Драться это плохо!

- Драться это плохо, просто ужасно, - голос молодого учителя звучит как никогда строго. И провинившийся это чувствует, вжимая голову в плечи. Он с надеждой смотрит на своего классного руководителя, словно прося разрешения высказаться, а получая это немое согласие, мальчик приподнимает голову: - Они первые решили побить меня, у меня были причины защищаться! Господин Цинцю, это правда не то, о чём вы подумали! - ученик восклицает столь яростно, что у мужчины невольно просится на губы улыбка, полная тепла и любви к мальчику. Та улыбка, которая могла быть приминима к каждому ученику. Цинцю жил своей работой и успехами подопечных. Но, усилием воли, он остаётся с холодным выражением лица, ведь, Шэнь как никак строгий педагог, что делает провинившемуся выговор, в упор смотря на юношу, сидевшего перед ним. Их разделял аккуратный письменный стол из светлого дерева, на котором в особом порядке были разложены тетради, кипы важных бумаг и отчётов начальству, даже ручки и карандаши имели своё особенное место на его рабочем столе. И такой же порядок царил во всём кабинете. Здесь ученикам преподавали русский язык и литературу, а для некоторых были ещё и классные часы. Ведь Шэнь Цинцю был ещё и классным руководителем старших классов. Весь образ его был пропитан нежностью и любовью к своей работе. Наверное, мало кто отважится быть учителем, да ещё и при таком высоком уровне собственного образования, организации и перспектив. Да и, что греха таить, с его то внешностью, можно было легко и в модельное идти, никто бы не воспрепятствовал. Просто не смог бы устоять перед столь притягательной моделью. Но этот человек избрал себе иной путь, выбрав дело, к которому лежала душа. Абсолютно прекрасная душа, скрывавшаяся в столь же чудесной оболочке. Лицо его было действительно образцом красоты, ровный и небольшой нос, тонкие, острые брови-мечи, не слишком тёмные. Выразительные глаза феникса, цвета цин. Эти глаза словно никогда не омрачались печалью, всегда грея людей рядом с собой своим особым теплом. Лишь изредка, в моменты крайнего разочарования учителя, они становились словно темнее, мрачнели и тускнели. А губы, замершие в сдержанной улыбке, были достаточно тонкими, но явно очень мягкими. Столь же мягкими, как и голос этого человека, лет двадцати пяти на вид. Даже сейчас, когда он силился изобразить строгость, его бархатный баритон нисколько не вызывал чувства дискомфорта или страха у ученика. - Так что же, Мин Фань, вынудило их вдруг побить тебя? - загадочно сверкает стёклами очков Цинцю. Вообще-то видел он отлично, носил их скорее для придания строгости и важности своему образу. А то без стекляшек на переносице он выглядел чересчур молодо и даже несколько легкомысленно. А этого допустить было нельзя. Он же не школьный друг для своих учеников, он - серьёзный человек. И этот серьёзный человек сейчас очень внимательно слушал рассказ своего ученика. - Я, - мальчик внезапно замирает, явно не зная, что сказать. Он вдруг капитально теряется, начиная мямлить неразборчивую чепуху себе под нос, даже не интересуясь, вовлечён ли в этот монолог его учитель. И это Цинцю чертовски знакомо. У ученика явно от него секрет. Но что это, что же за тайну вдруг решиться скрыть один из самых примерных ребят класса? Цинцю лишь тихо хмыкает, не вслушиваясь в мямлянье Мин Фаня, а изучая мальчика глазами, плотно сжав губы от серьёзных раздумий. Очень часто визуальный анализ ребёнка помогал докопаться до проблемы. Хоть в этот раз мальчик перед ним был взрослый, учащийся десятого класса, а не восьмилетний малыш, упорно пытающийся скрыть очевидное. Глаза неторопливо оббегают сначала толстовку, потом