папе сниться кошмар. Веатрикс не собиралась оставлять отца в таком положении поэтому подошла и легонько потрясла его за плечо. Тот не проснулся. - пап- шёпотом позвала Веатрикс. Но тот даже не услышал, а лишь продолжил бормотать во сне: - нет... Не трогайте... Я не виноват... По словам, которые говорил ее отец легко можно было понять, кто же именно снится Сириусу. Дементоры. Веатрикс и саму до сих пор бросало в дрожь от этих тварей, несмотря даже на то что она умеет вызывать патронуса. Веатрикс стала звать настойчивее. — Пап, проснись, — продолжает звать, переместив ладонь ему на плечо. Слегка встряхнула руками его плечи. Не просыпается. Бормочет, теперь уже невнятно, не разберешь. — Пап. Ну пап… Снова легонько потрясла за плечи. — Да пап! — голос срывается на крик безысходности, и это помогает: он распахивает глаза, сочащиеся ужасом и темной дымкой безумства. Даже захотелось отшатнуться. Вскочить с кровати и отойти. А она сидела рядом с ним, всё ещё держа руки на его вздымающихся плечах. Он дышал тяжело, вглядываясь в темноте в лицо дочери. Скользнул взглядом по рукам, что касались его плеч, словно пытался удостовериться: его касается дочь, а не дементоры. Сириус устало выдохнул, выводя из крови все остатки ужаса и безумия, провел едва заметной дрожащей ладонью по влажному лицу. — Прости, малышка. Не хотел тебя напугать. Хотелось ответить «Не переживай, не напугал», но не могла. Это ложь, а возвращаться ко лжи ей уже не хотелось. — Что тебе снилось? Зачем задала вопрос если сама знала на него ответ? Может просто чтобы убедиться? Это было не важно. По крайней мере сейчас. — Не бери в голову. Всё в порядке. Глупый дурной сон. Ты ложись обратно спать, а я… я пойду выпью кофейку… или, может, чего-нибудь покрепче… да, чего-нибудь покрепче. Ты не возражаешь? Не дожидаясь её ответа, он попытался стянуть с себя одеяло, как-то нервно, но ноги из-за этой нервности путаются где-то в порванной белой простыни. — Пап?.. — Ну чего? — выходит раздраженным выдохом. Замер, виновато взглянув на неё. Явно не хотел раздражаться на дочь, что и так напугана. Веатрикс садится поближе и обвивает руками его шею в не самом удобном объятии, потому что на кровати, сидя, обнимать всегда неудобно. Чувствует его судорожный выдох на своей шее. Его руки крепко её обнимают в ответ, привлекая к себе. Даже, наверное, слишком крепко. Да, слишком крепко. Сразу вспоминается Поттер и то кошмарное третье испытание, когда она чуть не умерла, когда Гарри думал, что она умерла, а она смогла, вернулась к жизни. Только сейчас — сильнее. Казалось бы, куда сильнее? Он прижимал её к себе, уткнувшись лицом куда-то в волосы, сдавливая почти до боли, будто пытался сохранить её в себе, не отпускать, влить её себе в истерзанные тревогой вены. Если это поможет, то пускай хоть задушит ее в своих объятиях. Веатрикс хотела помочь папе, только вот не знала как. Ну вот как можно помочь человеку, который 12 лет просидел в Азкабане и сейчас должен сидеть в ненавистном доме? Он отстранился, взглянул в глаза своей дочери и сказал: — пойди поспи еще не много, или можешь остаться в моей комнате если хочешь, я то больше все равно не усну. Веатрикс попыталась убедить его, что спать совсем не хочет, но они оба были упертыми, а Сириус даже еще больше, поэтому Веатрикс забралась в кровать, где не так давно ворочался в кошмаре ее отец и уснула вновь. Проснувшись снова, Веатрикс выглянула в окно, за ним ярко светило солнце. Она принялась оглядывать комнату отца. Ведь раньше не была в ней никогда. Комната была в ало-золотых тонах, под стать любому гриффиндорцу, и вся в плакатах -Это жутко бесило мою мать, — объясняет только что появившийся в комнате Сириус, увидев, что она, наклонив голову в бок, смотрит на стену, обвешанную плакатами мотоциклов и девушек в довольно-таки откровенном бикини. — Зачаровал их заклятьем вечного приклеивания, поэтому снять уже не выйдет. Но, если хочешь, могу пока чем-нибудь завесить. В воображении представляется, как он, примерно её ровесник, вешает эти глупые плакаты на стену под крики матери, с которой она уже косвенно успела познакомиться. Она улыбается, покачав головой. — Думаешь, что меня смущают какие-то девушки в купальниках? Да уж, прямо-таки извращение, кровь из глаз, теперь не засну до утра, буду над этим усиленно думать. Сириус смеется и приобнимает её за плечо, рассматривая плоды своих трудов пятнадцатилетней давности. -И часто у тебя включается этот саркастический режим? — Круглосуточно. — Моя дочь, — с ноткой шутливой гордости констатирует он и целует её в макушку. — пойдем ка завтракать, не то Молли сейчас заявится и заставит убираться и тебя, толком и не позавтракав. Вслед за отцом она спустилась на кухню. — ага, а вот и Веатрикс, бери маску...- начала было Молли, но Сириус остановил ее — Молли, дай ребенку хотя бы поесть спокойно- сказал Сириус усмехнувшись. После вчерашней перепалки говорили они с Молли подчёркнуто вежливо. Он проводил Веатрикс до стола наложил ей завтрак, а сам пошел кормить Клювокрыла. Веатрикс села завтракать и стала наблюдать как Гарри, Гермиона и все дети Уизли во главе с тётей Молли уничтожают каких-то тварей. Ей особо было не интересно, да и принимать в этом особого участия она не хотела. Ведь как сказал ей Сириус, она имеет право не прибираться тут. Но и не помочь не прибраться она не могла. Раздался звонок в дверь, который тут же заглушили вопли бабушки. Сириус мигом вылетел из комнаты, что-то не довольно бормоча себе под нос. Через несколько минут появился вновь и позвал с собой Веатрикс. Оказалось к ним пришел Кингсли. - здравствуй Веатрикс - здравствуйте- Веатрикс с непониманием посмотрела на отца, разве Кингсли тут не по делам ордена. Сириус на непонимающий взгляд дочери ответил улыбкой - скажи, у тебя с собой есть какие нибудь документы на тебя- сначала Веатрикс подумала, что Кингсли обращается к Сириусу, но потом поняла, что к ней - да есть, все наверху в комнате, а вам зачем? — я думаю, пора уже избавить тебя от последнего, что могло связывать тебя и Малфоев — стой... Только не говорите...