***
Лаборатория была потрясающей. Без преувеличения. Сплинтера поставили пока младшим научным сотрудником – по сути помощником Эрика и других его коллег. Но он был причастен к большинству проектов – на самом деле низкая должность и была нужна для того, чтобы разобраться в текущей работе и решить, к какой команде лучше присоединиться после испытательного срока. Собственно, влиться в коллектив и в работу для него было совсем не сложно в том числе и потому, что он уже ранее проводил некоторые расчёты и анализ данных – как независимый специалист. В T.C.R.I. всё было захватывающе. И, конечно, главный интерес представляла особая работа Сакса и доктора О'Нила (человека, с которым Сплинтер довольно быстро наладил дружеские отношения). Джонатан был хорошим специалистом, но, что важнее, у него имелись свои понятия порядочности и доброта. Возможно, сказывалась и эйфория от рождения дочери... Длившаяся уже больше года, на самом деле. Да, работа отнимала у него много времени, зато он пропускал большую часть дневных (а иногда и ночных – когда опыт нельзя было оставлять без контроля) бытовых забот жены и мог распинаться с коллегами в кафетерии, как это воодушевляет – держать в руках маленькое чудо, имеющее в себе часть его генов. Помимо этого Сплинтеру нравилось то, что этот учёный старался свести опыты на животных к необходимому минимуму. Он не приветствовал лишние жертвы, пусть даже крыс. И он с лёгким (пока) недоверием относился к мотивам Сакса и другого их коллеги, Бакстера Стокмана. Сам Сплинтер очень быстро понял (или подтвердил догадку), что Эрик работает в первую очередь на клан Фут и курируемый им, такой сверхсекретный проект «Возрождение» будет передан в руки Ороку Саки, как только получится работоспособный образец. По прошествии двух лет с приезда Сплинтер не сразу, но разобрался с конечной целью этого проекта, ещё до того, как его всё-таки допустили до него официально. Разрабатываемая сыворотка должна стимулировать умственное развитие, а также восстанавливать повреждённые ткани и клетки. Возрождение практически умирающего. Гениально… но и опасно – само собой. Едва ли Шреддера будут волновать некоторые моральные вопросы и вероятные осложнения там, где он собирался это применить. Если, конечно, глава Фут сам не метил в перспективе в бессмертные. Чтобы узнать больше, требовалось влиться в проект плотнее, он активно работал над завоеванием доверия к себе. И тут в Нью-Йорк прибывает Йоши с деловой поездкой от клана. Вовремя, ничего не скажешь! Как же Сплинтер ненавидел оправдываться! Казалось, друг ещё больше помешался на своих подозрениях и потерялся в ненависти к клану Фут, видя заговоры и предательства, где их не было. А это его высокомерие и требования – только подумать! – он требовал что-то от него! Бесполезно: Йоши не мог сдвинуть его с пути, пусть даже разочарование Хамато не могло оставить Сплинтера полностью равнодушным. Само собой, ему было больно… но не настолько, чтобы всё бросить. Они серьёзно рассорились, но вскоре Сплинтер оказался так загружен, что почти не думал об этом. Хоть, конечно, временами наваливалась тоска, но он ей не позволял надолго хозяйничать в душе. Сплинтеру всё-таки доверили работу над побочным проектом «Возрождения» – испытания сыворотки на животных с целью выяснения темпов ускоренного развития. Учитывая его личную заинтересованность в получении исцеляющего вещества, он действительно старался. Для эксперимента должна была использоваться человеческая ДНК, но зная о собственной проблеме, Сплинтер опасался использовать свою, поэтому применил материал Йоши (и лучше не вспоминать, как он его добывал), вводя небольшими дозами сыворотку маленькому черепашонку. Использовать только-только вылупившихся