***
За окном предрассветное небо, холодное, ярко-синее, и звёзды еще не погасли. Коммуна Фихтенау, что на юго-западе Парадиза, объята сном, ее прямые, будто тетрадные строки, улицы и расположенные на них бревенчатые дома дышат ночным воздухом. Раскидистые деревья на придомовых участках сельчан устремили свои набухшие и готовые вот-вот распуститься почки вверх к ярко горящим звездам. Прошлогодняя жухлая листва, покрывавшая землю, не смела шелохнуться и будто ждала начала весенних полевых работ, во время которых ее соберут в небольшие стожки и предадут жаркому всепоглощающему огню, после чего развеют серым пеплом по воздуху, который осядет на рыхлой земле и обратится свежей сочной травой после первого же дождя. Вокруг тихо, из печных труб едва-едва сочится белесый дым, в окнах темно, из-за чего создается ощущение, что дома погрузились в сон вместе со своими обитателями. На самой дальней улице коммуны в обособленно стоящем доме, за которым только холмы и небольшая просека, вопреки стрелкам на часах, показывающим без пятнадцати четыре утра, один человек все же не спал. Это был не кто иной, как Леви Аккерман — бывший военный, капитан элитного отряда ныне расформированного Разведкорпуса. Впервые за свою жизнь, наполненную по большей части тревожными, а зачастую и трагическими событиями, он лежал в мягкой чистой постели и чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Из окна, находящегося у него за спиной, в комнату проникал лунный свет и падал на противоположную стену, вдоль которой выстроилась деревянная лестница, ведущая на чердак. Воздух был прохладным, из-за чего вылезать из-под пухового и хрустящего одеяла совершенно не хотелось, ровно так же как и наделать шуму и разбудить спавшую за трехстворчатой перегородкой хозяйку дома. Впервые Леви увидел ее примерно девять лет назад в округе Трост во время нападения титанов, которым снова удалось пробить стены, так же как и в Шиганшине тремя годами ранее. Тогда это была пятнадцатилетняя девушка, стоящая рядом с двумя парнями, один из которых — тот, что поменьше, с небесно-голубыми глазами и девчачьей стрижкой — вытаскивал из тела испаряющегося гиганта другого — покрупнее и с короткими и торчащими во все стороны волосами темно-каштанового цвета. Последний был почти без сознания, весь ободранный, от его головы и тела шел пар, как от гиганта. Мальчишка едва ли соображал, что происходит вокруг. Светловолосый, продолжая придерживать за плечо товарища, что-то там лепетал про превращение и человека-титана, а девчонка крутилась вокруг них, пытаясь перехватить вторую руку отключившегося, одновременно зовя его по имени: «Эрен! Эрен!» Несколькими днями позднее они снова встретились на заседании военного трибунала — именно он должен был решить судьбу того самого Эрена, обладавшего необъяснимой способностью превращаться в гиганта и обратно. Тогда перед Леви стояла задача — любым способом заполучить мальчишку-титана в Разведкорпус. Этот сопляк по имени Эрен Йегер мог стать ключом к разгадке многих вопросов, во время поиска ответов на которые сложили головы тысячи разведчиков, из года в год выезжавшие в малоуспешные экспедиции за стены. Официальной же позицией для предстоящего судебного процесса было то, что парень-титан нужен Разведывательному корпусу для возвращения Стены Мария. Капитан помнил, словно это было вчера, как представители насквозь прогнившей Военной полиции требовали передать Йегера им для исследования, после которого подопытный будет казнен, и как с ними спорили клирики, последователи культа стен, нагло прервавшие доклад командора Смита своими криками о том, что мальчишку нужно вздернуть незамедлительно. После того, как Эрвину все же дали возможность высказаться, снова начался разгоряченный спор, и в ходе него Леви пришлось поставить на место одну разожравшуюся свинью, посмевшую разинуть рот в сторону Разведкорпуса и его солдат, погибавших ради спокойной жизни внутри стен. Разожженный огонь дискуссии не затух, даже когда процесс дошел до этапа допроса свидетелей и самого подсудимого, который под конец разорался так, что сам председательствующий военного трибунала Дариус Закклай был возмущен подобной смелости, балансировавшей на грани вопиющей и непозволительной для такого сопляка наглости. Вот он! Тот самый момент, когда надо показать, что только