- Веатрикс не могла поверить, не ужели после всех этих лет она снова сможет стать Веатрикс Блэк, да она была ей, ее так называли друзья, учителя, папа, крестный, но по документам она все еще была Эстери Малфой. Эстери имя, которое дал ей Люциус. Она ненавидела в нем все и больше всего ей не нравилось, что она еще с ним была связана родством. Хотя родство с ним она считала полной нелепицей. - пора тебе бы поменять имя и фамилию, Веатрикс- сказал Сириус наигранно серьёзным голосом. Все о чем думала Веатрикс подтвердилось. Она обняла отца, она готова была кричать от счастья и закричала бы если бы не ее бабушка, которая от любого лишнего громкого звука приходила в бешенство. Она быстренько сбегала за документами отдала их Кингсли и вернулась с отцом в комнату Джордж двинулся к двери, чтобы ее захлопнуть, но не успел он это сделать, как в нее протиснулся эльф-домовик. Он был совершенно голый, если не считать грязной набедренной повязки, и выглядел очень старым. Кожа, казалось, была настолько ему велика, что могла вместить несколько таких, как он. Хотя он был лысый, как все эльфы-домовики, из его больших, как у летучей мыши, ушей торчало изрядное количество седых волос. Глаза водянисто-серые с краснотой, длинный мясистый нос напоминал рыльце животного. Эльф не обратил на Веатрикс и остальных ровно никакого внимания. Сгорбившись и как будто их не видя, он медленно и целеустремленно прошаркал в дальний конец комнаты, все время бормоча себе под нос хриплым утробным голосом, похожим на лягушачье кваканье: — Воняет на весь дом и ворюга в придачу, но она-то чем лучше, мерзкая старая осквернительница рода со своими пащенками, дом моей госпожи опоганили, ох, бедная моя госпожа, если бы она знала, если бы она только знала, какое отребье они сюда пускают, что бы она сказала старому Кикимеру, ох, стыд какой, грязнокровки, оборотни, осквернители рода и воры, бедный старый Кикимер, что он может сделать... — Здорово, Кикимер, — очень громко сказал Фред, со стуком закрывая дверь. Эльф-домовик остановился как вкопанный, перестал бормотать и очень отчетливо, но очень неубедительно вздрогнул словно бы от удивления. — Кикимер не видел молодого господина, — сказал он, обернувшись и отвесив Фреду поклон. Потом, не под нимая глаз от ковра, тихо, но вполне внятно добавил: — Поганый пащенок осквернительницы рода, вот ты кто. — Что-что? — переспросил Джордж. — Прости, я последнее, что ты сказал, не расслышал. — Кикимер ничего не сказал, — отозвался эльф и опять поклонился, на этот раз Джорджу, после чего вполголоса, но очень разборчиво проговорил: — А вот и братец, тоже урод мерзопакостный. Веатрикс не знала, смеяться ей или лучше не стоит, теперь когда она вспомнила что была здесь раньше, вспомнился и домовик, только вот тогда он не был таким чокнутым, скорее всего на нем сказались года проведенные в одиночестве. Эльф выпрямился, оглядел всех зловредным взглядом и, словно бы думая, что его никто не слышит, снова забормотал: — И грязнокровка туточки, стоит наглая такая, ох, если бы моя госпожа видела, как бы она плакала, а вот два новеньких, Кикимер не знает, как их зовут, но девчонка кажется ему смутно знакомой. Что они здесь делают? Кикимер не знает... — Это Гарри и Веатрикс, Кикимер, — обратилась к нему Гермиона. — Гарри Поттер и Веатрикс Блэк Бледные глаза Кикимера расширились, и он забормотал быстрей и яростней прежнего. — Грязнокровка говорит с Кикимером, как будто она его подруга, ох, если бы только госпожа видела, с кем Кикимеру приходится иметь дело, ох, что бы она сказала... — Не смей называть ее грязнокровкой! — одновременно и очень сердито сказали Рон и Джинни. — Ничего страшного, — прошептала Гермиона, — он немного не в себе, он сам не понимает, что... — Да брось ты, Гермиона, он прекрасно понимает, что говорит, — сказал Фред, глядя на Кикимера с великой неприязнью. Бормоча по-прежнему, Кикимер не спускал глаз с Веатрикс. — Неужто правда? Неужто это Веатрикс Блэк? Внучка моей любимой госпожи, да чертами лица она напоминает мне ее, но Кикимер думал, что девочка погибла, ему интересно как ей удалось выжить — Мы все удивляемся, Кикимер, — сказал Фред. — А что тебе тут надо? — спросил Джордж Огромные глаза Кикимера метнулись в его сторону. — Кикимер чистит, — сказал он уклончиво. — Очень правдоподобно, — произнес голос у Веатрикс за спиной. Это вернулся Сириус. Стоя в дверях, он недружелюбно смотрел на эльфа. Шум в коридоре прекратился — возможно, миссис Уизли и Наземникус перенесли скандал на кухню. При виде Сириуса Кикимер отвесил ему до нелепости низкий поклон, распластав нос-рыльце по полу. — Да встань же ты прямо, — раздраженно сказал Сириус. Кикимер поднялся и уставился на Сириуса - итак- начал Сириус-для начала познакомься с моей дочерью Веатрикс, она теперь тоже твоя хозяйка, а это значит, что ты должен обращаться к ней с почетом и уважением- сказал Сириус беря дочь за плечи. Кикимер отвесил Веатрикс низкий поклон и пробормотал: - Кикимер будет рад служить молодой госпоже. А потом добавил чуть тише, но Веатрикс все равно уловила смысл: - только если она не будет точно такой же как ее папаша, осквернитель нашего рода, предатель крови, человеком разбившим своей матери сердце — А теперь отвечай: что ты задумал? — Кикимер чистит, — повторил эльф. — Кикимер верой и правдой служит благороднейшему и древнейшему дому Блэков... — Благороднейшему и грязнейшему, — сказал Сириус. — Чистит он... — Господин горазд пошутить, — проговорил Кикимер с новым поклоном. Потом опять принялся бубнить: — Господин — мерзкая неблагодарная свинья, он разбил материнское сердце... — Да не было у моей матери никакого сердца! — вскинулся Сириус. — Старуха только злобой и была жива. Кикимер еще раз поклонился. — Как будет угодно господину, — пробормотал он яростно. — Господин недостоин стереть грязь с обуви своей матери, ох, бедная моя госпожа, как бы она плакала, если бы увидела, что Кикимер ему служит, ох как она его ненавидела, как он ее разочаровал... — Я спросил тебя, что ты задумал, — холодным тоном напомнил ему Сириус. — Всякий раз, как ты приходишь и прикидываешься, будто чистишь, ты утаскиваешь что-то к себе в комнату, чтобы мы не могли это выкинуть. — Кикимер никогда ничего не уносит с надлежащего места в доме господина, — возразил эльф, а потом забормотал скороговоркой: — Госпожа не простила бы Кикимеру, если бы выкинули гобелен, семь веков он был в семье, Кикимер должен его спасти, Кикимер не позволит господину, осквернителям рода и их пащенкам уничтожить семейное достояние... — Так я и думал, — сказал Сириус, бросая презрительный взгляд на стену. — Не сомневаюсь, что она обработала гобелен с изнанки Заклятием вечного приклеивания, но, если смогу, я непременно от него избавлюсь. А теперь, Кикимер, вали отсюда. Ослушаться прямого приказа Кикимер не посмел, но, шаркая мимо Сириуса к выходу, он взглянул на него с глубочайшим отвращением и ни на миг не переставал бубнить: — Как из Азкабана вернулся, так стал гонять Кикимера туда-сюда, ох, бедная моя госпожа, что бы она сказала, если бы увидела, во что превратился дом, всякое отребье живет, сокровища выбрасывают, она объявила, что он ей больше не сын, а он здесь, и говорят, ко всему еще и убийца... — Побормочи у меня еще — и стану убийцей! — желчно сказал Сириус и захлопнул за эльфом дверь. — Сириус, у него с головой не в порядке, — вступилась за Кикимера Гермиона. - Я думаю, он не понимает, что мы его слышим. — Слишком долго был один, — объяснил Сириус, — исполнял безумные приказы, которые отдавал ему мамашин портрет, и разговаривал сам с собой. Но, кроме того, он всегда был зловредным маленьким... — Если бы можно было дать ему свободу, — мечтательно сказала Гермиона, — тогда, кто знает... — Ему нельзя дать свободу, ему слишком многое известно об Ордене, — сухо возразил ей Сириус. — К тому же потрясение его убьет. Попробуй предложить ему покинуть дом — посмотришь, как он это воспримет. Сириус пересек комнату и подошел к гобелену во всю ширину стены, который Кикимер пытался уберечь. Веатрикс и другие последовали за ним. Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, и местами его проели докси. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Веатрикс могла понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось: «БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭКОВ». Чуть пониже девиз: «Чистота крови навек». - а вот это странно по-моему матушка должна была выжечь меня с этого древа- сказал Сириус показывая на свое имя - она вернула тебя- сказала Веатрикс внимательно рассматривая гобелен - когда? - когда мне было лет 5 я была тут, меня тогда привели сюда Малфои и бабушка вернула тебя на древо прямо при мне - скорее всего, чтобы на этом древе была ты, потому что смотри рядом со мной имя Марлин, а от нас двоих идет двойная золотая линия к имени Веатрикс Блэк. - а бабушка меня еще от Малфоев забрать хотела- сказала Веатрикс - ууууу, теперь я не знаю что уж лучше, если бы ты жила с моей мамашей, то поверь твоя жизнь скорее всего тоже бы радужной не была, хотя моя мать и могла бы попытаться изменится если до тех пор помнила из-за чего именно я сбежал. А про твою жизнь у Малфоев я почти толком ничего и не знаю потому что ты почему-то молчишь. Веатрикс не собиралась говорить о своей жизни у Малфоев. Может быть когда-нибудь и скажет но уж точно не сейчас. Из мыслей ее вывел голос Гарри : — Ты сбежал из дому? — Да, в шестнадцать лет, — ответил Сириус. — Решил, что с меня хватит. — И куда ты отправился? — спросил Гарри, глядя на него во все глаза. — К твоему отцу, — сказал Сириус. — Твои дед и бабка проявили себя с самой лучшей стороны. Приняли меня как родного сына. Школьные каникулы я провел у них, а когда мне стукнуло семнадцать, заимел собственное жилье. Мой дядя Альфард оставил мне приличное завещание — потому-то, наверно, его тоже убрали с этого гобелена. Так или иначе, с тех пор я сам о себе заботился. Но на воскресном обеде у мистера и миссис Поттер я всегда был желанным гостем. — Но... почему ты... — Сбежал отсюда? Да по той же причине, что и Веатрикс — Сириус горько усмехнулся и провел рукой по своим длинным спутанным волосам. — Потому что я их всех люто ненавидел — родителей с их манией чистокровности, убежденных, что быть Блэком — чуть ли не то же самое, что быть королевской крови... идиота братца, который по слабости характера им верил... Вот он. Сириус ткнул пальцем в самый низ дерева — туда, где значилось: «Регулус Блэк». Рядом — дата рождения и дата смерти (после которой минуло уже лет пятнадцать). — Регулус был моложе меня, — сказал Сириус, — и он был гораздо лучшим сыном, о чем мне постоянно напоминали. — Но он умер. — Да, — сказал Сириус. — твой дядя был Безмозглым идиотом... Он стал Пожирателем смерти. — Ты шутишь! — Да брось, Гарри, ты ведь уже достаточно знаком с этим домом, чтобы понять, какими волшебниками были мои родственнички, — брюзгливо проговорил Сириус. — Твои... твои родители что, тоже были Пожирателями смерти? — Нет, нет, но поверьте мне, они считали, что Волан-де-Морт прав в идейном отношении. Они всей душой были за очищение расы волшебников, за избавление от магловской примеси, за то, чтобы у руля стояли чистокровные. И они не были в этом одиноки. Очень многие до того, как Волан-де-Морт показал себя во всей красе, полагали, что у него очень даже здравые идеи... Но когда родители увидели, на что он готов пойти ради власти, они струсили. Впрочем, я уверен, что они считали Регулуса, который сразу встал под его знамена, настоящим героем. — Его что, убил мракоборец? — спросил Гарри. — Нет, — сказал Сириус. — Нет, его уничтожил Волан-де-Морт. Или, скорее, его уничтожили по приказу Волан-де-Морта. Вряд ли Регулус был такой важной персоной, чтобы Волан-де-Морт стал лично им заниматься. Насколько мне удалось выяснить после его гибели, Регулус ввязался было в игру, а потом запаниковал из-за того, на какие дела его хотели послать, и попытался пойти на попятный. Но Волан-де-Морту ведь не подашь прошение об отставке. Либо пожизненная служба, либо смерть. — Обед, — раздался голос миссис Уизли. Она вошла, высоко держа перед собой волшебную палочку, на кончике которой балансировал громадный поднос с сандвичами и сладкими пирожками. Лицо у нее было красное, вид все еще очень сердитый. Все двинулись к ней, торопясь утолить голод, но Веатрикс и Гарри остались с Сириусом, который наклонился к гобелену. — Уж не помню, сколько лет я на это не смотрел. Вот Финеас Найджелус... мой прапрадедушка... самый непопулярный директор Хогвартса за все времена. Араминта Мелифлуа... двоюродная сестра моей матери... попыталась протащить через Министерство закон, разрешающий травлю маглов. А вот дорогая тетушка Элладора. С нее началась семейная традиция обезглавливать эльфов-домовиков, когда они становились слишком стары, чтобы носить чайные подносы... Разумеется, стоило в семье родиться кому-нибудь хоть чуточку человечней, от него отрекались. Тонкс, к примеру, я тут не вижу. Может быть, поэтому Кикимер не исполняет ее приказов — вообще-то он должен слушаться любого члена семьи... ее мать Андромеда была и остаётся моей любимой двоюродной сестрицей, — ответил Сириус, пристально разглядывая гобелен. — Андромеду, глядите, тоже отсюда убрали... Он показал на очередную обгорелую дырочку, расположенную между двумя женскими именами — Беллатриса и Нарцисса. — Сестры Андромеды тут как тут, потому что они вышли замуж за кого надо, за чистокровных респектабельных волшебников, но Андромеда вышла за магла, за Теда Тонкса, и поэтому... Сириус изобразил прожжение ткани волшебной палочкой и горько усмехнулся. Веатрикс однако было не до смеха она посмотрела на другое им стоящее рядом с Андромедой. Двойная линия золотого шитья соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а другая линия, вертикальная и одиночная, шла от их имен к имени Драко. — Ты в родстве с Малфоями! — Все чистокровные семьи в родстве между собой, да и отдали бы разве Веатрикс им на воспитание если бы они не приходились мне родственниками— сказал Сириус. — Если ты готов разрешить сыну или дочери брак только с кем-то таким же чистокровным, выбор очень ограничен. Нас, таких, почти и не осталось на свете. Молли моя свойственница, Артур, если память мне не изменяет, мой троюродный племянник. Но здесь их можно и не искать: кто-кто, а Уизли — отъявленные осквернители рода. Но Гарри, как заметила Веатрикс уже перевел взгляд на