детёнышей была его идея. Меньше стресса и большая вероятность успешного усвоения сыворотки, так как организм и естественным путём активно растёт и развивается. Но помимо рептилии, он так же использовал и крысу (используя мутагенную сыворотку со своим ДНК) – без ведома коллег. Не мог не попробовать найти способ исцеления… Спустя несколько месяцев был виден прогресс с черепахой: поведение его стало более осмысленным, наблюдательным. Он стал значительно больше есть – и даже утащил кусочек пиццы, оставшейся с обеда Сплинтера. Он пытался встать на задние лапы, пусть и не слишком успешно пока. Прогресс ускорился во много раз в результате сочетания нескольких факторов: небольшого, но всё же увеличения дозы сыворотки, и стресса, когда банка, куда Сплинтер поместил черепашку, упала со стола и разбилась. Сам Сплинтер в это время разговаривал с доктором Стокманом в соседней лаборатории. Его чуть удар не хватил, когда он вернулся и обнаружил осколки на полу. Черепашка была жива, как ни удивительно, но явно требовала наблюдения, поэтому Сплинтер, уходя, забрал малыша с собой домой. И ему было всё равно насчёт правил. Следующий день – свой выходной – Сплинтер провёл, наблюдая за черепашонком, который боролся за свою жизнь. Его маленький панцирь остался цел, маленькие порезы затянулись к утру сами собой… но всё же малыш был очень вялым, по сравнению с его же активностью хотя бы на протяжении прошлой недели. Переносить его снова в лабораторию не хотелось – лишний стресс, как-никак. В итоге, проведя почти бессонную ночь, Сплинтер предпринял ряд шагов прямо с утра: приобрёл в зоомагазине другую черепашку того же вида, поставил на неё цветной маркер (синюю отметку), как на первом малыше, и отнёс на работу, где попросил несколько дней частичных отгулов. То есть он должен ещё приходить и делать инъекции своему подопечному по расписанию, но все отчёты и расчёты будет проводить на дому, отправляя документы по электронной почте. Сакс не был против. Казалось, он даже немного обрадовался – и Сплинтер, в тревоге за оставленного дома черепашонка, не придал этому значения. На вопрос О'Нила он промямлил что-то маловразумительное о личной жизни. Тот убеждённым не выглядел, но с разговорами больше не лез. К счастью, Стокмана в этот день не было – ещё не вернулся с научной конференции. От него-то так просто не отделаться, тот ещё липучий тип… И любопытный не в меру, при слишком завышенной самооценке и привычке разглагольствовать о себе-любимом. Последующие пару недель Сплинтер только и думал, что о зелёном малыше, который проявлял тревожные признаки мутации. Черепашка часто стала лежать на спине, то есть карапаксе, и на боку, конечности удлинились, да и сам он подрос. Лапки… Честно говоря, они всё больше начинали походить на руки и ноги. А голова с клювом – на вполне человеческую, пусть немного другой формы, без ярко выраженного носа. Видя малыша день за днём, Сплинтер и не понимал, насколько сильно тот преобразился, пока ему однажды не пришлось задержаться в лаборатории почти на весь день. На обеденном перерыве Джонатан показывал фотографии своей дочери – от младенчества и до её недавнего дня рождения. Пожалуй, это и стало решающим фактором, благодаря которому учёный наконец сложил все факты о живущей у него зелененьком панцирном существе, определённо переставшим быть обычным черепашонком. Он чётко это увидел, вернувшись домой и замерев перед большой коробкой с мягкими полотенцами и подложенной пелёнкой. Малыш тянул в рот кусок капустного листа, оставленного Сплинтером, а ещё залопотал что-то, его увидев. Сплинтер готов был поклясться, что красивые, совершенно не черепашьи глаза улыбались от искренней радости. «Вот тебе и сыворотка, повышающая интеллект, – в