И только кости вымыл ветер

Деон чувствовал — он нежилец. Мысль пришла к нему давно, еще в пересылочном пункте. Болезнь возникла внезапно, раздирая легкие, а тело ответило ей лихорадкой. Он никогда думал о будущем, как и любой другой ливпи. Планы — это привилегия тех, у кого есть выбор. Всю жизнь Деон жил в настоящем. А теперь и думать было не о чем — впереди маячила только смерть. Месяцы пересылок привели его сюда — в тесную комнатку при складе. Очередной пан-ньен — суетливый торговец всем подряд Тримре Агбадж Тах, чья одутловатая физиономия уже сидела в печенках. Дни летели, забирая последние силы. Стояла середина Топи. Воздух был тяжелый от влаги. Еду на него особо не тратили — бесполезно уже. Но и голода не было. Приступы выматывающего кашля сменялись горячечным бредом, который не отпускал всё дольше и дольше. Тот день обещал быть как все предыдущие. Пока на склад не заявился Тах собственной персоной в компании незнакомца. Повезло, что тогда в голове Деона прояснилось, позволяя хоть как-то мыслить. Он видел их обоих из своей темной каморки. Гость весь был странный, а не какой-то отдельной деталью, как это часто бывает. В глаза бросалась одежда — темно-бардовую рубашку и потертые штаны прикрывал настоящий меховой плащ с красным подбоем. Обуви на нем не было, зато были толстые кожаные перчатки. И, Савай всемогущий, волосы. Стоило незнакомцу снять кепку-восьмиклинку, как у Деона зарябило в глазах. Короткостриженые, ярко-рыжие, с неестественным отливом, наводящим на мысли о полированным мисках. Первая мысль: какой-то сумасшедший. Но ее Деон отогнал. Даже сейчас его помутненный разум пытался анализировать незнакомца. Для ливпи это свойство незаменимо — иначе лишнее движение, лишнее слово, и вот ты сидишь в тесной коморке на Восьмом, медленно умирая от непонятной болезни. Поэтому он делал это почти неосознанно. Ага, а торговец-то перед гостем лебезит. В конце концов, на склад привел — в самое важное место лавочки. Значит, не всё так просто. Деон сосредоточился. В темени и лбу тут же мучительно загудело. Так, лицо. Профиль жесткий, словно высеченный из камня. Такой бывает у благородных воинов на картинах со сражениями. Особенно нос — острый, очень прямой, наводящий на мысль о птичьем клюве. И как будто что-то еще, больше в движениях, чем в чертах. Хищное, плотоядное. Выглядел он болезненно. И виной тому была не бледность — судя по огромной крысе, вольготно разложившейся на плечах, гость — шигнар. Деон знал о них немного, но видел часто. Без личного знакомства было понятно, что все они бледные как беленые простыни. Нет, тут что-то другое. Деон зашелся в кашле. Лоб пронзила острая боль. Он откинулся на мешки, прикрыл опухшие веки и надавил пальцами на глаза, пока не появились мерцающие пятна. Рассуждения закончились сами собой. Какой смысл? Разве что развлечь себя напоследок. Но и на это сил не было. Хотелось просто раствориться, стать незаметным, как вон тот ящик с тряпками. Разноцветными кусками ткани, которые всё падают-падают-падают куда-то в черноту… Деон вздрогнул. Кажется, он возвращался в горячее марево бреда. Приоткрыл глаза — в дальнем углу склада торговец, активно махая руками, что-то втолковывал незнакомцу. Тот изображал интерес, но до того плохо, что Деон невольно ухмыльнулся. Тут зашевелилась крыса. Подняла мордочку, словно что-то искала, и вдруг вперила