имя Беллатриса Блэк, стоявшее левее. Двойная золотая линия соединяла его с именем Родольфус Лестрейндж — Лестрейндж... — произнес Гарри вслух. — Они в Азкабане, — коротко сказал Сириус. Гарри посмотрел на него с любопытством. — Беллатрису и ее мужа Родольфуса поместили туда одновременно с Барти Краучем-младшим, — продолжил Сириус все тем же резким тоном. — С ними был и Рабастан, брат Родольфуса. — Ты никогда мне не говорил, что она твоя... — Что с того, что она мне двоюродная сестра? — вскинулся Сириус. — По мне, так никто из них мне не родня. Она уж точно мне не родня. Я не видел ее с вашего возраста, если не считать короткого взгляда в тот день, когда ее доставили в Азкабан. Думаешь, меня гордость может распирать от такого родства? — Прости меня, — быстро сказал Гарри, — я не хотел... Я удивился, только и всего... — Не извиняйся, не имеет значения, — пробормотал Сириус. Он отвернулся от гобелена, руки его были глубоко засунуты в карманы. — Как мне здесь не нравится, — сказал он, оглядывая гостиную. — Вот уж не думал, что когда-нибудь опять застряну в этом доме.- с этими словами он ушел точно также наслаждаться обедом как и остальные. Уборку они продолжали уже несколько дней. Вскоре к ней подключился и Сириус. Веатрикс разбирала весь этот хлам вместе с ним. Ведь ей больше нравилось слушать и выполнять его поручения, а не тети Молли. Когда Сириус начал разбирать старинные украшения, Веатрикс подцепила взглядом одно кольцо. Она вытащила его из груды остального и надела на палец. Оно было ей велико. Да и конечно оно вроде бы было мужским. Веатрикс прокрутила кольцо на пальце и на него упал взгляд Сириуса. - кольцо Регулуса- как-то грустно сказал Сириус- если хочешь можешь забрать себе, мы его уменьшим до твоего размера - нет, нет, если тебе не нравится, то не надо Но Сириус снова одел кольцо на палец Веатрикс и уменьшил его. - для тебя, солнышко мы оставим все что угодно. Веатрикс пугало одно. Отец ненавидел этот дом. Хотел сжечь его до тла, а Веатрикс же наоборот чем-то нравилось это место. Да, оно прямо говорило о себе " здесь некогда жили самые тёмные маги волшебного мира", но что-то тянуло Веатрикс к этому месту. Может быть привязанность к фамилии и всему что связано с Блэками в целом. Ей нравилась ее фамилия. А ее отец говорил, что был бы кем угодно, но только не Блэком, однако когда дело доходило до того, что кто-нибудь да напоминал ему, что его дочь носит фамилию Малфоев, он сам вспоминал и с гордостью говорил, что его дочь Блэк и достойна носить эту фамилию. Они прибирались. Веатрикс пробует пользоваться бытовыми. Но для них Веатрикс был необходим полный контроль разума. Стоило только хоть капельку расслабиться как губка тут же падала. - не нужно так трудиться, не все заклинания получаются с первого раза - но у меня обычно с первого - а ты часто пользовалась бытовыми?- сказал Сириус усмехнувшись- вот например с взрывными заклинаниями у тебя проблем нет. Веатрикс задумалась, когда это она пользовалась взрывным заклинанием на глазах отца. И тут она вспомнила. Третий курс. Спасение отца из башни. Она улыбнулась и бросив это неблагородное дело с губкой отошла поговорить с Гарри. -Надо же, вы только посмотрите, — через какое-то время разорвал Сириус тишину и присвистнул, доставая из низа шкафа пыльную, скомканную кожаную куртку со следами от складок. — Думал, потерял. Веатрикс и Гарри повернулись и любопытно уставились на Сириуса. Что же он мог найти такого от чего ему стало так хорошо на душе? - Наверное, дома оставил при побеге. Встряхнув её, он развернул её в сторону Веатрикс, чтобы дочь и крестник оценили находку. — Ну? Как вам? В шестнадцать лет только в ней и ходил. Матушка жуть как злилась. Улыбнувшись, Веатрикс протягивает руку и касается пальцами черной слегка потрескавшейся кожи. Выглядит очень даже неплохо. — Я надену? Он удивляется, вскинув брови. И протягивает куртку, которую Веатрикс тут же натягивает, практически утопая в ней, пусть отец и был подростком, когда её носил. От неё удушающе пахнет сигаретами и одеколоном. Приятным, но резковатым, словно Сириус обливался им галлонами. Смотрит на отца, раскинув в стороны руки, которые даже не было видно из-за длины рукавов, и встречает в ответ его улыбку. От этого в уголках его глаз видна легкая сеточка морщин. Ему же всего тридцать пять. — Мне идет? — интересуется она скорее в шутку, понимая, как нелепо, должно быть, выглядит. Могла бы сама взглянуть на себя в мутное зеркало шкафа, но поворачивается к своему отражению спиной, показывая свой внешний вид отцу. — Тебе всё идёт, — отвечает он, привычно заключив её лицо в ладони и коснувшись губами её лба. Казалось за эти несколько дней, что они снова вместе Сириус пытался восстановить все те моменты которые когда-то утерял попав в Азкабан. Он пытался прикосновениями наверстать упущенное. Поэтому часто целовал ее в лоб, как маленькую девочку. Веатрикс не стала убеждать отца в том, чтобы он это прекратил. Ее отец так старался дать ей любовь, которой по вине одной крысы Веатрикс лишилась на 13 лет. Сириус достает из кармана волшебную палочку, направляя ее на куртку, что-то шепчет и куртка уменьшается до размера Веатрикс. - только вот так вот гораздо лучше- сказал Сириус, поворачивая Веатрикс к зеркалу, заставляя посмотреть на себя. Она вглядывается в свое отражение: серые глаза, черные волнистые волосы, чёрная куртка. Потом смотрит на отца за своей спиной. Как же все таки сильно она на него похожа. - Молли, можешь куртку простирнуть- спросил Сириус снимая куртку с дочери. Потом отдает ей. - если хочешь потом можешь забрать ее себе- сказал Сириус, обращаясь уже к Веатрикс Веатрикс улыбается, зная что уж точно будет ее носить, но вдруг сердце кольнуло болью - тебе идет все- точно также говорил и Драко. Вот какого черта он лезет в мысли когда уже по идее должен не присутствовать в жизни Веатрикс. Она сбежала из дома год назад. Вспоминала брата, видела его в Хогвартсе в коридорах, но от чего же так больно сейчас? Возможно, на Веатрикс так подействовали слова сказанные тётей Андромедой. Веатрикс огромным усилием воли вырвалась из своих мыслей о Драко и улыбнулась отцу. Нельзя, чтобы он видел боль в ее глазах, когда казалось бы, что сейчас Веатрикс должна быть самым счастливым человеком. - как же сильно все таки ты похожа на меня, однако есть одно отличие - и какое же?