совершеннейшем шоке опустившись в кресло, думал Сплинтер. – Да это же самый настоящий человеко-черепаший гибрид! Вполне жизнеспособный! Р-ребёнок. Маленький...» Последняя мысль была потеряно-панической. И не только из-за того, что с маленькими детьми Сплинтер почти никогда не контактировал. Его ошеломило осознание своей величайшей ошибки как учёного. И как он прежде не замечал? Нет, замечал, но… просто пропустил, позволил себе не считаться с этим. Он привязался к объекту изучения! Он волновался о нём. И не мог вспомнить, когда же и как произошла эта перемена. При этом он отлично понимал, что такой интересный результат, несомненно, приведёт коллег в восторг. Это было новое слово в науке! Невероятный прорыв! Но… Вспышка восторженного удивления угасла под гнётом сомнений. Что, если Сакс знал, к чему должен привести эксперимент? Если он рассчитывал на такой результат? Раздумывая об этом, Сплинтер признал, что это вполне возможно. Дело в том, что о происхождении мутагенной сыворотки ему, по сути, ничего не было известно. Его не просвещали о самом начале её разработки. Кто, когда, как – ему было неизвестно. В общем-то, ничего удивительного, система защиты от шпионажа. Сотрудникам, тем более недавно приступившим к работе, полную информацию не дают. Да что там, Сплинтер даже углублённый анализ сыворотки не проводил, высчитывая дозировку на основе только лишь предоставленных доступных для обработки данных. И результат не должен был быть таким. Даже приблизительно! Интуиция выла сигнальной сиреной: Эрик Сакс не мог такое создать сам. Разве что модернизировать готовую основу, но и это сомнительно. Гением он не был, скорее, человеком, умеющим собирать вокруг себя гениев. Возможно, Сакс знает, что это и как оно должно подействовать. Сплинтеру не дают об этом знать, потому что… проверяют на профпригодность? Или на преданность. Кажется правдоподобным. Это может быть и изощрённая попытка обвинить клан Хамато в промышленном шпионаже. Если Сакс или те, кто стоит за ним, знают о Сплинтеровых бывших опекунах, а они, несомненно, знают, если он сумел их заинтересовать, то могут считать его засланцем. И хотят использовать. Он об этом ещё до переезда думал, но сейчас эта угроза стала пугающе реальной. К сожалению, к разгадке происхождения самого вещества он своими рассуждениями не мог приблизиться. И что делать теперь с вот этим вот чудом? Сакс не оставит их в покое, если только догадается о получившемся мутанте. А рано или поздно это случится. Не выйдет подделывать отчёты и анализы долго. «Я не знаю, насколько он жизнеспособен, – эта мысль и самого Сплинтера покоробила, однако он был вынужден себе напомнить: – Быть может, он не способен прожить без инъекций сыворотки. Может, его развитие прекратится и откатится назад. Может, он только выглядит сейчас как чудаковатый ребёнок. Нужны наблюдения...» Конечно, у Сплинтера дома. И нужно же разобраться, отчего этот проект настолько важен. Действительно ли он имеет отношение к провозглашённому «всемогущему лекарству»? Сплинтер и себе едва признавался, что не хотел, чтобы малыш оказался просто такой вот странной зверушкой, не способной выжить не в лабораторных условиях. Такой исход избавил бы его от значительной части головной боли и душевного груза, но… не хотел почему-то.***