глаза-бусины в Деона. От этого немигающего взгляда становилось не по себе. И увидел ведь — света в коморке не было. Крыса — явно проводник. Деон попытался отрыть в памяти хоть что-то об этих существах. В основном слухи от других ливпи, да то, что знали все. Проводники — свидетельство дара Саваево шигнарам. Даже трогать их кому-то постороннему — чистейшее богохульство, не искупаемое кощунство. Зачем нужны — Деон представлял смутно. Но со своими шигнарами они связаны очень тесно. И умные. Да-да, они вроде не как звери. По правилам надо бы опустить глаза в пол и напустить раболепный вид, но Деон просто продолжил смотреть. В воспалённом рассудке поплыли вопросы. Что же ты хочешь от умирающего ливпи, большая крыса? Интересно, а говорить она может? Или фокусы показывать? В голову полезла всякая чепуха — крыса жонглирует цветными шарами… У нее очень длинный лысый хвост… Проводник отвернулся и снова улегся на плечо хозяина. Если это была такая игра, то Деон хотел бы думать, что выиграл. — А этот? — вдруг донесся до него низкий голос незнакомца. Он махнул рукой, указывая на ту самую груду мешков, которую облюбовал Деон. Нет, всё-таки проиграл. Неужели крыса обиделась? — Что-что? — торговец проморгался, явно желая продолжить свои россказни. — А, это, значится, грибная культура, новый сорт, шесть мешков… — Да не они, а который на них сидит, — раздраженно прервал его гость. — Ливпи? Да он шуршорский был, откуда-то с верхних, значится. Болеет чем-то… Да с кем не бывает? Хотите посмотреть? Пройдемте! Деон мысленно застонал. Кьомас в голову ударил в гляделки играть. Две фигуры неумолимо на него надвигались. — Вставай, треклятый, — увесистый пинок в голень. — Перед пан-ньенами стоять надо! Вы не думайте, он крепкий, молодой еще. Дайте срок, оклемается. Каждый сустав в теле протестовал против слов торговца. Деон вставал медленно, раскидывая руки и ноги как пьяный паук, не в первый раз браня своё слишком длинное тело. — Вот это жердь… — пробормотал незнакомец почти восхищенно. — Локтей пять, если не больше. Со своей высоты Деону было сложно судить о других… Но этот вроде тоже не низкий был. — Так хорошо же, значится, сильный, — тут же нашелся торговец. — Снимай рубашку, ливпи! Быстрей давай! И опровергни все мои слова. Так-то потенциальный покупатель и «силу» его увидит, и клейма, одно из которых кривым казенным шрифтом красноречиво оглашало «ВЫБРАКОВКА». Но Деон повиновался, как и всегда. Пуговицы долго не поддавались, так что он схлопотал еще один пинок. Незнакомец всё это время молчал, разве что вскинул бровь. Деон попытался определить его возраст. Вроде молодой, но внешность шигнаров обманчива. Черных пятен на лице нет, глаза обычные, серые, почти бесцветные. Только с огоньком еще таким, звериным что ли. Как будто за обычной личиной двуногого скрывалась еще одна, клыкастая и кровожадная. — Вот, взгляните. Совсем мало пан-ньнов сменил. Значиться, работник хороший. Ливпи нонче дорогие, этого в пол рыночной цены отдам. Вам, ньен Гимин, в счет долга, конечно. Без особого интереса гость пробежался взглядом по выжженным на теле Деона квадратам, останавливаясь то на одном, то на другом. Вдруг тень промелькнула по его лицу, неопределённая эмоция, нечитаемая. И крыса встрепенулась, дернув усами. Кажется, увидел то злополучное клеймо. Оно и к лучшему — Деон уже начал побаиваться этого