Драконий фрукт

Тягостное молчание, и его выжидающий, пристальный взгляд, напряжённая фигура и чуть вздрагивающая плеть хвоста... Смотрю и не знаю, что предпринять. Признаюсь честно: хочется сбежать от монстра, и я стараюсь незаметно присмотреть направление движения, чтобы он не смог меня догнать. В воде он был чертовски быстр, и не думаю, что на суше будут исключения. Теперь жалею о том, что пробежала так много до этого: ноги дрожат от усталости и слабости, сводя мышцы неприятным томлением, однако я все равно слишком пылала жаждой жизни, чтобы сдаться на его волю, отдаться и забыть обо всем... Проявить слабохарактерность, даже если перед тобой могущественный и сильный монстр? Ни за что! Я не сдамся без боя... — Да пошел ты, — шиплю ядовито сквозь зубы и срываюсь с места так быстро, как только могу, моментально слыша позади сердитое рычание, явно недоброжелательного тона, что подстёгивает мою внезапно возникнувшую прыть второго дыхания. Короткий забег бьёт адреналином не хуже любого допинга, а мысленно я уже строю план добежать до джунглей и забраться на дерево, словно спасаясь от дикого разъяренного вепря, наивно полагая, что по деревьям Эррор лазать не умеет. Лес уже маячит совсем перед носом, но песок под ногами предательски замедляет мои и без того недостаточно быстрые от сильной усталости движения: в глазах буквально темнеет. Рык повторяется, и меня обхватывают поперек туловища знакомые руки, заваливая на мягкие песчаные барханы чудно́го пляжа, прижимая для верности тяжёлым туловищем сверху. Я отбиваюсь, как бешеная кошка, наотмашь бья по чужому черепу, отчего руку тут же пронзает острой болью, заставляя взвыть и перестать так трепыхаться, борясь с неприятными искрами перед глазами и дыханием, что норовило остановиться от нехватки воздуха. — Да угомонись ты, чертова дура, я тебе ничего не сделаю! — злобно орет Эррор, скручивая мои руки своими, слишком сильными для того, у кого мышц нет вовсе. Одна из ладоней, которой я попала по его костям, снова отзывается болью на неаккуратное движение, выуживая из почти бессознательного тела мой сдавленный писк и слезы. Как бы не оказалось перелома... Жмурю глаза, пока грудная клетка ходит ходуном, чувствуя над собой чужую, что, кажется, совершенно спокойно дышит, будто мы не бежали только что спринт по почти ночному пляжу. Дыхание все равно рваное, не получается сдержать слез обиды, боли и отчаяния, злости на себя за то, что практически готова простить, видя и чувствуя его так близко, успев увидеть отблеск вины в гетерохромных зрачках одичавшего и одинокого монстра... Держусь из последних сил, горя на топливе под названием "гордость". — Тише... Не плачь... Дыши глубже, — он чуть ослабляет руку, держащую оба запястья разом, сдерживая в себе собственную злость, что было само по себе достойно уважения, ибо за столько лет одиночества говорить о самообладании не приходится. — Да... Отстань ты... от меня, — все ещё обиженно рычу на него надорванным голосом, полным подступающих слез и вновь морщусь от неосторожного движения в кисти, после чего меня рывком сажают и прижимают к себе, заключая в объятия насильно. — Глупая, — басит надо мной его необычный эхоподобный голос. — Кретин, — отвечаю в ответ, но окончательно перестаю сопротивляться, тихо всхлипывая в ворот его черной рубашки, пока он пересаживает меня на колени, обхватив поудобнее и укладывая рядом действительно длинный хвост, что струится по песку рубиновой змеёй. Медленно, но верно успокаиваю и дыхание, и грозившую начаться истерику, оставив подобную слабость до лучших времён. Гораздо больше стал интересен более насущный вопрос, который я озвучила, стоило мне начать дышать более-менее ровно: — Какого черта ты можешь ходить по земле, Эррор? Ты ведь говорил совсем другое? Монстр хищно шипит над ухом, заставив вздрогнуть и сжаться в комочек в его руках, не отрываясь глядя, как взметнулся с земли его ловкий хвост, едва не осыпая меня миллионом темных песчинок. Заметив мой страх, он довольно фыркнул и обхватил крепче, словно предупреждая о бесполезности любой попытки побега даже чисто теоретически... И мне остаётся лишь замереть мышью, рассматривая волнистые дуги, выписываемые плетью его хвоста. — Драконий фрукт, — вдруг отвечает он тихо, и я почти перестаю дышать, удивлённая тем,что вообще получила ответ, — если