- спрашивает Веатрикс, хотя сама прекрасно знает на этот вопрос ответ. -Меня с семьей объединяла глубокая, взаимная неприязнь, я терпеть не мог этот дом- сказал Сириус, небрежно окинув взглядом комнату. — Ссорились с родителями каждую секунду моей жизни. Если не поссорились — значит, день прошел зря, — снова смеется Сириус. Веатрикс смотрит на него и вспоминает, что точно также было у нее с Малфоями. Они ссорились каждую минуту. За что Веатрикс частенько получала. Ну вот снова она думает о Малфоях. Пора их уже забыть. Они остались в той старой, скучно жизни. Сейчас началась другая, совершенно новая и пора бы уже из нее вычеркнуть Малфоев, как не нужное в очередном конспекте по трансфигурации предложение. Только вот сделать это не так просто. День сегодня выдался трудным. Они столько всего отчистили от пыли и грязи, что сейчас Веатрикс упала на кровать совсем без сил. Долго ворочалась, не могла уснуть. Казалось, что могло ей помешать ведь спала ведь раньше здесь, а сейчас вновь не может уснуть. Да что же творится в этом доме? Неужели на Веатрикс влияет темная магия этого дома? С раздраженным вздохом откинув одеяло полностью, она села на край и свесила вниз ноги, коснувшись босыми ступнями прохладного дощатого пола. Стянула со спинки стула халат, накинула его поверх пижамы и, взяв с собой палочку, чтобы светить, вышла из комнаты в поисках эльфа, чтобы отдать ему приказ заткнуться уже наконец. Свет от палочки не понадобился. Только выйдя из комнаты, она увидела раскрытую дверь в спальню отца, откуда лился в коридор приглушенный свет. Почему он не спит? Кикимер ворчал и шаркал ногами этажом ниже, но Веатрикс не идет на лестницу, а заворачивает к спальне отца. Халат запахивается сильнее, потому что здесь прохладно, а палочка отправляется за ненадобностью куда-то за тугой пояс халата. На пороге она замирает, осторожно коснувшись ладонью потрепанного дверного косяка. В нос ударяет уже знакомый запах табака. Сириус сидит на ковре посреди комнаты, расслабленно прислонившись спиной к кровати. В одной руке дымится наполовину выкуренная сигарета, другой он перебирает целую стопку колдографий. Он не замечает появившуюся на пороге дочь до последнего, а спрашивать его «чего не спишь?», даже для привлечения внимания, глупо, нелепо и бессмысленно. От этой картины в сердце щемит, и хочется уйти, спрятаться от этой безнадеги, но она проходит в комнату и садится рядом. Только после этого он замечает и дергается. Стеклянный взгляд становится осознанным, и он скользит им по Веатрикс, словно заново пытаясь узнавать. Слишком увяз в трясине воспоминаний. Он хочет потушить сигарету. - пап, ты куришь?- спросила Веатрикс, сама понимая что сейчас спросила глупость. Разве она сама не видит, что сейчас делает ее отец? - да... Баловался ещё в школьные года, вот сейчас вернулся к этой дряни- сказал Сириус, наконец потушив сигарету. - пап не надо... Перестань... - хорошо, ради тебя малышка я попробую- сказал Сириус и выбросил сигарету в мусорку. — Почему ты не спишь? Вопрос повисает в дымном воздухе без ответа. Взгляд Веатрикс падает на фотографию, лежащую поверх остальных. На ней улыбаются двое: отец, куда более молодой, без щетины и с живым блеском в глазах, обнимал за талию девушку со светлыми волнистыми волосами, что приветливо махала рукой в камеру, умиротворенно держа голову на плече Сириуса. Гармония передавалась даже через объектив фотоаппарата. Они подходили друг к другу полностью, как две соседние детали паззла, от которого зависела вся картина. —  мама? — срывается с её губ невесомо. Сириус кивает, и она боится даже просто посмотреть на его лицо. Боится захлебнуться в той боли, которую он мог выражать одним лишь взглядом. Поэтому она лишь сверлит глазами живую фотографию, которую он передает ей в руки. Она садится рядом с отцом. Внимательно рассматривая фотографию, как будто видит в первый раз. Однако видела она ее не в первый раз. Точно такая же фотография была в альбоме, подаренным Хагридом еще в конце первого курса. Поверх стопки оказывается другая фотография. Марлин и Лили. Обе в гриффиндорских формах, сидят на крыльце Хогвартса. -Они были лучшими подругами с первых же курсов, — рассказывает Сириус негромко, с легкой хрипотцой. — Их дружба была удивительной. Более яркого и полного жизни дуэта подруг нельзя было найти во всем Хогвартсе. Казалось, они были неразлучны. Казалось. Их что-то разлучило, и это что-то дышало в лицо запахом смерти. Глаза щиплет, и из легких рвется всхлип. Она прикусывает губу, положив голову отцу на плечо. Рассказы, которые Веатрикс так жаждала услышать от отца и которые теперь резали всё глубже и глубже с каждым словом, продолжились. Сириус перебирал фотографии, показывая молодых Мародеров, показывая ее крестную Лили с огненными волосами и обворожительную Марлин, вечно держащую в руках блокнот. Выяснилось много деталей, наполняющих сухие факты жизнью. Марлин была талантливой художницей. Любила рисовать людей, и не сосчитать, сколько раз она рисовала Мародеров. Кого-то из них или всех разом. А Сириус любил сидеть рядом с ней, наблюдая, как карандаш в ее руках превращает пустой лист пергамента в самое настоящее, по его мнению, произведение искусства. Сейчас ее отец утверждал, что талант художника у Веатрикс пошел именно в нее. Марлин до безумия любила играть в волшебные шахматы с Римусом, но вечно проигрывала. Сириус сперва жутко ревновал, признался он с легкой, печально-лукавой улыбкой, но спустя время осознал, что у этих двоих только умственно-спортивный интерес. Марлин была одной из самых красивых девушек в школе из старших курсов, и за ней увивались толпами, но выбрала она почему-то его. Тоже красивого — самооценка своей внешности у него была до крайности далека от низкой, — но влезающего в неприятности по сто раз на дню, отчего баллы с Гриффиндора неминуемо снимали с завидной регулярностью. Да и сам Сириус зачастую менял себе девушек. Марлин помогала свести этих двух оболтусов, слепо не видящих взаимности, — Лили и Джеймса — и именно это их с Сириусом поначалу сближало, ведь он видел симпатию Поттера к Эванс с первых же курсов и тоже хотел свести этих двоих и у них получилось объединив свои усилия. Марлин была единственной девушкой, пробудившей в нем желание жениться, потому что до этого он упрямо стоял на том, чтобы остаться холостым до конца жизни и не продолжать этот отвратный блэковский род, который Вальбурга нарекала почти королевским. Но он продолжил, у него родилась чудесная по его словам маленькая девочка. Марлин при выборе крестного для Веатрикс в самом начале настояла именно на Римусе, но Сириус гнул палку на счет Джеймса, но когда тот отказался и сказал, что можно попросить крестным стать Римуса он согласился. Марлин всегда яро рвалась в бой. Была одним из самых активных, неусидчивых членов Ордена Феникса. Потому что ей было много, что терять. У неё была крепкая семья: два брата и сестра, без которых она не смогла бы жить, родители, с которыми она удивительно ладила. У неё был любимый муж и почти годовалая дочь, которую она хотела бы защитить от всех горестей любой ценой. У неё было много, что терять. Но война беспощадна, и в итоге мир потерял её. И Веатрикс плакала беззвучно на его плече всю ночь, слушая эти рассказы. Потому что она хотела бы её знать. Знать эту храбрую, талантливую и полную жизни девушку, которая не должна была умирать так рано. Она должна была жить и воспитывать Веатрикс, вместе с Сириусом. Но судьба решила по другому. Веатрикс слышала уже подобные рассказы от Римуса. Но даже его рассказы не вызывали в Веатрикс столько боли. Знать о том, что Сириус пережил ее смерть и до сих пор несмотря ни на что продолжает заботиться о их дочери, требует внимания. Веатрикс не злится на отца за то, что тот дал волю своим чувствам. Ну конечно же он скучал. Она хочет его поддержать, но не может понять как. Он столько пережил. Смерть жены, друзей, Азкабан... Он видел трех близких для себя людей ушедшими из жизни. Он похоронил ее маму, всю ее семью. Да и если бы и можно было чем-то помочь, то отец сам не давал этого делать, постоянно отталкивая Веатрикс. С утра Веатрикс проснулась от какого-то грохота внизу. Глаза болели от недосыпа и пролитых за ночь слез.