руки, чехол телефона. Лицо... Бормочущие что-то губы, опущенные глаза. И огромный синяк под одним из них. Нет, это всё не то, не оно. Нужно было копнуть глубже, ведь причина явно была на виду. И решение приходит оттуда, откуда не ждали. Рюкзак мальчика, стоящий у входа, послужил лампочкой, что озарила сознание Цинцю светом понимания. - Неужели ты нетрадиционной ориентации? - внезапно и бесцеремонно, несколько холодно проговаривает учитель. Он и сам не ожидал от себя такого тона, не говоря уж о мальчике. Мин Фань явно опешил от такого прямого и бескомпромиссного заявления, причём бьющего в самую точку. Казалось, сам воздух в кабинете зазвенел от напряжения и неловкости. Юноша нерешительно прикусил губы. Теперь ему точно несдобровать! Его ведь выгонят из школы, точно заставят семью разочароваться в нём. И всё лишь из-за его нетипичной любви. Да, он не такой как все, но это не делает его ужасным! Но вот только как рассказать об этом учителю. Что вообще сказать?! Да уж, действительно дело за малым, осталось только лишь убедить учителя в том, что в нетрадиционности нет ничего плохого. Юноша посмотрел с опаской на сидящего напротив, силясь уловить его настроение. Но блеск стёкол не позволял точно посмотреть в глаза, несколько сбивая с толку. Нужно было прощупать почву: - Понимаете... - он вновь замялся, чем вызвал лишь вздох. Да, у них с Цинцю отличные отношения, но сейчас это доверие было под угрозой. - Да или нет? - уже мягче и дружелюбнее повторяет учитель, снимая с носа очки. И становясь ещё более теплым, внушающим доверие. Этот приём работал практически всегда. Ни ученики ни ученицы не могли устоять перед лёгкой улыбкой этого ещё совсем молодого человека. Его зелёные глаза неотрывно смотрели на мальчика, поджавшего губы в нерешительности. Учитель ждал реакции, ждал подтверждения своей гипотезы. Или, что маловероятно, её опровержения. - Да, - наконец тихо выдыхает Мин Фань, чувствуя, внезапно, огромное облегчение, наверное, слишком явно написанное на лице. Ведь Цинцю без труда различает такую улыбку. Он и сам понимает, насколько же приятно бывает поделиться такой огромной и тяжёлой тайной. Скорее всего, ученик держал всё в себе и не знал никто, видимо, даже родители. Осталось лишь окончательно успокоить мальчика: - Не волнуйся, я не скажу никому. И за это наказывать не стану, - мягко улыбается педагог, вызывая благодарный кивок. Да, Мин Фань смущенно прятал глаза, но это ощущение было подобно очень тяжкой ноше, которую сейчас учитель согласился разделить на двоих. Он действительно словно снял с плеч мальчика огромный груз. И юноша наконец-то смог выдохнуть свободно, поднимая глаза на учителя. - Как вы догадались? - тихо спрашивает он, вглядываясь в глаза учителя, выражающие лишь только беззлобную насмешку. То тёплое и практически дружеское выражение, теснящееся в них, заставило мальчика даже чуть-чуть потеряться. Ровно как и ответ, лёгкий до смешного: - У тебя радужный значок на рюкзаке, тебя побили ни с того ни с сего. Неужели это не подозрительно, Мин Фань? - мягко улыбается учитель, делаясь абсолютно довольным собой, что неприкрыто выражало его лицо. Словно большой и сытый белый кот, он прижмурил глаза, расправив воротник своей рубашки. Наверное, стоило сказать пару слов и об одежде учителя, что дополняла его образ. А подобрана она была идеально. Всё, от тонкой чёрной оправы очков, с рисунком бамбука на дужках, заколки в довольно длинных волосах, чёрных как смоль и до кончиков ботинок, безупречно чистых и белых, было идеально. Вообще, учитель предпочитал очень изящное сочетание цветов, белый, зелёный и серебряный. Его пиджак, по цвету близкий к бесстыже зелёным