у Разведкорпуса есть мощь, ресурсы и авторитет, чтобы держать мальчишку Йегера в узде. Пока связанный по рукам и ногам пацан распылялся о том, какие трусы и лицемеры сидят в Военной полиции, что вне всяких сомнений являлось правдой, низкорослый офицер тихим молниеносным движением перемахнул через ограждение, отделявшее трибуну от мест для свидетелей и слушателей, и с размаху заехал своим до блеска начищенным ботфтртом прямо в лицо немного забывшегося от пламенных речей паренька. От удара последний резко замолчал, однако, Леви все равно отвесил ему парочку дополнительных оплеух. Когда ступня капитана элитного отряда Разведкорпуса уже покоилась на виске плюющего кровью мальчишки, крепко прижимая его голову к холодному полу, Леви заговорил спокойным, чуть хрипловатым голосом: — Это всего лишь мое личное мнение… Но! Когда нужно привить кому-то дисциплину, то боль — лучший способ сделать это, — он сделал паузу и повернулся лицом к Закклаю, параллельно ловя на себе пристальный взгляд черных, обрамленных пушистыми ресницами глаз, которые принадлежали той самой девчонке, двумя днями ранее вытаскивавшей Йегера из туши титана. Как там ее зовут? Микаса Аккерман… Друг детства и член семьи, прикончившая вместе с мальчишкой-титаном шайку работорговцев. Мужчина был готов руку отдать на отсечение, что минутой ранее она была еще на перилах, и, не вцепись тот самый парень с девчачьей стрижкой ей в предплечье, то рядовая была бы здесь, на трибуне, что вполне могло поставить под угрозу его план. В это время аудитория стихла, и все взоры были обращены в самый центр, однако столь пристальное внимание Леви ни коим образом не смущало, поэтому он, сохраняя каменное выражение лица, опустил взгляд на подсудимого и продолжил: — Сейчас тебе нужно не читать нотации, а дать небольшой практический урок, тем более, ты уже и так корчишься на полу, что весьма и весьма упрощает дело. Девчонка продолжала прожигать его взглядом, но сейчас капитана это волновало не так сильно. Он не должен подвести Смита. — Леви, погоди! — из зала раздался голос шефа Военной полиции Найла Дока, в то время как под ногами капитана мальчишка, издавая рычащее-шипящие звуки, принял сидячее положение. — Да, что такое? — ответил Леви, одновременно припечатывая ногой голову пацана к небольшому столбику трибуны. — Это может быть опасно, — вновь заговорил Найл слегка срывающимся голосом. — А вдруг ты его разозлишь и запустишь трансформацию в гиганта? — О чем это ты? — недоуменно спросил Леви. — Разве не вы сами несколько минут назад собирались порезать его на ломтики? Вот он и попался: шеф Военной полиции сам же сомкнул у себя на горле дуги логического капкана. Все сложилось идеально. Теперь дело за малым: им с Эрвином не составило тогда труда убедить Закклая в том, что лучшее применение Эрена Йегера — служба в Разведкорпусе и что в случае, если пацан выйдет из-под контроля, Леви решит этот вопрос быстро, не прибегая к полумерам. Через пару дней капитан Разведкорпуса увидел ту самую девицу из зала суда в числе новобранцев Разведотряда. Он сразу же понял, что с ней будет непросто. Девчонка оказалась на редкость строптивой и упорно не желала подчиняться приказам, особенно когда ей казалось, что жизнь Эрена Йегера под угрозой, даже если это была всего лишь тренировка под полным контролем бывалых разведчиков. Из-за этого Леви часто съедало непреодолимое желание преподать ей урок, подобный тому, который Йегер получил в зале суда. Но тогда ему приходилось из раза в раз одергивать себя, ведь на носу миссия, а пусть и не искалеченный, но потрепанный наказаниями солдат — это обуза, а не полноценная боевая единица в борьбе с врагом, нависшим над всем человечеством. К тому же, капитан не поленился и нашел время, чтобы заглянуть в личные дела каждого из новобранцев Разведкорпуса: Микаса Аккреман была первой в десятке лучших из выпуска 850 года. Поэтому внутри него все же теплилась надежда, что в условиях реальной вылазки рядовая Аккерман не наделает глупостей. И эта надежда жила в Леви ровно до того момента, пока во время пятьдесят седьмой экспедиции Эрен не угодил в лапы женской особи, а лучшая выпускница кадетского корпуса не ринулась спасать его, оставив позицию в своем фланге. Тогда первой мыслью капитана было оставить все как есть, и поделом этой непослушной девчонке, полезшей прямо под удар косы смерти. Но мгновение спустя Леви, сам не понимая как, мчался прямо к ней, чтобы остановить от опрометчивого и обусловленного голыми эмоциями поступка, а еще больше он не понимал того, что уже через какие-то считанные минуты они вместе преследовали женскую особь с твердым намерением вернуть Эрена Йегера.***