типа. Кто его знает, что у него на уме. Лучше уж дожить свой срок в кладовке. — Ньен Тах, если вы надеетесь меня обмануть, то должны знать — цены на ливпи мне известны. И долг ваш он не покрыл бы, даже если бы был здоров, — тихо сказал незнакомец, но жесткий тон заставил Деона вжать голову в плечи. Да и торговца тоже. Исход был ясен. Бессмысленная трата времени, можно больше не слушать. Деон теперь хотел только одного — чтобы ему позволили одеться. На складе было прохладно, его знобило, начиналась дрожь. Торговец снова залебезил, расплываясь в примирительной улыбке: — Ньен Гимин, что ж вы так со старым Тахом! Да Кьомас с этим ливпи! У меня товара много, хорошего, с верхних, со средних уровней, да что… — Беру в половину долга. Еще четверть, если возьмете на себя бумаги. На остаток — Таардинских трав. Красные. И мы в расчете, — отчеканил Гимин. Смысл слов пролетел сквозь Деона. Что-то там про долги и четверти. Он думал о рубашке, валявшейся на мешках. Как бы ее подцепить незаметно. Наклониться как-то. И тут заметил Таха. У торговца, казалось, сейчас челюсть отвалиться. — Милейший, без ножа режете, — упавшим голосом проговорил он. — Нотариусь нонче дорогой… — У меня нет времени, ньен Тах. Вы просрочили оговоренный срок. Я пришел получить своё. Или вы выполняете условия, или отдавайте в твердой валюте, — с этими слова Гимин поднял рубашку и подал Деону. — Оденься, болезный. Тот нерешительно принял ее, едва не уронив. От пальцев резко отлила кровь. Поворот событий ему не просто не нравился. Он заставлял холодный ужас разливаться по нутру. Неизвестность пугала его куда сильнее, чем самые паршивые условия. Торговец замялся, явно что-то просчитывая. В ушах стучало. Может, не согласится. Слишком большие расходы, слишком много проблем. Чем больше затягивалось молчание, тем меньше крови оставалось в конечностях Деона. Он не мог пошевелиться, так и стоял с зажатой в руках рубахой. — Не будем портить отношения, — Тах прижал кулак большим пальцем к уху. — Будь по-вашему. Гимин ответил тем же жестом. Сердце Деона упало в пятки. Нет, ну не может же такого быть. Но сделка состоялась. Теперь его ждала неизвестность.

***

Новый пан-ньен оказался из неговорливых. За всё время не произнес и десятка слов. Хотя может, Деон просто не запомнил. Рассудок начал отказывать ему еще в лавке и прежде, чем они вышли на оживленный бульвар, он провалился в марево бреда. Где-то в стороне пролетела нотариальная контора с пыльными душными кабинетами и бесконечными одинаковыми работниками в черных пиджаках. Потом туннели улиц, поворот за поворотом… Кажется, он даже падал на мостовую. Отчетливо помнил трещины в брусчатке и запах мокрого камня. Но оплеух или ударов за этим не следовало. Показалось, должно быть. Пришел в себя уже в гостинице, судя по виду из окна — на самой окраине Восьмого. Комната на первом этаже, слава Саваю. Лестница была бы непреодолимым препятствием. Пока пан-ньен отпирал дверь, Деон обреченно подпирал стенку. Усталость вытеснила страх куда-то вглубь его нутра, оставив снаружи лишь привычное смирение. Воздух тут был затхлый, еще немного и был бы новый приступ кашля. Наконец, зашли. Номер оказался двухместным, с двумя кроватями по обе стороны окна. Одна была завалена книгами, склянками и мешочками. Вторая — пустая, без постельного белья. Еще два стула и стол. Деону хотелось сесть