Черепашка без новых инъекций сыворотки никуда деградировать не собиралась. На самом деле Сплинтер наблюдал признаки прогресса ежедневно. Не в росте – тот едва увеличивался. Очевидно, после первого скачка организм нуждался в восстановлении ресурсов, потому что кушать хотел много и часто. Почти без первоначального научного восторга был встречен новый факт: у малыша намечались зубки. Что касается питания, Сплинтеру пришлось импровизировать. Он успешно освоил приготовление разных овощных пюре. И мастерство кормления ими – когда ребёнок их не хотел. А между тем на работе начались нехорошие шевеления. Сплинтер боялся, что копают под него (естественно, тот, кто что-то скрывает, в первую очередь думает об этом!), однако О'Нил тоже был чем-то встревожен. Коллега копался в отчётах, документах… его интересовали учётные записи. Японец осторожно пытался намекнуть приятелю, что лучше некоторые секреты оставить похороненными – ради собственной безопасности – но знал: тот слишком принципиален и прям. И очень упрям. Рано или поздно что-то обнаружит. Закопает ли он этим только себя, вот в чём вопрос. А Сакс начал мягко намекать Сплинтеру на то, что результат его опытов с черепахой уже должен был как-то проявиться. «Я не продержусь долго, – думал он бессонными ночами. – За мной следят...» Он не сомневался, что это ниндзя клан Фут. Пока – только немногочисленные, прицепляющиеся к нему хвостом соглядатаи. Ему уже пришлось подыскать дополнительную квартиру, в худшем районе, тесную, но зато дешёвую. Туда он, уйдя от слежки, переселил черепашонка. К счастью, тот уже сейчас отличался спокойным нравом и (не то, что соседская девчонка!) не орал сутками. Его вообще было почти не слышно. По-хорошему, с ним бы как раз сейчас нужно усиленно заниматься, развивать… Но времени у Сплинтера было катастрофически мало. Помимо работы и заботы о малыше львиную долю отбирала также необходимость скрытого перемещения по городу. Ко всему этому он не забывал и следить за жизнью Йоши. И его отца. Удивительно, но Хамато Юта никак себя не проявлял. Ни настоятельных предложений о сливе информации, ни требований возвратиться в Японию. Подозрительно! Хотя Сплинтер и находил намёк на сильные проблемы со здоровьем Мастера Хамато, но не верил им. Юта в его памяти оставался непоколебимым, этакой горой, которую могут подточить ветра и время, но она останется стоять много-много лет. А у Йоши намечалось прибавление. Получив данные из больницы, где наблюдалась Тэнг Шен, Сплинтер был удивлён и даже проникся сочувствием к другу: трое детей – это не шутка, а серьёзное испытание. А у их матери были ещё проблемы со здоровьем, ослабленный иммунитет – в том числе. Сплинтер колебался: просить помощи у Йоши (пусть и не самым естественным путём, но маленький мутант тоже был его сыном!) или не беспокоить его, пытаясь справиться самостоятельно. Вскоре у него не осталось иного выбора. Из лаборатории стали пропадать разработки. Пока других проектов, но Сплинтер не сомневался, что скоро доберутся и до него. Ещё и О'Нил никак не мог успокоиться. Дочери едва четыре года исполнилось, а он геройствует! Сплинтер только надеялся, что Джонатан не полезет сразу выяснять отношения с Саксом. Ниндзя Фут дышали в затылок. Очень скоро его убежище придётся сменить – Сплинтер знал. А тут ещё, вероятно, от стресса, его болезнь начала пробуждаться, напоминая о себе острыми приступами боли. Он понимал, что уже вряд ли успеет найти лекарство, но волновала его судьба черепашонка. Йоши мог позаботиться о нём. Только это и было важно. И Сплинтер откинул в сторону гордость и отправил Йоши сообщение с просьбой о встрече, надеясь, что Юта его не перехватит. Встреча прошла… мягко говоря – неудачно. «Йоши, пусть ты ненавидишь меня, – ему было мучительно больно думать об этом, вспоминая холодный и разочарованный взгляд друга, – но где же твоё милосердие? Где все твои рассуждения о прощении и вторых шансах? Сострадание к невинным беспомощным живым существа, в конце концов?» Казалось, Йоши стал ещё более категоричным и нетерпимым, хотя Сплинтер думал, что всё будет наоборот. Наличие молодой жены и детей смягчает… Или нет? Может, дело в том, что