Мир на руинах

      Повозка остановилась у невысокой белой оградки, за которой находился дом из сруба, несколько деревянных одноэтажных построек хозяйственного назначения и целая рощица яблонек с уже набухшими почками. На крыше одного из придомовых строений, совсем не имевшего окон, расположилось большое аистиное гнездо, обитатели которого бесстрастно взирали на округу и отбивали барабанную дробь своими морковными клювами, в то время как небо над ними заволакивало тяжелыми свинцовыми тучами. Воздух становился тяжелым и темным.       Со стороны улицы дом казался пустым, будто хозяева уехали из него на недельку-другую, а портящаяся погода придавала ему атмосферу мрачности и снедающей пустоты. За оконными стеклами было темно, печная труба не дымилась.       Леви открыл калитку и ступил на тропинку, ведущую на небольшое ступенчатое крыльцо с резными перилами. Пока бывший капитан шагал в сторону входа неторопливой прихрамывающей походкой, его накрыло неловкое чувство вторжения в чужое пространство, которое острыми когтями скребло по остаткам его души. Мысль о том, что гостей здесь не ждут, не давала покоя. Леви оставил трость у перил, поднялся по коротенькой лестнице и постучал в дощатую дверь. Ответа не было, окна были все так же темны. Никаких признаков жизни внутри. Попытка постучать ещё раз — всё повторилось.       «Неужели я ошибся домом?» — подумал он.       Леви развернулся и, взяв трость, пошел обратно в сторону калитки. Он уже хотел пойти искать ночлег в другом месте, но внезапно его взор остановился на почтовом ящике, к которому была прикреплена маленькая табличка с адресом, в точности повторявшим тот, что был записан на согнутом вдвое тетрадном листке. Ошибки быть не могло. Это определенно дом Микасы. По всей видимости, она ушла по делам и скоро вернётся, надо всего лишь подождать.       Леви вернулся к крылечку бревенчатого дома, снова расположил трость у перил, потом расстегнул боковой карман саквояжа, вынув оттуда чернильный карандаш и уже прочитанную газету. Резким движением он вырвал из газеты страницу с инструкциями от прорицательницы и постелил ее на крыльцо, после чего уселся, примостив рядом багаж, и принялся разгадывать кроссворд с последней страницы «Парадиз сегодня». Так Леви думал скоротать время до возвращения хозяйки дома, однако, его планам не суждено было сбыться — с серого неба начали падать крупные дождевые капли: сначала редкие и нерасторопные, но с каждой минутой их становилось все больше и больше, и они все быстрее и быстрее покрывали сухую землю.       «Черт. Не хватало ещё промокнуть!» — Леви подскочил и посмотрел на маленький козырёк над крыльцом дома — едва ли он был способен защитить от усиливающейся стихии. Леви подхватил саквояж и уже без трости заковылял в направлении ближайшей к дому хозяйственной постройки — к той самой, где на крыше как ни в чем не бывало продолжали сидеть аисты и чинно рассматривать с высоты внезапно засуетившегося мужчину в шляпе и пальто.       У строения было два входа: тот, что справа, был плотно закрыт на увесистый, слегка поеденный ржавчиной дверной замок, поэтому Леви сразу же направился к противоположному. Не раздумывая, он потянул на себя ручку дверцы, которая, едва заметно скрипнув, отворилась. Вошедшего внутрь мужчину тут же встретило возмущенное кудахтанье, а в нос ударил тяжёлый, опрелый запах прошлогоднего, местами подгнившего сена и куриного помета, отчего лицо Леви нахмурилось, приняв недовольное выражение.       Помещение, в котором он оказался, было слабо освещено благодаря небольшим отверстиям, вырезанным в боковой стене, которые с трудом можно было назвать окнами. Бледный сизый свет падал на насест, где обитательницы курятника, нахохлившись, прижимались друг к другу, а также на невысокие выложенные соломой гнезда и парочку потрепанных мётел, примостившихся в углу. Несмотря на гуляющий снаружи ветер, оконца совсем не впускали внутрь свежий воздух. Осмотревшись вокруг, Леви понял, что здесь, не то что присесть, но и поставить сумку совсем некуда. Запах птичьих экскрементов разъедал ноздри и заставлял морщиться. Не-е-ет, долго он здесь не протянет!       «Надо проверить вторую хибару, — решил Леви. — Если там закрыто, то так уж и быть, вернусь в этот вонючий сарай».       — Черт подери, где же носит эту Аккерман, да ещё в такую погоду, — пробормотал он уже вслух.       Леви перекинул сумку из одной руки в другую, шумно выдохнул и, толкнув дверь, выскочил прямо в ливень. Шляпа немного, но все же спасала от дождевых капель, встретивших его непробиваемой крепостной стеной. Крупными быстрыми шагами, лавировавшими между яблонями, ноги принесли его ко входу в соседнюю постройку — бревенчатую, как и дом, и с такой же покатой крышей, над которой возвышалась печная труба, однако размер всего строения был несколько меньше, и вход в него располагался не так, как у жилого дома, а по другую сторону, из-за чего его не было видно со стороны калитки. Леви завернул за угол и, едва завидев приоткрытую дверь, молниеносно протиснулся в неё.       «А здесь довольно чисто», — тяжело дыша и снимая намокший головной убор, отметил он.       Обонятельные рецепторы мгновенно уловили легкий и приятный аромат прогоревших сосновых дров, можжевеловых веток и запаренной березовой листвы. Дышать сразу стало легко и Леви охватило невесомое чувство эйфории. Его взгляд изучал ворс идеально чистого светлого ковра, расположившегося под ногами, ровно до того момента пока до ушей бывшего капитана разведки не донесся звук разбивающейся о пол воды.       Леви поднял глаза, и перед ними предстала стоящая в профиль обнаженная женская фигура. С ее волос, лица и плавных изгибов груди, идеально плоского живота и упругих ягодиц стекали капли воды. Обладательница столь прекрасных форм стояла за раскрытым настежь дверным проемом, ведущим в небольшое банное помещение, совмещавшее в себе парную и помывочную. Девушка плавным движением отжала длинные темного цвета волосы и принялась убирать кончиками своих пальцев остатки влаги с ресниц.       «Твою ж мать!» — не успел Леви подумать о том, что ему нужно как можно скорее и, самое главное, незамеченным, вернуться в курятник, как его левый висок пронзила острая боль, окружающее пространство наполнилось запахом железа, а единственный видящий глаз застелила тёплая алая жидкость. Все, что Леви помнил перед тем, как его покинуло сознание, так это стремительно летящий по воздуху жестяной таз.

***

      Микаса сидела на коленях на полу предбанника и корила себя за то, что так и не научилась сначала думать, а уже потом делать. Сколько раз она рубила с плеча, а потом жалела о поспешных поступках? Пока Микаса размышляла об этом, одна ее рука придерживала за плечи невысокого темноволосого мужчину, одетого в плотное шерстяное пальто, а другая — крепко прижимала светло-зеленое махровое полотенце к его левой брови и виску. Она настолько старательно держала ткань у его лба, что голова мужчины оказалась прижатой к ее ключице. Слева от них на боку лежал кожаный саквояж, рядом — упавшая полями вверх чёрная шляпа, а в самом углу комнаты плоским гладким дном кверху валялся жестяной таз, которому здесь было явно не место. С улицы сквозь приоткрытую дверь задувал ветер, нарушая звенящую тишину.       Микаса поежилась, но скорее от страха, нежели от холода, приносимого ветром. Она боялась не то, что пошевелиться, но и дышала через раз, а все потому, что находившийся в ее руках человек уже несколько минут не приходил в себя. Ткань полотенца тем временем продолжала напитываться кровью, которая в полумраке предбанника выглядела темнее, чем обычно, отчего Микасе еще больше становилось не по себе.       Вскоре, немного передвинув затекшую от тяжести левую руку, Микаса почувствовала у себя на коже размеренное дыхание продолжавшего находиться без сознания мужчины. Осознав, что его жизни ничего не угрожает, она перевернула полотенце и приложила его чистый край к иссеченной брови. Микаса глубоко вздохнула.       «Рядовая Аккерман! Выйти из строя! Десять нарядов вне очереди за швыряние тазов в старшего по званию!» — пока она продолжала сидеть, отдавливая колени, взбудораженное подсознание подкидывало ей варианты того, как дальше развивались бы события, будь она ещё на службе.       «Нет, —подумала Микаса, — за такое я вряд ли бы отделалась десятью нарядами…»       Спустя еще две минуты пострадавший замычал и, скорчившись от не до конца отступившей боли, медленно открыл глаза.       — Капитан! — воскликнула, девушка. — Капитан Леви! Простите меня, я не хотела! Я …       — Аккерман, — прошипел Леви, — не ори так, голова трещит…       — Вам сильно больно? — почти шепотом спросила Микаса, а потом ещё более виноватым голосом пролепетала очередное «извините».       Леви перехватил у нее полотенце, затем повернулся спиной, медленно сел на пол, и, переведя дыхание, неторопливым движением, сопровождавшимся шипением, характерным для той порции боли, что он получил, взялся за дверной косяк и поднялся на ноги.       — Бывало и поху… — Леви повернулся лицом к собеседнице и начал было отвечать на прозвучавший вопрос, но его голос оборвался, как только перед ним снова предстали совершенно ничем не прикрытые изящные линии шеи и плеч, округлых грудей, увенчанных бусинками сосков, тонкой талии с темнеющим посреди подтянутого живота небольшим пупком и крепкими бедрами. От прохладного воздуха, проникавшего с улицы, молочно-белая кожа девушки покрылась мурашками, а тело казалось более хрупким. Весь ее вид тотчас же взбудоражил мысли и буквально заставил кипеть в жилах кровь. Леви беззвучно глотал ртом воздух, неуклюжим движением руки нащупывая за собой опору.       — Вам снова плохо? — вскрикнула Микаса и ринулась к своему гостю, дабы второй раз успеть подхватить его, если он начнет падать, но приблизиться ей помешала вытянутая вперед мужская ладонь, остановившаяся в нескольких сантиметрах от ее груди.       Микаса опустила взгляд к руке, и в этот самый момент, будто обухом по голове, ее ударило осознание, что все это время она стояла перед мужчиной совсем голышом. Щеки медленно заливало краской, руки рефлекторно прикрыли лоно и выступающую вперед грудь, голос пропал, и девушка еще с минуту стояла как статуя нимфы, не в силах вымолвить и слово. Она посмотрела на опустившего голову Леви, затем на себя и, наконец, смущенно произнесла:       — Капитан… отвернитесь, пожалуйста, мне нужно одеться…       Все также не поднимая голову, он торопливо повернулся к ней спиной, стараясь, насколько это было возможно, укрыть под прядями темных, слегка растрепанных волос, лицо, однако зоркие глаза Микасы все же уловили покрывший его скулы розоватый оттенок, явно не характерный для человека, который пятью минутами ранее еще не очнулся от обморока. Девушку накрыло новой волной смущения, обдавшей горячим потоком все тело и под конец сжавшейся в тянущий комок в нижней части живота.       Микаса быстрыми, немного дергающимися движениями натягивала на себя выстиранную пижаму, свитер и носки, один из которых дважды выпал из ее рук, прежде чем худо-бедно был надет на ступню. Спрятав влажные волосы под косынкой, она двинулась в направлении выхода, где висел плащ и на отдельной резиновой подстилке стояли калоши.       — Я все, — сказала девушка, ныряя ногами в обувь, — идемте в дом.       Леви подобрал с пола саквояж и шляпу, и направился вслед за Микасой. Смущенный произошедшими в бане событиями, он не смел заговаривать с хозяйкой дома и старался больше смотреть по сторонам, нежели на нее.       Ливень постепенно шел на убыль, небо светлело, ветер уносил тучи в сторону горизонта, открывая взору темно-синее небо, на котором потихоньку зажигались звезды. Под ногами чавкала напитавшаяся дождевой водой грязь, стволы яблонек, омытые дождем, блестели влажными холодными бликами. Аисты на крыше курятника умостились внутри своего большого гнезда, теснее прижавшись друг к другу.       