Это была музыка и довольно громкая музыка. Музыка разбудила портрет Вальбурги, и та разражается очередными причитаниями, обычно оглушающими, но сейчас — едва ли разборчивыми на фоне более громких, но приятных звуков. В голове — ни одной мысли. Ни одной догадки, что это вообще может значить. Веатрикс встаёт с кровати и идет искать источник источник музыки. Заходит в незнакомую комнату. Все таки дом был большой и она еще не везде успела побывать. Все диваны и кресла были отставлены к стенам, на них расположились 4 Уизли, Гермиона, Гарри. Посреди комнаты стоял отец. - пап, что это значит?- сказала Веатрикс через чур громко пытаясь перекричать голос бабушки - я подумал, что нам всем нужен небольшой отдых, а единственный способ впихнуть снова жизнь в этот дом- танцы. Этот дом был наполнен большим количеством гостей на званные ужины и на балы и тут всегда кипела жизнь. - ну и что же ты предлагаешь? -Ты говорила, что любишь вальс, — раскидывает он руки в стороны, словно все очевидно. Любит, но не особо, по крайней мере сейчас. И даже эта мелодия напоминала одну из таких, что включали на этих всех семейных сборищах, одну из таких, под которые кружили множество пар, и она в том числе, пусть и была ещё малюткой, не больше двенадцати лет. - А ты говорил, что терпеть не можешь. — Иногда можно и размять кости. Пока совсем не одряхлел. Папа одряхлеть? Эти слова заставляют Веатрикс усмехнуться. Она смотрит на собравшихся в комнате. Гермиона с Роном улыбаются, Гарри смотрит на нее и искренне за нее рад, близнецы Уизли тоже тут, так почему бы и не станцевать. Душа сейчас именно этого и просит. -Да брось ты, мы заслуживаем чуток повеселиться. — Отец подходит ближе и с напускной торжественностью прячет одну руку, согнутую в локте, за спину, как делали где-нибудь в девятнадцатом веке. Другую — протягивает Веатрикс в приглашении. — Не окажете ли мне честь, юная леди? Леди? Давно ли это она стала леди? Бунтарка- да, но леди- нет. Хотя выглядело это забавно. Его длинные темные волосы слегка растрепаны, рубашка не глажена, и одна пуговица, верхняя, вовсе отвалилась и затерялась где-то в хламе других комнат. Она- в футболке и джинсах. — Разумеется, — приняв правила игры, отвечает Веатрикс и присаживается в шуточном реверансе. Ее бесило то, что она до сих пор это помнит, но старается не обращать на это внимания и протягивает отцу руку. -Если ты полагаешь, что я буду соблюдать все тонкости, то готовься разочароваться. Я планирую отдавить тебе все ноги и не попадать в ритм, — говорит он ей на ухо, и она смеется, но этот заливистый смех утопает в начавшемся нужном проигрыше. Вопреки этим словам, он танцует и ведет уверенно. Твердости в их шагах нет, скорее просто кружатся в шутливом вальсе примерно на одном месте, но это было в несколько раз лучше, чем все «идеальные» танцы за все её отрочество. Она держала за руку единственного в мире человека, которого хотела сейчас видеть рядом, в кои-то веки не думала о внешнем виде и просто наслаждалась моментом, пусть и находясь в этом жутком, пугающем доме. — Бабушка всё ещё кричит, — напоминает она, слыша неразборчивый ор с первого этажа, не до конца заглушаемый музыкой. — И пусть кричит, сколько хочет. Может, хоть раз в жизни выдохнется, — усмехается Сириус, и прокручивает Веатрикс под своей рукой. Она смеется и возвращается в прежнее положение, уткнувшись сияющей улыбкой в плечо отца. Это то о чем именно она сейчас мечтала. На разных мероприятиях, вроде таких какие устраивали Малфои, нельзя было во время танца даже смеяться. Легкая, сдержанная улыбка — да. Заливистый искренний смех? Под строгим запретом. И перед глазами всплывают не его плечо, не гостиная Блэков, не Уизли, Гермиона и Гарри, а картинки. Разные, живые, слепящие. Её первый «бал», её уроки танцам сначала с Люциусом, а потом с Драко, громкая музыка на всю бальную и разговоры гостей. Перед глазами лицо Драко, не выражающее отвращение, а смеющееся в сторонке с очередной её шутки над высокой худощавой женщиной в нелепом платье, больше напоминающей старую косулю. Перед глазами лицо приемных родителей. Нарцисса смотрела одобрительно, когда она вежливо беседовала с занудным, скучным мальчишкой на год её старше. Люциус смотрел холодно, даже когда она делала всё по традиционным правилам и не выказывала ни капли неповиновения. Люциус всегда смотрел холодно. Что бы она ни делала. Перед глазами его яростный взгляд. Перед глазами его брезгливость. Его голос, говорящий, какое она ничтожество и разочарование. Перед глазами рука, что замахивается для пощечины по хрупкому девчачьему лицу. Перед глазами холодные стены поместья, одинокая комната и одинокий воздух, которым даже дышать больно. Отчаяние, обида, несправедливость. Холод, голод, тоска и робкие, глупые надежды. Веатрикс не выдерживает. Улыбка сползла с её лица, омрачая лицо, и глаза неприятно щиплет слезами. Любая плотина, даже самая крепкая, в данном случае — практически бетонная, может дать трещину. Но почему же она дала трещину именно сейчас? Почему не в любой другой день, когда Веатрикс была бы одна, смогла бы посидеть одна и подумать? Сириус замечает не сразу. Замечает, только когда она, окончательно увязнув в воспаленных мыслях, чуть ли не путается в ногах, и ему приходится её подхватить крепче, чтобы она не потеряла равновесие. Обеспокоенно вглядывается в её лицо, в её полный отстраненных мук серый взгляд. — Веатрикс?.. Она качает головой, одной рукой прикрывая лицо. Ему незачем видеть её слезы. Никому тут не нужно видеть ее слезы. И так кто хотел их уже видел, а отец и подавно. Глупые, беспочвенные, детские слезы. Нужно взять себя в руки, быть сильной, взрослой. К ним подходит обеспокоенный Гарри. Веатрикс смотрит на него, взглядом пытается показать, что все нормально. Но как может быть хоть что-то нормально? Сириус обхватывает пальцами её запястье, осторожно, не причиняя боли, и уводит его в сторону, открывая вид на её покрасневшее