будущий отец тройняшек посчитал его, Сплинтера, угрозой семье, поэтому оттолкнул, не выслушав? Если так, то, возможно, когда-нибудь он и сменит гнев на милость. Увы, ждать этого было никак нельзя. – Что же, Леонардо, – обратился Сплинтер к черепашке, – придётся нам как-то справляться самим. Хм, проект «Возрождение», Леонардо… – он мимолётно улыбнулся, удивившись тому, как совпало выбранное Йоши (единственное, что тот готов был сделать для малыша) имя, – да, мальчик мой, похоже, это судьба. Я позабочусь о тебе. Легче сказать, чем сделать. Предгрозовая тишина не продлилась долго. Единственное, чему был рад Сплинтер, так это тому, успел вытащить часть запасов, включая оружие, кое-какие вещи и продукты, в запасное убежище номер два – в подземке. Он ждал нападения на лабораторию со дня на день. Почему нападения? Чтобы скрыть факт работы Сакса на клан Фут, выставив пострадавшей стороной. Собственно, наверняка нападут как раз ниндзя клана, Сплинтер успел выяснить, что многие преступления сейчас списывают на них – преступную группировку, державшую в страхе весь город. Полиция зачастую отрицала, что это не одиночки и их кто-то координирует, но скоро придётся признать, что Фут существует… И нет, Сплинтер не был пророком, просто сделал логичный вывод из набирающего обороты беспредела. Не он один заподозрил, что что-то скоро произойдёт. Джонатан, к его несчастью, не был особо скрытным. Он беспокоился – и по нему это было заметно. Возможно, если бы учёный пошёл хотя бы в полицию с найденными бумагами или лучше дал интервью… Или пустился бы в бега… Но нет, едва Эрик пришёл в лабораторию после отгула (вероятно, отчитывался перед Ороку Саки), Джонатан решил обратиться к нему напрямую со своими вопросами и претензиями. По крайней мере, Сплинтер считал, что это стало причиной произошедшего. Он отправился на уже бывшее место работы, чтобы предупредить (открыто, раз иначе никак) приятеля и хороших знакомых, которые точно не с кланом Фут, только было поздно. Здание T.C.R.I. пылало, а пожарные задерживались. Сплинтер, затаившись в укромном уголке на другой стороне улицы, наблюдал, как с началом пожара здание покинули несколько ниндзя в характерных чёрных костюмах – синоби-сёдзоку. И выходили они не налегке. Он только надеялся, что главное они всё-таки не успели забрать. Ему легко удалось проскользнуть через служебный вход и по лестнице для сотрудников на второй этаж. Герметичные, особо прочные двери, разделяющие разные отсеки, были открыты – преступная халатность… или след коварной вражеской деятельности, вмешавшейся в главную систему безопасности лаборатории. При пожаре или другой чрезвычайной ситуации (мало ли!) каждый отек должен был надёжно закрываться, чтобы угроза не пошла дальше. Если механизм не сработал – значит, его кто-то отключил. Впрочем, Сплинтеру это было на руку – быстрее достиг цели. Удивительно, но капсула с последним чистым образцом мутагена (основой всех экспериментов) всё ещё находилась в хранилище, в главной лаборатории, где обычно работал Сакс. Сплинтер осторожно вытащил её и положил к себе в сумку. Ещё бы забрать данные и документы… Если успеет. Не успел. На подходе к рабочей зоне Джонатана он услышал горячий спор и быстро шмыгнул в первую же приоткрытую дверь. – ...