съесть его достаточно, то я могу менять форму, но только на одну ночь месяца, в полнолуние... Чтобы быть таким постоянно, я должен... Должен сделать... Агхрр, это уже не важно, — рычит он, озадачив меня... Значит на берег он всё-таки способен выбираться, пусть и раз за много дней. Но... Выходит... Он отказался от своих слов, сказанных в той пещере... Отказался... Дал мне свободу выбора... — Эррор? — спрашиваю, ощущая, как тревожно стало на сердце после его слов, но в этот раз за него... Чуть отстраняюсь, но уже не резко, давая понять, что бежать не собираюсь. Ловлю его прищуренный взгляд, в котором вопреки сказанному расплескалось спокойствие, стоило мне увидеть его глаза. — Спасибо, — говорю шепотом, который тут же глотает муссон, но я точно знаю, что Эррор все слышит и впервые за долгое время улыбается мне, довольно моргая в ответ. Недопонимание было нами зарыто, словно топор неначавшейся войны, позволив нам всё построить заново... По душе разливалось приятное тепло, от осознания того, что Эррор все же поставил на первое место чувства, дав возможность дышать спокойно и не ощущать гнета и давления обстоятельств. Быть с ним и не чувствовать себя обязанной или должной, просто наслаждаясь его обществом, давая эмоциям протаптывать свой путь самостоятельно. Это было самым ценным подарком, что мне преподносили за всю мою жизнь... Я медленно сползаю с его колен, усевшись рядом, бок о бок, но задев ушибленную руку, сдавленно шиплю и мычу, всматриваясь в ее силуэт, залитый лунным светом. — Меньше надо руками размахивать, — деловито отмечает монстр, скашивая на меня недовольный взгляд, чуть мазнув хвостом по щиколотке, завернув тот дугой около меня. — Ты сам хорош, Эррор, — недовольно отвечаю, неловко сгибая пальцы и с радостью отмечая, что ни один не сломан. Руку внезапно накрывает его длинная ладонь, мягко притягивая ее к себе и расжимая мои пальцы веером. — То что я хорош, у меня сомнений не возникает, — двусмысленно тянет он, с прищуром всматриваясь в мое лицо, что тут же пунцовеет от его странного намека, а он хитро улыбается, привычно скаля необычные, латунные зубы, вновь опуская взгляд на мою ладонь. Медленно пройдясь по ней ловкими пальцами, он нашел чувствительное место, вынудив рефлекторно дернуться, но держал он крепко, в ответ на боль сжав запястье второй рукой. По косточкам моих фаланг прошёлся жар, словно я держу ладонь у танцующего пламени костра, поглощающего собой дискомфорт, оставляя после себя приятное тепло изнутри. В изумлении склоняюсь ближе, рассматривая наши сцепленные руки и расслабленные пальцы Эррора, что больше не держали насильно. С любопытством беру его кисть к себе, огладив пальцем свободной руки каждую теплую фалангу с трехцветным переходом удивительных костей, где янтарные кончики перетекали в темную киноварь и угольную черноту ладоней, подсвеченную лунным сиянием. — Что ты делаешь? — интересуется монстр, непонимающе хмурясь, а подняв на него взгляд ловлю свечение медовых веснушек над кобальтовыми реками, текущими словно из глазниц... Их так хочется коснуться, и в этот волшебный момент, я не могу удержаться, проводя свободной рукой по их чуть шершавой поверхности... — Ты... Красивый, Эррор... Хах, извини, — смущённо убираю руку и выпускаю его ладонь из второй, нервно заправляя спутанную прядь волос за ухо, уставившись в песок. Монстр тихо выдыхает рядом, вместо ответа несмело укладывая на мои колени свой дивный, подвижный хвост, словно ненавязчиво предлагая потрогать и его. Мои пальцы несмело касаются его приятной ребристой гладкости. Теплый... Улыбаюсь, всматриваясь в мягкие волны берега, от которого мы так прытко убежали, продолжая гладить живую плеть, ведущую собственную жизнь: он постоянно шевелился и мягко изгибался между пальцами. Было довольно весело представлять сейчас, как мы неслись по берегу, сидя сейчас друг с другом, выпачканные в песке, но уладившие все недомолвки на этом острове, полном причудливых фруктов. Наконец-то на душе наступил долгожданный покой, и хотя бы эту ночь мы можем провести вот так: наблюдая... Видя, как бесконечное небо рассекают чёрточки метеоров. Слушая пение уснувших волн, отражающих платиновый свет Луны сотней дрожащих бликов. Чувствуя дыхание друг друга и тепло согретых жизнью и чувствами тел. — Амбри... — тихо зовёт Эррор, и я