от плача лицо. А слезы все текли, текли. — Веатрикс, малышка, что случилось? Да. Да, что случилось? Всё прекрасно. У Веатрикс всегда всё прекрасно, она же всем так говорит. Почему она просто не может поверить в собственные слова? Ложь уже не так убедительна для нее самой? Или она просто не могла врать самому любимому человеку. Ее отцу. Она знала, что солгать ему не сможет. Ведь он должен чувствовать когда его собственная дочь, его кровь, говорят ложь. Он заключает её лицо в ладони, большими пальцами вытирая мокрые от слез щеки. — Я солгала, — говорит она едва ли внятно, всхлипывая. — Я солгала, сказав, тебе тем летом. что мы просто поссорились. Когда я сказала, что все в порядке… — снова всхлипывает, содрогаясь от этого всхлипа практически всем своим хрупким телом. — Я не в порядке, пап. Я хотела быть сильной, но я слабая, я просто… просто жалкая. Я не справляюсь. Плотина, которая раньше за эти несколько лет готова была разломаться, наконец полностью сломалась. Веатрикс не была готова к такому. Она изливала свою душу Гарри, да и то не в таких количествах. Ну вот почему? Почему она сейчас чувствует такую боль? Когда по идее должна быть счастлива? И почему же она должна утопать в собственной боли. Сириус привлекает её к себе, обняв. — Тише, тише… всё хорошо, — предпринимал он попытки успокоить, положив ладонь ей на макушку, пока она всхлипывала ему куда-то в плечо. — Ты можешь мне всё рассказать. Конечно, ты не жалкая. Кто сказал тебе такую глупость? Оооо, она прекрасно могла ему рассказать кто же ей сказал такую глупость. И у нее на этот вопрос был приготовлен прекрасный развернутый ответ. Веатрикс дала волю чувствам и высказала абсолютно все. Ей было плевать на Уизли, Гермиону, Гарри. Ей было важно, чтобы это услышал отец. Все таки от чего-то когда она изливала свою душу ему ей становилось спокойнее. Когда рыдания прекратились, уступив болезненному, безжизненному затишью, она рассказала. Сидя на диване, пока он сидел на корточках прямо перед ней и держал её за руку. Всё. Рассказала всё, не укрывая мелочей, не утаивая то, что душило прошлым летом её по ночам в рыданиях, то, что мучило её и терзало, оставляя лишь мрак в памяти, которая должна была быть заполнена светлыми детскими воспоминаниями. — Сукин сын. Ублюдок. Не собираюсь я больше сидеть здесь, как послушная псина на цепи, зная, как этот подонок с тобой обращался. Сириус мерил комнату шагами, вскипая от безграничного гнева. Осанка напряжена, кулаки сжаты, на челюсти желваки ходят. Веатрикс сидела на краю дивана, неловко сцепив пальцы в замок и разместив их на коленях. — Пап, прекрати… К Веатрикс подсел Гарри, тот был удивлён. Наверняка тоже был удивлён такому Сириусу. Тот давно не был так разгневан. Возможно его удивляло и то, что Веатрикс ему не все рассказала, а ведь она пообещала сразу же после той ночи как они спасли отца, она обещала рассказать ему все. Но почему не рассказала? Не хотела тревожить старые раны? Дак уже и так потревожила. Сириус не прекращает. Ещё больше путается в месиве собственных бурлящих мыслей, и видимо эти мысли доходят до точки невозврата. И злость накрывает его с головой. С оглушительным грохотом он скидывает все стоящие на рояле около камина вещи. Изящная темно-синяя ваза разбивается, усеивая ковер многочисленными осколками, и исписанные бумаги с шелестом разлетаются по всей комнате вслед за двумя статуэтками. Веатрикс вспоминает как точно также скинула вещи когда ее несколько дней назад жутко взбесили Грейнджер и Уизли. Теперь понятно, в кого у неё этот чудесный способ выплескивать эмоции. — Пап! — не выдерживает она, вскочив на ноги. Подходит ближе, хватает отца за руку и разворачивает к себе. Он должен её послушать. Ни к чему хорошему его лютая ярость не приведет. У обоих глаза полыхают чем-то темным. Смотрят друг другу в глаза, почти не моргая. — Это того не стоит, — вкрадчиво и тихо говорит она. Музыка уже давным-давно перестала играть. — Стоит, — цедит сквозь зубы. В глазах — непомерное презрение, и видеть это было болезненно, пусть она и понимала, что эта жгучая неприязнь направлена далеко не на неё. Она просто не хотела видеть его таким. Совсем недавно смеялись, шутили, улыбались — и вот. Она оборачивается на Гарри в поисках поддержки, но ловит на себе его отчуждённый взгляд. Он точно также не знает как сейчас можно помочь Сириусу. Вот вечно она всё портит. Не могла сдержаться? Промолчать? Могла же просто рассказать все Гарри. Знала же, что ни к чему хорошему это не приведет. Не просто так молчала весь год, спрятав мысли и чувства в дальний угол и заперев его прочным замком. — Ты не облегчишь мне жизнь, если тебя снова уволокут в Азкабан. "Азкабан" это слово повлияло на ее отца. Он смотрит на нее с полнейшим ужасом в глазах. Видимо еще помнит тот ужас. Видимо помнит все, что было в Азкабане. С глубоким вздохом Сириус прикрывает глаза. И Веатрикс практически молилась, лишь бы от её слов он не воскрешал перед глазами ужасающие образы. — Ты предлагаешь мне просто забыть то, что я услышал? Она же как-то забыла. Не то чтобы надолго, хватило лишь на год, но как-то забыла. Хотя бы временно. Теперь и он может попробовать как-то закопать эти эмоции в рыхлую землю. Проще, однако, было бы, если бы она вовсе ничего не говорила. — Нет, не забыть. Детально законспектировать, как не быть паршивым отцом на примере Люциуса Малфоя, и перечитывать. — Мерлин, — закатывает он глаза, вздыхая. Качает головой, сжав челюсть. — Веатрикс, сейчас не до твоих шуток. — А до чего? До мести? Что она, эта месть, может мне дать? Успокоение? Очень сомневаюсь. Задумчиво запустив руку в волосы, он делает шаг в сторону, отчего хрустят под ногами осколки. Он не замечает. Ничего он сейчас не замечает, даже очевидного. Правильные решения в упор не видит. — Хочешь сказать, тебе не прельщает мысль увидеть этого ублюдка с обезображенным лицом? После всего? Ох, знал бы папа как сильно ей это прельщает. Все прошлое лето после побега она думала как бы можно было отомстить Люциусу. Отомстить за все свои страдания. За все те года, что должны были быть наполнены счастливыми воспоминаниями, а в итоге, вспоминая о них, вспоминается лишь боль, слезы и полное унижение. Но Веатрикс сдерживалась, понимая что не сможет отомстить, по крайней мере сейчас. Теперь же когда цель почти у достигнута. Она останавливается. Почему? Ведь можно просто не останавливать отца и дать возможность ему разобраться с Люциусом. Ответ был прост. Она не хочет снова потерять отца. Веатрикс сама удивилась своей внутренней рассудительности. Но когда два Блэка одурманены жаждой мести, кому-то необходимо прийти в себя. И кто бы мог подумать, что этим человеком будет Веатрикс. Она успокаивается быстрее. Снова запечатывает свой гнев, где-то в глубине себя. Все что сейчас оставалось сделать Веатрикс- успокоить ни на шутку