Это было необходимо, Эрик? – говорил определённо Бакстер Стокман, причём таким истерично-испуганным голосом, какого Сплинтер от него ещё никогда не слышал. – Нельзя как-то иначе… – Продолжите – и я усомнюсь в вашей преданности Мастеру, доктор Стокман, – холодно оборвал его Сакс. – Джонатан О'Нил стал помехой делу клана Фут. Он сам выбрал свою судьбу, не приняв моё щедрое предложение и уничтожив все данные и образцы. Глупая, бездарная жертва моей пули. Однако и он послужил на благо Фут. Огонь уничтожит всё… Спешные шаги затихли вдалеке, а Сплинтер позволил себе выдохнуть и медленно расправить пальцы, оставив следы-полумесяцы от ногтей. Он опоздал. Нужно было выбираться, и всё же он не мог, не удостоверившись. А вдруг каким-то чудом Джонатану ещё можно помочь? Сплинтер продолжил путь так быстро, как был способен. Большая часть лаборатории пылала, а друг лежал на полу в луже своей крови. Судя по следу, он пытался добраться до выхода, даже зная, что ранение смертельно. Намеренно ли Сакс немного промахнулся, или решил таким образом поиздеваться напоследок – кто его знает. Но было видно, что счёт идёт на секунды. Сплинтер подошёл и опустился перед ним на колени, не рассчитывая, что тот отзовётся. – Джонатан? – Сплин… Сплинтер… – с трудом прохрипел умирающий, – ты.. был прав. Н-не стоило мне… в это лезть… – Не говори, береги силы. Может, врачи успеют, – тяжело сглотнул учёный-ниндзя, понимая, что нет, никто не успеет. И сам он ничего не может сделать. Изо рта друга начала течь кровь. – Нет, м-моя… песенка спета. Я только… жаль, н-не… увижу больше мою Эйприл… Он… м-может прийти… за ней, – затуманенные глаза неожиданно жёстко посмотрели на Сплинтера. – Присмотри… за ней, ес… Кх-кха… – Присмотрю, обещаю, – склонил голову Сплинтер. Никто за язык не тянул, сам ввязался. Но… да, пожалуй, временами он слишком сентиментален. Опасно, глупо… Пусть. Ему нравилось думать, что это милосердие, слабина, делает его непохожим на Хамато Юту и родного отца. Он никогда не хотел на них походить. Джонатана он считал если не другом, то близким приятелем и в некоторой степени – собратом по духу. Или придури, это как посмотреть. С той же жаждой справедливости, но без Сплинтеровой осторожности и хитрости. И вот куда это привело хорошего человека, учёного, семьянина. Сплинтер стёр горькие слёзы с уголков своих глаз и закрыл веки умершего. Окинул взглядом разрушенную лабораторию: компьютеры разбиты, оборудование уничтожено, а огонь подбирался всё ближе. А где-то, этажом ниже или выше (и там, и там?) что-то грохотало, видимо, ниндзя Фут заканчивали разгром. Ему нужно было уходить, больше здесь нечего делать. И что его дёрнуло завернуть в комнату «зверинца»? Так работники называли большое помещение, где содержались лабораторные животные, пребывающие на карантине после приезда. Снова жалость и желание спасти хоть кого-то, ведь сегодня он уже опоздал к одному человеку, так, может… Огонь распространялся быстро. Сплинтер схватил клетки с двумя кроликами и террариум с игуаной. Поколебался, глядя на клетку с несколькими крысами. Куда её? В зубах нести? «Ладно, они умные зверьки, могут найти дорогу сами», – с этой мыслью Сплинтер открыл крышку и начал вытаскивать пищащих зверьков. К сожалению, последний из них не оценил его заботы и пребольно укусил ладонь, прежде чем вырвался на свободу. Сплинтер зашипел сквозь зубы, но это всё, что он себе позволил: быстро расходящийся дым не позволял отвлекаться. Ему нужно уходить. Со своей ношей он преодолел коридор, но служебная лестница уже почти вся была в дыму, он ставил ноги наугад, но смог спуститься, слыша периодически грохот и чувствуя сотрясения от взрывов. Огонь в здании поглощал химикаты и оборудование. Вероятно, там, где он недавно проходил, был настоящий ад. Треск и грохот, панические крики – всё это заглушало биение сердца, которое, казалось, вот-вот вырвется из груди. Ему надо было уходить, но с ладони капала кровь – нельзя просто оставить это так, иначе он мог привести за собой кого-то. Полиция, Фут… всё равно. Сплинтер достал из кармана рулончик мягкого эластичного бинта и неловко перемотал ладонь – далеко не идеально, но главное, должно сработать на некоторое