Микаса отворила дверь и вошла первая, забрав у гостя саквояж и трость, которая так и простояла у крыльца, пока ее владелец искал укрытие от дождя. Она отнесла вещи в большую комнату, после чего быстро вернулась к Леви, чтобы помочь ему разместить пальто и шляпу на вешалках в прихожей и раздеться самой.       Пока Микаса была в бане, помещение остыло, поэтому девушка сразу же приступила к растопке очага заранее принесенными ароматными сосновыми и березовыми дровами. Разувшийся Леви переместился в середину комнаты и стоял, осматриваясь вокруг: его взгляд прошелся сначала по небольшой кухне, отделенной от гостиной добротно выложенной каменной печью. На натертом до блеска круглом обеденном столе уже горела керосиновая лампа, а рядом с ней стоял белый чайный сервиз со слегка вытянутым заварочным чайником и двумя чайными парами. Кухонный гарнитур, расположившийся вдоль стен, сверкал чистотой, и на нем едва ли можно было заметить крошку или даже пылинку. Окаймленные кружевом белоснежные занавески с вышитыми на них голубыми цветами покоились на окнах, прикрывая собой тьму улицы и уже проросшую в деревянных ящиках рассаду. Закончив рассматривать вышивку на кухонных занавесках, мужчина оглядел центральную комнату, расположившуюся между печью и ширмой, которая загораживала спальное место. По центру стены рядом с окном расположилась местами протертая и продавленная софа, покрытая смятым в нескольких местах разноцветным пледом. Похоже, и софа и плед достались Аккерман от предыдущих владельцев дома. Когда взгляд Леви зацепился за незамысловатый узор на створках ширмы, хозяйка дома закончила возиться с дровами.       — Проходите, чувствуйте себя как дома, — сказала Микаса, жестом приглашая капитана присесть на диван.       Пока Леви пересекал комнату и расправлял складки на пледе, сшитом из небольших кусочков шерстяной ткани, чтобы потом устроиться на нем поудобнее, девушка снова скрылась за печью. Спустя мгновение она появилась, держа в руках белую коробку, от которой до гостя достаточно быстро донесся резкий и ставший уже привычным за месяцы, проведенные в больнице, запах лекарств.       — Надо обработать Вашу рану, чтобы не было заражения — Микаса сказала это так, будто они все еще служили и только что вернулись в штаб с очередной вылазки, на которой капитана не то, чтобы серьезно, но заметно потрепало.       Леви молчал: слова девушки заставили его вспомнить, как она по возвращении из-за стен первым делом шла помогать майору Ханжи обрабатывать раны и вправлять суставы ребятам из отряда, и только потом уже принималась за свои собственные травмы. Поначалу Леви казалось, что делала она это только ради того, чтобы быть поближе к Йегеру, из раза в раз лезшему на рожон во время вылазок. Когда мальчишка получал ранения, а это происходило практически на каждой экспедиции, Зоэ забирала его с собой в медпункт, чтобы пронаблюдать за процессом заживления травм различной степени тяжести. Сам же капитан, проводив взглядом закрывающуюся дверь лазарета, и недоумевая, для чего рядовой Аккерман пасти мальчишку-титана, которому уже ничего не угрожает и который способен исцелиться без посторонней помощи, направлялся в душ, после чего, не отрываясь от чашки крепкого черного чая, писал отчеты.       Но однажды Леви пришлось поменять свое мнение о своеобразной одержимости Микасы Эреном. Во время одной из экспедиций за стены капитан получил несколько неприятных повреждений: множественные ушибы и ссадины, рваная рана голени. Йегеру тогда повезло — он отделался царапинами и разбитой губой, зажившими еще по пути в штаб. Каково же было удивление мужчины, когда Микаса направилась не за объектом своего чрезмерного, иногда даже граничащего с навязчивостью, внимания, а прямиком в медпункт, помогая Кирштайну придерживать под плечи хромающего Спрингера. Леви пришел на обработку своих ран одним из последних и попал к Микасе, накладывавшей повязки как конвейер с ничего не выражающим лицом. Ее аккуратные и проворные пальцы быстрыми движениями промывали от грязи каждую ссадину и даже самую мелкую царапину так, что мужчина почти не чувствовал, как обеззараживающий раствор щипал раны. Швы на разорванную в клочья кожу голени она наложила настолько филигранно, что после заживления шрамы были гораздо менее заметны, чем на тех ранах, которые когда-то были заштопаны Зоэ.       