глазам, сидел чётко по фигуре. На одном из лацканов был небольшой изящный пин в виде серебряного веера с зелеными камушками, ярко играющими на свету. Явно не дёшевое украшение. Под пиджаком была белая, идеально выглаженная рубашка. На ней не было ни пятнышка, ведь учитель страшно любил чистоту и порядок во всём. Что примечательно, одежда его абсолютно всегда скрывала руки, он носил белые перчатки. В любое время года его руки были скрыты от чужих глаз. Эта тайна не давала многим ученикам покоя, решительно каждому хотелось узнать, что же скрывается под белоснежными перчатками. Но никто так и не увидел рук этого молодого человека. Зато белые брюки видели решительно все, каждый, наверное, успел удивиться их чистоте. Неясно, как вообще они оставались такими, когда учитель весь день работал в школе, а потом ещё и домой добирался по зимнему снегу или весенней пыли. В общем, образ его идеально дополнял лицо. Иногда от этого даже становилось неловко. Ну и, что греха таить, он пользовался огромной популярностью у старшеклассниц. Те готовы были выучить любой стих, лишь бы господин Цинцю обратил на них внимание и похвалил. Возможно, не осознай Мин Фань последствий вовремя, он мог бы и влюбиться в этого чудесного человека, но нет. Сердце юноши принадлежало другому. Тому, кто пока не знал о чувствах сидящего сейчас перед Цинцю. Но был столь светел и нежен, вызывал такие эмоции, что хоть плачь. И имя ему - Гунъи Сяо. Ученик из параллельного класса. Пару месяцев назад Мин Фань даже представить не мог, что чувства, горящие пожаром в груди, могут быть любовью. Которая вынудит его тихо признать: - Верно, подозрительно, - он до сих пор успокоился не до конца, и это беспокоит учителя не на шутку. Мальчик явно очень запуган... Он в плену у своей ориентации, а не сосуществует с ней. И это очень плохо. Цинцю нужно его разговорить, ведь нередко такого рода проблемы приводят к серьёзным последствиям. Но, в пылу беспокойств за ученика, он абсолютно забыл о важном: - Ну вот видишь. Кстати, пусть я и обещал не наказывать тебя за твой секрет, но, к сожалению, учительский долг велит мне наказать тебя за драку. Не волнуйся, ничего страшного или противного. Просто придётся задерживаться после уроков. Рабочие руки нужны всегда. Плакаты вешать, стулья передвигать и двор перед школой чистить. В общем, неделя общественно полезных работ, дабы ты понял, что разногласия с одноклассниками можно решить и словами, - заканчивает свою речь учитель, смотря на юношу, который открывает рот, дабы возразить, но вовремя себя смиряет. - Хорошо, господин Цинцю, - вздыхает он, опуская глаза. Кажется, несмотря на то, что учитель согласился разделить с ним бремя тайны, он не понимает своего ученика по-настоящему. Кажется, лишь делает вид, что такой тёплый и понимающий, что осознает, каково это, любить человека своего пола. А на деле думает то же, что и все. Просто смеётся не в открытую, а тише и скрытнее. Но мысли эти обрываются очередной фразой. - Я знаю, что ты мне не поверишь, и что наверняка будешь считать странным, но твоя проблема действительно решается словами. Да, не за один разговор, но решение найти можно, - внезапно говорит Цинцю. Он вновь неотрывно смотрит на удивлённого мальчика. И как только учителю удаётся совершенно точно и верно угадывать мысли Мин Фаня? Этого мальчик не знает, но в этот момент он точно понимает, что учитель может подсказать ему решение проблемы. Пару минут ученик сидит тихо, собираясь с мыслями, а потом, наконец то решаясь, проговаривает: - Но как? Вы могли бы помочь мне? - с надеждой спрашивает он. Эти слова, вылетевшие из уст семнадцатилетнего парня были сказаны столь по-детски. Словно