отвлекаюсь от красоты ночи, повернув к нему голову, сталкиваясь с близостью его горящих ярче звезд глаз, надолго утопая в медовой бирюзе потеплевшего взгляда. — Да? — шепчу тихо, боясь повышать непослушный сейчас голос. — Тебя не пугает... моя... моя внешность? — спрашивает вдруг он окидывая себя взглядом и чуть морщась. — Пфф, Эррор, ты идиот, — смеюсь, не выдерживая его серьезности, с трудом сквозь смех улавливая вспыхнувшее в нем раздражение. Не выдержав моего безобидного издевательства, он заваливает меня на песок с сердитым ворчанием недовольного зверя. — Что смешного я спросил, человек? — его руки уже привычно держали мои плечи, пока я продолжала весело посмеиваться. — С тем же успехом могу спросить, не пугаю ли тебя я... Я же человек и отличаюсь от тебя, — беззаботно клоню голову к плечу. — Не неси дури, ты это ты... Ты... Мягкая, теплая, крас...ивая, — вдруг оступается на последнем слове, резко отстраняясь, злобно рыча ругательства и отворачиваясь, скрывая видимый отсвет его смущения, подкреплённого взволнованным взлетом хвоста, который нечаянно падает мне на живот и тут же отдергивается, будто обжигаясь. — Я тебе уже говорила, что ты красив, Эррор. Любишь, когда так говорят почаще? — подначиваю монстра, садясь рядом и добродушно толкая его плечом, оставаясь в таком прижатом положении, практически облокачиваясь на его крепкий скелет, — могу даже сказать, что ты мне нравишься, даже если сочтешь меня дурой. С этим я и поспорить не смогу... Ведь ты – самый большой засранец и хам, какого я только знаю, – грустно вздыхаю, пальцем рисуя на песке бездумные узоры и петельки. — От хамки слышу, мелочь, — шипит в ответ, легонько толкая в ответ, но не отодвигается, буравя горизонт взглядом. Я долго сидела рядом с ним в эту дивную ночь, иногда разговаривая о всяких глупостях и мелочах, подначивая монстра беззлобными шутками, которые он сперва воспринимал всерьез, но после расслабился окончательно, отвечая обоюдными колкостями... Я всё чаще замечала, как он смотрит на меня: надолго останавливая задумчивый взгляд, который, стоило поймать, он тут же сделал вид, будто смотрит на темные джунгли, в которых мечутся тысячи светлячков или на море, чьи волны тихо облизывали песчаный берег. Это грело изнутри... Он действительно что-то чувствует... А потому отпустил, дав мне возможность решать самой... От осознания этого хотелось улыбаться, быть рядом и никогда не оставлять его одного. Делиться радостью и печалью, вызывать улыбку, любоваться солнечными веснушками, которые прежде не доводилось так хорошо рассмотреть вблизи... Словно звёзды на темном полотне неба. Эррор стал моим небом здесь... Мы живы... Мы вместе... Незаметно забрезжили первые вестники рассвета, нагревая тонкую границу, где синева неба мешалась с волнующейся гладью океана... Я почти задремала, притулившись на плече монстра, когда он мягко меня потормошил. — Амбри... Мне пора в воду, — грустно, с толикой сердитости на обстоятельства прогудел его рычащий голос, и я сонно промаргиваюсь, вставая с ним с песка. — М? Эх... Так быстро прошла эта ночь... А можно... Я провожу тебя? — спрашиваю Эррора, с надеждой всматриваясь в его хмурое лицо, но он отвечать не торопится,— Эррор, — несмело беру его за руку, чуть сжимая, — я все равно буду рядом... Мне нравится, когда ты плаваешь. Монстр ловит мою искреннюю улыбку и вздыхает, сжимая мои пальцы и шагая к пенным волнам предрассветного морского часа, ведя за собой. Мягкая, солёная вода податливо впускает в себя, взметнув мурашки по телу от контраста температур, но стоило войти почти по самые плечи, как дискомфорт ушёл, оставив лишь приятное покачивание от потока набегающих волн. Горизонт все больше наливался бирюзой и нежным перламутром розовых тонов. Проснулись морские и тропические птицы, оглашая береговую линию первыми звонкими криками. Эррор рядом вздрагивает, стискивая зубы сильнее, словно испытывал боль... Не зная, чем помочь, я просто обнимаю его, прижимаясь всей грудью и животом, чувствуя, как меняется его тело, и как сильно, почти до боли меня сжали его руки. С касанием первого солнечного луча, его краткое мучение прекратилось, а тело расслабилось и опустилось в воду сильнее. Ноги тронуло привычное чувство его большого, угревидного хвоста, а монстр выдохнул в ухо, ослабляя хватку: — Спасибо, Амбри...