Мотив Иуды

      Когда-то их было двое и они являли собой архетип.        Двое друзей, выходцев из малоимущего сектора, рука об руку перешагнувшие через пламя анархии, поднявшие восстание, построившие на костях и крови новый режим, а позже и вовсе захватившие общество в стальные тиски радикальной идеи — это литературно, красиво и правильно. А вот когда один из друзей внезапно предает и эпично уходит со сцены, позвякивая честно заработанными серебряниками — ещё один излишне христологический жест — это, опять же, литературно. Но только теперь ещё и трагически выдержанно как дорогое вино с кровавой горчинкой.       В их же истории, некогда общей, а теперь разделенной как две половинки свадебной фотографии бывших супругов, вина была общей. Виноват был Лёва — удивительное, в сущности, существо, обращавшееся с оружием так же легко, как с блокнотом и ручкой; виноват был и Шура — как старший, и как тот, кто безмерно любя и выбирая меж властью и сердцем, выбрал всё-таки власть. От любви до ненависти всегда один шаг, в первую очередь, для тех, кто шагает по окровавленной земле к пьедесталу. Лева, хотя и убийца, но душой романтичный поэт — был убежден, что его это не коснется: Шура клялся в любви до гроба. Он не учел, что в мире анархии и насильственных переворотов смерть была милосердием, а потому, Шура вполне мог убить, а потом целый век хранить ему верность.       Тоталитарный режим — это неоспоримая бездна. Но пока на верхушке горы из чужих черепов сидят юные и влюбленные анархисты — это одно; когда же остаётся один — зрелый и беспощадный, а его недавний возлюбленный зверем воет в застенках, не столько от боли физической, сколько душевной — это совершенно другое. Чувству, если оно сильное и настоящее, можно простить любое беспутство, начиная подстрекательством к бунту и заканчивая деспотической властью в стране. Предательство непростительно, но и само оно беспощадно — не допускает, не прощает, не верит. А каков лидер, такова и страна. Юные мятежники Шура и Лёва, вырвавшись из рабского мира секторов, перегрызли глотки всем тем, кого считали врагами. Ожесточенный опытом лидер — Господин Консул в титуле Μεγάλος δράκος, говорят, казнил Леву, и с тех пор не знал покоя и радости.       Он выбрал власть.       Он выбрал себя и свою силу, не желая делить кровать и жизнь с человеком, которого слишком любил, чтобы не иметь слабостей.       Таким образом, разумеется, если бы люди в изменённом, устрашающем мире не были сосредоточены на попытках и возможностях выжить, они бы обнаружили те этапы, из которых и вырос "мотив Иуды". История же была древняя, и Шура с Левой вполне вписывались в мифологему Цезаря и Брута с изящным реверансом в сторону некого китайского императора или Иоанна IV. Брат, идущий на брата, любящий, убивающий любимого, недотрога, доверчиво подставляющий спину, чтобы в нее вонзился клинок — вот они черты душевного разложения. И Господин Консул в титуле Μεγάλος δράκος успешно справился с этим. Лева был свержен, неоднократно судим и много раз оклеветан, подвергнут пыткам и издевательствам, и в конце концов — что?..       Никто не знал.       Ходили слухи, что Леву казнили. Это было официальное заявление, подтвержденное документами, средствами массовой информации и самим Господином консулом в титуле Μεγάλος δράκος.       Ходили слухи, что Шура не смог убить всё ещё дорогого ему человека и посадил под замок, как опасного зверя. Об этом шептались в кругу его ближнего окружения — Избранных под руководством Четверых приближенных, называвшихся μαύρο κοπάδι.       Ходили слухи, что Лёва бежал или что Господин Консул сам его отпустил, навсегда запретив появляться на людях. О том говорили в народе, среди Безликих, насильно загнанных в рабочие сектора. У них был свой лидер, чьего лица никто никогда не видел, но о чьих глазах говорили, что они обладают драконовой мощью и холодом гения. Красивые враки, конечно. Глаза у предводителя недовольных были светлые и кошачьи, умные, острые, злые. Тот, против Кого он сражался, никогда их не видел. Но если бы увидел, то непременно узнал. И, наверное, не смог бы выдержать обвиняюще-холодного взгляда.       Да Убивающий Дракона станет им сам.       Но у Истинно Великого Ящера изначально было две головы.