разбушевавшегося отца. Ну вот где Римус? Он бы помог. Убедил бы Сириуса не делать ошибок. Но Римус был на задании ордена. А это значит, что Веатрикс самой придется успокаивать отца. -Не такой ценой, — почти шепчет она, качая головой. — Люциус того не стоит. Ты нужен мне, рядом со мной, а не в Азкабане. Ты нужен мне. Такие громкие слова. Отдают сокровенностью и запретностью. Она уже перешагнула через черту между личным и нет, так какая теперь уже разница? Может хоть все свои мысли вылить прямо на него, соскрести всё самое потаенное и бросить в него, разницы уже будет никакой. Ты нужен мне, пап. Слышишь? Нужен. Сириус как-то отстраненно берет её за руку и сжимает в обеих своих ладонях. В глубокой задумчивости подносит к губам, не отпуская. Думает. Через прикосновение словно впитывает её завидную холодность ко всей этой ситуации. — Для своих лет ты слишком мудра, — говорит тихо, на удивление спокойно, и улыбка. У него на лице появляется улыбка, пусть и слегка рассеянная, пронизанная тоской и отрешенностью, но улыбка. — Так не годится. Поглупей, пока не поздно. Глупым живется проще. И это только, что сказал ее отец? Сам же не давно говорил *сейчас не до твоих шуток*. Однако сейчас он шутит. -Тогда, — с наигранной серьезностью и невозмутимостью отвечает она, — смею предположить, что я обречена на сложную жизнь до конца своих дней. Она понимает, что такого не будет. Да ей будет трудно, но не из-за того, что она слишком мудра, а из-за предстоящей войны. Сириус усмехается, отпуская её руку. Взгляд, только что блестящий безумной, кипящей яростью, заменился на привычно нежный, внимательный. Портрет Вальбурги тем временем на первом этаже продолжал бессмысленно нарекать этих двоих мерзкими подлецами, отравляющими бесценный род одним лишь своим существованием. Но разве кому-то было до неё дело? Правильно до нее никому не было дела, да и не будет. Следующие несколько дней пролетели слишком быстро. Уже через 2 дня у нее и Гарри пройдёт слушание. Однако сейчас Веатрикс это не особо волновало. Сегодня состоится собрание ордена. А это значило лишь одно. Римус вернётся. В доме собралось не так много народу ведь собрание было не полным. На собрание соберутся Снейп, папа, Римус, Молли, Артур, Тонкс, Кингсли, Грюм и еще несколько колдунов. Ни ее, ни Гарри ни кого либо другого на собрания не пускали. Но даже это не особо волновало. Веатрикс хотела увидеть Римуса. За эти несколько дней она по нему соскучилась. Да и что ей было делать еще? Если последние несколько дней она делала только то, что пыталась вытащить отца из депрессии и убирала дом. Сейчас они с Гарри сидели на лестнице. Уизли и Гермиона разбрелись по комнатам, потому что знали, что им все равно ничего не удастся узнать. Веатрикс не знала сколько прошло времени, но наконец собрание закончилось и из кухни потянулся народ. Перед ними появилась Тонкс. Она села перед Веатрикс на корточки, всматриваясь в сонное лицо кузины. — Ну? Как тебе этот очаровательный домик? Веатрикс усмехается, как-то нервно, и разминает затекшую от неудобного положения шею рукой. Это была их первая встреча после того, как Тонкс её сюда привезла. Прошло всего-то несколько дней, а кажется — вечность. Долгая, наполненная событиями, мыслями и слезами вечность. А впереди ещё пол августа . — О, сама прелесть, — язвит она. — Обожаю паутину, моль размером с крыс и ворчливые портреты. — Уверен, если сделать ремонт, здесь будет очень даже неплохо, — держа руки в карманах брюк, уверяет Люпин, появившийся из столовой. Вслед за ним в проеме возникает Сириус и расслабленно прислоняется плечом к кривоватому брусу дверного косяка. Тонкс поднимается на ноги. — Мы тешим себя этой надеждой уже месяц, — как-то горько усмехается он. — Не останешься переговорить кое о чем, Лунатик? Люпин вглядывается в лицо Сириуса и видимо моментально подмечает то, чего не замечала Веатрикс. И его усеянное шрамами лицо наполняется обеспокоенностью. Серьезный кивок. К чему серьезность? К чему обеспокоенность? Веатрикс не понимала и слишком устала, чтобы хотя бы попытаться понять. — Тогда пошли в гостиную, чтобы не досаждать Гарри и девчонкам старческим нытьем, — смеется Сириус, практически искренне, и обходит Веатрикс, всё ещё сидящую на нижних ступенях. Он же не поэтому хочет уйти, говорить наедине. Старческое нытье. Что он такого хочет сказать Римусу, чего не может сказать при дочери? Эти мысли даже бодрят. Цепляют какой-то интригой. — Да я, в общем-то, планировала уже скоро уходить, — провожая взглядом спину Люпина, удаляющуюся вверх по лестнице, предупреждает Тонкс. — Ладно. До встречи тогда, — голос Сириуса уже откуда-то сверху. Люпин прощается с ней тоже, и она, всё ещё погруженные в свои мысли, тряхнула волосами, прикрыв глаза в задумчивости. Веатрикс этого не замечает, смотрит наверх, словно сквозь потолок сможет разглядеть, что там делают два Мародера, услышать, о чем говорят. -Ну ладно, я заговорилась, — опомнилась вдруг Тонкс и взглянула на грязные часы, висящие на стене. — Я тогда потопала, — говорит она, указав большим пальцем за спину, в сторону прихожей. Веатрикс кивает. — До встречи. — Передавай привет родителям. — Передам! — уже из мрака коридора. После этого должна была бы проснуться Вальбурга, но почему-то к счастью не просыпается. Выдохлась? Дверь вдалеке захлопывается — причем, удивительно, Тонкс не снесла подставку для зонтов, — и Веатрикс тут же подрывается наверх, но ее останавливает Гарри. Она не понимающе смотрит на него - Веатрикс, ты куда? - Хочу узнать о чем собирается говорить папа с Римусом - но ведь Сириус сказал, что не хочет нас досаждать - о чем таком папа хочет поговорить с Римусом, о чем по идее не должна знать его собственная дочь, а Гарри? Если б хотел поговорить о чем то личном то так бы и сказал. И больше не сказав Гарри ни слова, поднимается дальше. Поднимается по ступеням, тихо, стараясь не скрипеть. Неправильно ли будет подслушать? Сириус же говорил «чтобы не досаждать». В его словах не было «потому что это личное». А соответственно… Даже само слово «подслушать» звучало скользко и отдавало неслабым, режущим душком неправильности. Поэтому ей нельзя. А что можно? Можно остановиться не на втором этаже, а подняться выше, в свою комнату. Не слушать. Не подслушивать. Она поднялась по лестнице и остановилась у комнаты из которой доносились человеческие голоса. У Веатрикс еще минуту были некоторые сомнения, но они быстро исчезли, потому что Веатрикс считала, что если она сейчас подслушает то о чем собираются говорить папа и Римус, она сможет помочь своему отцу справится с болью и тоской захватившей его сердце, с тех пор как он снова поселился в этом доме. Веатрикс его отлично понимала. Она не могла представить, чтобы чувствовала если бы снова оказалась в Малфой мэноре. Наверняка чувствовала бы себя сейчас точно также как и папа.