малыш, которому рассказали по Санту, подкрепив его веру в абсолютное чудо. Наконец-то, улыбка, что просилась на губы Шэня, выплыла наружу в полной мере. Если раньше он был похож на сытого кота, то теперь и вовсе сиял, словно силясь затмить собою яркое весенее солнце. И, наверное, у него это даже получилось, особенно в голове мальчика, который точно понял это - согласие! - Да, думаю, я мог бы помочь тебе. Для начала... Не стоит чересчур резко высказывать свою позицию. Я знаю, что когда слышишь в свой адрес оскорбления - тяжело сдерживать негативные эмоции, но ведь их больше. Драка ни к чему не приведёт. Постарайся вместо этого, например, ответить не колкостью в ответ, а комплиментом. Мальчики в нашем классе не столь ужасны, какими видятся тебе сейчас. А я повидал довольно много ребят, - наверное, это было странной репликой для такого молодого человека, но во, время учёбы, он часто менял школу и классы, иногда даже по два раза в год, и только два последних класса отучился в одной школе и с постоянными одноклассниками, с которыми почти научился, наконец, искать общий язык. А на практике в педагогическом окончательно освоил это умение. Мин Фань тихо цыкает. Нет, учитель абсолютно его не понимает. В его голове всё так просто! Нужно просто терпеть, выставляя себя клоуном. Может быть, он и сам захотел подшутить над ориентацией ученика?! Негодование, затопившее юношу в тот момент, не передать словами! Он лишь игрушка, Цинцю точно всем расскажет, лишь успокаивает Мин Фаня пока, чтобы тот не умолял не выдавать! Это ни что иное, как хитроумный план, этот человек точно не так прост! Но тихий вздох учителя прерывает гневные раздумья: - Я знаю, о чём ты думаешь. Не нужно так сильно злиться, я не хочу шутить над тобой или делать ещё что-то ужасное. Я действительно хочу тебе только добра и пытаюсь помочь. Ты можешь отвечать словами на агрессию, лишь в самых крайних ситуациях прибегая к помощи кулаков. Ты действительно выше всех этих ужасных оскорблений и драк, - воодушевлённо говорит учитель. Его убеждённый тон и поистине нежная, ласковая улыбка сделали своё дело, ученик начал колебаться, оглядывая кабинет, словно ища правильный ответ на это утверждение. Он не мог ответить грубо или вроде того, даже по школьному этикету это было запрещено. Поэтому, Мин Фань не нашёл идеи лучше, чем просто и довольно спокойно кивнуть. - Ну вот и отлично, - гордо изрекает Цинцю, улыбаясь всё также ярко: - Обязательно попробуй поговорить с ними, у вас обязательно будут общие темы, это всегда очень интересно! Теперь, я могу отпустить тебя домой, - мягко улыбается он - Хорошо. Господин Цинцю, а можно мне задать вам вопрос? - внезапно даже для себя спрашивает Мин Фань, чувствуя, что немного паникует от того, что хочет спросить. - Конечно, спрашивай, - кивает учитель, на что мальчик набирает воздух в лёгкие, словно вот-вот нырнёт в бездну. - К... Какой вы ориентации? - наконец, собравшись, тихо выдаёт он. И учитель только усмехается. Ожидаемый вопрос: - А не нажалуешься руководству, м? - спрашивает он, а получив отрицательное мотание головой со стороны ученика, мягко улыбается. - Я гей. Осознал это уже очень давно, ещё в школе, - жмёт плечами Цинцю. Он уже давно свыкся с мыслями о своей ориентации, принял и осмыслил её, научившись верно толковать свои предпочтения. - Но... - начал было Мин Фань, однако был безжалостно перебит учителем: - Как так вышло? Очень и очень просто, я могу даже рассказать. Ты хочешь послушать мою историю? - спрашивает Цинцю, после добавив: - Но это - секрет. Только между нами. И говорить будет нельзя абсолютно никому, понял? В ответ последовали лишь два утвердительных кивка.