Когда мышцы спины затекли от долгого лежания в одной позе, Леви, зевнув, вынырнул из воспоминаний о знакомстве с Микасой и их первой совместной вылазке. Несмотря на то, что минутная стрелка на часах, что стояли на прикроватной тумбе, преодолела лишь четверть циферблата с момента его пробуждения, лежать уже было невозможно. Мужчина откинул мягкое пуховое одеяло и свесил босые ноги с кровати. Воздух в комнате был прохладным, отчего тело Леви, облаченное лишь в трусы и белую, плотно облегающую рельефные мышцы торса майку, покрылось мурашками и ему сразу же захотелось вернуться обратно в теплую постель. «Очевидно, дрова прогорели, и надо подкинуть ещё», — подумал мужчина, протягивая руку к спинке кровати, на которой висели серые спортивные штаны и тканевый пуловер того же цвета, только с виду казавшийся лёгким и тонким. Пока Леви одевался, периодически поеживаясь от тяжелого стылого воздуха, за ширмой раздался небольшой шорох, а после него проследовал тихий сдавленный стон, сопровождавшийся хлюпающим звуком, будто поблизости находился простуженный. Бывшему капитану сразу же подумалось, что хозяйка дома заболела, и он мысленно уже начал ругать её за беспечность в отношении своего здоровья. Но, как бы там ни было, протопить помещение нужно было как можно скорее, поэтому мужчина отправился в ту часть комнаты, где он несколькими часами ранее видел горсточку дров, добрая половина которых отправилась в печь непосредственно перед отходом ко сну всех обитателей дома. Проходя мимо старенькой потрёпанной софы, Леви увидел, что Микаса лежала в очень странной позе: ее руки были перекрещены на нижней части живота, а ладони крепко прижались к бокам, колени, между которыми был зажат собравшийся в комок лоскутный плед, прижимались к животу и груди поверх перекрещенных рук так, что ступни и часть голеней свисали над полом. Едва ли в такой позе было удобно спать. Мужчина подошёл к спящей девушке с намерением вытащить плед, чтобы равномерно расправить ткань поверх ее тела, однако его попытки не увенчались успехом: колени Микасы будто в спазме прижались друг к другу, не желая отдавать зажатое между ними покрывало. Оставив попытки высвободить его, Леви направился в сторону почти остывшего очага, когда его остановил очередной стон и последовавшие за ним всхлипывания — они уже едва ли напоминали насморк. — Микаса? — обеспокоенно спросил он, и его голос эхом зазвенел в ночной тишине, пронизанной лучом лунного света, проникавшего сквозь приоткрытые занавески. Ответа не последовало. Всхлипывания продолжились, и, когда Леви вновь подошёл вплотную к софе, то обнаружил, что тело девушки сотрясает мелкая дрожь, а в неярком свете луны, падавшем на ее бледное лицо, виднелись дорожки слёз, которые вытекали из уголков глаз и стремительным потоком направлялись к небольшой, покрытой жёсткой тканью диванной подушке. — Микаса, — снова позвал он и тронул ее за плечо. Реакции не последовало, тело было холодным, словно у мертвеца, и лишь мелкие подрагивания говорили о том, что она ещё жива. Руки мужчины снова потянулись к аляпистому пледу, скомкавшемуся меж ее коленями, но вытащить этот несчастный кусок ткани, чтобы накрыть им продрогшее тело девушки, в этот раз тоже не удалось, поэтому Леви, не раздумывая, юркнул обратно за трехстворчатую загородку и, проворно схватив пуховое одеяло, минутами ранее укрывавшее его тело от царившего вокруг холода, вернулся обратно к софе. Белоснежная хрустящая ткань, набитая гусиным пухом, мягко легла сначала на плечи, а затем покрыла туловище и бедра хозяйки дома. Нижнюю часть одеяла Леви специально подвернул и закрепил так, чтобы заледеневшие стопы снова не вылезли наружу, после чего повернулся лицом к спящей, чтобы наклониться и стереть сухими, местами обветренными и мозолистыми пальцами блестящие дорожки слёз.***