Прикосновения пропитанной спиртом салфетки ко все еще саднящей брови тотчас заставили капитана вынырнуть из воспоминаний: Микаса стояла перед ним, облокотившись одним коленом о софу, и правой рукой протирала порез, а левой придерживала мешающую челку. Когда Леви слегка дернулся и зашипел, девушка подула на рану, не прекращая обрабатывать ее. Взгляд мужчины был направлен прямо вперед и невольно упирался в грудь Микасы. В доме все еще было прохладно, поэтому мягкая пудровая ткань пижамы точь-в-точь повторяла ее мягкие округлые контуры, оканчивающиеся вершинками затвердевших сосков, делая картину перед глазами Леви еще более возбуждающей. Память тут же подкинула ему воспоминания десятиминутной давности, когда грудь Микасы еще не была покрыта одеждой и, чтобы почувствовать ее мягкость, достаточно было всего лишь протянуть руку.       Щеки Леви начали стремительно наливаться кровью, под поясом брюк становилось тесно. Чтобы прогнать чувство дискомфорта, он поерзал из стороны в сторону и немного опустил голову. В ответ Микаса чуть ближе наклонилась к нему и сильнее подула на ранку.       — Так не щиплет? — спросила она.       Леви вздрогнул, после чего невпопад ответил:       — Прости, я, должно быть, напугал тебя…       Микаса вопросительно посмотрела на него.       — Когда ворвался в твою баню, — пояснил Леви, — вероятно, ты не ждала гостей…       — А, это… — Микаса снова опустила глаза. — Это Вы меня простите, я приняла Вас за бандита…       Девушка подернула плечами и обеспокоенно спросила:       — Как Вы себя чувствуете?       — Пойдет, одним шрамом больше или меньше — моему лицу уже не привыкать…       — Ну, вот и все, — сказала Микаса, наклеивая пластырь над глазом бывшего капитана.       Поднявшись с дивана, она понесла обратно в шкафчик коробку с лекарствами, но внезапно остановилась на полпути:       — Капитан, я не предложила ужин, — проговорила она, разворачиваясь в сторону гостя, — со вчерашнего вечера осталось жаркое. Я готовила его к Вашему приезду.       — Я не голоден. С твоего позволения я бы сейчас умылся и лег спать.       — В бане еще осталась теплая вода, чистое полотенце найдете в шкафчике справа от входа, — ответила девушка и сразу же добавила чуть более строго, — пластырь не мочить!       Леви кивнул, после чего взял из саквояжа умывальные и сменную одежду и вышел из дома. Он вернулся спустя полчаса и застал Микасу уснувшей на софе под лоскутным пледом с небольшой книгой в твердом переплете, которая упала ей на грудь в раскрытом виде. На корешке книги было написано «О. Генри. Дары волхвов». Леви подошел к девушке, чтобы вытащить из рук книгу и положить ее на табурет рядом с софой, а затем отвести задремавшую хозяйку дома в кровать. Когда «Дары волхвов» выскользнули из рук Микасы, она зашевелилась и, зевнув, приоткрыла глаза:       — Я постелила Вам в спальне и заварила чай, — раздался тихий, слегка хриплый голос, обладательница которого под протяжный скрип диванных пружин перевернулась на бок и по самую макушку зарылась в аляпистый плед, режущий глаза даже в ночном мраке.       — Спокойной ночи, — Леви хотел было поправить ее лежащую чуть наискосок подушку, но вовремя одернул себя.       Засыпая на хрустящих белоснежных простынях под теплым пуховым одеялом, мужчина продолжал смаковать послевкусие травяного чая, который приготовила ему Микаса. Чайная смесь расслабила тело, утяжелив веки. Засыпающий мозг Леви медленно перебирал мысли: «Это точно смесь зверобоя, душицы и ромашки. Но есть еще нотки мелиссы, липы… и, возможно, василька…»