куда-нибудь, все равно куда. Но пан-ньен как будто перестал замечать его. Снял плащ, скинув его на кровать, и принялся копаться в горе вещей. Деон уже отчаялся, когда вдруг ему жестом указали на стул. При этом пан-ньен даже не повернулся. Крысы на его плечах уже не было — сбежала куда-то под кровать. Усевшись, Деон тут же зашелся в запоздалом кашле. Легкие саднили, еще немного и он просто выплюнет. — Сколько болеешь? — всё также стоя спиной, спросил новый пан-ньен. Всё его внимание занимала склянка, которую он рассматривал в свете окна. — Не могу сказать точно, пан-ньен, — извиняющимся тоном пробормотал Деон. — Несколько декад, пан-ньен. Он кивнул, но вопросов больше не задавал. Склянка отправилась обратно на кровать, ее место заняла другая. Потом еще одна и еще. Деон успел задремать. — Пойдет, — прошептал вдруг пан-ньен, заставив ливпи встрепенуться. Поставил сосуд с зеленоватым порошком на стол, быстрым движением снял перчатки. — Так. По правилам должен спросить. Я Темиа. Могу я тебя касаться? Знать бы еще, что это значит. Да и кто вообще будет спрашивать собственного ливпи? Как у табуретки разрешения просить. Бессмыслица какая. Деону больше всего сейчас хотелось, чтобы про него действительно забыли. Но он безропотно ответил: — Да, пан-ньен. Савай храни! До чего бесшумно он двигался! Когда подошел, ни одна половица не скрипнула. Пан-ньен закатал рукава и протянул к Деону белые, будто бескровные руки. Холодные пальцы легли на лоб и в него вдруг как кол вогнали. Боль бы такой страшной, что он чуть не потерял сознание. А потом вдруг всё прекратилось. Стало как-то спокойно, слабость осталась, но уже скорее приятная, чем выматывающая. — Хм. Интересно, — рука переместилась на грудь, от чего легкие перестало саднить. — А ты долго продержался. Сердце не болит? — Нет, пан-ньен. — Скоро заболит. Деон обомлел. Но пан-ньена такая реакция только повеселила, он ухмыльнулся одними губами. — Ладно, не паникуй. Это поправимо. Пан-ньен вернулся к столу, небрежно махнул рукой — вода из графина плавно перелетела в стакан. Отмерил на ладони зеленоватый порошок и отправил туда же. Вода сама собой завертелась, растворяя в себе крупинки. — За точность не ручаюсь, но уж как есть. Стакан с мутной жидкостью оказался перед носом Деона. Это же не надо… — Пей, — просто приказал пан-ньен. Пришлось подчиниться. Жидкость была очень горькой, Деон поморщился. Вновь наступила тишина. Пан-ньен чего-то ждал. Деон по примеру тоже, хотя и не знал, чего. Часы мерно тикали в углу. Под кроватью что-то зашуршало, крыса должно быть. А потом всё вдруг как будто стало заволакиваться дымом. Деона повело, но он быстро выпрямился. Пан-ньен внимательно за ним следил, постукивая пальцами по столу. В груди разливалась слабость, мысли стали тяжёлыми и неповоротливыми, конечности наоборот легкими. Держаться становилось всё сложнее. Деон снова начал медленно оседать, но остановиться уже не мог. Его подхватили, осторожно посадили на место. Голова безвольно повисла на шее, стала слишком тяжелой, чтобы ее можно было поднять. — Времени нет. Придется быстро, — будто издалека донесся тихий голос. — Будет больно. Деон хотел подняться, посмотреть на того, кто говорил, но комната крутилась, он не понимал, откуда идет звук. Его схватили за шею. Он начал брыкаться, но безуспешно. — Спокойно, спокойно. И тут вдруг выключили свет.