Микаса проснулась от доносящегося со стороны печи запаха жареного хлеба и яиц, сопровождавшегося звуком свистящего чайника, с минуты на минуту готового закипеть. На мгновение ока ей показалось, что сейчас она услышит голос фрау Йегер, или, как привыкла говорить Микаса, мамы-Карлы, зовущей своих домочадцев к столу. Но, открыв глаза, девушка первым делом увидела возвышавшееся над ней пригорком одеяло, и только спустя несколько секунд ее взгляд сфокусировался на ловко управлявшемся с кухонной утварью капитане Леви. — Капитан? — Микаса? — также вопросительно произнес он. — Уже проснулась? Извини, не хотел тебя разбудить. — Который час? — спросила девушка, приподнимаясь на локтях, отчего ее пуховое укрытие стало медленно сползать на пол. К Микасе постепенно приходило осознание того, что ей уже давно не девять, она не в доме Йегеров в Шиганшине, а мама-Карла, папа-Гриша и Эрен, каждый в свой, предписанный свыше час, покинули этот мир. — Шесть тридцать, — ответил Леви. — Все в порядке. Обычно я встаю раньше, — разум Микасы включался медленно: одной ногой она ещё находилась в царстве снов, не желавшем отпускать ее, словно болото, поймавшее в свою трясину заблудшего путника, другой — в воспоминаниях о приемной семье, поэтому она ответила на вопрос мужчины не сразу. — Почему на мне это одеяло? Оно было лучшим из тех, что имелись в ее доме, и поэтому Микаса вчера постелила его гостю на кровати за ширмой. — Ты замёрзла, и тебе снился кошмар, — коротко ответил Леви, снимая чайник с печи и заливая горячей водой свежую заварку. Она попыталась вспомнить, что же такого ей снилось, что капитан обратил на это внимание и принял за неприятное сновидение, но не смогла. Теплая нега, воцарившаяся в натопленной комнате, шкворчащий на сковороде завтрак и приятный запах, источаемый одеялом, который был непривычен, но казался смутно знакомым, окутали ее, словно незримый светящийся кокон, отгоняющий все плохое, холодное, страшное. Потерев глаза, Микаса почувствовала мелкие кристаллики соли на своих ресницах и небольшое жжение на веках. — Я плакала во сне? — спросила она. — Да. — Простите, — Микасе было неловко от того, что она дала слабину перед капитаном, и он увидел ее в слезах. Её — привыкшую быть сильной и защищать всех, кто ей дорог. Единственную, кого он однажды признал как равную себе и доверил прикрывать тыл. — Не извиняйся, — Леви отложил очередную партию готовых гренок на блюдо и пристально посмотрел на нее. — Для таких, как мы, кошмары — это норма. — А одеяло? — Что — одеяло? — Под чем тогда спали Вы? — Я уже не спал. Микаса уже и забыла о вечной бессоннице капитана. Когда они ещё служили в Разведкорпусе, он частенько патрулировал по ночам коридоры штаба вместо других офицеров, время от времени отлавливая солдат, нарушающих комендантский час. Однажды она сама чуть не попалась ему на глаза, когда возвращалась из комнаты Эрена и Армина, где они по уже сложившейся со времен кадетского училища традиции встречались, чтобы поговорить по душам перед сном. Микаса села на софе, стараясь сделать так, чтобы ее пухвое хрустящее укрытие окончательно не соскользнуло на пол, когда Леви вновь обратился к ней: — Завтракать будешь? — Да, — ответила она, окончательно встав на ноги и потянувшись. — Тогда тебе лучше поторопиться, пока гренки и чай не остыли. В этот раз Микаса быстро справилась со своими утренними ритуалами и пришла к столу аккурат после того, как Леви разложил еду на порции. — Я думала предложить на завтрак жаркое, — все ещё сонным голосом говорила девушка. — Можем съесть его на обед, — сказал Леви. — Мне, скорее всего, придется задержаться у тебя, пока не закончится тот чертов фестиваль, из-за которого заняты все гостиницы и закрыты конторы по поиску жилья. — Он закончится послезавтра, — спокойно ответила Микаса. — Но Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется. Она взяла гренку руками, игнорируя лежащие подле тарелки столовые приборы, и откусила почти половину за раз, в то время как Леви, несмотря на отсутствие пальцев на правой руке ловко отрезал небольшие кусочки ножом и отправлял их в рот при помощи вилки. — Аккерман, не хватай ты так, никто же не отбирает, — едко заметил мужчина. — Простите, капитан, — Микаса виновато посмотрела на него, продолжая жевать гренку. — Просто они такие же, как готовила мама. Микаса решила не уточнять, что такие же гренки готовила не ее родная мать, а фрау Йегер, потому что любое упоминание Эрена или того, что так или иначе связано