После уроков

      Виктор долго обнимал Женю. Он совершенно не знал, что делать дальше. Казалось бы, нужно раз и навсегда сказать Жене, что между ними ничего не будет, пресекая любые попытки вновь добиться чего-либо с его стороны. Однако он не мог так поступить. Или не хотел. В любом случае, Виктору казалось, что бросить Женю сейчас будет неправильно. Он не мог знать, как тот себя поведет. Поэтому принял решение — он подумает еще немного.       Виктор нехотя разорвал объятия и произнес:       — Дай мне еще время. Я не знаю когда, но, обещаю, я дам тебе ответ.       — Так странно, — пожал плечами Женя. — Разве ты не должен продолжать говорить о том, что ты учитель, а я твой ученик, и между нами ничего не может быть.       — Должен, — вздохнул Виктор, — но я не могу.       Женя не понимал, что чувствует. Он обхватил себя руками, будто желая сохранить тепло объятий, и задумался о происходящем. Конечно, то, что Виктор не отказал, его радовало, но почему-то уже не так сильно. Не было той радости, как когда они занялись сексом впервые, не считая ночи в отеле, или такой, которая возникла во время встречи в пятницу, когда Женя переоделся в платье. Сейчас он испытывал нечто другое, менее яркое, но более глубокое. Какое-то тепло, идущее изнутри. Женя глянул на Виктора и вдруг понял, что дело не только в сексе. В настоящий момент у него не было никакого желания им заняться, зато было желание повторить объятия. Женя удивлялся собственным мыслям.       Их взгляды пересеклись, тогда Женя, неожиданно даже для самого себя, произнес:       — Прости.       Он не планировал извиняться. На самом деле, он даже не считал себя виноватым в чем-либо. Понимал, что поступал неправильно, но ему казалось, что ответственность лежит на Викторе, ведь он, при должном желании, мог бы все прекратить.       — За что? — тихо спросил Виктор.       Он догадывался за что, но хотелось услышать от Жени признание. Хотя, Виктор его не винил, разве что немного. Он оправдывал Женю тем, что он просто ребенок, переживший слишком много. Быть может, его это совсем не оправдывало, но Виктор его понимал. Он сам был таким, только совершил нечто куда более ужасное.       — Ну, — начал Женя, — за то, что приставал к тебе или вроде того. Вообще я все еще хочу, мне понравилось заниматься с тобой сексом, даже больше, чем с остальными. Хотя мы не делали каких-то извращенных вещей, но это и не плохо, но… Короче, я просто всегда думал, что мне такое нравится, но с тобой хорошо и без этого и… Я хотел сказать, что не должен был так поступать, но тогда я не хотел ничего другого.       — Я тебя не виню, — ответил Виктор. — Однако я злился на тебя первое время. Но я рад, что ты понимаешь, что поступил не лучшим образом.       Виктор хотел было закончить, но потом задал еще один вопрос:       — Чего ты хочешь сейчас?       Женя не знал. Он все еще хотел секса с Виктором, но к этому желанию добавилось еще одно — быть с ним. Женя не понимал, как его трактовать. Он все еще не испытывал никакого желания начинать романтические, в стандартном понимании этого слова, отношения, не хотел гулять с Виктором за ручку и долго целоваться под звездами. Он просто хотел быть с ним. Хотел чувствовать, что его любят, хотел чувствовать себя не одиноким. Раньше только секс помогал Жене достичь этого, но объятия, произошедшие только что, тоже подарили уют и чувство безопасности, заставляя усомниться в том, что получить любовь он может только через секс.       — Обними меня, — попросил Женя.       Виктор обнял, ему и самому этого хотелось. Обнимать Женю ему нравилось куда больше, чем спать с ним. Во многом потому, что это не вызывало никаких мук совести, но еще из-за того, что этот невинный жест казался ему куда более интимным, чем любой секс. В объятиях по-настоящему ощущалась близость. Правда, секс ему тоже нравился, обманывать самого себя Виктор не собирался.       — Ты правда думаешь, что между нами может что-то быть? — спросил Женя, прижимаясь крепче. — А как же разница в возрасте и прочие нюансы?       — Я не знаю, — печально ответил Виктор. — Да, так нельзя, но я не могу бросить тебя. Знаешь, я правда хочу, чтобы все твои угрозы и разговоры о том, что ты убьешь себя оказались пустым шантажом, но это ведь не так? Можешь не отвечать, я понимаю, что это не так, понял, еще когда ты рассказал о том, что выпрыгнул из окна в третьем классе. Жень, мне жаль, правда жаль, что твоя жизнь сложилась так, но еще не все потеряно. Тебе всего шестнадцать, и я верю, что в будущем у тебя все будет хорошо, но сейчас тебе нужна помощь. Если ты не хочешь поговорить с Надеждой Сергеевной, то… Тебе станет легче, если я буду с тобой? — спросил Виктор, прозвучало немного отчаянно.       — Да, — ответил Женя.       Большую часть времени он не признавал, что ему плохо, но сейчас он позволил себе сбросить маску и быть настоящим. Женя знал, что ему плохо, как знал и то, что ему действительно станет легче, если Виктор будет рядом.       — Дай мне время, — повторил свою просьбу Виктор.       — Хорошо. Я не буду тебя торопить, но обязательно подумай про нас, а я подумаю про психолога, может реально схожу к ней.       Женя произнес это так, словно его разговор с Надеждой Сергеевной больше нужен был Виктору, а не ему самому. Виктор это заметил, но все равно сказал:       — Я очень рад, что ты подумаешь над этим. Дам тебе ее номер телефона. Она хороший специалист и хороший человек, ты можешь ей доверять.       Отстранившись от Жени, Виктор вернулся к столу, взял бумажку и записал номер.       — Вот, — вздохнул он, — думаю, ты можешь идти. Постарайся отдохнуть. А мне еще надо проверить тесты, и я понятия не имею, как буду объяснять то, что один из них порван.       — Скажи, что это собака, — усмехнулся Женя.       — У меня нет собаки, не очень люблю животных.       — Я тоже.       Какое-то время продлилось молчание, которое Виктор поспешил прервать, сказав:       — Иди. Тебе стоит расслабиться и постараться отвлечься на что-нибудь другое, хотя бы сегодня.       Женя не мог с ним не согласиться. После всего произошедшего он действительно чувствовал себя уставшим и немного подавленным. Однако ему не хотелось уходить просто так. Он остановился у двери и, обернувшись, сказал:       — Понимаю, ты просил дать тебе время, но… поцелуешь меня?       Виктор сперва покачал головой, но потом все же подошел к Жене и быстро поцеловал его в уголок губ. Однако этого хватило.       — Спасибо, — улыбнулся Женя. — До встречи.       — Пока, — сказал Виктор, закрывая за ним дверь.       Он попытался отвлечься от мыслей о Жене, занявшись проверкой работ, но отвлечься не получалось. Виктор думал о том, что будет дальше. Он был почти уверен в том, что согласится быть с ним, но какие у этого будут последствия? Виктор был готов смириться с тем, что происходящее придется скрывать, правда, это особо и не казалось ему проблемой. Другой вопрос, что будет с ними. Если рассматривать лучший исход, то Женя должен будет оставить все свои суицидальные затеи и жить дальше. А сам Виктор? Он понимал, что через два с половиной года, если не раньше, все так или иначе закончится. Ему придется отпустить Женю. Конечно, будет неприятно, но он справится.       Вроде, с этим планом все было в порядке, но какое-то нехорошее предчувствие не отпускало Виктора. Он пытался избавиться от него, продолжая проверять работы одиннадцатиклассников. Только на седьмом листе он понял, что перепутал варианты и все задания, где нужно было проставить ответ буквой, проверил неправильно. Глубоко вздохнув, он попытался придумать, что можно сделать, а потом собрал все листы и отправил их в мусорное ведро, тем самым спасая большую часть одиннадцатого класса от плохих оценок. Скажет, что потерял. Все равно это была не особо важная проверочная работа.       Виктор ушел из школы, надеясь, что дома у него получится лучше собраться с мыслями.