время. А теперь... «Бежать!» И он побежал так быстро, насколько позволяла его ноша. Через будку охраны, где никого не было, и служебный выход с территории. По пути заметил, что камеры видеонаблюдения и экраны демонстративно разбиты. Дальше, за углом забора сверкали синие и красные огни, громко переговаривались пожарные и галдели зеваки, отгоняемые полицией. Но с этой стороны никто не мог помешать Сплинтеру. Он, не чуя под собой ног, преодолел два квартала и свернул с намеченного маршрута, чтобы оставить живность возле зоомагазина. Он смутно надеялся, что не перепутал адрес, в противном случае пришлось бы бросать всех хоть где-то – до нового убежища с такой объёмной ношей добраться было бы сложно, не говоря уже о том, чтобы заботиться о них. Сплинтер только начал спуск в люк, когда его скрутил острый приступ боли. Перед глазами всё поплыло, и он отпустил руки, упав вниз. За пазухой что-то душераздирающе треснуло, он потянулся туда рукой, ощутил влажность и… Новая волна боли распространилась по телу очень быстро – на этот раз будто его окунули в кислоту и обдали пламенем. Кости трещали, мышцы стонали. В голове будто взрывался фейерверк, цветные пятна головокружительно плясали перед глазами. Незнакомые ощущения навалились на него беспощадной лавиной, поглощая, придавливая чудовищной силой. Звуки, ощущения, изменение баланса тела… Он бы упал, если бы уже не лежал. Никогда прежде он не испытывал подобного. Ему казалось – он кричал не своим голосом, но самого крика не слышал. Постепенно агония начала притупляться. По крайней мере – достаточно, чтобы он мог двигаться. Его вела единственная мысль: «Нужно идти. Вернуться. Безопасность. Ребёнок». Ничего более сложного он просто не способен был думать. И передвигался до самого убежища ползком и на всех четырёх конечностях, цепляясь с непривычки чем-то, появившимся у него (хвостом, как выяснилось) за всё подряд. А потом последовал длительный период адаптации. Сказать, что трансформация была болезненной – преуменьшение, после его свежепреобразованное тело ещё некоторое время ощущало весь букет насильственной ломки, не говоря уж о новых инстинктах и сбивающих с толку сигналах непривычных органов чувств, включая и вибриссы. Нужно было привыкнуть к восприятию мира в том числе и через них. И хвост… длинный, гибкий хвост сильно сместил центр тяжести, сперва Сплинтер большую часть времени передвигался как крыса, с которой его ДНК и скрестилась, постепенно учась маневрировать, благо, маленьким новоприобретённым родственникам не чужда ловкость. Маленький Леонардо довольно быстро привык, что опекун теперь имеет другой вид, на самом деле черепашке это даже понравилось. Вероятно, дело в тёплом меху, к которому малышу было приятно прижиматься. Что же касается самого Сплинтера – да, изменения, безусловно, были шокирующими, однако он обнаружил, что положительные моменты всё же имелись: возросла сила и выносливость, слияние животной и человеческой стороны при должном контроле также открывало много новых граней жизни. А самое главное – рак отступил! Это было чудо, пусть даже невольно пришлось расплатиться человеческим видом. Однако немного подумав и взвесив, бывший учёный решил, что так даже лучше. В любом случае ему было бы опасно появляться в мало-мальски людных местах. И снимать жильё – тоже. Клан Фут его нашёл бы… и его, и Леонардо. О чём он жалел, так это о том, что намерение приглядывать за Йоши с расстояния будет сильно осложнено. Сплинтер немного остыл и хоть всё ещё обида в нём была, но он не собирался просто забыть о старом друге – пусть тот и так небрежно открестился от него. К счастью, благодаря мутагену ему не грозит в самое ближайшее время оставить Лео одного из-за скоропалительной кончины.