с ним, откликалось нестерпимой болью. Да и она до сих пор не знала, как Леви относился к выбору, сделанному Эреном чуть больше четырех лет назад. Несомненно, Армин мог рассказать капитану об их с Эреном разговоре в путях и об истинных мотивах друга, но Микаса не могла судить наверняка. В любом случае, бередить старые раны — занятие неблагодарное. Пока девушка витала в воспоминаниях, Леви принялся разливать чай. Это не был один из ее травяных сборов, заготовленных ещё с осени и хранившихся в кухонном шкафчике. Но и на черный чай, который обычно пил капитан во время службы, он тоже не был похож. Светло-зеленый напиток уже не дымился, но пар, витающий над ним, имел тонкий, приятный аромат, словно взбитые сливки на торте. Микаса сделала глоток необычного чая и поразилась его нежному вкусу: — Что это, капитан? — брови на ее лице поползли вверх, а на мягких губах застыла легкая улыбка удовольствия. — Так вкусно. — Это чай, — Леви слегка удивился такой эмоциональной реакции. — Называется молочный улун. Его производят в Империи Син. — Империя Син? — Да, ещё одно государство на континенте, входит в Восточный Альянс. — Наверное, Армин сейчас там. — Да, он говорил что поедет туда, мы виделись незадолго до его отъезда, — сказал Леви и сделал небольшой глоток молочного улуна. — А как остальные? — Конни женился полгода назад, а Жан служит в Полиции в Митре. — А ты? — А я здесь. Купила дом в прошлом году. — Работаешь? — Почти. Иногда замещаю учителей в местной школе, — Микаса допила свою чашку чая. — А Вы? Вы вернулись насовсем? — Надеюсь, что да. Когда закончится фестиваль, подыщу себе квартиру в Шиганшине, а потом попробую открыть кондитерскую или кофейню. — Кофейню? — Да, небольшой ресторанчик, где подают кофе с десертами или сэндвичами. Такие заведения популярны в Марли. — Кофе? Но он же такой невкусный… Микаса вновь представила в сознании ту коричневую жижу, которую им подали в портовом буфете Марселя несколько лет назад перед отбытием обратно на остров Парадиз. Привычного чая в том заведении почему-то не оказалось, поэтому они взяли самый дешёвый напиток из тех, что был. Да и подали его очень странно — маленькую, едва ли на пару глотков чашечку и большой стакан с водой. Тогда, девушка, как и все остальные, перелила содержимое небольшой емкости в стакан, но пить получившуюся смесь оказалось совершенно невозможно. — С чего ты так решила? — Мы же пили его во время поездки на континент. Вы тогда сказали, что он похож на… кх-м-м-м… Вспомнив события, о которых говорила Микаса, мужчина усмехнулся. Тогда капитан не сильно стеснялся в выражениях и назвал кофе «кипяченым поносом», и не будь их миссия секретной, когда не привлекать внимание — одно из основных правил, он непременно бы заставил владельца буфета вернуть полную стоимость того гадкого пойла. К сожалению, в то время ни он, ни кто-либо из его товарищей совсем не имели возможности как следует познакомиться со столь чудесным напитком, чтобы оценить его по достоинству. — Ты пила его не в самом лучшем месте, да ещё и неправильно. Эспрессо никогда не смешивают с водой. — Экс — что? — Эспрессо. Один из способов приготовления кофе. Есть ещё лунго, ристретто, капучино, латте, мокко и много других, — начал перечислять Леви. — Уверен, тебе бы понравился гляссе. — А что это? — Кофе с шариком мороженого, посыпанный сверху шоколадной крошкой. — Звучит аппетитно, — снова брови Микасы поползли вверх и она легонько улыбнулась. Девушка уже очень давно не чувствовала такую лёгкость на душе и вряд ли бы когда-нибудь могла предположить, что будет так непринужденно болтать с капитаном на своей кухне. Вчерашняя неловкость, вызванная неожиданной встречей в бане, будто испарилась. Когда с завтраком было покончено, Микаса вновь обработала рану, которой наградила своего гостя несколькими часами ранее. В этот раз Леви предусмотрительно повернул голову чуть в сторону, чтобы его взгляд не упирался в грудь Микасы, все также обтянутую пудровой трикотажной кофтой от пижамы, однако мужчина все равно чувствовал, как она поднималась и опускалась в такт глубокому и спокойному дыханию девушки. Он сосредоточил свое внимание за окном на ярком весеннем солнце, медленно и верно стремящемся к зениту. Над коммуной Фихтенау наконец-то установилась ясная погода и начался сезон весенних полевых работ.