***

Деон проснулся, с шумом втягивая воздух. Кажется, он лежал. Было как-то слишком мягко. Вместо ставших привычными мешков, под собой он ощущал… Что это? Матрас? Тело стало легким, как будто наполнилось жизнью. Словно с груди убрали тяжелый груз. Магия какая-то… Вокруг царил полумрак, была ночь. Сквозь мутные оконные стекла пробивался желтоватый свет, какой-то болезненный и подрагивающий. Прошедший день, рыжий пан-ньен, шум и суета — всё это казалось ему сном, бредовым видением. И вдруг оказалось явью. В голову полезли непрошеные вопросы. Сколько он проспал? Что произошло, пока он спал? Пан-ньен явно не добропорядочный пекарь или механик. И зачем ему ливпи? Зачем его лечить? Деон не отличался силой. Умел читать и писать, но это скорее существенный недостаток, о котором к тому же никто не знал. Всю жизнь прослужил в шуршорских семьях, понятия не имел о жизни пасаули, что уж говорить о шигнарах. Удушающая тревога поднялась из самого нутра, грозя перерасти в ужас. Да даже если бы пан-ньен его с порога избил до полусмерти — это не было бы так устрашающе, как лечение и мягкая постель. По опыту Деон знал, что в первые дни в новом доме испортить впечатление о себе очень легко. Тут надо осторожно, выверяя каждый шаг. Как-то на площади его родного города выступали канатоходцы. Он помнил их выверенные движения, захватившие его. Ничего лишнего, каждый мускул двигается так, как должен. А под ними только твердые камни мостовой. Без права на ошибку. Да, сейчас он чувствовал себя одни из таких бродячих артистов. Только идти приходилось на ощупь, в полной темноте. Деон бы левую ногу отдал за то, чтобы знать, чего ожидать. Грохот разорвал тишину. Деон дернулся от неожиданности. Нет, просто часы. Пожалуй, почти утро. А где собственно пан-ньен? В комнате не было слышно ни звука. Он протер глаза и приподнялся на локтях. Тут же над соседней кроватью зажегся огонек, выхвативший на мгновение из темноты беледное лицо. В мерцающем оконном свете поплыл сигаретный дым. — Куришь, ливпи? Низкий голос из бредового марева. Тоже реальный. Он плохо помнил, что наговорил вчера. Решил, что раз живой, то ничего лишнего. Значит, канат начинается здесь. Надо проверить, хорошо ли он натянут. Врать нет смысла, вопрос кажется безобидным. — Нет, пан-ньен. Тот ничего не ответил. Только огонек продолжал движение: вверх, становясь ярче, снова вниз. Деон вдруг понял, что не помнит имени пан-ньена. Этого еще не хватало. — Откуда ты? Короткие вопросы требуют коротких ответов. Деон сделал шаг, вступив на веревку. — Корчше, это на Шестом, пан-ньен. — Понятно, — ответил голос из темноты. Сидящая на кровати фигура шевельнулась, на пол легли босые стопы. Пан-ньен встал и подошел к окну. Деон смутно припомнил свои подозрения, возникшие еще там, на складе. Наконец, он увидел. Сейчас пан-ньен был без грузного мехового плаща, перчаток, в одной сорочке и штанах. Кости выпирали сквозь ткань на плечах, одежда висела на нем, как на вешалке. В тусклом желтом свете уличных светокамней лицо напоминало маску, натянутую на череп. Нет, хищник в нем всё еще угадывался. Но хищник нездоровый, одряхлевший. Даже скудные знания Деона говорили: шигнары — локоморки очень живучие. Об их чудовищном здоровье ходили легенды. Так что могло его так подорвать? Еще один повод для тревоги. — Я забыл твое имя, — пан-ньен повернулся к нему. Это был не вопрос, не восклицание. Голая констатация. Глаза — мертвые, не выражающие никаких эмоций. Мурашки пробежали по спине. — Деон, пан-ньен, — пробормотал он, и тут же спохватившись добавил, — Но вы можете звать ливпи, как вам угодно. Пан-ньен не отвернулся. Хотелось вжаться в стену. — Гимин. Можешь звать меня так, — произнес он, в конце концов. Это фамилия такая? Деон никогда такого имени не слышал. — Как скажете, пан-ньен Гимин. И тут он вдруг рассмеялся. Устало и совсем невесело, обнажая острые зубы. Оскаленная морда оголодавшей собаки. — «Пан-ньен Гимин» — передразнил он. — Так меня еще не называли. Гимин зажал остатки сигареты в руке. Мгновенная вспышка — на открытой ладони остался только пепел. Достал другую и поджег от огонька на большом пальце. Деон следил за этими манипуляциями, боясь лишний раз вдохнуть. Скрипя колесами, по улице проехала повозка. Снова стало очень тихо. — Надеюсь, на ногах ты стоять сможешь. Когда пробьют в утренний колокол — отправимся на Девятый. Да, канат может и хороший. Вот только под ним не мостовая, а черная бездна.