***

      Женя также старался не думать о Викторе. Он уже переосмыслил все, что только можно было. Дальнейшие размышления не привели бы ни к чему. Поэтому он просто шел по улице в противоположном от его дома направлении и думал о том, как ему не нравится осень. Она действительно нагоняла тоску, особенно, когда приходил октябрь, и становилось по-настоящему холодно. И хуже то, что дальше непременно наступит зима, которая не нравилась ему еще больше. Женя терпеть не мог снег, но еще больше его отталкивали новогодние праздники. Они у него плотно ассоциировались с тем школьным утренником, из-за которого ему пришлось отдать почти год на восстановление после перелома позвоночника. Точнее, это произошло не из-за утренника, а из-за отца, но ассоциация осталась.       Согласно прогнозу, вечером должен был пойти дождь. Пока этого не произошло, Женя намеревался гулять по городу. Возвращаться к бабушке он не планировал, так и не привык к соседству с ней после того, как она вернулась из больницы. Не то чтобы ему хотелось гулять, наслаждаясь сильным ветром и холодом, но пойти было некуда.       Женя не ожидал встретить Дину и Федю на центральной площади. Увидев их вместе, он испытал что-то, похожее на ревность, но заставил это чувство убраться, понимая, что глупо ревновать Дину к кому-либо. Правда, общаться с ними он не хотел, думая развернуться и пойти в другую сторону, но Дина его заметила:       — Эй! — крикнула она. — Иди сюда!       Он подошел, поздоровался и спросил:       — Когда это вы начали общаться?       — Ну, я обещала Феде отметить его день рождения у меня дома, но родители сказали, что не свалят до самой пятницы, поэтому я предложила просто погулять, — сказала Дина. — Вообще-то я и тебя хотела позвать, но ты куда-то убежал после последнего урока.       Женя и забыл про то, что на выходных, когда они с Диной гуляли, им повстречался Федя, грустящий из-за того, что мама не разрешила поехать ему в Минск. Тогда и родился этот план с походом к Дине домой.       — Ааа, — протянул он, вспоминая. — Ясно. У меня дела были.       — В школе? Какие? — поинтересовалась Дина, с подозрением глядя на него.       — Да никаких.       Она покачала головой, будто обещая себе, что еще вернется к этому вопросу, и сказала:       — Присоединяйся, хотя мы уже шли домой.       — Ладно, пройдусь с вами, — согласился Женя, все равно ему нечего было делать.       — Мы говорили про эти дурацкие тесты на профориентацию, — сказала Дина. — Мне кажется, фигня все это. Не понимаю, зачем они вообще нужны. Я вот знаю, кем хочу стать. Надеюсь, мои книги будут издавать, хотя то, о чем я пишу, в обществе осуждается. Но раз это популярно в интернете, значит, издательства должны быть в этом заинтересованы. Правда моя мама, она раньше работала в издательстве, сказала, что такое никогда не издадут, но я ей не верю.       — Возможно.       — А что ты пишешь? — неуверенно спросил Федя, все еще не чувствуя себя комфортно в их компании.       — Ну… может потом расскажу, — усмехнулась Дина. — Кстати, а ты кем хочешь стать?       Щеки Феди покраснели, словно его спросили о чем-то неприличном, но он все же неловко ответил:       — Я люблю рисовать, а еще мне татуировки нравятся, это красиво. Поэтому я бы хотел быть тату-мастером, но мне мама не разрешит, поэтому, наверное, на архитектора поступать буду.       — Почему она не разрешит? — спросил Женя.       — Ей не нравятся татуировки.       — Да нахуй ее, — усмехнулась Дина, — я думаю, что татуировки — это круто. Давай, становись, потом мне что-нибудь набьешь.       — Не ругайся матом! — возмутился Федя, что вызвало у Жени и Дины удивление.       — А то что?       — Мама говорила, что если ругаться матом, то появятся бородавки на руках.       Дина рассмеялась, показывая руки в доказательство того, что никаких бородавок у нее нет. А Женя задумался о том, что наверное Феде, как и большинству людей, с родителями не повезло.       — Может в Минск съездим? — предложила Дина. — Сегодня правда уже поздно, а завтра тупой диктант по белорусскому, но в среду можно прогулять, там география и физра.       — Отличная идея, — согласился Женя.       — Но моя мама…       — Ты когда-нибудь делал то, что сам хочешь, а не то, что мама говорит? — перебила Дина.       — Нет, я хотел, но еще никогда не делал.       Жене вспомнилось, как они с Федей гуляли в самом начале сентября. В голову пришла отличная, как ему казалось мысль.       — В Минск мы сегодня не поедем, — начал он, — но здесь тоже есть отличное место, куда можно сходить. Предлагаю пойти в заброшенный санаторий прямо сейчас, я там был, там классно.       — Круто, идем! — тут же согласилась Дина.       — Но там ведь опасно, и вдруг с нами что-то случится! — возразил Федя.       — Идем, — сказала Дина, хватая его за рукав.       У Жени поднялось настроение. Прогулка с Диной и Федей помогла ему отвлечься, как и поход в санаторий. Ему нравилось это место. Чем-то оно притягивало. Однако, как бы хорошо не было, Женю преследовало чувство, что что-то не так, оно усилилось, когда они проходили мимо участка, на котором когда-то был дом Виктора.       Женя остановился, глядя на голые кирпичи фундамента, торчащие из земли. Он наизусть запомнил слова Виктора, которые тот произнес, когда он спросил про пожар: «Я не хочу рассказывать. Никогда больше не спрашивай об этом». Виктор всегда казался Жене спокойным человеком, умеющим сдерживать эмоции, но в тот момент в его глазах проскользнула паника. Должно быть, на этом месте произошло что-то по-настоящему ужасное, раз у Виктора была такая реакция. Жене стало любопытно, и он решил, что, если между ними все будет хорошо, когда-нибудь спросит, несмотря на просьбу не делать этого.       В тот момент Женя впервые задумался о том, что с Виктором, как и с ним самим, наверное произошло что-то плохое. Жене хотелось бы узнать, что конкретно, не считая того, что он уже знает. Ему хотелось, чтобы Виктор ему доверял, пусть и догадывался, что такое вряд ли произойдет. Внутри вспыхнуло желание поддержать Виктора, поговорить с ним так же, как он пытался поговорить с Женей. И пусть у них была довольно ощутимая разница в возрасте, Жене казалось, что они смогут друг друга понять.       — Чего ты там застрял? — спросила Дина.       Опомнившись, Женя последовал за ними, в последний раз окинув взглядом руины дома Виктора.       Первое время, пока они гуляли по санаторию, Федя нервничал и постоянно оглядывался по сторонам, но потом кажется успокоился и даже вошел во вкус.       В здание бассейна они пришли позже всего, обойдя остальные постройки. Оказавшись внутри, Женя вновь невольно вспомнил о Викторе и о том, как отсосал ему прямо на вышке. От этих воспоминаний стало жарко. И пусть Женя кажется осознал, что от Виктора ему нужен не только секс, одно другому не мешало.       Ему показалось, что он поступает не так и плохо. В конце концов, это не должно было ни на что повлиять. Он отошел в угол помещения и вытащил из кармана телефон. Дина и Федя не обращали на него внимания. Женя зашел в электронную почту. Пользовался он ей редко, поэтому найти нужное письмо не составило труда. Он отправил его своей матери около четырех месяцев назад. «Все еще не веришь?» — таким был заголовок письма. Текста в нем не было, только фотографии. Их было пять штук, конечно, их существовало намного больше, но у Жени остались только эти.       Ему требовалась одна фотография, но он пролистал все. Нужный файл был первым. На снимке Женя сидел на шелковых красных простынях полностью обнаженный. Его тело оплетала черная веревка. В фотографии было больше эротики, нежели разврата.       Второй снимок был куда более пошлым. На нем Женя был в женском белье, мужская рука, чей обладатель скрылся за кадром, сжимала его член. Третья фотография — его покрасневшее лицо в слезах и сперме. На четвертом снимке также было его лицо, Женя облизывал чужие пальцы. Пятая фотография была сделана прямо во время секса. На ней было видно, как в него проникает чей-то член, но хуже даже не это, а то, что всю спину Жени покрывали красные полосы, на которых кое-где выступили капли крови. Остались после ударов плетью.       Когда-то Женя отправил все эти снимки своей матери.       Глядя на них, он, как ему казалось, больше не испытывал никаких эмоций. Однако это было не так. Женя предпочел проигнорировать болезненный укол где-то в районе сердца.       Самую первую фотографию с веревкой он отправил Виктору, написав в следующем сообщении: «Надеюсь, это поможет быстрее определиться». Виктор тут же просмотрел, но ничего не ответил. Впрочем, Женя не сильно расстроился. Спрятав телефон в карман, он присоединился к Дине и Феде, позволяя себе надеяться, что все будет хорошо. Жаль только, что нехорошее предчувствие все никак не оставляло его.